Зло против Небытия

      Утром Владимир собрал всех оставшихся в живых.       –Значит так, слушайте боевую задачу, – начал Владимир. – Сегодня мы идем в Большую Поляну, чтобы совершить акт возмездия за наших убитых товарищей, упокой, Господи, их душу.       Произнеся эти слова, Владимир перекрестился, после чего продолжил:       –Нам нужны пленные. Немного, человек шесть хватит. Остальных, как я уже сказал, в плен не берем. Расстреливать как бешенных собак, на месте. Желательно сразу в башку целить, чтобы потом руки об них не марать. Лаврова и Сенгуш остаются в лагере. Лаврова следит за состоянием Русакова, Сенгуш – за Евтуховчием. Илья, сними Евтуховича с дерева, свяжи его и брось в яму. Сверху веток накидай, чтобы не было заметно. Остальные следуют за мной. Через пятнадцать минут сбор. Приступить.       Короткие приготовления. Снаряжение магазинов для автомата. Проверка оружия. Построение. Вперед, мстить нелюдям!       Идут, как уже опытные бойцы, без лишних разговоров. Лишь изредка слышится чирканье спички и видится дым от сигарет. Напряжение плоти и духа настолько сильно, что Вайс все-таки решается обратиться к своему другу, чтобы успокоить свою тревогу.       –Вова, ты уверен в успехе операции? – спросил у него Вайс.       –Даже если мы все там поляжем, мы будем отмщены, – ответил Владимир, глаза которого пылали праведным гневом. – По крайней мере, каждый из нас сможет забрать по одной твари, которая вчера положила наших ребят.       –Вова, они же коммунисты…       –Бог на небе не красит людей красным или белым цветом. А убивали они этих приспешников сатаны наравне с нами. Они заслужили быть одними из нас, пока эта сволочь не осмелилась лишить их жизни, – продолжал Владимир. Вайсу становилось ясно, что его командир руководствуется безрассудным желанием мстить и убивать вопреки грозящей опасности.       –Вова, но их же может быть очень много, и они могут ждать нас.       –Ты хочешь вернуться? – спросил Владимир, свирепо сверкнув своими темными глазами на своего однокурсника. – Пока недалеко ушли, можешь с Сенгушем поменяться. Или Лавровой.       Вайс обиженными глазами встретил разъяренный взгляд Владимира, который дал последнему понять, что Александр готов идти вслед за ним хоть в огонь, хоть в воду. Потому что девять лет их дружбы были скреплены не только буханкой черствого хлеба на двоих в училище и соседствующими кроватями в кубрике, но и пролитой кровью. И если нужно будет, то они оба прольют свою кровь еще раз, чтобы спасти жизни друг друга.       Прошел час, и они оказались вблизи знакомой уже деревни. Однако она выглядела подозрительно опустевшей, хотя на ее улицах можно было заметить технику, помеченную свастиками Таборицкого.       Расположившись под кустарниками, Владимир отдал указания группе.       –Снегирев, Васнецов, идете за мной. Будем пробиваться к штабу. Уверен, что они организовали его там же, куда нас привел тогда Снегирев. Крупнее здания в деревне я не наблюдаю. Там возьмем заложников и будем отвлекать их основные силы. Васнецов, отдай пулемет Вайсу. Саша, вы с Каменским остаетесь здесь, шуму зададите с пулеметом. А Каменский выведет из строя бронетехнику.       –У меня три выстрела осталось, господин полковник.       –А у них как раз три бехи. Как раз хватит на всех. А если у них три бехи, значит их здесь не больше тридцати человек. И не удивлюсь, если все вдрызг пьяные.       –Почему вы решили, что они пьяные? – поинтересовался Снегирев.       –Утро воскресенья, друг мой, – ответил с оскалом Владимир.       –Они же вроде как цвет общества таборицкой империи. Им нельзя пьянствовать!       –Пока не видят Евтухович и Таборицкий, можно все, главное не спалиться. Все. Работаем!       И аккуратными перебежками Владимир устремился к ближайшему дому.       Деревня казалась вымершей. При всех мерах предосторожности, которые принимала тройка Владимира, не было никого – ни штурмовиков, ни мирных жителей. Казалось, что жители спешно покинули ее.       –Снегирев, прикрой меня. Я к месту нашего знакомства, – прошептал Владимир. – Васнецов, топай к бехам, посмотри, что с ними и можно ли их завезти в случае чего. Внезапно раздался сухой треск выстрела. Владимир обернулся. И Васнецов, и Снегирев были целы, но они тоже не понимали, откуда вели огонь. Может быть, выстрел и остался бы без внимания как группы Бондарева, так и расположившихся здесь штурмовиков, если бы Вайс не дал пулеметную очередь для отвлечения внимания от своих товарищей.       –Ой, дурак, что ж он наделал! – воскликнул Владимир, ныряя в один из дворов. Из дома вывалились два штурмовика с наспех накинутыми шинелями и автоматами. Оба упали замертво, пораженные очередью Владимира и Снегирева. Ворвавшись внутрь, они пришибли прикладом двух не успевших еще опомниться ото сна имперских солдат, и принялись их вязать.       На улице послышался звук заводящихся двигателей. Владимир понял, что сейчас будет жарко.       –Снегирев, валим нахер отсюда! Они сейчас ебнут по нам из пушки беховской!       –А пленные?       –Нахер они нам сдались? Новых возьмем.       В подтверждение слов Владимира сзади них раздался треск пулеметной очереди и лязг разбитого выстрелами стекла. Штурмовики вычислили укрытие тройки Владимира. Оставалась надежда на Каменского и его меткость.       Последним на улицу выскочил Васнецов, которого догнал выстрел из пушки БМП. Взрывной волной прапорщика отбросило еще на двадцать метров, и он свалился недалеко от сарая, возле которого уже прятались Владимир и Снегирев. Как ни в чем не бывало, тот отряхнулся и развернулся с автоматом в сторону, где ожидался противник.       «Похоже, анекдоты про прапорщиков появляются не из пустоты», – подумал про себя Владимир, наблюдая за Васнецовым, которого снесло взрывной волной и приземлило головой в землю и вспомнив свое сотрясение после удара об броню. Между тем все три машины, находившиеся в деревне, выехали в сторону, где работал пулемет вместе с большей частью штурмовиков, расположившихся здесь. Владимир понял, что дорога на импровизированный штаб карателей открыта.       –За мной! – дал он команду.       Короткими перебежками они достигли дома, из которого сами бежали месяц назад спасаясь от нависших над деревней штурмовиков.       –Васнецов, открывай дверь. Я сейчас кину гранату с чекой, а вы танцуете в это время там. Теперь нам позарез нужны пленные, потому что остальных, скорее всего, положит Каменский.       Недолго думая, Васнецов открыл дверь, в которую тотчас полетела граната. В следующее мгновение внутрь помещения влетели все трое с воплями «Руки вверх, твари!».       Владимир был последним, кто оказался в доме. Здесь были два солдата, один унтер-офицер и один офицер, который, по всей видимости, командовал местным гарнизоном карателей. Снегирев и Васнецов принялись связывать солдат, пока Владимир держал на прицеле офицера, лицо которого казалось ему знакомым.       –Где все остальные? – спросил у офицера штурмовиков Владимир.       –По моей команде все выехали из деревни в южном направлении на звуки работы пулемета. Скоро ваш пулемет перестанет стрелять, если уже не перестал, – надменно произнес командир штурмовиков. Владимир не стал церемониться с циником и отправил его на пол ударом приклада в челюсть.       –Я вспомнил, где я видел твою морду. Мои солдаты тебя в плен взяли в Перми, недоариец. Как ты там тогда звался, а?       –Пошел ты! – процедил пленный сквозь окровавленный рот.       Пинок в бок лежащему «арийцу» дал понять, что ответ он дал неверный.       –Васнецов, посмотри, что там на улице, а мы пока поработаем над развитием коммуникативных навыков почетного члена арийского блядства.       После того, как Васнецов вышел, Владимир вернулся к допросу командира штурмовиков.       –Ну что, будешь говорить, или у тебя еще хватает зубов, чтобы сказать «нет»?       Ариец хранил безмолвное молчание. Вероятно, он рассчитывал на то, что его подчиненные успеют подавить огневую точку на окраине села, чтобы затем они расправились и с наглецами, которые ворвались сейчас в штаб. К большой досаде офицера штурмовиков, снаружи по-прежнему были слышны звуки выстрелов, которые являлись доказательством того, что Вайс и Каменский сдерживают силу, которая превосходит их десятикратно.       –Если ты рассчитываешь дотянуть время до того момента, как твои псы спасут тебя, то не рассчитывай на это: прикончить мы тебя успеем до того, как они здесь окажутся, – сказал Владимир, передернув для правдивости своих слов затвор автомата и наведя его на офицера штурмовиков.       –Заречный… Иван Федорович, штабс-ротмистр ИКШ, – протянул бывший ариец.       –А в братстве какое имя носил?       –Готлиб Крюгер.       –А теперь пошел, – пинком Владимир заставил встать бывшего смердякова, а ныне одного из палачей русского народа. – На улицу выходим, ребята, сгоняйте их в одно место всех. Васнецов, остаешься с пленными, Снегирев – за мной!       Владимир вел Снегирева на южную окраину деревни, где еще были слышны звуки отчаянной перестрелки. Вайс не собирался сдаваться ни при каких обстоятельствах, и Владимир знал об этом, отчего и торопился добраться до своего товарища как можно скорее, чтобы спасти жизнь, которую Александр сейчас старался продать подороже. За четыре минуты Владимир и Снегирев достигли южной оконечности деревни, где их взору предстало поле боя: горящие БМП, вокруг которых сновали штурмовики, пытаясь защититься от плотного пулеметного огня Вайса. Тот не жалел патронов, а просто прибил оставшихся в живых карателей длинными очередями. Каменский поддерживал Вайса, ведя более прицельную стрельбу из автомата.       Оценив обстановку, Владимир указал жестом на правую БМП, и сказал:       –Работаем!       Штурмовики растерялись еще больше, когда услышали выстрелы позади себя. Пять солдат регента свалились замертво, в результате чего правый фланг был открыт.       –По центру – огонь! – продолжил Владимир.       Центр цепи штурмовиков, равно как и левый фланг успел отреагировать на помеху в тылу, поэтому они переключили свое внимание на новых игроков на поле боя, стараясь снять бегающих от укрытия к укрытию диверсантов, проникнувших к ним в тыл.       –Снегирев, беги обратно, к Васнецову, скажи, пусть пленных сюда ведет. Будь аккуратнее, я тебя щас прикрою.       Как только Снегирев бросился наутек по дороге к дому, возле которого они оставили Васнецова и трех пленных, штурмовики начали палить по нему со всего, что можно, не обращая внимания на то, что они сами находились между двух огней. Владимир и воспользовался этим, сняв из дома короткими очередями еще троих штурмовиков.       Владимир беспокоился, что потерял из своего поля зрения Вайса и Каменского, но, когда Каменский вынырнул подобно черту из табакерки возле левой БМП, он обрадовался. Сумасшедший прапорщик в упор расстрелял двух штурмовиков, заколол штыком третьего и выбил оружие у четвертого. Владимир наблюдал за картиной рукопашной схватки, уже мчась на всех парах на помощь своему гранатометчику. Когда Каменский выбил оружие из рук четвертого, а пятый собирался уже стрелять в него, Владимир влетел в штурмовика и сбил его с ног.       –Все, мальчики! Война для вас закончилась, не успев начаться! – заметил Владимир, поднимая на ноги свою добычу.       –А где Васнецов и Снегирев? – спросил Каменский.       –Вон идут, – Владимир показал в сторону деревни.       И действительно, вскоре взору героя-гранатометчика предстали живые и здоровые Васнецов со Снегиревым, которые еще захватили с собой пленных, среди которых был еще и офицер. Вылазка, определенно, была успешной, если бы не одно «но», которое Владимир читал в глазах прапорщика, но не мог поверить или даже захотеть поверить, что оно действительно случилось.       –Коля, а где Вайс? – спросил Владимир, будто бы невзначай, хотя предчувствовал уже, какой ответ получит.       Каменский молчал, не желая говорить страшную как для командира, так и для остальных членов отряда правду.       –Ну? – рявкнул на него Владимир, давая понять, что он готов узнать правду, пусть даже и страшную для него и всех, кто здесь остался.       Каменский закрыл глаза, тяжело выдохнул и произнес:       –Командир, Вайс погиб.       –Где он лежит?       Каменский подвел Владимира и остальных выживших членов отряда к уже догорающим остаткам БМП, у которой закончился бой. Вайс лежал здесь.       Владимир посмотрел в остекленевшие глаза своего друга. Застывший взгляд Александра был направлен куда-то вдаль. Туда, где еще маячили недобитые штурмовики, которые смогли отобрать у него жизнь. Смерть была милосердна к русскому немцу, который был верен России не меньше, чем окружавшие его русские: пуля попала прямо в сердце, которую, должно быть, выпустили в упор исподтишка. В том месте, где смертоносный свинец достиг своего места назначения, Владимир видел расплывшееся кровавое пятно. Никаких сомнений у Владимира не оставалось: Сашка был мертв. Отряд, будто бы повинуясь безмолвной команде, снял шапки, чтобы почтить память погибшего товарища.       Ярость Владимира, смешанная с горем и досадой, охватывала все его чувства и мысли, и им нужно было найти выход.       –Сашку убили! Убили моего лучшего друга! – взревел Владимир. – Это ты, мразота, сделал! Ты дал приказ ехать на двух людей тремя машинами! – обратился он к перепуганному Заречному, который, как казалось, впервые столкнулся с угрозой посерьезнее чем безоружные крестьяне и раненые.       Владимир посыпал на него яростные удары руками куда попало, чтобы выпустить обуявшую его ярость.       –Вова, не надо! – вмешались Снегирев и Васнецов, которые попытались оттащить разъяренного Владимира от командира штурмовиков. – Пусть он лучше покажет, где мирные жители. Может быть, за это сохраним ему жизнь.       –Д-д-да, г-г-господа оф-ф-ицеры, я-я-я пок-кажу вам все. Т-толь-ко не убивайте, – говорил, захлебываясь слезами Заречный.       –Мерзость, – произнес Владимир, плюнув на Заречного. – А еще погоны офицерские напялил.       Временно Владимир успокоил свой гнев, ожидая того, чем закончится поход в сопровождении Заречного и других штурмовиков, которых подгонял Каменский. Через десять минут они достигли небольшой речушки, от которой исходил смрадный запах разлагающихся трупов.       –Вот что случилось с жителями деревни, – мрачно произнес Снегирев, указав на сваленные в русле ручья трупы. – Штурмовики убили их всех, а тех, кто смог убежать, отравили газом. Трупы сбрасывали сюда, чтобы партизаны не могли пить отравленную воду. И вот эти господа причастны к гибели стольких людей, – добавил он, указав дулом автомата на пленных.       –А ты воду пить из озера хотел, дурак! – сказал Васнецову Каменский, отвесив ему дружеский подзатыльник.       Владимир поочередно смотрел то на русло ручья, ставшей братской могилой для жителей Большой Поляны, то на пленных штурмовиков, которые в страхе жались друг к другу. Налитые кровью в мешках недосыпа глаза Владимира внушали им ужас. Владимир был разъярен бесчеловечностью поступка штурмовиков, который был за гранью понимания добра и зла. Этих людей, казалось, воспитал сам дьявол, поэтому и наказание для них он придумал столь же бесчеловечное. Расстрелять их или выкинуть в отравленной пустоши было бы благородством к садистам.       –Снегирев, отбери из них трех ублюдков, которые будут сейчас разбирать и хоронить трупы. Похороним их вместе с ними. Заживо.       Прикладами Снегирев погнал трех штурмовиков, которые первые попались ему на глаза. Для большего устрашения он дал короткую очередь под их ногами. В страхе за свою жизнь они побежали исполнять приказание Снегирева.       –Заречного к дереву привяжите, – отдал приказ Владимир, пока наблюдал за мучениями палачей целой деревни. – Каменский, разводи огонь. Да нет, Заречного мы сжигать не будем, мы же не инквизиция, – продолжил Владимир, отвечая на немой вопрос своего подчиненного. – А вы, двое, копайте яму, – сказал Владимир оставшимся двум штурмовикам. Это была долгая казнь, которая отбирала жизненные силы не столько из-за физического страдания, сколько из-за страха за следующую минуту своей жизни. Пленные штурмовики понимали, что вероятнее всего, они погибнут, как и их командир, которого сейчас привязывали к дереву, но в них теплилась надежда на милосердие. Между тем Владимир решил лично выпустить дух из Заречного, который отдал преступный приказ. Сначала Владимир отрезал ему пальцы, прижигая обрубки раскаленным металлом для остановки кровотечения. Заречный, должно быть, издавал оглушительные вопли, но его рот был заткнут кляпом и Владимир слышал только жалостное, но громкое мычание подвергнутого казни.       Несмотря на то, что Каменский был уже достаточно опытным бойцом, он не выдержал лицезрения мучений Заречного. Его вырвало, после чего его пошел успокаивать Снегирев, который говорил:       –Ничего, к крови попривыкнуть надо. А эта тварь ¬– не человек. Они звери, которые заслуживают такой же звериной смерти.       Нельзя сказать, что Владимиру, в отличие от Заречного, доставляли удовольствие боль и страдания. Владимир понял, что собственноручное убийство этого маньяка поможет выйти ярости, которая переполняла его при виде убитого друга и замученных маленьких детей и женщин. Владимир знал себя прекрасно и был уверен, что вряд ли бы он решился на такой изощренный вид убийства, размышляя холодной головой.       Прошло около двух часов с того момента, как началась казнь. Время от времени терявший сознание от испытываемой боли и кровопотери Заречный приводился Владимиром в чувство ведром холодной воды и пощечинами. Остальные были порядком утомлены экзекуцией. Штурмовики устали физически, а диверсанты начинали скучать. Заречный не издавал больше душераздирающих воплей, а лишь жалобно скулил, из последних сил пытаясь надавить на жалость своего палача. На его теле было уже свыше двадцати надрезов, прижженных железом.       –Ну что, гнида, понял теперь, каково издеваться над стариками, женщинами и детьми?       Сломленный командир штурмовиков лишь дернул головой и промычал что-то, пытаясь изобразить утверждение.       –Ну, славь теперь Вождя русского народа за то, что подарил тебе легкую смерть! И с этими словами Владимир разрезал руку Заречному от запястья до плеча. Для потерявшего множество крови Заречного вскрытые вены и в самом деле были избавлением от двухчасовой пытки.       –Кончайте, ребята! На колени их ставьте.       В глазах одного из штурмовиков сверкнул огонек надежды. Они надеялись, что на этом их страдания закончатся. И в чем-то пленные были правы. Страдания троих из них были окончены выстрелами в затылок и сбрасыванием в братскую могилу для жителей деревни.       –А вы, две мерзости, закапывайте яму, – приказал Владимир оставшимся в живых штурмовикам.       Многие из присутствовавших уже теряли терпение, и хотели поскорее покончить с мучениями штурмовиков, но Владимир был непреклонен: настолько была велики его ярость и желание отомстить за убитого друга. –Владимир Михайлович, зачем вам это? Уже можно было бы пристрелить их и закончить, – обратился к нему Васнецов, стоявший рядом с Владимиром и наблюдавший за морально тяжелой картиной работы штурмовиков. –Я разве заставил их страдать физически? – ответил Владимир. Они страдают сейчас душевно, потому как понимают, что им суждено умереть, но смерть не наступает. Поверь мне, нет ничего ужаснее, чем ожидать своего часа, который никак не наступает. Спросишь меня, откуда я это знаю? В читинской тюрьме было много времени, чтобы подумать. И все время, что я там сидел, я жил в ожидании того, что за мной придут. Поначалу мне хотелось жить и не хотелось умирать, но со временем наступило смирение со своей участью, которое сменилось желанием смерти как избавления. Поэтому, когда я узнал, что я свободен, я был опустошен. Потому что все свои душевные силы я готовил к тому, чтобы попрощаться с жизнью. А я сейчас потерял друга. Это точно такое же моральное опустошение, как и ожидание смерти. Потерял из-за этих людей. Так что пусть они почувствуют то, что чувствую я сейчас. –Почему тогда вы обрекли на такую жестокую казнь Заречного? –Кесарю – кесарево. Маньяк, изменник Родины и палач стариков и детей заслужил такую смерть. После того как пленные штурмовики закопали братскую могилу, Владимир приказал копать еще одну. На этот раз он хотел похоронить Сашку. Пока штурмовики копали, Васнецов соорудил из палок крест, а Владимир и Снегирев перенесли тело Вайса к месту захоронения. Душа Владимира разрывалась изнутри от горя по погибшему другу. Каждый бросок земли в свежую могилу оставлял на его сердце неизлечимый след: со смертью Александра сгинул десятилетний промежуток в жизни Владимира, за который Вайс стал ему братом не по крови, но по духу. И кто оставался у него теперь? Когда похороны закончились, у Владимира промелькнула мысль, что нужно заканчивать и выходить обратно к железной дороге, предавая себя в руки судьбы. После этой вылазки боеприпасов осталось лишь на то, чтобы не попасть в плен к прихвостням регента живыми. Впрочем, два патрона на пленников, которые были сломлены пятичасовой казнью, у Владимира тоже нашлось, хотя в какой-то момент у него проскользнула мысль оставить их в живых и отпустить без оружия на свободу. Однако и вокруг железной дороги, и в деревнях поблизости еще могли находиться недобитки из дивизии Евтуховича, поэтому Владимир решил привести свой приговор в исполнение. После похорон Вайса и решения участи оставшихся в живых штурмовиков Владимир приказал возвращаться обратно.