Инстинкт смерти

      Феликс упрямо сверлит глазами одну точку. Мысли блуждают где-то далеко, напрочь отбросив работу. Местами к реальности его возвращают короткие фразы Маринетт, направленные в его адрес, которые он упрямо игнорирует. Только звук дверного колокольчика заставляет Феликса пересилить себя.       День кажется бесконечным. Чуть ли не каждую минуту Феликс устремляет взор на настенные часы, которые, будто назло, отсчитывают секунды медленней, чем обычно. Тяжкий груз висит на душе, не позволяя работать.       Феликс всеми доступными ему способами пытается забыть те мысли о Маринетт, что преследовали его вчера. Нет, она не может сломить его веру в то, что человечество прогнило. Не может за столь короткое время зачеркнуть почти всю его жизнь.       Весь день, погруженный в мысли, Феликс ищет недостатки: она не так внимательна к работе, слишком много улыбается, почти не бывает серьезной, до ужаса упряма… Что еще он успел придумать? Да что лукавить — смотря на нее, он видит только лучший пример человека. И это его раздражает. Что может быть хуже, чем предать все свои взгляды, которых ты придерживался большую часть своей жизни? Не может быть, чтобы какая-то девчонка пошатнула его уверенность.       —Феликс, не мог бы ты помочь мне? — Маринетт тихонько ткнула его в плечо.       —Что?       Феликс оборачивается, не в силах совладать с раздражительностью. Но видя перед собой ее, беспомощно просящую об одолжении, он мгновенно смягчается. Лишь на секунду.       —На склад завезли новую продукцию, надо перенести некоторые коробки в сам магазин — обновить стеллаж с бестселлерами.       Маринетт не в состоянии поднять хотя бы одну из коробок, что уж говорить о нескольких. Феликс по обыкновению только кивает, даже не пытаясь что-то ответить.       —На складе еще завозчики, распишись в ведомости. — Вслед произносит девушка, возвращаясь за кассовую стойку, — Я не хочу туда идти, холодно.       Феликс даже не оборачивается. Мысли мыслями, а показывать свои сомнения он не намеревается. Пусть его это гложет, но он ни за что не будет колебаться.       Когда день уже близится к концу, Феликс чувствует себя бесконечно усталым. Навязчивые мысли не давали продыху, от чего сейчас в сердце щемит тоска. Тоска по теплившейся в душе ненависти к человечеству, которая была стабильней, чем сама жизнь. Но Маринетт приносит изменения — как в его существование, так и в веру. И Феликсу это мало чем нравится. Он устал. Устал от своей бесконечной усталости, которая пронизывает тело насквозь и даже глубже.       —Сегодня снова ты закроешь магазин? — Маринетт уже застегивает последнюю пуговицу пальто, ожидая прямого ответа.       —Как будет удобней. — Коротко и ясно.       Девушка счастливо улыбнулась и, крикнув короткое прощание, выскочила за дверь. А сомнения все не покидают…       Слишком добрая, слишком веселая, слишком шумная, слишком слишком… Разве он может засчитать это за недостатки? Хочется взять и забыть обо всем: о предательствах, что сбивали с ног, о почти трехстах лет жизни, о тяжести бытия. Стереть из памяти все раны, чтобы сейчас не мучиться от ненужных мыслей, а полноценно жить, не возвращаясь в болезненное прошлое. Но телесные шрамы упрямо напоминают о душевных, не позволяя забыться.       Образ этой счастливой девушки засел в голове, ее улыбка озаряет мрак. Кажется, что и весь мир способен быть таким: добрым и понимающим. Но это только кажется.       Один шаг — и боль обратится в радость. Но Феликс не способен на этот шаг, он упал, не в силах подняться — он разбился.       Продолжая пребывать в глубоких раздумьях, Феликс не спеша поднялся в пустующую квартиру. Его неустанно встречала тишина.       Феликс распластался на заправленной кровати, по привычке уставившись в потолок. Он уже изучил каждую трещинку, каждую потертость, но все еще не отрывает взгляда. Так проще сосредоточить поток мыслей.       Только тихое тиканье часов нарушало зловещую тишину, которая воцарилась в комнате. Не было слышно даже дыхания Феликса. То ли потому, что он не хотел его слышать, то ли потому, что не хотел уже дышать.       Ход часов постепенно становился все громче, с каждой секундой Феликс все отчетливее слышал этот раздражающий стук стрелки. Не менее раздражающий звук капающего крана с кухни также доносится до слуха. Медленно, но верно в ушах собирается целая отвратительная симфония звуков, которые уже невозможно выносить: скрежет половиц, тиканье часов, шуршанье покрывала, стук капель и даже звук фоновой тишины. Все это грузом наваливается на голову, которая тут же начинает болеть.       Феликс выдохнул. Он потирает руками виски, но это мало чем помогает. Он резко поднимается с кровати и раскрывает окно, пуская внутрь прохладный ветерок. Свежий воздух пережимает ему легкие, становится трудно дышать. Он обретает тишину, что заставит вырвать собственное сердце.       Прожитый день становится все тяжелее. Груз мыслей тяжкими оковами тянет вниз, цепляясь за каждую мелочь.       —Я не хочу испытывать угрызения совести за многовековую ненависть к людям… — Феликс опускает голову на подоконник, зарываясь руками в волосы.       Единственное, что ему по-настоящему хочется — прокричать: «Помогите». Значит ли это, что ему нужна помощь? Или же он просто хочет прокричать о помощи? На самом деле, это неважно… Абсолютно неважно.       Маринетт в глазах Феликса становится виновницей происходящего с ним сейчас ужаса. Она выбивается из рамок его представлений о человеке, тем самым нарушая его душевное равновесие. Спокойствие придавало ему то, что отвратительный мир утопал в грязи из прогнившей толпы, что у него был повод злиться на все человечество, а не только на предавших его людей. Но сейчас это убеждение пошатнулось. Из-за нее. И как с этим жить дальше Феликс пока не знает. Все его существо противится изменениям.       Жизнь Феликса так медленно текла, очень медленно, час за часом, минута за минутой. Ему всегда приходится ждать: пока сахар растает, память умрёт, рана зарастет и оставит шрам, солнечные лучи скроются за горизонтом, несчастье рассеется и исчезнет. Странная аномалия двух ритмов. Дни галопом уносятся от Феликса; и всё же долго тянувшееся время утомляет его, смертельно утомляет.       Внутри становится слишком холодно. Феликс закрывает окно, возвращается к кровати и несколько минут стоит подле нее. Наконец, в голове пустота. Становится легче дышать. Отбросив все, он пытается как можно скорее уснуть, дабы преодолеть сознание. Но сны приходят далеко не красочные…       Воспоминания о первой смерти промелькнули в затуманенном разуме. Теперь Феликс не хочет засыпать, но усталость берет свое. Та смерть была поистине мучительна. Не болью, не страхом, а предательством. Когда твой друг, которому ты доверяешь всей душой, вонзает в тебя нож, это запоминается навсегда. Что он преследовал этими действиями? Чего хотел добиться? Что было бы, если бы Феликс действительно умер? Эти вопросы вихрем кружили в его голове, не позволяя очнуться от кошмарного сна. Он снова и снова переживает этот день.       После того, как Феликса убили, он открывает глаза только на следующее утро. На том же самом месте, где и был убит. Рядом никого. Только окровавленный нож свидетельствует о реальности произошедшего. Все тело горит, будто кровь закипала. Найдя в себе силы подняться, Феликс оглядывается по сторонам — ни души. Только вернувшись в ту таверну, он застает там пару выпивох, засидевшихся до самого утра. Феликс ничего не понимает. Абсолютно ничего.       Он целый день бродит по городу в поисках Мишеля, чтобы хоть что-то разъяснить. Он все еще не понимает, что друг действительно убил его, что он вонзил в него нож, не колеблясь. И, все еще не осознавая этого, Феликс отчаянно ищет его. И отчаянье это возрастает с каждой минутой.       Феликс нашел его… Нашел в том месте, где они впервые встретились — это их секретное место. Мишель смотрит на него стеклянными глазами, гримаса скорби застыла на его осунувшимся лице, он выглядит мертвее мертвых. Веревка перекрыла кислород, ноги не доставали до земли…       Феликс резко открывает глаза, тяжело дыша. Картина прошлого снова всплывает в воспоминаниях, острием вонзаясь в и без того слабое сердце.       Хочется стереть память, забыть о той жизни, что когда-то была дороже всего. И вдруг Феликсу показалось все таким неправильным и гадким, что хотелось заплакать, захлебнуться во тьме и уснуть навсегда. Несказанная печаль охватывает его. Время течет, меняется, ничего не оставляя от прежнего. Прощаться всегда тяжело, но вспоминать порой еще тяжелее...       И Феликсу намного проще заниматься раскаянием, чем самоизменением.       Пора на работу. Феликс опаздывал.