Инстинкт смерти

      Иногда Феликсу хочется думать, что с каждым разом он будет чувствовать боль все меньше и меньше, до тех пор, пока и вовсе не потеряет способность что-либо чувствовать. Но пока этого не происходит, он продолжает существовать, перекрывая отчаянье подобием равнодушия.       Книжный магазин является тем местом, в котором Феликс может почувствовать себя в своей тарелке. Он занимается размеренной и тихой работой, которая придает ему сил двигаться дальше, почувствовать себя на мгновение обычным человеком. Но все это рушится, как только он поднимается в свою холодную квартиру, ложится на остывшую постель и ночами пялится в потолок в поисках лучших мыслей. Феликсу достаточно одного тончайшего дуновения ветра, пробивающегося сквозь щели старого окна, чтобы почувствовать мельчайшие изменения в его застывшей во времени жизни. Этот факт одновременно успокаивает и пугает: спокойно на душе от постоянства, от стабильного угасания интереса; страшно, что, ненадолго закрыв глаза и совсем не шевелясь, можно обратиться в ничто. Это просто исчезновение. Без звуков и боли.       Феликса нет.       День обещает быть плодотворным. На склад завозят новую поставку бестселлеров; поступает новый крупный заказ на необходимые учебники от маленькой школы, что находится в нескольких кварталов от книжного; в преддверии новогодних праздников обновляются стеллажи возле входа, а люди снуют туда-сюда в поисках лучшего подарка для своих близких. Нет времени даже на мысли об отдыхе.       Феликс неустанно разбирает новые книги в блестящих, еще никем не тронутых обложках, наслаждается запахом свежей краски, осматривает товар на наличие каких-либо повреждений. Он отвлекается от приятного дела только с очередным звоном дверного колокольчика. Проконсультировав очередного покупателя, он снова возвращается к приятному, игнорируя весь оставшийся мир.       Книги погружают в новый, невиданный до сего момента мир, открывая новую вселенную. Они погружают в свою атмосферу, позволяя отключиться от внешнего мира и забыть о накопившихся проблемах. Убегать от реальности так приятно, когда человек бежит в поистине прекрасную книгу.       Феликс любит книги и все, что с ними связано. Хотя бы потому, что только они оставались с ним на протяжении всех этих долгих лет, они были рядом даже тогда, когда сам Феликс не ощущал под ногами земли и не чувствовал никакой опоры, чтобы устоять.       Он падал, когда все вокруг стояло.       Тогда Феликс чувствовал, что надо умереть, чтобы тебя полюбили. Надо упасть с обрыва и, схватившись за скользкий выступ, изо всех сил держаться и не упасть, чтобы в конце концов его кто-то да спас. Бороться, но не до конца. Чтобы у другого был шанс обратить на него внимание.       Феликс тешит себя мыслью, что сам выбрал путь одиночества. Отрицает, что когда-то был готов стать жертвой ради чужого внимания и поддержки. Но по итогу он слишком отдаляется от людей, которые приближаются. Неосознанно, но он боится этой самой близости. Потому что где-то глубоко в израненной душе он знает: рано или поздно ему придется покинуть этих людей.       Феликсу, время от времени, хочется отгородиться от всего мира настолько, чтобы никогда больше не произносить ни слова, чтобы не слышать никаких посторонних звуков и не видеть подобие человека. Но, оглядываясь назад, он понимал, что это сведет его с ума. Отказаться от этого мира кажется таким манящим и прекрасным, но рассудок кричит от того, насколько ужасна эта мысль для разума. Вечно находиться один на один с самим собой, со своими навязчивыми и угнетающими мыслями заставит свихнуться любого. Даже бессмертного монстра, готового проклясть человечество.       Как бы Феликс не кичился тем, что одиночество — лучший подарок для его долгой жизни, он понимает, что абсолютно один он не сохранит остатки сознания воспаленного мозга. Сумасшедший он будет жить вечно, сам же страдая от этого безумия.       Осознание звонкой пощечиной отзывается в жалкой душе Феликса. Легче не становится.       Феликс устал ходить по земле, он прожил почти три сотни лет.       Какая глупая жизнь. То и дело норовит всполошить, а потом спокойно наблюдать. Ощущение, что все это только сильно затянувшийся сон, похожий на кошмар. Сегодня все как вчера, все та же злая игра, которая заставляет Феликса снова и снова возвращаться к прочтению правил, что никак не могут ему запомниться.       Феликс отрывает застывший взгляд от книги в руках, осторожно кладет ее на ближайший стеллаж и оборачивается на часы. Время закрытия. Рабочая смена пролетела незаметно даже для него. Магазин пустовал. Не было не только людей, но и доброй части завезенных изданий. Праздники делают свое дело.       Маринетт нигде не было видно, хотя пора уже уходить. Ее вещи, лежащие на месте, свидетельствуют о том, что она еще не покинула магазин. В подсобке горит свет, что становится очень странным наблюдением — там хранятся товары на списание. Прежде чем войти, Феликс тихо стучится в приоткрытую дверь, откуда доносится тихое шуршание.       —Входи. — Доносится тихий голос.       Феликс незамедлительно проходит внутрь, обходя стороной стопки пыльных старых книг, кучами сложенных на полу. Затхлый воздух и тусклая лампа, изредка мигающая. Вряд ли это является тем местом, в котором хочется проводить время. Феликс тут же устремляет вопросительный взгляд на девушку.       —Смотри! — Маринетт подзывает напарника к себе, с широкой улыбкой указывая на нереально гигантскую груду самых запыленных томов. Некоторые из них уже были протерты и отложены.       Феликс делает шаг, но останавливается на половине пути.       —Это же такая находка! — Девушка не может усмирить свою необъятную радость. Она кладет очередную протертую книгу на специально принесенный для этой функции стул.       Феликс сдается и уже уверенно подходит к найденным девушкой сочинениям. Старые обложки и пожелтевшие страницы ясно дают понять, что их забыли вынести после списания, вот они и живут здесь уже будто более пятидесяти лет. Гектор Мало «Без семьи», Жозефина Коломб «Дочь комедиантов» и еще несколько произведений в таком духе. Странный набор с каждой минутой пополняется не менее старыми романами из завалявшейся кучи других.       —Это же то, что я читала в детстве! — Маринетт не перестает восторгаться, от радости выкрикивая фразы.       Феликс молча берет со стула верхнюю книгу. Шершавая обложка неприятна на ощупь, она выцвела, а страницы совсем уж состарились. Но улыбка непроизвольно подступает к холодному лицу Феликса. Так странно.       —Я хочу забрать несколько. — Маринетт кладет последнюю поверх других, она поднимает уставшие глаза на напарника, который рассматривает одну из ее находок.       —Мгм… — Феликс лишь мычит согласие, но потом все же решает спросить, — Как ты вообще здесь оказалась?       —А! Это… — Девушка хихикает, но продолжает, — Один из покупателей спросил про одно издание, которое списали буквально пару дней назад. Когда пришла сюда за ним, увидела это сокровище! — Маринетт выглядит сейчас такой счастливой, что улыбка не в состоянии сойти с лица Феликса.       —Понятно… — Он кивает ее объяснениям, отводя взгляд от нее на книгу в руках, — Тогда пошли? — Берет оставшиеся тома со стула и несет их к выходу, не оглядываясь на девушку.       Маринетт покорно последовала за ним, попутно выключая в подсобке мигающий свет. Она не успевает выйти за дверь, как одна из стопок книг, которые неустойчиво собирают пыль, обрушивается на нарушительницу спокойствия сего богом забытого места.       Феликс моментально возвращается к подсобке, услышав непонятный грохот. Открывает дверь и видит Маринетт на полу, придавленную огромным количеством оставленных здесь изданий.       —Ты как? — Он, ориентируясь на поступающий из основного зала свет в небольшую щель между дверью и стеной, разгребает упавшее.       —В норме… — Маринетт изо всех сил старается не заплакать, что получается у нее из ряда вон плохо.       Феликс, нащупав неподвижную руку напарницы, помогает ей подняться, но понимает, что ее нога на данный момент не в состоянии удержать хозяйку — вывих стопы. Маринетт поднимает на него виноватый взгляд, наполненный слезами. Но она не позволяет себе разрыдаться. Феликс молчит. Он отводит взгляд в сторону, быстрыми движениями берет девушку на руки и, услышав короткий вскрик, выносит ее из злосчастной подсобки. Первым делом он усаживает девушку на край тротуара снаружи магазина, возвращается внутрь буквально на минуту, выходит с ее верхней одеждой и выбранными до происшествия романами.       Маринетт все это время молча наблюдает за происходящим, не в силах что-либо сделать или даже сказать. Ей больно и стыдно. Хочется разреветься, убежать отсюда и больше никогда не возвращаться. Она чувствует себя опозоренной в глазах человека, расположения которого она так старательно добивалась. Она уткнулась лицом в согнутые колени, все еще изо всех сил стараясь сдержать слезы боли и обиды на саму себя.       Феликс, пару раз провернув ключ в замочной скважине, ловко опускает связку в карман и возвращается к тихо сидевшей на том же самом месте Маринетт. Все это время она сидит неподвижно, даже не пытаясь поднять голову к рядом стоящему. Он громко выдыхает, наклоняется и накидывает ей на плечи ее пальто, ставит рядом книги.       —Возьми их в руки. — Он звучит строго.       Маринетт беспрекословно выполняет его «приказ»: не поднимая головы, она выпрямляет колени и кладет на них принесенную груду. Феликс не дожидается никаких дальнейших слов, снова берет затихшую девушку на руки. В этот раз она даже не вскрикнула, только съежилась — то ли от холода, то ли от страха перед ним.       Феликс поднимается на второй этаж магазина, быстрым движением руки, всеми силами стараясь не уронить драгоценную ношу, отпирает дверь в квартиру и беспрепятственно проходит вглубь. Он усаживает Маринетт на единственную доступную для сидения поверхность — кровать. Все проходит в полнейшей тишине, никто ее не смеет нарушить. Входная дверь заперта, свет включен.       Феликс выуживает из прикроватной тумбы небольшой прозрачный контейнер с медикаментами первой необходимости. Нога девушки уже заметно опухла и покраснела. Феликс смотрит в глаза Маринетт, будто спрашивая, может ли он делать то, что должно. Она осторожно кивает, подрагивая.       Феликс осторожными движениями укладывает девушку на кровать, приподнимает пострадавшую ногу для предварительного осмотра. Повезло, вывих неполный и закрытый. Феликс еле ощутимыми для Маринетт прикосновениями старается ей помочь: он кладет под ногу свернутое покрывало, чтобы она находилась выше туловища; уходит на кухню и возвращается с холодным компрессом. Он осторожно прикладывает его к опухшей стопе, девушка вздрагивает.       Наконец, после проведенных махинаций, Феликс устремляет взгляд на Маринетт. Сейчас она похожа на самое беспомощное существо, которое он мог только видеть. Она вжалась в кровать, глаза ее наполнены слезами, но она все еще держит себя в руках. Такая странная ситуация. Феликсу снова хочется улыбнуться.       Он осторожно берет ее за руку, от чего она снова вздрагивает, но не отдергивает. Их взгляды пересекаются. Маринетт становится еще более неловко.       —Боже, что за ситуация… — Ее голос дрожит.       —Плачь… — Феликс провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, отворачивая голову на пустую стену.       —Что? — Маринетт вспыхнула, ей хочется ударить его, но пока у нее нет этой возможности.       —Ты… можешь поплакать… Я не буду смотреть. — Он крепче сжимает ее ладонь.       Маринетт замолчала. Из глаз брызнули слезы. Слезы боли и стыда, может даже благодарности. Она тихо всхлипывала, одной рукой стирая соленые дорожки с лица, а другой вцепившись в мужскую ладонь, что крепко держала ее все это время.