Хроники Тартара

Виктору завтра тринадцать лет. А ещё завтра в его жизни произойдёт та встреча, что принято называть "судьбоносными". Но он об этом пока не знает. А сегодня его снова посещает Лигул. Оказывается, что день рождения завтра не только у Виктора, но и у Мефодия Буслаева — наследника Кводнона. А я тогда кто? — хочет спросить Шилов, но, естественно, молчит. А тринадцатилетие — особый возраст для Мрака. Буслаев официально становится преемником Кводнона. Стражи празднуют, ведьмы гуляют, суккубы и комиссионеры устраивают дебоши в лопухоидном мире. А я тут причём? — проглатывает ещё одну реплику Виктор. В Тартаре в честь праздника будут проходить скачки. А после них некоторые высокопоставленные особы могут захотеть проехаться по всему Среднему Тартару. Всему, подчёркивает Лигул. А это включает в себя и площадь у Канцелярии, и Рощу Висельников, и Круглый провал, и Большую Пустыню. Виктор на секунду вскидывает глаза, проверяя, не ослышался ли. Но вот незадача, продолжает Лигул. Большая пустыня — место опасное. Нужен проводник. Который сможет встретить гостей у, скажем, скальной гряды, показать им северную часть Большой Пустыни и довести до дороги, ведущей до Канцелярии. — Ты ведь умеешь ездить верхом? — не столько спрашивает, сколько утверждает Лигул. Виктор снова кивает. С дикими конями из Нижнего Тартара он знаком давно. Ещё когда он жил при Канцелярии, его обучали верховой езде местные конюхи, да и позже, уже в Пустыне, он не раз заставлял себе служить этих диких скакунов, забивающих копытами даже саблезубых тигров. — Само собой разумеется, за безопасность всей группы ты отвечаешь головой, — ласково завершает разговор Лигул. С полудня Виктор сидит на обочине дороги, прислонившись спиной к отколовшемуся от скалы камню. На третьем часу ожидания на горизонте появляются точки, а ещё по прошествии времени эти точки приобретают очертания всадников. Делегация оказывается весьма скромной — одна наглухо закрытая колесница, пять двоек охраны, и один предводитель, плотный коренастый страж, представившийся Тобулом. Руку тот не протягивает, да и смотрит не то с презрением, не то с недоумением. Дескать, это я, страж, должен слушаться человека? Лопухоида? Да ещё и мальчишку, которого соплёй перешибёшь? Впрочем, когда Виктор снимает у него с воротника жука-взрывателя, оставляющего после себя личинки, способные устраивать многометровые воронки, презрения во взгляде Тобула становится намного меньше. Виктор гладит доставшуюся ему кобылу, чуть похлопывает по блестящей шее. Ужасно красивые — вот самое точное описание Тартарианских коней. Скелетообразные, угольно-чёрные, с яростными глазами, жёсткими косматыми гривами... Кавалькада быстро продвигается по Пустыне. Тобул, поначалу активно пытавшийся вылезти вперёд провожатого, вскоре успокаивается. Особенно после того, как, разогнавшись, едва не летит головой в овраг. Пару раз Виктор соскакивает с лошади, чтобы разобраться в следах и выбрать наименее опасный путь. Часто над ними пролетают птички, которых Тобул с ходу называет птеродактилями. Неоднократно они видят громадных сколопендр величиной с вагон. Не обходится и без прямого столкновения. Виктор сочувственно наблюдает, как лучники из их отряда пытаются издалека пробить чешую эхилота. Тобул попадает стрелой чудовищу в глаз — тому, впрочем, от этого ни горячо ни холодно. Пару минут Виктор терпеливо ждёт. Потом убивает эхилота сам, несмотря на протестующее сопение Тобула. Затем, поразмыслив, набирает немного выделившегося из жвала яда в специальный пузырёк. — Трофей, — поясняет Шилов Тобулу. Тот начинает что-то говорить, но внезапно, углядев что-то за спиной у Шилова, замолкает и каменеет лицом. Виктор оборачивается. Чья-то бледная рука, высунувшись из окна кареты, требовательно стучит по дверце. Шилов подходит. Затем, догадавшись, чем вызван такой внезапный интерес к его персоне, протягивает склянку. Краешек плотных чёрных штор отодвигается. Уже виденная прежде рука забирает склянку, но Виктора это вовсе не волнует. В карете… девчонка? Да, действительно, девчонка, вряд ли старше самого Виктора. Кожа бледная, будто обесцвеченная. Голубые, чуть раскосые глаза. Пухлые алые губы, единственная яркая черта этого безжизненного лица. И, самое главное, эта девчонка — человек с эйдосом! Они рассматривают друг друга совершенно одинаковыми ошеломлёнными глазами. Виктор чувствует, как его эйдос, реагируя на человеческое присутствие, вспыхивает внутри грудной клетки, и готов поклясться, что девчонка испытывает тоже самое. Ему бы сказать что-то, или хотя бы назвать своё имя, но недоброжелательный взгляд Тобула огнём обжигает затылок. Виктор смотрит на девчонку в последний раз и еле заметно подмигивает. И эйдос внутри взрывает сердце светлыми искрами. Такое, конечно, скрыть нельзя. Отъезжая назад, Виктор видит, как Тобул, обделённый царственным вниманием «высокопоставленной особы», внимательно разглядывает его, а потом что-то шепчет в рукав. А стоит им довести карету до Канцелярии, доехать до конюшни и спешиться, как к Виктору подходят трое уже поджидавших тут тартарианцев. Его отводят куда-то в подвалы. Бьют долго, неспешно, со вкусом. Виктор пытается мысленно абстрагироваться и наблюдать за происходящим как бы со стороны. Зуб. Другой. В висок не бьют, хотят оставить в сознании. Скула горит. Завтра лицо распухнет, глаз будет не раскрыть. Удар под дых — так, что воздух застревает где-то в животе. Ногой по рёбрам, с размаху. Хруст. Виктор не позволяет себе кричать, только дышать. Удар. Выдох. Короткий вдох. Сопротивляться бесполезно, так только раззадорить. Острая боль в плече от выкрученной руки. Пинок под зад. Не столько больно, сколько унизительно. Снова лицо. Нос сломан. Кровь заливает одежду. Видя, что тартарианец замахивается ногой для удара в пах, Виктор успевает зажмуриться, сосредоточиться и представить, будто прыгает в прорубь. Ледяной водой обжигает так, что удар кажется едва заметным. Кто-то хмыкает. — Крепкий. Ладно, давай его сюда. Вяжи. Шилова привязывают к стулу. Дверь хлопает. Виктор приоткрывает глаза, насколько может. Облизывает распухшие губы. Воды бы... Дверка деликатно приоткрывается. Шилов щурится, но в глазах всё расплывается. То, что это Лигул, Виктор понимает, только когда горбун оказывается совсем рядом, цепкими пальцами хватает его за подбородок и рассматривает избитое и вспухшее лицо. Шилов ожидает, что Лигул будет язвить, но нет. Глава Канцелярии лишь цокает языком, морщит по-обезьяньи подвижное личико и кладёт руки Виктору на виски. Lapsus memoriae. Виктор проваливается в черноту. Формула стирания памяти ему знакома по воспоминаниям Хоорса. Нетрудно догадаться, что именно хочет удалить Лигул. Прощай, девушка с алыми губами.