где любовь моя

Свистящее прерывистое дыхание. Могильный холод под кожей. Протяжное, едва слышное рычание. Боль, мгновенно пронзающая ладонь. Пит открывает глаза, и всё вокруг залито тьмой. Окно открыто настежь; занавески развеваются под несильным ветром, и луна совсем бледная и почти не даёт света. Один ли он здесь? Кто рядом с ним так громко дышит и гортанно рычит? Чудище? Переродок? Чёрт возьми, нет. Только не это. Он ненавидит переродков. Переродки убили его семью. Они убили его друзей, знакомых, они… Нет, не они…

oh who is she

a misty memory

a haunting face

is she a lost embrace?

Она. Это она убила их всех, уничтожила, перегрызла им глотки, перетянула артерии, словно верёвки… Под её зубами, руками, кожей перестали биться их сердца. Пит поднимается резко, с силой. Он понимает, кто рычал — это был он сам. Потому что рядом она. Грёбаная капитолийская шлюха. Лежит тут, рядом с ним, в его кровати! Переродок! На её руках кровь — эти руки так близко к нему. Он в шоке стискивает рот ладонями, хотя не произнёс ни слова; чувствует, как стягиваются до точек его зрачки. Почему… почему он так назвал её? Его щёки горят, но руки холодные как лёд. Она лежит на боку, волосы растрёпаны до невозможности, и от неё исходит еле ощутимое тепло. Пит отшатывается, щурится. Что это забыло в его постели? Это отродье…

am i in love with just a theme

or have i had just a dream?

a mystery

oh who is she?

Как он это допустил? Он оглядывается вокруг ещё раз, тяжело дыша, напряжённый до невозможности: плечи подняты, ладони сжаты в кулаки, ноги готовы бежать. Зубы — готовы рвать. Чтобы спасти себя, свою семью, братьев… Но они ведь уже мертвы. А жив ли он сам? Пит хмурится. Чёрт побери, это уже ни разу не смешно. Он соскакивает с края кровати и спиной прижимается к стене. Почти заставляет себя закрыть глаза и сосчитать до десяти. Зачем? Зачем он это делает? Он давно мог убить её, обезвредить, уничтожить опасное оружие, уничтожившее сотни и тысячи… Или просто спастись бегством. На секунду он думает: «или спасти её от меня самого», но эти мысли перекрывает грубый, тихий и звенящий голос, шепчущий ему на ухо. Голос говорит: «ты ведь знаешь, Пит. Ты же всегда знал, что она осталась жива только из-за того хлеба, что ты бросил ей много лет назад. Сейчас ты знаешь, что должен сделать с этой сукой, Пит, ты же хочешь отомстить за свой Дистрикт, за себя самого? Ты же хочешь этого?», и Пит гулко сглатывает. Он не позволит. Чёртов тупой идиот, почему нет? Его тело делает рывок, готовясь прыгнуть на неё сверху и застать врасплох, но Пит пошатывается и зубами впивается в собственную ладонь. Почему он так не хочет этого делать? В голове туман, мешающий мыслить. Все образы оказываются подёрнуты дымом, ядовитым газом, который он вдыхал в камере… в камере Капитолия под надзором Сноу. Или это была Китнисс? Где она, где Китнисс? Перед глазами тёмно-зелёные пятна, и он слышит, как отец зовёт его по имени. Слышит, как кричат вокруг тысячи людей, слышит лязг лезвий и свист пуль. Звуки режут уши, врываются к нему в голову ураганом. Собственных мыслей он не слышит. Он - в эпицентре войны. Виски сдавливает резкой болью, будто он от души приложился затылком о камень. Боль прошибает глаза, голову, грудь в районе сердца… Он бессильно падает на колени. Глаза закрываются сами собой. Сейчас его снова будут пытать? Будут доказывать, что Китнисс — убийца? Что она — зло? Зачем они это делают, он ведь никогда, никогда не забудет, кто она такая, что на самом деле она…

oh who is she

a misty memory

a haunting face

as she a lost embrace?

Он видит Китнисс на Луговине, когда густая, сверкающая на восходящем румяно-розовом солнце трава отражается в её глазах, в её косу вплетены цветы — ромашки, жёлтые одуванчики, медуницы, гвоздика, — и она улыбается так открыто и радостно, что сердцу становится больно.

i call her name

across an endless place

she'll answer me

wherever she may be

Пит видит Китнисс, замешивающую рядом с ним тесто. Она смеётся от очередной его глупой шутки. Он видит её, сосредоточенно перевязывающую его рану. Предостерегающую об опасности, когда они были на Арене. Видит её, сидящую на дереве. Выступающую на шоу Цезаря. Он слышит, как Китнисс говорит ему, что любит. Голос её звучит будто из-под воды, он множится, кругами накладывается сам на себя и эхом отдаётся в каждом уголке сознания. Так, «люблю» превращается в «убью». И, наконец, Пит видит Китнисс с деформированным лицом и хищным кровавым оскалом на нём. Она в огромной толпе, и она замахивается тяжёлым ножом на всех вокруг. Толпа — родители и братья Пита, его знакомые и друзья, весь Дистрикт. И со страшным булькающим смехом она убивает их всех. Последний — сам Пит. Теперь в её глазах отражается сталь и кровь, на её щеках копоть. Боль сверлит мозги, давит на глазницы, будто чьи-то грубые руки, и грозится выбить из тела весь дух. Образы накладываются друг на друга, и сквозь грызущие судороги он не знает, чему верить. Что из этого было на самом деле, какое воспоминание настоящее, какое подделанное? Затылок будто раскалывается на части. Мучительно больно он решает, что же делать: поверить Сноу и уничтожить её, стереть переродка с лица Земли, или…

oh who is she

a misty memory

a haunting face

is she a lost embrace?

Всё пропадает. Разум вмиг оказывается пуст, как если бы в нём никогда ничего и не было. Теперь он не ощущает боли. Неужели всё закончилось? Но Пит стоит на коленях, схватившись за голову, зубы его дико стучат от холода вокруг… и по шее стекает капля ледяного пота. Протяжно выдыхая, он сдувает упавшую на лоб прядь волос. Что произошло? Пит силится вспомнить, о чём он думал. Такое ощущение, будто ему изрезали на части всю душу. Так всегда после приступа. Воспоминания о произошедшем и о мыслях всегда приходят спустя пару минут — это он выучил наизусть. Так что он просто сидит и ждёт во тьме и в тишине. На кровати Китнисс зловеще шумно устраивается поудобнее, во сне, видимо, поняв, что он куда-то делся, и зарывается в одеяло. Китнисс? Она тут? Что она тут делает? Пит ненавидит те моменты, когда он обо всём забывает. Он готов плакать, потому что она — она! — и впрямь тут, в их общей постели в его (их) доме. А он называл её — как?.. Шлюхой, переродком, отродьем, чудовищем. Снова все его воспоминания, вся Китнисс запятнана этой мерзостью. На её чистый настоящий образ приходится десять образов выдуманных и отвратительных. Пит так хочет впрямь приложиться обо что-нибудь головой, расцарапать своё лицо и вырвать все волосы. Он вновь обессиленно пошатывается, стискивая себя руками, и медленно моргает. Сам у себя спрашивает: «я ненавижу Китнисс — правда или неправда?», и сам себе отвечает. Конечно, конечно же нет. Он любит её. Любит до дрожи в руках, до цветных звёздочек в глазах, до полуобморока, как Богиню, до того, что умер бы вместо неё, не раздумывая. Самолично он вынет своё сердце из груди и отдаст ей, если её собственное вдруг перестанет биться. Как она вообще его выносит? Что она о нём думает, знает ли она, какими эпитетами он награждает её в периоды охморных приступов? Он ненавидит сам себя, но он правда пытается прекратить всё это, избавиться от приступов — так или не так, правда или неправда? Он все силы положил, чтобы запомнить, кто такая Китнисс. И всё… насмарку. Чёрт. Но сегодняшний приступ был не таким сильным, как все остальные — по правде говоря, он стал одним из самых нетрудных и недолгих… Можно ли это назвать прогрессом? Что сказала бы она?

Китнисс. Он делает несколько нетвёрдых шагов к кровати. Так холодно — температура тела ещё не вернулась в норму, — что он готов выть, но он видит её лицо, растрёпанные чёрные волосы… И несильно теплеет. Садится сначала на край кровати, затем двигается всё ближе и ближе к ней и ложится. Несмело тянет на себя одеяло. Пит выдыхает. Её лицо прямо напротив его, и он помнит, кто она такая. Она дышит неслышно; ресницы не дрожат. Каждая чёрточка, каждый миллиметр её кожи изучен им сотни и тысячи раз. Она живая, она человек, и она любит его. И он обнимает её. Он шепчет: — Прости, — Китнисс не узнает, если с его ресниц сорвутся капли. Не будет смотреть на него так, будто это она во всём виновата. Потому что это Капитолий, Сноу, Койн, чёрт возьми, хоть Хеймитч… сам Пит. Но не Китнисс, только не она. Она — светлая, живая, дышащая. Она — его, Пита, единственное спасение от самого себя. Это всегда Китнисс. Она — жизнь.

somewhere across the sea of time

a love immortal, such as mine,

will come to me

eternally.

immortal she

return to me

— Прости меня.