Метаморфозы

Существует три неоспоримых этапа влечения людей. Первый — симпатия. Ты смотришь на внешность человека, улавливаешь детали, которые тебе импонируют. Цвет волос, рост, форма губ, цвет глаз. Что-то привлекает твоё внимание, и первый этап оказывается запущен. Ты очаровываешься человеком. Второй этап — влюблённость. Ты не только смотришь. Ты слушаешь человека, пытаешься запомнить его маленькие привычки, наклонности. Покачивание головой, покусывание нижней губы, перебирание пальцами во время тревоги или любопытства. Ты видишь в человеке только хорошие качества. Тебе нравится, как он смеётся, как улыбается. Тебе нравится, как он морщит нос или мурлыкает себе под нос какую-нибудь мелодию, когда чем-то занят. Между вторым и третьим этапом есть промежуточный. Самый неприятный. Это подпункт, в котором ты начинаешь замечать неприятные тебе наклонности предмета своего воздыхания. Он говорит во время еды или, может, не пользуется зубной нитью. Он громко чихает, не прикрывая рот рукой, или не убирает за собой со стола. Бытовые неурядицы сдувают пыльцу влюблённости, и в какой-то момент человек, с которым ты ещё в первые недели продумал совместное будущее, начинает вызывать неприязнь. Этот гадкий подпункт разделяет мир на «до» и «после». Только тебе решать, как поступить: расстаться или попытаться смириться с особенностями предмета твоей влюблённости. Мы же не знаем, как выглядим со стороны. Твой спутник наверняка тоже пытается смириться с твоими тараканами, с которыми он раньше не сталкивался. И если ты справляешься с этим, если принимаешь в человеке не только хорошее, но и плохое, приходит третий этап. Любовь. Гермионе кажется, что все эти этапы они с Северусом пропустили. Не вписались в глобальную статистику, не прошли эти фазы. Они выбрали свою дорогу. Отличный от других путь. Тому, что происходит между ними, не подобрать подходящих слов. Северус наконец позволяет всей любви, сокрытой в глубине его души, подняться в нем. Он закрывает сияющие в темноте глаза и чувствует, как каждая клеточка тела излучает любовь к Гермионе. Он вкладывает в этот поцелуй всю приобретённую в этом мире магглов нежность, держит её лицо в своих ладонях и понимает, что целовать хочет только её. Только её и никого больше в этой жизни. Северус наконец ощущает в полной мере, как нарушается симметричность его некогда бренного существования, и чаша весов клонится в сторону чистой страсти, наконец пробудившейся в полной мере. Гермиона отвечает на этот плавный поцелуй, чувствуя дрожь в каждой мышце тела. Её переполняет любовь к этому человеку. Она даже не подозревала, что способна так любить. Так искренне, открыто и всепоглощающе. Перекинув левую ногу, Гермиона садится на Северуса сверху, не прекращая чувственного поцелуя. Желание быть к Северусу ближе накрывает её с головой. Пальцы Грейнджер плавно ведут по оголённым плечам вверх, касаются тёмного материала футболки, скользят выше, ведут дорожки по тёплой шее, слегка сжимают кожу сзади, зарываются в волосах на затылке. Грейнджер прогибает поясницу, касаясь линией живота его тела. Северус касается её бёдер, следует от колена выше по внешней стороне и замирает на талии, мягко сжимая её через ткань вязаной кофты. Гермиона непроизвольно дрожит от трепета его прикосновений. Никто никогда ещё к ней так не прикасался. Она даже не знала, что так бывает. Не знала, что так можно чувствовать касания любимого человека. Нежный поцелуй не прекращается, Северус словно заново знакомится с Гермионой. Все предыдущие поцелуи в это самое мгновение забываются. Он изучает её с чистого листа. Северус готов потратить на это всю свою оставшуюся жизнь. Потому что каждый раз она открывается для него с новой стороны. Северус растворяется в этом моменте, прижимает Гермиону к себе чуть ближе и обхватывает пальцами её предплечья, чтобы плавно дойти до запястий, где под кожей бешено стучит родной звук учащённого пульса. Внезапно Гермиона разрывает поцелуй. Северус по инерции тянется вперёд и, не отыскав её губы, рассеянно поднимает веки. Он понимает, что его ведёт в сторону. Так он оказывается опьянён тем, что происходит. Северус слегка осоловело моргает и непонимающе качает головой. — Что?.. Гермиона выпускает его лицо из своих ладоней и, опустив голову, берёт левую руку Северуса в свою, повернув ладонью вверх. Северус слегка хмурится, не понимая, что она делает. Грейнджер проводит подушечкой большого пальца по чистой коже его предплечья и поднимает взгляд. — Я хочу видеть тебя, Северус, — шепчет она, глядя ему в глаза. — Этого больше не нужно, — снова ведёт она пальцем по его коже, покачав головой. — Здесь только я, тебе не нужно от меня скрываться. Северус сглатывает, глядя на неё в ответ. Ветер треплет её распущенные прямые пряди, одна из них закрывает часть лица. Северус поднимает руку и убирает прядь ей за ухо. Гермиона покрывается мурашками, и мужчина кивает. Кивает, позволяя ей это сделать. Гермиона тянется рукой назад и вынимает из заднего кармана волшебную палочку. Страшно нервничая, она склоняется над его предплечьем и, взмахнув палочкой, уже собирается приступить, но… — Постой. Грейнджер замирает и поднимает взгляд. Северус видит её взволнованность. Она никогда его об этом не просила. Северус и не надеялся даже, что она это сделает. Зря он её недооценивал. Грейнджер в очередной раз доказывает, что способна на многое. — Я тоже хочу видеть тебя. Северус продолжает смотреть ей в глаза, но пальцами скользит по её левому предплечью, осторожно касаясь рукава. Он на мгновение замирает, сам беспокоится, как она отреагирует. Грейнджер судорожно вздыхает и, сжав губы, кивает. Северус закатывает рукав её кофты до локтя, оголяя кожу, достаёт свою волшебную палочку и прикасается её кончиком к предплечью. Гермиона вздрагивает, опуская взгляд. Светлая магия мерцает, снимая заклинание защиты, и незримая плёнка растворяется прямо на глазах. Уродливый шрам кривых букв, кричащих о чистоте её крови, наконец оказывается открыт. Северус смотрит на это проклятое слово, ведёт подушечкой большого пальца по рубцам шрамов и подносит её руку себе к лицу, осторожно прикасаясь к клейму губами. Гермиона задерживает дыхание, поймав его взгляд, и от прикосновения к призраку прошлого чувствует, как в глазах сами собой встают слёзы. Северус нежно целует её шрам, прикрыв глаза, и Грейнджер умирает внутри от его трепетного отношения к ней. Она нанесла заклинание защиты перед тем, как отправиться в мир магглов. За эти полгода она уже успела о нем забыть, но… Нет. Невозможно так просто избавиться от прошлого. Оно всегда с тобой и любит о себе напоминать время от времени. Грейнджер сглатывает ком слёз, убирая с его лица прядь волос. — Моя очередь, — шепчет она. Северус медленно открывает глаза и, опустив её руку, протягивает свою. Лёгкий зуд волной лижет кожу, и заклинание начинает разрушаться. Череп с пустыми глазницами появляется первым, следом чёрными пятнами мелькает змея с длинным хвостом. Гермиона проводит пальцами по его метке и поднимает взгляд. Маски сорваны. Последствия второй магической войны оказываются на положенном им месте. Горячая слеза бежит по щеке Гермионы, и Северус стирает её пальцем, не обронив ни слова. Стирает и тянет её к себе, закрывая глаза и накрывая её губы своими. Гермиона всхлипывает в поцелуй и обвивает руками его шею, прижимаясь к Северусу всем телом. Желание разгорается в новом ключе. Обнажив друг перед другом души, они оба ощутили себя наконец по-другому. По-настоящему. Подхватив Гермиону под бедра, Северус поднимается на ноги. Грейнджер вздыхает, не прекращая поцелуя, и позволяет ему двигаться в сторону палатки. Северус идёт нетвёрдо, но уверенно. Он держит её в своих объятиях и отпускать не хочет ни в одном сценарии жизни. Слегка присев, он отбрасывает в сторону клапан палатки и, придерживая Гермиону за спину, встаёт на колени, мягко опуская её на нагретый пушкой каремат и подкладывая под спину спальный мешок, чтобы было мягче. Зря они взяли два одноместных спальника. Нужно было отбить у Тартара один двойной. Северус опускает колено между ног Гермионы, нависая над ней сверху и упираясь левой рукой по правую сторону от её лица. Грейнджер жадно отвечает на поцелуй, чувствуя, как каждая клеточка тела рвётся к Северусу с непреодолимой силой. Она нахально углубляет поцелуй, расцепляет руки с его шеи, скользит вниз и, сжав пальцами тёмный материал футболки, вытягивает низ из джинсов, лихорадочно потянув вверх. Северус вдруг резко разрывает поцелуй, ощутив на своей коже её прикосновения. Грейнджер задыхается, непонимающе глядя ему в глаза. — Что? — хмурится она. Теперь её очередь задавать вопросы. Северус усаживается рядом с ней и убирает с лица выбившиеся из хвоста волосы, пропустив их сквозь пальцы. Гермиона опирается на локти со сбитым дыханием. Желание захлёстывает, а Северус вдруг снова останавливается. Гермиона усаживается рядом с ним, опираясь на одну руку. — Северус, что такое? — старается разобраться она. Он трёт лицо ладонями и опускает локти на разведённые в стороны колени. Как тут сознаться в собственных опасениях? Как об этом вообще можно сказать вслух? Неуверенность есть в каждом человеке, только проявляется она различными способами. Никто никогда не был к душе Северуса так близко, ни с кем он не жил под одной крышей, не делил свой быт. Разовые встречи не входят в счёт. Все это случилось впервые с Гермионой. Грейнджер двигается к нему ближе, убрав за ухо волосы. Она ждёт объяснений. Северус понимает, что она их заслуживает. — Я, — он поднимает голову, глядя ей в глаза, — у меня давно никого не было, — все же решается он. Гермиона тут же чувствует, как дышать становится легче. Её губы трогает лёгкая улыбка. Это всё, что его беспокоило так долго? Для Северуса это не шутки. Несколько раз после войны он пользовался услугами быстрого удовольствия за деньги, но после нескольких попыток отказался от этой затеи. Он чувствовал себя грязным после подобного. Разрядка приносила удовлетворение на слишком короткий срок, после этого его накрывало чувство отвращения к самому себе, и он отказался от подобного рода услуг. Последние полтора года он не был ни с кем близок. — Я боюсь, — сглатывает он, — боюсь тебя разочаровать. Гермиона облизывает губы и не может скрыть улыбки. Подняв руку, она обхватывает его лицо ладонью и, погладив пальцем скулу, смотрит в глаза. — Не волнуйся, — снисходительно произносит она, — сильнее ты меня вряд ли разочаруешь. Странная неловкость испаряется по щелчку пальцев, и Северус издаёт смешок, обречённо покачав головой. Даже в такой момент она умудряется быть собой. Грейнджер заразительно улыбается. Бесы Васаби отбивают в её радужках чечётку. — Как можно в такой момент быть такой дьявольски привлекательной и язвительной одновременно? — не понимает Северус. — Я никогда не знаю, к чему мне следует быть готовым. Грейнджер смеётся, склонив голову. — Так нужно, — с бешеной нежностью смотрит она ему в глаза. — Это часть моего жизненного плана. Северус сводит на переносице брови. — Какого плана? — Непредсказуемого. Мужчина усмехается, поднимает руку и касается контура её губ. Гермиона вся растворяется в этом мгновении, обхватывая пальцами его запястье. Он покорил её так невообразимо, что Гермиона сдалась окончательно. Она хотела и его душу, и его тело. Все это принадлежало ей. Только ей. И никому больше. — Очаровательная язва, — не остаётся в долгу Северус. Гермиона хмыкает. — Сочту за комплимент, — шепчет она. — Только в этот раз, — отзывается он, — но да… Он не успевает закончить мысль, потому что Гермиона закрывает глаза и тянется к нему, накрывая губы поцелуем. Мягко втянув в себя его нижнюю губу, она опирается ему на плечи и садится сверху, обхватив ногами бедра. Северус жмурится, собственное тело становится ему неподвластно. Он хочет Грейнджер так сильно, что от накрывающего желания даже слегка подташнивает. Северус сжимает её бедра и почти рычит в поцелуй, зажмурив глаза. Оторвавшись с влажным звуком от её губ на мгновение, он прикасается к её лбу своим. — Я, — задыхается он, — давно не практиковался… — Ничего, — сбивчиво шепчет она ему в губы, поглаживая лицо, — мы можем просто попробовать, — сглатывает она, — для начала. Северус сжимает на мгновение губы и, посмотрев ей в глаза, наконец кивает. — Можем попробовать. Гермиона долго-долго смотрит ему в глаза, а затем плавно ведёт руками по его груди вниз, прочерчивая пальцами десять дорожек, и поддевает край его футболки. Северус разрывает с ней зрительный контакт всего на мгновение, когда, подняв руки, она снимает с него футболку и, не глядя, бросает её куда-то рядом. Взгляд девушки скользит по подтянутому торсу Северуса — четыре месяца стабильных тренировок не проходят даром, это стоит признать. Она сглатывает густую слюну и снова смотрит Северусу в глаза. Он тянется вперёд и снимает с её плеч вязаную кофту. Прохлада обдаёт кожу, но Гермиона этого не чувствует. Северус скользит ладонями по её светлым рукам, рассматривая Грейнджер, как самое невероятное в мире сокровище. Гермиона часто дышит, нервно облизывая губы. Он не торопится, наслаждается её образом. Грейнджер сглатывает и, скрестив руки, медленно снимает с себя майку. Северус заворожённо смотрит на то, как её слегка закрученные от влажности воздуха тёмные локоны падают на светлые плечи. Дыхание сбивается у обоих одновременно. Северус плавно наклоняется вперёд и, закрыв глаза, прикасается губами к коже на её плече, слегка втягивает в себя. Гермиону лихорадит от этого прикосновения, она протяжно выдыхает, зажмурив глаза, и наклоняется к нему, мягко зарываясь пальцами в волосы на затылке. Северус ведёт цепочку влажных поцелуев вдоль ключицы, слушая неровное дыхание Гермионы, и скользит руками по её талии, плавно поднимаясь вверх. Грейнджер трясёт от желания, она нервно облизывает сухие губы, начиная плавно двигать бёдрами. Северус почти рычит, чувствуя, как его изнутри разрывает от горячих чувств. Он сжимает пальцами её кожу на лопатках и, спустившись к линии бюстгальтера, расстёгивает застёжку. Грейнджер шумно выдыхает и вырисовывает бёдрами восьмёрку, прогибаясь в пояснице. Доводит его своими махинациями, пока они оба по-прежнему находятся в джинсах. Северус стискивает зубы и, сжав её в объятиях, впивается в губы почти сумасшедшим поцелуем, наполненным такой страстью, что сердце кульбитом переворачивается внутри. Сжав её талию, он укладывает Гермиону на спину, просовывая колено между её ног и нависая сверху. Грейнджер резко выдыхает от слабого удара лопатками и лихорадочными движениями пытается снять с себя расстёгнутый бюстгальтер. — Нет, — разорвав поцелуй, таким повелительным тоном произносит он, что Гермиона замирает. Замирает, потому что он делает все сам. Сняв с неё бюстгальтер, он наклоняется и припадает губами к её аккуратной небольшой груди. Грейнджер задыхается от неожиданности, распахивая губы. Прогнувшись в пояснице, она льнёт к ярким ощущениям, чувствуя, как безбожно сильно тянет внизу живота. Она хочет свести ноги, чтобы удержать это ощущение, но обхватывает вместо этого бедро Северуса. Он замечает её агонию, поднимая взгляд. Грейнджер умоляюще смотрит на него с пунцовыми щеками, лихорадочно блестящими глазами и немой просьбой на распахнутых влажных губах. Северус, не прерывая с ней зрительного контакта, ведёт языком по её выступающим рёбрам, спускается поцелуями ниже, втягивает кожу на дрожащем животе и тянется пальцами к пуговице на её джинсах. Грейнджер чувствует, что гореть начинают не только щеки, но и шея. Она взгляда своего от Северуса отвести не может. Пуговица выскальзывает из петли, слышится звук расстёгивающейся молнии, и Грейнджер нервно облизывает губы. Северус стягивает с неё джинсы вместе с бельём, снова склоняется вниз, устраиваясь между её ног, и, крепко сжав её бедра, тянет к себе, опуская голову. Гермиону прошивает волной электрического тока. Северус все ещё смотрит ей в глаза, а затем опускает взгляд. — Господи, — шепчет она. Грейнджер выгибается, комкая в пальцах одеяло, и, не сдержавшись, стонет в голос, крепко зажмуривая глаза. Под веками взрываются искры, и горячая волна наслаждения накрывает её с головой. Она хватает ртом воздух, двигая бёдрами, и почти скулит от ярких ощущений, прошивающих её насквозь. Лёгкие начинают болеть от частого и истеричного дыхания, внизу живота пульсирует. От переизбытка чувств она подгибает пальцы ног, чувствуя, как Северус сильнее сжимает её бедра руками. — Я хочу… — скулит она сбивчивым шёпотом, — Северус… Северус поднимает голову и видит, что Гермиону трясёт от желания. Мерлин, знала бы она, каких сил ему стоит сдерживать себя. Он хочет доставить удовольствие ей в первую очередь, потому что с Гермионой Грейнджер можно заниматься только любовью. Не сексом, любовью. — Пожалуйста, — торопливо шепчет она. Северус приподнимается на руках, и Гермиона тут же хватается за возможность. Потянувшись вперёд, она хватается за его шею и тянет к себе, впиваясь в губы горячим и страстным поцелуем. Больше сдерживаться она не может. Нахально углубляя поцелуй, она скользит языком ему в рот, чувствуя себя так, словно у неё по венам течёт самая настоящая лава. Северус запускает пальцы ей в волосы и, слегка оттянув голову назад, перенимает инициативу поцелуя. Почти въедаясь, вгрызаясь в её губы. Дорвавшись до единения с ней, он пытается насытиться всеми упущенными возможностями. И всеми силами пытается не думать о том, сколько раз он представлял это, снимая напряжение в душе с утра или перед сном в постели. Грейнджер тянется непослушными пальцами к его джинсам, расстёгивает ремень, случайно ударившись пальцем о бляху, не с первого раза выдавливает пуговицу, и, не справившись с молнией, тянет джинсы вниз. Желание уже смахивает на безумие, в палатке нечем дышать. Северус расправляется с молнией и спускает джинсы до колен, игнорируя дрожь в ногах от бешеного и исступлённого желания стать с ней единым целым. Грейнджер тянет его на себя, укладываясь на спину, и, продолжая жадно отвечать на поцелуй, обвивает ногами его талию. И весь окружающий мир меркнет. Меркнет, сужаясь до размеров их маленького убежища, в котором нечем дышать. Гермиона стонет в поцелуй, крепко сжимая Северуса в своих объятиях, а он сам чувствует, как внутри все взрывается Сверхновой от первого толчка. Грейнджер зарывается пальцами ему в волосы и сильнее жмётся к нему, побуждая продолжить. Северус медленно задаёт ритм, и сердца обоих начинают лихорадочно и гулко стучать в груди. Гермиона задыхается, откинув голову назад, и Северус оставляет на её шее влажные поцелуи, постепенно набирая темп. Гермиона чувствует, как плавится, касаясь ледяными пальцами его разгорячённой кожи. Ей кажется, что она ничего в своей жизни уже больше не вспомнит, вся её память будет заполнена до отказа этим моментом единения. Она никогда не сможет выразить словами, что она чувствует к Северусу. Все её тело горит от его прикосновений, её душа сияет от воссоединения с ним. Она чувствует его поцелуи на своей шее, каждый из которых полыхает праведным огнём, оставляя фантомные ожоги. Каждый этот ожог Гермиона трепетно любит. Каждый ожог она готова унести с собой в могилу. Она стонет и принимает его в себя снова и снова, словно пытаясь таким образом завладеть этим человеком, забрать его себе целиком и полностью. Гермиона прижимается к его торсу обнажённой грудью и хочет только одного. Быть ещё ближе, если это возможно, к человеку, которого она любит так сильно, что становится даже немного страшно. Оставлять яркие полосы от ногтей на его лопатках. Выстанывать бесконечным, неразборчивым шёпотом его имя на ухо. Чувствовать, как он покрывается от этого мурашками из раза в раз. Северус не может насмотреться на Гермиону. На такую открытую, яркую, естественную. С горящими глазами, алыми щеками, блестящей от испарины кожей. Она обхватывает его лицо ладонями, смотрит в самую душу и лихорадочно шепчет какой-то бред с урывками на стоны. Он не понимает, что она говорит, не может разобрать, не слышит. Гулко стучащее в ушах сердце мешает ему, но он понимает, что это что-то важное. Что-то такое, что нужно услышать. Северус убирает с её лица прядь волос и утягивает в пылкий поцелуй, словно запечатать эти слова на своих губах хочет. Северусу кажется, что так её сказанные в порыве страсти мысли останутся с ним, и он вспомнит. Однажды он вспомнит, что она ему говорит. От осознания всепоглощающей любви к ней, он снова ускоряется, понимая, что дольше просто не протянет. Грейнджер почти хнычет в его руках, ноги сильнее сжимаются на талии, и она задыхается, чувствуя, как почти доходит до пика. Северус вздрагивает, внизу живота скручивается узел, и он, резко дёрнув бёдрами ещё раз, выходит из неё, чувствуя дрожь в каждой мышце тела. Гермиона ощущает на животе влажность, когда окончательно обмякает в его руках. Северус шумно выдыхает и зарывается носом в её шею, расслабляясь следом. Грейнджер закрывает глаза и обнимает его руками, поглаживая влажные спутанные волосы и даже не пытаясь пока восстановить дыхание. Тело подрагивает, но она не обращает на эти неурядицы никакого внимания. Она прикасается губами к влажному виску Северуса, не открывая глаз. Господи, и это называется «разочарую»? Он слишком к себе строг. — Прости, — шепчет он ей в шею. Грейнджер не сдерживается и усмехается. Неужели он правда это скажет?.. Что ж, придётся поддержать этот маленький спектакль. — Да ничего, — все ещё лёжа с закрытыми глазами, держит она его в своих объятиях. Северус чуть поворачивает голову в сторону, слушая её биение сердца. — Я же говорил, что давно этим не занимался. Гермиона всеми силами старается скрыть смешок. Не станет же она ему говорить, что он был очень хорош. Расслабится ещё, а впереди целая ночь. К тому же, ей ещё предстоит здорово попрактиковаться в саркастичности. Ведь все «несущественные мелочи», которые Северус сказал ей оставить дома, у неё с собой в сумке. И сейчас даже банальная пачка влажных салфеток, которую она в последний момент сунула в боковой карман, им очень даже пригодится. — Все хорошо, — вместо этого шепчет она. Гермиона расцепляет руки с его шеи, и Северус перекатывается на спину, бросив согнутую руку себе на грудь и стараясь отдышаться. Они оба лежат с закрытыми глазами. Переварить пытаются. Не получается. Гермиона вдруг открывает глаза и поворачивается, опираясь на локоть и глядя на его блестящий от пота торс и уже не так часто вздымающуюся грудную клетку. Убрав за ухо прядь волос, Грейнджер облизывает губы. — Северус, — зовёт она. Мужчина оборачивается, в очередной раз восхищаясь тем, как она совершенна. — М?.. Гермиона чуть ближе к нему двигается и, подняв руку, убирает с его лица спутанные волосы. Беспокоился он за их первый раз напрасно, но Гермиона, кажется, понимает, что послужило первоисточником этой взволнованности. Мир волшебный выжал из него все соки, он состарился не телом, а душой. Мир магглов помог ему не просто почувствовать вкус к жизни, он закалил его дух, а тренировки Тартара и хороший рацион питания — восстановил тело. Гермионе кажется, что Северус ещё даже сам не до конца понимает, на что может быть способен. Она наклоняется к нему и, опустив ладонь на влажную грудь, накрывает его губы поцелуем. Северус отвечает на него, но сам в глубине души беспокоится, что не потянет её аппетита. Грейнджер проводит ладонью по его линии жизни на грудной клетке, спускается к животу, медленно тянется к паху, и Северуса мурашками прошибает насквозь. Он невольно прерывает поцелуй и, покачав головой из стороны в сторону, зажмуривает на мгновение глаза. — Гермиона, я не думаю, что… Грейнджер опускает на его губы указательный палец. Северус замолкает против воли. — Для первого раза неплохо, — шепчет она, — теперь можно попробовать снова. Северус поражённо качает головой. — Думаешь? — саркастично произносит он, вскинув брови. Грейнджер бросает быстрый взгляд в сторону и снова смотрит на Северуса, лукаво улыбаясь. Мужчина непонимающе приподнимает голову и удивлённо распахивает глаза. Ого, а он и правда готов к повторному заходу. — Не сомневаюсь, — отвечает она. И в этот раз он сам тянет её к себе, потому что на разговоры времени у них больше нет. Стрелки на наручных часах Северуса показывают четверть пятого, когда они оба выбиваются из сил окончательно, и даже приходится открыть палатку, чтобы впустить ночной воздух, иначе они во сне задохнутся от нехватки кислорода. Северус лежит на спине, подложив руку под голову, Гермиона лежит у него на груди, вытянувшись вдоль его тела, как кошка, и закинув левую согнутую ногу на его бедро. Северус наспех накидывает на них плед, чтобы не продуло. Гермиона не хочет ложиться спать. Сон отнимает время. Слишком большую драгоценность в их случае. Северус поглаживает её плечо кончиками пальцев, глядя в подрагивающий на ветру потолок палатки. Тело наконец успокаивается, дыхание возвращается в норму. Они даже поспорить успевают и поплеваться язвительностью, потому что без этого никак. Однако в конечном итоге все равно оказываются в объятиях друг друга. Каждый думает о чем-то своём, вслух ни один из них не произносит ни слова. Если бы они оба понимали, насколько их мысли сейчас отличаются, они бы пришли в ужас. — Я не хотел бы компрометировать тебя, — внезапно произносит Северус, продолжая смотреть вверх. Гермиона удобнее устраивается на его груди и смущённо улыбается. — Глупости, — наконец отвечает она. — Тартар не такой внимательный, как ты думаешь, — парирует девушка, — но с утра я все равно переговорю с Натали, чтобы она… — Я не о мире магглов. Грейнджер замолкает на полуслове, лишаясь воздуха. Глядя широко распахнутыми глазами в свете луны на покачивающийся клапан палатки, Гермиона не может заставить себя пошевелиться. Она чувствует, как Северус прекращает водить пальцами по её плечу. Внезапно становится холоднее. — Я… не знаю, — едва слышно шепчет она. Гермиона Грейнджер, которая знает, черт возьми, всё на этом грёбаном свете, не знает ответа на вопрос. Не имеет ни малейшего понятия. Северус слишком рано хватается за дужки розовых очков, намереваясь стащить их с глаз. — Как нам быть, когда мы вернёмся? — продолжает смотреть в потолок Северус. Грейнджер сглатывает. Холод в палатке становится почти невыносимым, кожа становится гусиной, её бросает в дрожь. Она выбирается из объятий Северуса и ползёт на коленях к выходу палатки, закрывая молнию и погружая их маленький мир в полумрак. Словно и не от холода её трясёт, а от осознания, что мир куда больше, чем эта палатка. Гермиона садится на колени, продолжая игнорировать его вопрос. Схватив футболку, она пытается на ощупь найти ворот, чтобы одеться. У неё зуб на зуб не попадает. Северус молча наблюдает за её нервозностью. — Гермиона… — Северус, — устав воевать с футболкой, бросает она руки вниз и смотрит в полутьме на Снейпа, — не задавай мне таких вопросов сейчас, я… Она сжимает губы, замолкая на полуслове. Нащупав наконец ворот, она надевает футболку и вытаскивает волосы. Тёмный пушистый водопад струится по её острым плечам. Она заводит пряди назад, пропустив их сквозь пальцы. — Я не знаю ответов, — в голосе Грейнджер появляется дрожь. Северус садится и двигается к ней ближе. Гермиона опускает голову, упирается одной рукой в бедро, второй проводит ладонью по лицу, стараясь успокоиться. Её по-прежнему бьёт дрожь. — Я не знаю, клянусь, — принимает она своё поражение в этом вопросе, — я просто… Она не успевает закончить свой бессмысленный лепет, потому что Северус берёт её за подбородок и, вынудив поднять голову, мягко накрывает губы тихим поцелуем. Гермиона зажмуривает глаза, втянув в себя его нижнюю губу. Северус с влажным звуком разрывает поцелуй. — Не стоило говорить, — шепчет он. Гермиона знает, понимает, чувствует: он таким образом говорит: «Прости». Грейнджер поджимает губы, стараясь запечатать в памяти вкус этого поцелуя, и, покачав головой, поднимает взгляд. — Я не знаю, что будет там, — её голос становится чуть увереннее. — До слушания меньше недели и… Северуса словно ушатом ледяной воды окатывает. Теперь и у него вдоль позвоночника бегут мурашки. Внезапная мысль поражает сознание, и он истерично считает в уме, в глубине души рассчитывая, что ошибается. — Когда слушание? Гермиона убирает за ухо тёмную прядь и снова смотрит Северусу в глаза. — Двенадцатого октября. Северус едва заметно вздрагивает. «Отмени двенадцать». Теперь всё встаёт на свои места. Вот какого заклинания она не знала, когда бормотала во сне. Вот что её подсознание так отчаянно просило Северуса о помощи, чтобы это отсрочить и отменить. День слушания. День, когда их жизни разделятся окончательно на «до» и «после». Северус старается не показывать своего напряжения, пытается не думать обо всем этом. Маски он носить умеет, ради неё он надевает на лицо ещё одну. Только сейчас, так будет проще. Мужчина поднимает руку и гладит её по волосам, после чего обхватывает лицо ладонью. — Как тебе такой вариант, — немного поразмыслив, начинает он. Гермиона заинтересованно вскидывает брови. — Мы можем попробовать сказать… «Твоим обалдуям»? «Твоим друзьям?» «Представителям другой твоей жизни?» — Можем попробовать сказать им, — наконец подбирает он подходящее слово, — но если что-то пойдёт не так, я лишу их воспоминаний об этом разговоре, — жмёт Северус плечами. — И будем уже решать проблемы по мере их поступления. Гермиона недолго молчит, лихорадочно глядя то в один глаз Северуса, то в другой. Она до последнего рассчитывает, что он это несерьёзно, но вид у него решительный. Он готов защитить их тайну, если это будет необходимо. Даже пойдёт против её друзей. Грейнджер сглатывает. И кивает. — Больше не говори о том мире, — просит она. — Не хочу о нем думать. — Он же рядом, ты сама говорила, — продолжает поглаживать её по щеке Северус, — только руку протяни. Гермиона нетерпеливо качает головой из стороны в сторону, зажмуривая глаза. — Я знаю, Мерлин, знаю, — тараторит она, — но я хочу просто… …Украсть у судьбы ещё один день. Она так и не находит в себе силы закончить предложение, но Северус, кажется, понимает все сам. Просто кивнув в знак согласия, он укладывается на бок и тянет Гермиону к себе. Грейнджер ложится рядом с ним, обнимая за талию. Северус накрывает их пледом, и в беспорядке ног прижимает Гермиону к себе, прикасаясь к её лбу губами и закрывая глаза. Этот день все ещё принадлежит им. Рассвет наступает через несколько часов, и ранние пташки начинают вылезать из палаток. Тут и там виднеются сонные растрёпанные макушки, начинают звучать голоса и добротные зевки. Кто-то неподалёку колет дрова для костра, звучат отовсюду трески металлических колёсиков о кремень и слышится запах тяжёлых сигарет. Солнечные лучи лижут берег, мерно накатывают на берег спокойные волны. Натали чувствует, как веки нагреваются от попадающих в маленькое окошко солнечных лучей, и морщится, неуклюже повернувшись на бок уткнувшись в мощный торс рядом. Джон поворачивает голову, его губы трогает улыбка. Светлые волосы Натали разметались по подушке, на шее красуются три красных пятнышка, и Тартар, осторожно подняв руку, касается согнутым указательным пальцем маленьких меток, немного жалея, что был так неосторожен. Натали морщится во сне и, медленно открыв глаза, поднимает взгляд. Джон не может скрыть улыбки. Она безумно очаровательна в это самое мгновение. Такая уютная и домашняя, что сердце грозного на вид байкера плавится, как пломбир на июльском солнце. — Доброе утро, — шепчет он. Натали снова закрывает глаза. — Только маньяки смотрят на спящих людей, — бубнит она не без улыбки. Тартар широко улыбается, убирая за ухо прядь её светлых волос. Натали тянется к его ласке. — Я бы сказал, что у меня другой статус. Натали вздыхает, по-прежнему не открывая глаз. — Статусы себе придумывать будешь, когда я увижу кольцо, — сонно произносит она. — После такой ночи мой отец тебя примет в своём доме только в статусе будущего зятя. Тартар смеётся, зажмурив глаза. Натали наконец просыпается окончательно и, приподнявшись на локте, оставляет на щеке Джона лёгкий поцелуй. Тартар тут же прекращает смеяться и, потянувшись к ней, хочет поцеловать по-настоящему, но девушка тут же осаждает его порыв и прикасается к его губам пальцами. Джон непонимающе хмурится, открыв глаза. Натали заразительно улыбается. — Я зубы не чистила, — убивает всю романтику на корню Уот, — и ты тоже. Джон сокрушённо качает головой. Прямолинейности ей не занимать, но именно этим она его и привлекает в самом начале. Натали за словом в карман не полезет, профессия у неё такая. Уот стажируется в Лондонской больнице второй год, медицину она любит до Луны и обратно. Выбор профессии Натали делает ещё в детстве, всего через пару лет, как на свет появляется её брат Филипп, и врачи ставят ему неутешительный диагноз. Натали старательно учится и работает, чтобы обеспечить младшему брату достойную медицинскую помощь. Больница Харли-стрит знает Филиппа Уота также хорошо, как и своего верного сотрудника Натали. Ему всегда рады, и в этом, пожалуй, большая заслуга его старшей сестры. Девушка усаживается и тянется к валяющейся неподалёку вещи. Джон смотрит на её светлую жилистую спину, как заворожённый. Натали надевает футболку и, вытащив светлые волосы из ворота, все же оборачивается. — Поцелую, если не брезгуешь, — наконец расплывается в улыбке она. Взгляд девушки скользит по мощному торсу Тартара. Она и подумать не могла, что обладатель такой внушительной фигуры способен быть таким нежным в постели. Никогда ещё Натали не было так хорошо, как этой ночью. Джону дважды повторять не приходится. Потянувшись вперёд, он нежно берёт в ладони лицо Натали и оставляет на её губах трепетный поцелуй. Она тут же чувствует, как в животе ввысь взмывает маленькая стая бабочек. Тартар мягко разрывает поцелуй и смотрит в её светлые, пронзительно синие глаза. — Да, ты права, иди чистить зубы. Натали фыркает и бросает в него попавшуюся под руку майку. Тартар ловко её ловит и смеётся, откинув голову назад. — Болван, — все равно не может сдержать она улыбки. — Болван приготовит за эти необдуманные слова завтрак, — не остаётся он в долгу. Натали натягивает спортивные штаны, носки и кроссовки, после чего с улыбкой оборачивается. Она не обижается, не в её природе. — Да, — убирает она за ухо волосы, хватая щётку с пастой, — не обсуждается даже. Девушка ползёт на коленях к выходу и вылезает из палатки, морщась на солнце. Многие уже проснулись, береговая линия гудит, слышится запах костра и поджаренного хлеба с яйцами. Натали уходит подальше к линии полесья и делает свои утренние процедуры. Тут же окончательно проснувшись, она берёт пустую бутылку из-под воды с собой и идёт обратно, щурясь от яркого солнца. Погода просто потрясающая. Думая о чем-то своём, она не сразу замечает, как против солнца к ней кто-то идёт. Натали останавливается и ставит руку козырьком. — Привет, — закрывает наконец головой солнце её собеседница. Уот узнает её моментально и улыбается. — Привет, Васаби, — радостно произносит она. — Как спалось? Гермиона забавно таращит глаза, не сразу подбирая подходящие слова для ответа. Энергетика у них обеих сейчас одинаковая, и они обе, видимо, моментально это понимают. Сначала Натали заговорщически улыбается, а затем её примеру следует и Гермиона. Грейнджер издаёт искренний смешок, опустив руки на пояс. — По десятибалльной шкале… — Пятнадцать, — тут же отвечает Натали. — Не меньше. Они обе синхронно смеются. Гермиона так искренне радуется за лучшего друга и его даму сердца, что слов не подобрать. Кажется, они нашли общий язык. Во всех смыслах. Гермиона забирает за ухо волосы и скрещивает на груди руки. — Я как раз об этом хотела поговорить, — осторожно начинает она. Натали забавно таращит глаза. — О нас с Джоном? — не понимает она. — Нет-нет, — тут же спохватывается Гермиона. — Хотя тут я от души поздравляю, честно. Я искренне за вас рада. Натали забавно морщит нос. — Могу сказать то же самое, — кивает она. — Тартар вчера мне все уши о вас прожужжал, беспокоился за запуск фонариков. Гонял по всей береговой линии, проверял, все ли в порядке. Гермиону в который раз душит чувство благодарности и признательности. Порой ей кажется, что Тартара она совершенно не заслуживает. Такой человек — на вес золота. Кажется, и сама Натали это понимает. Грейнджер это радует до глубины души. Джон заслуживает счастье. И его счастье говорит сейчас с ней. — С прошедшим, кстати, — кивает Натали. — Спасибо. В этот раз Гермиона отвечает искренне. — Слушай, я попросить тебя хотела, — тут же возвращается она на нужную волну разговора. Натали переминается с ноги на ногу, слушая Гермиону с настоящим интересом. — Конечно. — Ты не могла бы сделать так, чтобы Джон, — старается подобрать она слова, — ну… Уот ждёт продолжения, но Грейнджер никак не может найти подходящий ответ. — Отвести огонь подальше, чтобы он пока не задавал вопросов? — осторожно спрашивает Натали. Гермиона почти на месте подпрыгивает, прихлопнув в ладоши. Лучше и не скажешь! — Да, — радостно сообщает она, — да, если тебе не трудно. Было бы здорово обойтись сегодня без неловкости. Натали широко улыбается. — Без проблем, — кивает она, — положись на меня, — откинув волосы назад, добавляет девушка. Гермиона невольно бросает взгляд на её светлую шею, где виднеются три красноватые метки, красноречивее слов рассказывающие о том, что продуктивно прошла ночь не только у Северуса с Гермионой, но и у Натали с Джоном. Грейнджер чуть вскидывает брови. — Оу, — мягко произносит она, невольно касаясь того же места на своей шее, — у тебя тут это… — Что? — хмурится Натали и опускает пальцы на кожу, чувствуя слабо тянущую боль. — Чёрт… Девушка тут же распахивает глаза и накидывает на плечо светлые волосы, стараясь скрыть последствия бурной ночи. Гермиона не может скрыть улыбки. — У меня есть тональный крем, — зачем-то произносит она. — Если хочешь… — Не нужно, — смущённо отзывается Натали, опустив взгляд. Щеки девушки алеют прямо на глазах. Это не просто маленькие метки. Это последствия их первой любви. Нежной, но немного неосторожной. Она попросит его быть в следующий раз аккуратнее, а пока хочет сохранить эти следы. Для Натали это особенно важно. — Хорошо, — улыбается Гермиона, — тогда идём завтракать. Тартар там суетится, отбивает тебе начинку для сэндвича у Лосося. Он же ест, как конь. Они синхронно смеются и вместе направляются обратно к остальным. Натали говорит, что только закинет в палатку зубную щётку с пастой и придёт к ним. Гермиона кивает, с улыбкой направляясь к Северусу. Он ей тоже отбил два сэндвича, сражаясь за них не на жизнь, а насмерть. Натали возвращается к их маленькому кругу, целует Филиппа в макушку, желая ему и всем остальным доброго утра. Форк с набитым ртом приветствует её и снова вливается в разговор с Липом. Девушка усаживается на разложенный стул, и Тартар тут же оказывается рядом, поцеловав её в губы у всех на виду и протянув пластиковую тарелку с горячим завтраком. Гермиона бросает на них тёплый взгляд. Если вчера она с белой завистью смотрела на них, то сейчас рада, что такого не происходит у них с Северусом. Их любовь оказывается тихой для внешнего мира, они держат её только в своих руках, и эта маленькая тайна, в которую оказывается посвящена только Натали, кажется теперь Гермионе ценнее и сокровеннее всего на свете. Она бросает на Северуса полный нежности взгляд, который все равно не может контролировать, и протягивает ему сэндвич. Северус кусает его с полным воодушевлением. На природе просыпается зверский аппетит. По всем вопросам. Натали смотрит на них и понимает, что тут и говорить-то ничего не надо. Их влечение друг к другу только слепой не заметит. И ей даже становится немного печально, что сегодня им придётся уехать домой. Все же так удачно складывается! Погода стоит замечательная, завтра у всех выходной день. Душа Натали ликует от того, как проявляет себя Лип. Он становится общительным, Форк ему в этом содействует и другие байкеры тоже. Так почему бы не продлить «Львиный зев» ещё на один день? Тартар присаживается на соседний стул со своей тарелкой и склоняется к Натали. — Слушай, мне кажется, — нахмурив брови, шепчет он, — или Отец с Васаби как-то странно себя ведут? Натали чуть не давится сэндвичем, бедненькая, но поскорее старается вернуться в норму. Джон заботливо постукивает ей по спине, на что Уот благодарит его кивком головы. Натали с поразительной быстротой входит в образ. — Да нет, что ты, — положив руку на сердце, отзывается она. — Просто воздух свежий, природа, они выспались да настроение хорошее, только и всего, — тараторит Натали. Уот сочиняет так складно и говорит так уверенно, что у Тартара ни на секунду не закрадывается сомнений в искренности её слов. Он с серьёзным видом кивает, мол, да-да, это же природа, все давно не выбирались на свежий воздух, мёртвый лондонский климат всех давно замучил. — Да, ты права, — соглашается он. — Они просто, наверное, хорошо выспались. Натали скрывает улыбку, опуская голову и думая о том, что спали эти двое наверняка в два, а то и три раза меньше, чем они с Джоном. Глаза что у одного, что у второй горят невообразимо, а тени недосыпа никуда не спрячешь. И в очередной раз Натали задумывается, стоит ли покидать такое замечательное место в разгар субботы, если можно продлить эту маленькую сказку ещё ненадолго. Взвесив все «за» и «против» ещё раз, она поворачивается к Джону, прожевав сэндвич. — Слушай, — решается она, — может, останемся ещё на ночь, м? Как тебе идея? Тартар удивлённо оборачивается, и лицо его становится невозможно приятным, озаряясь искренней и широкой улыбкой. Выглядит он так, будто скажет сейчас, что Натали его мысли читает. — Погода отличная, — не останавливается Уот, — я смотрела вчера по телевизору прогноз погоды. Дождик будет сегодня, но под вечер и совсем недолго, а весь день будет стоять чудесная погода, — обезоруживающе улыбается она. — Я бы ещё поплавала, если честно, да и Липу здесь очень нравится. Под конец она приводит самый, как ей кажется, весомый аргумент. Ведь если разговор идёт о Липе, то и о Дью тоже. Эти двое так крепко сдружились, что у Тартара душа всякий раз радуется от того, что брат улыбается теперь в несколько раз чаще. Ему был очень нужен друг. У него есть братья: Тартар и Тако. Однако друзей — людей за пределами дома — у него никогда не было. Джон воодушевляется моментально и поднимается на ноги. — Солнце, идея великолепная, — целует он её в щеку. Натали жмурится от удовольствия. — Узнаю про запасы провизии у Хэмиша, — поправляет он футболку. — Думаю, многие идею поддержат. Тартар удаляется на переговоры, почти по воздуху летит, честное слово. Натали оборачивается и, заприметив взволнованное выражение лица Гермионы, расслабленно машет рукой, слегка закатывая глаза, а затем показывает большой палец. Грейнджер заразительно улыбается и кивает, без слов поблагодарив свою спасительницу. — Легилименцию практикуешь? — наблюдая за Гермионой, спрашивает Северус. Гермиона снисходительно хмыкает, повернувшись к нему. — Очень смешно, — парирует она. — Натали обеспечила нам прикрытие на сегодняшний день. Северус усмехается, намереваясь откусить ещё кусок сэндвича. — Какая строгая секретность, — наигранно серьёзно замечает он. — Опять двойным агентом становиться, — вздыхает он, — никакого послабления в этом жестоком мире. Грейнджер улыбается, наблюдая за Северусом. Даже его косвенно касающиеся волшебного мира слова не убивают её воодушевления. Ей почему-то кажется, что другого мира и нет вовсе. Только этот. Мир, в котором все хорошо. Мир, в котором она может любить Северуса безмерно. — Не говори с набитым ртом, — взмахнув рукой, принимается она дальше за свой завтрак, — это мерзко. — Ага, — кивает Северус, игнорируя её замечание, — прямо как щетина в раковине. Грейнджер издаёт смешок, прикрывая рот рукой. Надо же, вспомнил. Гермионе кажется, что этот инцидент случается с ней в какой-то другой жизни. Совершенно точно не в этой. Совершенно точно. Она решает в этот раз оставить последнее слово за ним, даёт ему фору. Просто день сегодня такой. И вместо очередной ершистости лишь убирает ему за ухо тёмную прядь, которую выбило из хвоста ветром. Она ловит себя на мысли, что бесконечно хочет к нему прикасаться. И не может это хоть как-то контролировать. Северус смотрит в её сияющие безмерной теплотой глаза и буквально чувствует каждой клеточкой тела любовь, волнами исходящую от неё. Он бы никогда не поверил, если бы ему хоть кто-то в прошлом сказал, что подобное может случиться. Что он может быть счастливым. Что может любить и быть любимым. Потому что именно так он себя сейчас и чувствует. Чувство искренней привязанности опутывает его грудную клетку дьявольскими силками, но он не боится этого. Он не сопротивляется, а расслабляется. Впервые в жизни он позволяет себе расслабиться, чтобы позволить этому чувству поглотить себя целиком. Он не говорит вслух о том, как дорог его сердцу «Львиный зев». Как дороги ему мгновения с Гермионой, моменты их единения. Северус понимает, что хочет прожить это настоящее целиком и полностью, разрешить ему ворваться в своё сердце. Он не думает о том, что совсем скоро все начнут собираться, и им придётся вернуться обратно. Не думает о том, как беспощадно время. Северус смотрит в карие радужки человека, который пленил его сердце и душу, слушает шум волн неподалёку, гомон байкеров, их громкий и искренний смех. Он слышит запах табака, поджаренного хлеба и морского бриза. Он чувствует все это ярко и живо. Он чувствует вкус к жизни и даже не представляет себе… Что Гермиона думает о том же самом. — Народ! Они синхронно вздрагивают, поворачивая головы. Несколько ребят неподалёку делают то же самое. Натали оставляет недоеденный сэндвич в тарелке, Дью и Лип прерывают разговор, поднимая взгляды. Тартар прихлопывает в ладоши над головой. — Народ, внимание! — привлекает он все больше слушателей, когда гремит своим голосом на всю округу. Рядом с ним появляется загорелый Хэмиш в ковбойской шляпе и в ленивом жесте опускает руки на пояс, оглядывая стекающихся отовсюду байкеров. Выглядит он тоже очень отдохнувшим, и Северус против воли ухмыляется. Не так просто держать такой огромный бизнес, временами и себе следует давать передышку. — У нас появилась одна потрясающая идея! — громогласно провозглашает он. — Однако принимать конечное решение все равно каждому из вас самостоятельно! Народ начинает гудеть. Всякое предложение Тартара обычно приводит к чему-то легендарному, когда реализуется. Не «если», а именно «когда». Его не просто так назначили главным в этом скрытом мире любителей быстрой езды. Он — лидер. Он всегда был, есть и останется их лидером. — Погода сегодня радует! Завтра у всех выходной, — продолжает Джон, — если мне не изменяет память, — лукаво добавляет он. Толпа гогочет. Часть ребят все ещё под весёлым градусом, это по голосам слышно. — Хэмиш сказал, что в этом году мы запасли провизии с размахом, — оборачивается он к другу. — Я прав, брат? — Совершенно, — коснувшись шляпы, отзывается он. — В кузове полно еды! Народ все громче начинает переговариваться. — Тише-тише! — успокаивает их Тартар. — Так вот, предложение простое и понятное. Мы останемся ещё на одну ночь?! Гермиона и Северус одновременно смотрят друг на друга, против воли задержав дыхание. Неужели у них появляется ещё немного времени? Грейнджер чувствует, как в груди разливается бешеное тепло, и видит взгляд Северуса. Она знает, что он согласен. Он знает, что согласна она. — А пиво ещё осталось? — подаёт голос какой-то парень из толпы. Хэмиш на мгновение задумывается, изображая мыслительный процесс, а после смотрит на вопрошающего с лукавой улыбкой. — Ящика четыре точно есть, — провозглашает он. — Изначально планировалось на утро! Народ взрывается аплодисментами, смехом и улюлюканьем. Толпа рукоплещет и свистит, потому что они первый раз за все выезды остаются больше, чем на один день. Дью и Лип радуются искренне и звонко. Натали подбегает к Джону и звонко целует его в щеку, а он приобнимает её за талию. Она кажется рядом с ним такой маленькой, но блеск небесно-голубых глаз выдаёт в ней сильную личность. Тандем этих двоих невольно бросается в глаза и вызывает на лице добрую улыбку. Король наконец находит свою королеву. — Тогда мы остаёмся! Тартар вскидывает вверх кулак и звонко улюлюкает, байкеры подхватывают его клич, и волны радости эхом разносятся по всей округе. Все тут же просыпаются окончательно, разговоры становятся активнее, в воздухе витает настоящий восторг. Гермиона расцветает вся на глазах, тут же мчит к Натали, и они, глотая слова, начинают наперебой придумывать развлечения на сегодняшний день. Полдюжины байкеров освобождают кузов Хэмиша до конца. Вытаскивают походные холодильники с кучей провианта, мешки с углём, розжиг и прочую всячину. Под звонкие аплодисменты две пары ребят тащат два ящика пива и, выложив из двух холодильников продукты, укладывают хмельное охлаждаться. Ближе к обеду погода разгуливается окончательно, даже в футболках становится жарко. Выход из ситуации все находят единогласно. Некоторые парни сигают с обрыва в воду прямо в одежде, только ботинки снимают, девчонки бегут в палатки переодеваться, и первой среди них оказывается Натали. Гермиона скрещивает на груди руки, пока смотрит на остальных. Северус замечает тот самый недобрый огонёк Васаби в её глазах. Ого, да она же воспринимает всю эту ситуацию за вызов! Снейп хмыкает. Грейнджер это замечает и оборачивается, вопросительно вскинув брови. — Что? — не понимает она. — Ты же взяла купальник. Это даже не вопрос с его стороны. Он лишь констатирует факт. Северус своими глазами видел, как она впопыхах бросила в сумку красный раздельный купальник, только старательно всеми силами делала вид, что это не так. Грейнджер фыркает. — Возможно, — дёргает она плечами. — Что с того? Северус едва заметно ухмыляется. Ты посмотри на неё, да она же трусит! — Ты что, боишься? — не верит он своим глазам. Гермиона тут же вспыхивает, и дьявольский огонь Васаби возвращается на положенное ему место. — Ерунду говоришь, — восклицает она. — Ничего я не боюсь! — Разумеется, — смотрит он на прыгающих с обрыва ребят, старательно делая наигранный вид, что он ей верит. Грейнджер сжимает губы. Нет, она, конечно, девочка смелая, но прыжками с обрыва в воду никогда не увлекалась. И её в который раз поражает, что тихая и неприметная на первый взгляд Натали Уот начисто лишена инстинкта самосохранения. Сигает за Тартаром в воду раз за разом, как в Преисподнюю! — Чего стоите?! — машет рукой Тартар, когда поднимается наверх в очередной раз. — Переодевайтесь, чего ждёте?! — Да она трусит, Тартар! — выдаёт Северус. За свои необдуманные слова он тут же получает тычок в бок. — Неправда! — шикает Грейнджер. Джон прикладывает руку к уху и морщится. — Что?! Он явно не расслышал. Это Гермионе очень на руку. Грейнджер хватает Северуса за запястье и тащит за собой в сторону палатки. — Сейчас подойдём! — на мгновение обернувшись и подняв руку, кричит она. — Только переоденемся! Джон ярко улыбается. — Ждём! Гермиона выпускает руку Северуса и идёт впереди. Снейп слышит, как она ворчит, пока идёт следом за ней. Невероятно, как она поддаётся на подобного рода махинации. Только дай ей понять, что не весь мир в её силах подчинить, как она всеми силами пытается доказать обратное. Очередное дело принципа. Грейнджер залезает в палатку и остервенело начинает копаться в своей сумке, выискивая то, что ей необходимо. Северус присаживается на корточки у входа и с интересом за ней наблюдает. — В боковом кармане, — расслаблено замечает он. Гермиона останавливается и, посмотрев какое-то время перед собой, медленно открывает молнию бокового кармана и тут же сжимает губы. Проклятье. Он действительно видел, как я его брала с собой. Поразительная наблюдательность. — Даже спрашивать не стану, — фыркает она. — Как скажешь, — впервые не спорит Северус, наслаждаясь её замешательством. Оно, к счастью, быстро проходит. Моментально взяв себя в руки, она оборачивается и с прищуром смотрит на Северуса. — А ты взял плавки, я помню, — идёт в атаку она. Северус хмыкает и залезает в палатку следом, вынимая из своей сумки необходимый предмет. Он надеется, что Гермиона не станет спрашивать, откуда они у него взялись, потому что в магазин они не ходили. Ему их одолжил Тартар. Как раз из того самого комода в гараже, вещи в котором миссис Денвер запретила сыну выбрасывать, потому что сынок-оставь-на-всякий-случай-вдруг-пригодится. Удивительно, но пригодились. — Не терпится на тебя в них посмотреть, — саркастично произносит она, снимая футболку. — Уверена, то ещё зрелище. Северус бросает взгляд на её светлую спину. Гермиона ловко расстёгивает бюстгальтер и, ни капли не смущаясь, надевает верх купальника. Северус сглатывает. Он ловит себя на мысли, что не отказался бы сам ей этот бюстгальтер расстегнуть. Прочистив горло, Северус начинает переодеваться. — Интересно, — старается отвлечься он от мыслей о рядом сидящей обнажённой и такой желанной Грейнджер. — Без плавок ты меня видела, но заинтересована ты в том, чтобы посмотреть на меня именно в них. Гермиона ловко надевает низ купальника и, шумно вздохнув, шлёпает ладонями себе по лицу. — Убийца, — бубнит она себе в ладони и бросает руки вниз. — Убийца романтики! Северус снова против воли сканирует стройное тело и, сглотнув, надевает плавки. В палатке находиться невыносимо, слишком тесное пространство вынуждает вспоминать сегодняшнюю ночь, что не на руку. Им ещё предстоит обоим идти к остальным. Стояк в планы Северуса в такой момент никак не входит. — Я не романтик, — вылезает он из палатки и с наслаждением вдыхает свежий воздух. Он слышит, как Грейнджер красноречиво фыркает. — Ох, не набивай себе цену, — ползёт она следом, поднимаясь на ноги. Отряхнув колени, Гермиона непроизвольно начинает идти на полусогнутых, потому что непривычно и даже неудобно ходить босиком по усыпанной еловыми иголками земле. Северус замечает, как забавно она идёт, поджимая руки, и против воли ухмыляется. — Я говорю правду, — не отступается он. Гермиона останавливается, чтобы перевести дух, и вздыхает. — Северус, ты — самый романтичный мужчина из всех, кого я когда-либо встречала в жизни. Он останавливается следом, в нескольких шагах впереди, но не оборачивается. Слова Гермионы ему льстят. Да и кому они могут не польстить? Не каждая девушка отважится сказать о подобном вслух. Забавно то, что Северус действительно никогда не был романтиком. Такое определение в мире волшебном — последнее, какое можно было бы для него подобрать. Все маленькие поступки, которые он совершает здесь для Гермионы, Северус делает от чистого сердца. Совершенно не задумываясь. Это не появляется из ниоткуда. Оказывается, глубоко в душе Северус был романтиком. И открылось это качество в нем только в мире без магии. — Мало же мужчин ты встречала, — не сдерживает себя в саркастичности Северус. Не признается же он ей во всем этом, верно? — Возможно, — дёргает она плечами. — Попадались одни только мальчики. Северус хмыкает, но на её комментарий не отвечает. Гермиона снова сжимает руки в кулачки и начинает идти вперёд мелкими шагами. Стоило бы взять кроссовки, но придётся проделать путь такой же длинный, это её не прельщает. Грейнджер поражает, что Северус может так спокойно идти по еловым иголкам и ничем не показывать своего неудобства. — Да ладно, брось, — вдруг снова фыркает она. — Я уже и без того расщедрилась на комплименты, — продолжает семенить Гермиона по земле, не поднимая головы, потому что внимательно выбирает дорогу. — Ты исчерпал свою суточную норму. Северус разворачивается на пятках, вскидывая брови. — Ах, у нас и это лимитировано, — кивает он, — понятно. Гермиона все ещё идёт с опущенной вниз головой, её распущенные пушистые волосы колышутся от каждого нового шага, мерно качаясь из стороны в сторону. Северус не может заставить себя отвести взгляд от её подтянутого тела, облачённого в комплект алого купальника. Сидит он на ней превосходно во всех отношениях, глаз не отвести. — Тогда завтра скажу, что я думаю о тебе в купальнике, — скрестив на груди руки, расслабленно отзывается он. Грейнджер останавливается не без опаски и поднимает взгляд, распахнув глаза. — Ты посмотри, — негодует она, — моим же оружием! Северус вздыхает и, сделав два широких шага, без предупреждения берёт Гермиону за талию и закидывает себе на плечо. От неожиданности Грейнджер визжит, хватаясь руками за его спину. Не может больше смотреть Северус, как она мается. — С ума сошёл! — визжит она. — Пусти! — Сколько можно себя мучить, — вздыхает он. Гермиона снова верещит, пытаясь высвободиться, за что получает звонкий шлепок по оголённому бедру и тут же от неожиданности замолкает. Она даже радуется, что Северус сейчас не видит её лица, потому что улыбка появляется сама по себе. Ей становится стыдно от того, что ей это понравилось. — Угомонись, — медленно идёт он вперёд, — и не дёргайся, а то свалишься и меня за собой потянешь. Грейнджер с завидной лихвой снова берёт себя в руки и продолжает брыкаться с прежним усердием. — Пусти! — смеясь, не унимается она, шлёпая его ладонями по спине. — У меня кровь к голове приливает! — Может, умнее станешь. — Грубиян! Гермиона задыхается от возмущения, и Северус удовлетворённо хмыкает. Он достиг желаемого. Двумя ловкими движениями он ставит её на землю, и Грейнджер едва удерживает равновесие, со злостью сдувая с лица тёмные пряди. Лицо у неё действительно становится красным. — Ты просто несносен временами! Он подходит к ней ближе, слегка склоняя голову. Гермиона старается злиться, правда старается, но выходит у неё из рук вон плохо. Невозможно сердиться, когда он снова смотрит так, что коленки дрожать начинают. Она вскидывает голову, не в силах отвести от него взгляда. — Я всегда полагал, что такой на постоянной основе, — ближе подходит он. Гермиона делает два мелких шага назад и понимает, что упирается спиной в скалу. Попалась. Улыбка трогает её губы, сладкая пульсация проносится по телу волной жара и утопает внизу живота. — Так и есть, — едва слышно выдыхает она. И жалеет, что лишается драгоценного выдоха, потому что в следующую секунду Северус накрывает её губы своими. Гермиона по инерции тянется к нему, как магнитом, прогибаясь в пояснице и обвивая руками шею. Она жадно отвечает на поцелуй, чувствуя жар его оголённого торса ощущая, как по линии живота отдаётся его пульс. Северус просовывает колено между её ног и по-хозяйски сжимает её талию пальцами, прижимая к себе ближе. Склонив голову, он углубляет поцелуй, а Гермиона только этого и ждёт, поэтому ухмыляется, отвечая с ещё большей страстностью. — Отец! Васаби! Вы где там провалились?! Поцелуй прекращается так резко, что Гермиона судорожно выдыхает и, не сдержавшись, смеётся. Северус разочарованно бросает взгляд в сторону. Хорошо, что скала перекрывает большую часть видимости, они действительно устанавливают палатку в довольно уединённом месте. Тартар, чёртов лис, как знал. Ей-Богу, как знал! — Идём, — вздыхает Северус и проводит вдоль её талии ладонями, опуская их вниз, — а то сюда идти вздумает. Гермиона не торопится расцеплять руки на его шее, но все же заставляет себя это сделать. Сжав на мгновение губы и все ещё чувствуя на них горячий поцелуй, она наигранно хмурится и кивает. — Да-да, мы же двойные агенты, — вспоминает она. — Звучит скверно, — изрекает Северус. Гермиона фыркает, глядя ему в глаза. — Ты сам так сказал! Северус качает головой из стороны в сторону. — Врагу бы не пожелал быть двойным агентом. Поддавшись в очередной раз сладостной муке, он снова коротко целует её в губы, словно насытиться пытается всеми потерянными мгновениями, которые у них раньше были. Отстранившись, он невольно проводит рукой по её левому предплечью. Они одновременно опускают взгляды. Кожа на их руках снова чистая. Заклинание защиты на положенном ему месте. Маски снова надеты. Да нет же. Они оба — самые настоящие агенты в мире магглов, прекрасно справляющиеся со своей двойной ролью. Вслух они этого, разумеется, не говорят. По глазам все понимают. Тартар утирает лицо ладонью, смахивая капли воды, и щурится, глядя на двух вечно отстающих от остальных членов банды. Отец и Васаби идут к нему медленно, Северус держит за руку Гермиону, помогая ей идти босиком по еловым иголкам. Джон слегка хмурится, понять пытается: сработал его план под кодовым названием «Палатка на отшибе» или нет. План он сам разработал и, видимо, так удачно его осуществил, что результаты не видит, как ни пытается. Либо он сделал свою работу слишком хорошо, либо внезапно ослеп. Середины не надо. — Ну что, вместе? Тартар оборачивается. Натали, вся мокрая и счастливая, оказывается подле него, сияя радостной улыбкой. От неё веет умопомрачительной энергией, от которой Джон и сам заряжается на раз-два. Натали, оказывается, жить не может без адреналина. Быть может, именно поэтому судьба приводит в её жизнь Джона. — Вместе, — с улыбкой кивает он. Гермиона в ужасе распахивает глаза, когда видит, как Джон и Натали сигают с обрыва, держась за руки. Кровь в жилах стынет моментально! Она невольно останавливается, и Северус, сделав ещё пару шагов, тормозит следом и оборачивается. — Ну что, — едва скрывая ухмылку, произносит Северус, — обратно идём, да? Грейнджер воинственно сводит на переносице брови и, бросив на Северуса хмурый взгляд, выпускает его руку из своей. — Не дождёшься, — цедит она. Северус ухмыляется, когда она проходит вперёд. Наблюдать за её попытками быть смелой во всех вопросах жизни — бесценно. Амбиций ей не занимать, он в который раз убеждается в этом на собственной шкуре. Гермиона проходит вперёд и останавливается на краю обрыва, глядя вниз. Высота внушительная, даже коленки слегка трястись начинают. Грейнджер редко дышит ртом, хватая воздух. Сердце тут же начинает колотиться сильнее, руки потеют. Она нервно сжимает и разжимает пальцы. Ей приходится чуть отойти в сторону по инерции, когда справа от неё с криками бросаются с обрыва в воду два байкера. Грейнджер их знает, но никогда бы не подумала, что они тоже способны на подобного рода увеселения. Страх сковывает её все сильнее. Внизу в воде мелькают две знакомые макушки. Гермиона узнает Джона с Натали, которые качаются на волнах и звонко хохочут. Уот снова обнимает Тартара за шею и что-то ему говорит, но с такой высоты Гермиона не слышит, что именно. Северус оказывается рядом с ней, и Грейнджер поворачивает к нему голову. Тёмные пряди Северуса, выбившиеся из хвоста, колышутся на ветру. Его подтянутое загорелое тело излучает волны любви к жизни, вкус которой он чувствует всеми фибрами души. Гермиона впервые ощущает себя слабее рядом с ним, такого раньше она не могла себе позволить. Северус смотрит на неё с сокрушительной нежностью, которую уже не может никак контролировать да и не пытается вовсе. Он протягивает ей левую руку ладонью вверх. — Я мог бы и заставить, — произносит он, глядя ей в глаза. Гермиона нервно усмехается, её почти колотит от страха и грядущего адреналина одновременно. Она боится прыгнуть, правда боится, одна бы она ни за что на это не решилась. Вот только Северус, кажется, не испытывает ни капли волнения в принятом решении. Грейнджер понимает, что он сейчас куда смелее, чем она. Он все ещё держит протянутую руку на весу. Северус готов прыгнуть со скалы с её рукой в своей ладони. Сделать это вместе. Он готов пойти на риск. Снова. Они только этим и занимаются все это время. Идут друг другу навстречу, наплевав на риск. Наплевав на всё вокруг, потому что противиться притяжению становится со временем просто невозможно. Гермиона Грейнджер вручает ему своё сердце, свою душу. Всю себя отдаёт без остатка, не думая о будущем. Она впервые делает подобное со своей жизнью. Она — человек, который держит всё под неустанным контролем, — плюёт на будущее. Живёт настоящим. Потому что в нём есть он. — Не смог бы, — на выдохе отвечает она. И вкладывает свою руку в его ладонь, переплетая с ним пальцы. Северус смотрит в её искрящиеся карие радужки, на россыпь веснушек, которые становятся ярче этим летом от частого пребывания на солнце. Смотрит на её пушистые тёмные волосы, развевающиеся на ветру, на взволнованно вздымающуюся грудную клетку. «Я мог бы и заставить» — означает: «Доверься мне». «Не смог бы» — означает: «Я тебе доверяю». Они оба переводят взгляд вперёд и, одновременно сделав несколько шагов для разбега, срываются с места. Гермиона не чувствует под ногами землю, и все внутри сжимается от истинного ужаса. Ветер свистит в ушах, сильные потоки воздуха режут ступни, волосы летят вверх. Грейнджер со всей силы сжимает руку Северуса в своей и звонко кричит, наблюдая за тем, как они все ближе приближаются к воде. Всего за мгновение Грейнджер набирает в лёгкие воздуха и, закрыв пальцами нос, зажмуривает глаза. Выпрямив ноги, Гермиона погружается в волны, и вода смыкается у неё над головой. Уши закладывает. Пузырьки кислорода щекочут кожу всего тела, и бешеный взрыв адреналина горячей вспышкой прошибает её насквозь. Гермиона не поддаётся панике только потому, что чувствует руку Северуса, крепко сжимающую её пальцы. Она помогает себе свободной рукой и ногами, начиная плыть вверх. И первый вдох на поверхности кажется ей самым настоящим перерождением. Она жадно хватает ртом воздух, нервно утирая глаза рукой. — Северус! — истерично зовёт она. — Я здесь! Гермиона резко поворачивает голову и видит, что Северус, по-прежнему не отпуская её руки, дрейфует на волнах рядом, тяжело дыша. Его глаза искрят такой бешеной энергией, что у Гермионы перехватывает дух. Она заразительно, громко смеётся и подплывает к нему ближе, стараясь держаться на поверхности. — Мы сделали это! — звенит её голос от рвущего в клочья счастья. — Мы сделали это! — Сам в шоке, — расширив глаза, отзывается он, не в силах сдержать искренней и широкой улыбки. — Боже мой! — все ещё не может поверить она. — Боже мой!.. Все ещё качаясь на волнах, Гермиона выпускает руку Северуса и, помогая себе ногами, подплывает к нему вплотную, почти касаясь его носа своим. Северус водит руками по воде, удерживаясь на поверхности, и Гермиона, обхватив его лицо ладонями, дарит ему самый яркий поцелуй в жизни. Поцелуй, наполненный такой энергией, что по телу Северуса стрелой мчит вспышка электрического тока. Какая удивительная и невообразимо прекрасная жизнь. Сколь многое скрывается под маской рутины и приобретённой из-за неё удручённости. Северус отвечает на поцелуй, жадно терзая губы Гермионы, и всеми фибрами души жалеет, что не может отдаться этому единению ещё больше. Сжать её в своих объятиях, провести пальцами по тонкой талии. О, Мерлин. Гермиона выпускает его лицо из ладоней и чуть отплывает назад, дрейфуя на волнах. Она опускает подбородок в воду, чтобы скрыть сумасшедшую улыбку. Господи, если бы ты только знал, что она на самом деле испытывает к Северусу. Как искренне и всепоглощающе она его любит. Господи, ты бы сошёл с ума. — Плыви к берегу, у тебя губы синие! — вместо этого кричит она. Северус ухмыляется. Ей не нужно ему ничего говорить, и ему тоже не следует. Все витает в воздухе между ними. Натали и Джон вопят, как было круто, потому что они видят своими глазами тот момент, когда Северус и Гермиона сигают вместе вниз. Разумеется, страх остаётся позади, и бешеный адреналин подталкивает искателей острых ощущений прочувствовать подобное снова. Они прыгают вместе с остальными ещё не один раз. С криками и воплями, с бешеной любовью к этой жизни. Гермиона чувствует себя, как рыба в воде, Северус не отстаёт. Натали отвлекает Джона, когда эти двое снова и снова выдают себя с головой, утопая в мгновениях единения друг с другом. Один раз она так глубоко уходят под воду, что Северус пользуется возможностью и, обняв Гермиону в тесном кольце рук, все же целует её прямо под водой, чувствуя давление в ушах, сопровождающееся бешеным пульсом. Грейнджер дарит ему кусочек воздуха, и так им удаётся задержаться в их маленьком мире подольше, скрывая свой секрет от посторонних глаз со всем присущим им обоим мастерством двойных агентов. Выбившись из сил, они наконец решают отдохнуть и закончить марафон купания. Гермиона почти не может идти от разбитой, но приятной усталости во всем теле, когда они бредут к своей палатке. Она тараторит без умолку о том, какие смелые другие ребята, и какая бешеная энергия скрывается в Натали, которая с Джоном и другими байкерами остаётся ещё на пару заходов с прыжками. Северус слушает её счастливую болтовню и наслушаться не может. Никогда ему ещё не было так приятно слушать кого-то. Он ловит себя на мысли, что только Гермиону он готов слушать до посинения. — Стой, я принесу полотенце. Гермиона так выбивается из сил, что даже не спорит. Она убирает назад мокрые волосы и, едва стоя на ногах, смотрит на невероятной красоты вид перед собой, невольно перебирая кончиками пальцев, подушечки которых стали сморщенными от долгого пребывания в воде. Ей нравились эти ощущения. Ей нравились все ощущения, которые она испытывала на «Львином зеве». Грейнджер чувствует, как её спины касается махровое полотенце. Северус обнимает её сзади, обеспечивая тепло, и закутывает, скрестив спереди руки. Гермиона откидывает голову на его грудную клетку, закрывая глаза, и они просто молча стоят, покачиваясь в объятиях. Солнце приятно пригревает ей веки, в голове приятная пустота, спиной Гермиона чувствует громкое биение сердца Северуса. Это мгновение надолго отпечатается в их памяти. Именно это. Когда лучи солнца бросают блики по водной глади. Когда шумят кроны деревьев и сосновых веток. Когда вдалеке звучат голоса и смех байкеров. Когда звенят крики и плеск воды. Когда Гермиона обнимает руки Северуса своими. Когда он дышит жизнью, которую держит в своих объятиях. Когда время, кажется, останавливается. — А теперь вытирай волосы, нечего на ветру стоять просто так, простынешь. Гермиона жмурится и гулко визжит, когда Северус резко расцепляет руки и начинает вытирать ей волосы. Развернув её к себе лицом, он продолжает агрессивную заботу до тех пор, пока она чуть ли не падает в его объятия, потеряв равновесие. — Ужас какой, — фыркает она, хватаясь за его руки. — Можно же просто заклинанием высушить! Северус опускает полотенце на её плечи и забавно вскидывает брови, всеми силами сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, потому что Гермиона сурово смотрит на него исподлобья с лохматыми влажными волосами. Тут даже саркастичность не в помощь, выглядит она рассерженной. Ей определённо надо дать время, чтобы привести себя в порядок. — Есть хочешь? — идёт другим путём Северус. Гермиона, продолжая смотреть на него, как на врага народа, невольно смягчается. — Допустим, — но не показывает этого. Северус коротко целует её в лоб, понимая, что лучше унести подальше ноги. — Скоро вернусь, — расслабленно отзывается он. Гермиона смотрит ему вслед, закутавшись в полотенце и скрестив на груди руки. Обернись. Обернись. Грейнджер сжимает губы. И злость испаряется по щелчку пальцев, когда он делает это. Она улыбается, а сердце, глупый орган, исступлённо начинает стучать по рёбрам. Грейнджер пользуется предоставленной ей возможностью. Забравшись в палатку, она берёт волшебную палочку и, направив её на себя, бегло шепчет бытовое заклинание. Купальник высыхает моментально, и она тут же снимает его с себя, переодеваясь в джинсы и любимую футболку. Приходится немного подумать, как высушить волосы, чтобы другие не задавали вопросов. Вариант прямых прядей или крупных волн она тут же отметает, иначе девчонки её доведут расспросами, как она это сделала в походных условиях. Остановившись на простом решении расчесать их самостоятельно и высушить кудрявым методом, она убирает их в лёгкий высокий пучок и удовлетворённо выдыхает. Теперь она чувствует себя куда лучше. Приятное тепло разливается по телу, когда она выходит из палатки и видит, как ей навстречу идёт Северус с едой в руках. Закусив нижнюю губу, она с удовольствием отмечает, как ей нравится вид Северуса в плавках. Проклятье, как же он хорош. Он останавливается возле неё на безопасном расстоянии и протягивает вперёд руку с какой-то тёплой «добычей», завёрнутой в салфетку. Гермиона скрещивает на груди руки, стараясь скрыть улыбку. — Давай ты сначала поешь, пока я переодеваюсь, а потом поговорим, — предлагает он. Ловко. Грейнджер жмёт плечами. — Ладно, — отзывается она, забирая трофей. Северус скрывается в палатке, а Гермиона усаживается на поваленное дерево и, развернув салфетку, с упоением вдыхает аромат горячего сэндвича с беконом и сыром, пожаренного на костре. Перекус потрясающий, самое то. С упоением сделав большой укус, Гермиона от наслаждения прикрывает глаза. Господи, как же вкусно все, что ешь на природе. Хоть обычный кусок хлеба, поджаренный на костре. Настроение вмиг становится в разы лучше. Расправившись с обедом, Грейнджер довольно выдыхает. Стоит Северусу вылезти из палатки полностью одетым, она дарит ему улыбку. Снейп ухмыляется. Не зря говорят, что сытая девушка — счастливая девушка. — Успокоилась? — спрашивает он. Ой, мимо. Ой, Северус, очень мимо. Гермиона сводит на переносице брови. — Может, сначала прогуляемся, — пресекает он на корню огонь Васаби, — а потом уже скажешь, что думаешь по этому поводу? И это срабатывает. Разумеется, она все равно фыркает, ведь марку нужно держать, а сама все равно вкладывает ладонь в его руку, стоит ему её протянуть. Северус язвит ей в ответ, потому что так проще, и в скором времени они снова оказываются на той самой волне, которая всецело принадлежит им двоим. Потому что не хотят терять и без того утекающее сквозь пальцы время. Они гуляют в лесу подальше от береговой линии и посторонних глаз, смеются невпопад со всякой мелочи и до безумия утопают друг в друге, потому что попросту не хотят этому сопротивляться. Северус ловит её за руку и тянет к себе, вынуждая налететь на грудь, и целует её так горячо и страстно, что сам поражается временами этим порывам. Гермиона ловит его горячие выдохи поцелуем, отвечая с не меньшей страстью, рвущей её изнутри. Они без конца бродят по окрестностям и целуются, как подростки, сбежавшие из дома от пристального присмотра родителей. Пытаются утолить жажду, которая меньше попросту не становится, и чувствуют себя так, словно они находятся в совершенно иной, отличной от их привычной жизни реальности, сжимая в ладонях эти бесценные мгновения. Каждый раз, как они соприкасаются друг с другом, Северус чувствует настоящие вспышки электричества по всему телу. Его непреодолимо тянет к Гермионе, уносит потоком, который одновременно связывает их и, парадокс, разделяет. Словно в глубине подсознания Северуса живёт противный червь, который грызёт его острое предчувствие, не давая окончательно забыть о том, кто они такие. Что они делают. И к чему все это может привести. Северус гонит от себя эти мысли со всем присущим его личности стойкости, пусть и не может избавиться от них окончательно. — Смотри… Гермиона стоит рядом с ним, чуть склонив вниз голову. Её волосы растрепались из пучка, потому что Северус из раза в раз пытается запустить в них пальцы во время поцелуя. Волнистые тёмные локоны падают ей на глаза. Северус дует на них, и они обрамляют её лицо, когда она поднимает взгляд. Он наклоняется вниз, чтобы поцеловать её, но не успевает, потому что она подносит ему под нос еловую ветку, которую сорвала меньше минуты назад. — Понюхай, — с улыбкой просит она. Северус закрывает глаза и делает глубокий вдох. Пахнет безграничной свободой, хвойным лесом, свежестью и… — Тобой пахнет. Гермиона делает забавную гримасу и тоже вдыхает хвойный аромат. Северус против воли вспоминает, что у Гермионы среди её десятков гелей для душа есть один с подобным запахом. Она пользуется им редко, даже баночка почти полная, да и стоит она в самом углу полки. Северус понятия не имеет, как он это запоминает. — Ну да, есть такой гель для душа, — жмёт Гермиона плечами, — но я им совсем не пользуюсь, — улыбается она. — Я больше по… — Папайе и кокосу, — заканчивает он за неё. — Да, знаю. Гермиона поражается до глубины души тому, что он это запоминает, но старается не подавать виду. Мерлин, сколько же маленьких привычек он запоминает. А сколько она мелочей подмечает в нем. Это так сильно поражает, что Гермиона несколько секунд не может подобрать слов, лихорадочно глядя то в один глаз Северуса, то в другой. — Ты так глазами бегаешь, — озвучивает он свои мысли, слегка ухмыляясь, — я за тобой не успеваю. Гермиона заторможено моргает, насмотреться на него в это самое мгновение не может. Сердце стучит в груди в сумасшедшем ритме. Ей хочется снова и снова прикасаться к Северусу, в сотый или тысячный раз проводить пальцами по его щеке, целовать его, быть в его руках. Но вместо этого… — Ну, разумеется, — фыркает она, — я просто пытаюсь посчитать, сколько же раз ты ещё без разрешения брал мой скраб для тела! Северус опускает взгляд, сокрушённо покачав головой. Она просто невозможная. Может, как раз поэтому их жизни и столкнулись в самый неожиданный момент из всех возможных. Потому что он точно такой же. Ближе к вечеру они наконец возвращаются обратно к береговой линии, потому что запах жареного мяса тянет их невообразимо, и желудки обоих предательски урчат. Гермиона говорит, что надо забежать в палатку и взять кофту, на что Северус согласно кивает. Они уже подходят к ней, как вдруг одновременно останавливаются, поднимая вверх голову. Мелкие капли дождя слышатся повсюду. Они падают на ковёр из опавших иголок, на ветви деревьев и на одежду. Недалеко от палатки дождевые капли окрашивают тёмными точками серую скалу. Гермиона вдруг опускает вниз голову и широко улыбается. — Ха! — восклицает она, прихлопнув в ладоши. Северус непонимающе хмурится. — Что?.. Грейнджер вдруг срывается с места и, исчезнув наполовину в палатке, вылезает оттуда парой секунд позже с маленькой сумкой. Широко её раскрыв, она опускает туда руку до самого плеча и, покопавшись там некоторое время с сосредоточенным выражением лица, наконец радостно улыбается и вынимает… — Что я говорила! Грейнджер самодовольно улыбается, грациозно раскрывает чёрный зонт, который все-таки кладёт с собой на-всякий-тот-самый-случай-а-вдруг в сумку с незримым расширением, и демонстративно поднимает его над головой. Северус поверить не может, что она правда втихаря взяла его с собой. Наверняка ещё и книжек со стеллажа с собой запихнула. Кто знает, может, и ещё половину дома. Северус теперь ни в чем не уверен. — Я же сказала, что он пригодится, — явно довольная собой, парирует она. Бесята в её глазах снова пляшут чечётку. Это и называется «шах и мат», верно? Северус медленно подходит к ней и, чуть склонившись, залезает под зонт, после чего берёт его за ручку и, вытянув из руки Гермионы, закрывает. Грейнджер задыхается от негодования, но Северус решает довести дело до конца. Обернувшись на мгновение и бросив зонт в палатку, Северус снова делает шаг к ней. — Дождь идёт, это что для тебя, какая-то шутка? — ворчит она, поднимая голову. Северус берёт её лицо в ладони и продолжает медленно идти вперёд. Гермиона теряется от этого, начиная медленно семенить назад, схватившись за его запястья обеими руками. — Ты просто невозможная, — наконец тихо произносит он. Гермиона снова оказывается в ловушке, упираясь спиной во влажный камень скалы, и самодовольная широкая улыбка вмиг появляется на её устах. — У мастера училась… Закончить фразу она не успевает, потому что под шум мелкого дождя, барабанящего по всем доступным ему поверхностям, Северус накрывает губы Гермионы своими, утопая и растворяясь в этом моменте целиком и полностью. Джон поднимает вверх голову и, с прищуром глядя в постепенно проясняющееся небо, довольно кивает. — Ты была права, Натали, — замечает он, — всего пару минут покапал, даже огонь не погас. Натали передаёт Липу и Форку тарелки с горячим ужином и, поцеловав в макушку первого, возвращается на своё место с лёгкой улыбкой. Усевшись на свой стул и опустив ногу на ногу, она заворачивается в длинный и безразмерный свитер Джона, устраиваясь удобнее. — Говорила же, — расслабленно отзывается она, наблюдая за потрескивающими языками пламени костра. Джон с бешеной нежностью смотрит на неё, а после садится рядом, протягивая ей её порцию. Натали благодарит его кивком головы, убирая за ухо светлую прядь. Тартар уже собирается что-то сказать, как вдруг теряет мысль, потому что взгляд его скользит вперёд, и парень замечает, как к ним идут Северус с Гермионой, о чем-то с улыбками разговаривая. Джон хмурится. Да не может быть, чтобы их отношения не перешли на новый этап! — Мне кажется, что все-таки Васаби с Отцом странно себя ведут, — размышляет вслух Тартар, чуть наклонившись к девушке. Натали чуть не давится, но тут же берёт себя в руки и аккуратно кашляет, приложив ладонь к губам. — Странно, — входит в роль Уот с поразительной ловкостью, — ничего такого не заметила. Вроде, все у них, как и было. Ага, да. И на пару часов они пропали из поля их зрения просто так. Тартар поджимает губы. — Слушай, ты уверена? — не отступается он. — Между ними будто что-то поменялось, ну, ты понимаешь… Джон бросает на неё многозначительный взгляд. Натали вздыхает. — Я уверена, что тебе просто кажется, — настаивает она. Обещала же Гермионе! — Это все свежий воздух, — воодушевлённо добавляет Натали, — и атмосфера! Она на всех влияет… Джон заговорщически прищуривается, склоняясь к ней ещё ниже и начиная говорить тише. — На нас она тоже повлияла, — играет он бровями и дарит ей исключительную лисью ухмылку. Уот забавно смеётся, зажмурив глаза. — Джон Льюис Денвер, — смотрит она на него, опираясь локтем на ручку стула, — твои грязные шуточки мне нравятся. Тартар весь расцветает на глазах. — Правда? Натали забавно округляет глаза. — Я — твоя девушка, — почти серьёзным тоном вещает она. — Я обязана смеяться над твоими шутками. Недалеко от них слышится искренний смешок, и ребята оборачиваются. Лосось по-прежнему посмеивается, развалившись на стуле и уплетая за обе щеки жареное мясо. — О, брат, не упусти её… Тартар фыркает. — Заткнись, Лосось. Натали искренне смеётся и оставляет на слегка колючей щеке Джона нежный и долгий поцелуй, обняв его за шею. Вечер наступает непозволительно быстро. Время бежит быстрее, когда ты отдаёшься счастливым эмоциям и мгновениям целиком и полностью. Под вечер все ребята пуще прежнего раскрепощаются, вынимают из холодильников два последних ящика пива и наслаждаются тёплым вечером в замечательной компании. Жареное мясо исчезает с решёток по щелчку пальцев, и Хэмиш только рад этому. Он беспокоился, что придётся везти большое количество оставшегося провианта обратно. Он бы не пропал, разумеется, ведь все было бы отправлено в крытое пространство ребят, но Хэмишу куда приятнее возвращаться с подобных выездов с пустым кузовом. Хорошо, что ещё и аккумулятор успеет за ночь зарядиться, ведь вся его мощность была израсходована на отопление многих палаток и без конца играющую из динамиков музыку. Радует, что даже это Хэмиш предусмотрел. После ужина один из байкеров, который специально тратит большую часть дня, чтобы смотаться до города и обратно, вытаскивает проигрыватель, и наконец начинает играть музыка. Девчонки тут же вскакивают со своих мест. В числе первых оказывается Натали. Они быстро разогревают народ, и вскоре уже целая толпа танцует на берегу, пока костры отбрасывают их пляшущие тени на постепенно остывающую после дневного зноя землю. Северус только с улыбкой наблюдает, как танцует Гермиона в компании других девочек, а сам не присоединяется. Ему просто нравится на неё смотреть. Смотреть во все глаза, как она сияет, пластично и роскошно двигаясь в такт льющейся из проигрывателя музыки. В какой-то момент Гермиона оборачивается, и Северус ловит её взгляд. Она продолжает танцевать, глядя ему в глаза. Её щеки розовеют, карие радужки искрятся, губы растягиваются в нежной улыбке. Господи, какая же она красивая. Урвав момент, пока все оказываются поглощены разговорами и друг другом, Гермиона, ловко лавируя между танцующими, подходит к Северусу и, взяв его за руку, тянет вверх. Мужчина охотно поддаётся, но танцевать при других заочно готовится отказаться, но… — Убежим отсюда, — близко наклонившись к нему, шепчет она с яркой улыбкой на устах. Она даже не спрашивает. Северус кивает, и она тянет его за собой подальше от толпы. Они решают просто прогуляться, потому что от большого скопления людей устают оба. Шагая по тропинке все дальше от шумного лагеря, они просто разговаривают и держатся за руки, невольно тесно прижавшись друг к другу, будто им дороги мало. Музыка звучит все тише, и от этого им обоим становится легче. — Ты только подумай, — воодушевлённо продолжает Гермиона, — а если… Ой! Она вдруг останавливается, глядя перед собой. Северус тормозит следом. — Смотри! — указывает она рукой вперёд, срываясь с места. Северус выпускает её руку и смотрит вперёд. В тени деревьев стоит какой-то автомобиль, припаркованный возле щитка электроэнергии. Северус щурится, стараясь рассмотреть его в сгущающихся сумерках. — Это же пикап Хэмиша! — бежит вперёд Гермиона. — Что он тут делает? Северус медленно идёт вперёд, опустив руки в карманы джинсов. Все сразу встаёт на свои места. — Он поставил заряжать аккумулятор, — с видом знатока отвечает он. — Из-за вечно включённой музыки он у него сел, вот и перегнал его сюда. Это ближайший щиток. Гермиона останавливается возле кузова и, опустив на него ладонь, оборачивается с лукавой улыбкой. — Прокатимся? — заразительно улыбается она. Идея глупая и несуразная, но Северус невольно поддерживает её маленькую игру и, ухмыльнувшись, идёт к кабине. Грейнджер радуется до глубины души, что он соглашается, опускает дверь багажника вниз и, подтянувшись на руках, залезает в кузов. Гермиона замечает, что он пустой, только одеяло лежит, ведь все вещи были выгружены. Неудивительно, что Хэмиш со спокойной душой оставляет автомобиль так далеко от лагеря. Еда не пропадёт, а красть отсюда нечего. Северус открывает дверь водителя и садится на кожаное сидение. Грейнджер ползёт на коленках к окошку и стучит согнутым указательным пальцем по стеклу. Северус оборачивается. — Защёлка, — указывает она куда-то вниз. Северус, проследив за тем, куда она показывает, тут же понимает, что она хочет. Открыв замочек, он хватается за ручку и тянет стекло вниз. Гермиона помогает ему, упираясь обеими руками, и стекло полностью опускается, впуская в кабину ночной воздух. — Куда желаете, мисс? — входит Северус в образ, схватившись за тонкий руль обеими руками. Гермиона опускает руки на раму, просовывая голову внутрь. — Подальше от безумной толпы, сэр, и поближе к счастью, — поддерживает она его импровизацию. — И как можно скорее! Северус с умным видом поворачивает в зажигании несуществующий ключ и, наигранно нахмурившись, оборачивается. — Я бы отвёз вас и на край света, мисс, но вдруг вспомнил, что навыков вождения подобным транспортом не имею… Грейнджер смеётся искренне и звонко, но, поймав его взгляд, вдруг замирает на несколько бесконечных секунд, а затем, наклонившись вперёд, просовывает ладони под руками Северуса и начинает тянуть его на себя. Мужчина усмехается и, помогая себе ногами, выбирается из открытого окна в кузов под кряхтения и смех Грейнджер. Гермиона падает на спину, и Северус валится следом за ней, пока согнутые ноги все ещё остаются в окошке. Грейнджер заливается смехом пуще прежнего, зажмурив глаза. Северус переворачивается и нависает над ней, опустив руки по обе стороны от её лица. Гермиона успокаивается и, подняв руку, убирает ему за ухо тёмную прядь, открывая лицо. — Насколько близко к счастью желаете добраться, мисс? — негромко задаёт он вопрос. Грейнджер нервно облизывает губы и, лихорадочно глядя на него, сухо сглатывает. — Настолько, чтобы появилась возможность к нему прикоснуться, — шепчет она. Северус сгибает руки, опуская голову вниз, мягко прикасается к её губам в коротком влажном поцелуе и слегка подаётся назад. Гермиона прерывисто вздыхает, чувствуя его горячее дыхание на своих губах. — Тогда выезжаем немедленно, — отвечает он, прикрыв глаза, — а то можем опоздать. Гермиона обвивает руками его шею и тянет к себе, склонив голову в сторону и закрыв глаза. Всякий раз, как она целует Северуса, ей кажется, что делает она это впервые. Чувства обостряются до предела, душа рвётся вперёд, и осознание безграничного счастья разливается по телу. Северус отвечает на поцелуй, медленно подавшись вперёд. Он чувствует, как Гермиона скользит пальцами ему в волосы, и в который раз покрывается мурашками. Каждое её прикосновение отзывается у него внутри треском оголённых проводов, причиняя и боль, и невероятное наслаждение. Ему кажется, что он больше в жизни не сможет испытать что-то подобное. Словно этот день был запланирован кем-то свыше и обозначен точкой невозврата. Будто это пик его существования. Вершина Эвереста. Тот самый момент, который настигает однажды каждого человека. Осознание того, что ничто никогда не повторяется дважды. Поэтому Северус отдаётся этому моменту целиком и полностью. Гермиона судорожно вздыхает, на мгновение прервав поцелуй, и притягивает Северуса к себе снова с большей страстностью и открытостью, чем в первый раз. Так, будто она и сама думает о том, что не покидает мыслей Северуса. Она тянется руками вниз и вытаскивает его футболку из джинсов, медленно начиная тянуть вверх. Северус опускает ладонь Гермионе на затылок и тянет её на себя, помогая сесть. Грейнджер усаживается на Северуса, обхватив ногами бедра, и помогает ему снять футболку. Они не спешат в этот раз, делают все плавно, наслаждаются друг другом. Северус снимает с её плеч кофту, и Гермиона высовывает из рукавов руки, помогая ему. Мужчина плавно касается её талии, ныряет пальцами под футболку и, касаясь её тёплой кожи, медленно тянет трикотажный материал вверх. Грейнджер поднимает руки, и Северус снимает с неё вещь, бросая рядом. Светлая кожа Гермионы почти мерцает в этом волшебном мгновении ночи, и она вмиг покрывается мурашками. Северус тянет её к себе, страстно и при при этом осторожно утягивая её в очередной поцелуй. Гермиона проводит ладонями от низа живота вверх, чувствует под пальцами перекатывающиеся мышцы пресса, и останавливается на плечах, мягко их сжимая. Северус будто заново начинает изучать её тело. Трепетно ведёт по плечам пальцами, опускается к предплечьям, переходит к талии, касается бёдер, слегка сжимая их пальцами. Гермиона прерывисто вздыхает, ощущая, как щеки окрашиваются жаром, и, не в силах совладать с желанием прочувствовать единение с ним снова, опускается на спину, потянув Северуса за собой. Больше не хочется говорить ни слова, хочется только одного. Чувствовать. Ни разум, ни тело не обмануть. Маски давно сорваны. Гермиона плавно тянется руками вниз, расстегнуть его ремень ей удаётся с первого раза. Не открывая глаз, она продолжает отвечать на его ласку, расстёгивая свои джинсы. Северус ловит её руку, предупредительно сжав пальцы. Грейнджер ухмыляется в поцелуй. Да-да, все сам. Конечно. Северус разрывает поцелуй и, усевшись на колени, расстёгивает молнию, не прерывая с ней зрительного контакта. Гермиона слегка закусывает губу, приподнимая бедра, когда он стягивает с неё джинсы и снимает свои. Он устраивается между её ног, наклоняясь вниз и втягивая её в горячий поцелуй. Грейнджер пылко отвечает, но всего через пару мгновений шумно выдыхает, закрыв глаза и откинув голову назад, когда он плавно входит. Гермиона сильнее сжимает ногами его талию и тихо стонет, растворяясь в этом мгновении. Северус начинает задавать ритм, и нашаривает на одеяле её руку, скрещивая с ней пальцы. Грейнджер задыхается от подобного единения в очередной раз и сжимает его руку в ответ. Северус покрывает поцелуями её шею, толкаясь все чаще и резче, и выбивает из неё горячие стоны, утопающие в ночной тишине. Гермиона теряет связь с реальностью, принимая его в себя снова и снова. Самые важные и самые нужные слова жгут Гермионе губы, но она молчит. Её пятки безвольно долбят по его спине, горячие стоны разрывают лёгкие. Северус ловит её выдохи, покрывает поцелуями щеки, нос, шею и губы в лихорадочном беспорядке, и Грейнджер почти хнычет в его объятиях, потому что ужасная мысль прочно осела в её сознании. Она не сможет остаться с ним здесь навсегда. Их маленькое «навсегда» имеет временные рамки. И ей бы ужас как хотелось взять и остановить время, осесть здесь, в глубине Великобритании, построить маленький дом, открыть своё дело или найти простенькую работу и остаться здесь, вместе состариться. В этом мире. С ним. Махнув рукой на другой мир, с которым они оба тесно связаны. Похоронив все то, что она столько лет кропотливо, эгоистично строила. Вот только не все желания имеют способность сбываться. В этом и проблема, верно? Гермиона обнимает его за шею, когда он толкается последний раз, и предательская слеза, которую она не смогла сдержать, стрелой скатилась по её правой щеке. Быстро смахнув её, чтобы Северус не задавал вопросов, она прижимает мужчину к себе, зажмуривая глаза и касаясь плотно сжатыми губами его тёмных волос. Слова остывают на её губах, она так и не говорит их вслух. Лишь запечатывает на коже Северуса, словно только так может выразить к нему всю глубину своих чувств. Они возвращаются в лагерь, когда у догорающих костров остаются лишь некоторые байкеры, охмелевшие от последних бутылок пива. Ребята даже не замечают их, продолжая разговаривать о чем-то своём. Перед тем, как окончательно закрыть глаза, провалившись в сон, Гермиона, чувствуя тепло Северуса на своей спине, прикасается губами к их сплетённым пальцам, будто только так способна сказать, что время теперь точно вышло. Северус смотрит в это мгновение перед собой, обнимая Гермиону за талию, и сердце его впервые за последние месяцы с болью ударяет по рёбрам от осознания неизбежности сложившегося положения. Лагерь просыпается раньше девяти утра, потому что нужно за собой все прибрать. Северус с Гермионой присоединяются к остальным без лишних разговоров и убирают мусор после «Львиного зева» со всей присущей им обоим продуктивностью. Они толком не разговаривают, потому что впервые не знают, о чем говорить. На часах ещё даже нет десяти, когда береговая линия оказывается полностью чиста, и мешки с мусором-таки оказываются в кузове Хэмиша. Гермиона старается не смотреть на то, как Хэмиш перед погрузкой сворачивает синее одеяло, которое этой ночью было использовано не по назначению. Он не должен никогда узнать, что произошло в кузове его грузовика на «Львином зеве». Тартар замечает, как они оба притихли, но Натали снова берёт огонь на себя, и Джон не задаёт им обоим вопросов. Погрузив все вещи на байки, орава постепенно начинает выдвигаться обратно в Лондон. Мотоциклы, срываясь с места, исчезают друг за другом, оставляя после себя пыльные облака. Их остаётся все меньше. Тартар просит Хэмиша подбросить Натали и Филиппа до дома, потому что им по пути, а сам вызывается помочь Северусу с Гермионой довезти их вещи, потому что сегодня никуда не торопится. Форк устраивается на пассажирском месте своего байка, ожидая брата. Тот действительно не торопится. Целует Натали без конца у всех оставшихся на виду, улыбается и сверкает, обещая ей, что заскочит завтра с утра, когда отвезёт Форка в общежитие. Гермиона почти с завистью смотрит на них. Завистью и глубокой печалью. Она не может сделать так, как они. Они с Северусом никогда ничего подобного не смогут себе на людях позволить. Единственное, что ей остаётся, — обнять его сзади, крепко прижавшись щекой к спине, когда он заводит байк. Дорога обратно почти не запоминается. Они едут снова без остановок. Тартар с Форком едут спереди, Северус с Гермионой позади них. Грейнджер глушит постепенно разрастающуюся в груди боль, продолжая обнимать Северуса так сильно, словно только это сможет спасти ей жизнь. Северус держит руль с такой силой, что белеют пальцы, а под конец поездки он их почти не чувствует. Припарковавшись возле дома родителей Грейнджер, они глушат двигатели. Гермиона слезает с байка и разминается, стараясь вернуть конечностям чувствительность. Боль в груди и тревогу подавить не удаётся, как она ни старается. От этого и улыбаться становится тяжело, а марку держать перед Тартаром с Форком — ещё сложнее. — Открывайте пока, я сумки отвяжу, — бросает Джон, слезая с байка. Гермиона кивает, доставая из сумки ключи. Она копошится без конца, руки попросту не слушаются. Она злится сама на себя, на своё безвыходное положение, на глупое сердце, на чёртов Визенгамот и треклятый волшебный мир. Грейнджер разрывается от внутренней ненависти, которая порождается червём осознания ближайшего будущего. Что теперь будет? Как им обоим быть? Они оба зашли слишком далеко, они сделали то, что никак нельзя исправить. Нельзя по щелчку пальцев отменить. Нельзя забыть. Да и как, черт возьми, это вообще можно забыть? Северус останавливается возле Гермионы и сжимает её лихорадочно дёргающиеся пальцы, которыми она старается вынуть ключи из сумки. Гермиона поднимает взгляд, и Северус задыхается. Сколько в нём боли. Господи, сколько же в нём боли. — Гермиона… — Потом, — сглотнув, хрипло шепчет она. — Пусть они уедут сначала, потом поговорить надо. Северус коротко кивает и выпускает её руку из своей. Тревога Гермионы передаётся и ему. Тартар хмурится, глядя на них. Да нет же, Натали его обманула! «Львиный зев» не прошёл для них просто так. Теперь, оказавшись в привычной для них среде, Джон наконец открыл глаза. Все удалось! Он растягивает губы в улыбке, продолжая развязывать с помощью Форка сумки. Гермиона наконец вынимает ключи. Северус берёт вещи и идёт следом за ней, не обронив ни слова. Грейнджер поднимается на крыльцо и готовится вставить ключ в замок, но вдруг замирает. Дверь приоткрыта. Ужас сковывает все её существо, когда она слышит по ту сторону приглушённые голоса. Северус непонимающе смотрит на дверь, когда останавливается рядом. Грейнджер толкает её пальцами, и все внутренности у неё словно вмиг покрываются ледяной коркой. Несколько человек в доме разом оборачиваются, и три пары глаз смотрят на них с немым изумлением. Гарри замирает с пакетом молока в руках возле холодильника, Рон откладывает книгу на стол, Джинни не доносит до рта яблоко, чтобы сделать ещё один укус. — Ого, — негромко подаёт голос Тартар, — теперь понятно, чего вы у меня вечно торчите. С таким количеством людей под одной крышей я бы и сам свихнулся. Гермиона его не слышит. Она так и стоит на пороге, словно громом поражённая. Внутренние ощущения невозможно обмануть. Вот почему её так пожирала тревожность, вот почему она так сходила с ума от предчувствия. Они с Северусом должны были вернуться домой седьмого октября. Вчера. Вчера они должны были все продумать, подготовиться к приезду ребят и сделать все так, чтобы предупредить любые неожиданности и сгладить углы, если придётся. Они должны были все это сделать вчера. Но они поступили иначе. Они украли у судьбы ещё один день. Сегодня восьмое октября. Время не просто истекло, оно выставило им здоровенный счёт. И никаких суточных не хватит, чтобы его оплатить. Грейнджер едва находит в себе силы, чтобы сделать короткий вдох и наполнить лёгкие воздухом. Наполнить, чтобы одними губами произнести всего два слова: — О Господи…