Дневник В. Нершина

27-е число месяца роз. Игорь снова где-то пропадает. Написал, что снова отправился к замку. Которого нет. Что это –патологическая ложь, он сошел с ума, или есть что-то, что он хочет от меня скрыть? Лгунов не люблю. Сам почти не обманываю, а потому не чувствую лжи, но, к сожалению, Игорь очень похож на патологического сочинителя. Есть что-то хитрое в том, как он улыбается, скашивает глаза, делает паузы перед тем, как ответить, если вопрос касается его самого, да и вчерашний его рассказ чего стоит. Сегодня снова разговаривал с местными в одиночку. В доме у Миклэ состоялся любопытный разговор. Кроме меня, к нему наведались Криков, Артём Корабельный и Лиза Семеро. Все трое, кроме Крикова, были до сих пор напуганы речами Саши Осенева. Лиза прямо твердила, что Саша задумал недоброе против них, только не могла объяснить, что именно. Криков с ними не соглашался: - Не думаю, что этот знак стоит понимать буквально. Остальные вяло гомонили. Лиза поглядела напряженно и даже со злобой. Похоже, Крикову не удалось их успокоить. Один за другим они возражали, что мальчишка давно известен своей неприязнью к ним. Я бы счел их страх совсем глупым, если бы самому всю ночь не снился бледный юноша с испуганными глазами. Из закрытого рта Игната Беспокойного вылетали истеричные фразы: «Я предупреждал их, предупреждал, я не хотел, говорил им…», и так далее. Внешним обликом и выражением лица этот образ походил на перепуганную Лизу. Я невольно сравнил их долговязые, нескладные фигуры, изломанные жесты, вытянутые бледные лица, искаженные сдерживаемым ужасом, поджатые, трясущиеся губы. Лиза сердито продолжала: - Тебе отлично известно, что парень нас ненавидит. Будешь дожидаться беды? - Какой беды, Лиза? Сейчас совсем другие времена! - Какая разница! Был знак! «Человек должен ходить своими, человечьими тропами», ты слышал. Такими вещами не шутят! Он повторил слово в слово, сам того не желая! Разве не ясно, что нам грозит опасность от него? Я не знаю, какая, мы все не знаем, какая, так давайте ее подождем, а, что скажете? - Лиза… - Да ты понимаешь, что из-за одного риза они могут нас отсюда согнать? Он ведь на их земле не растет! Кто знает, что еще им от нас надо? Достаточно пустить слух, что у нас тут жилы с каким-нибудь драгоценным металлом обнаружились, и нашей привычной жизни конец. Ты вот знаешь, с какими людьми в городе общается наш Сашка? Такой поворот заставил меня насторожиться, тем более, что Лиза на какой-то миг повернулась в мою сторону. Как бы они не усомнились в том, что нас интересует только фольклор. К счастью, ее отвлекла очередная фраза Крикова: - Хватит, это уже нелепо… - И это только одна из возможностей! - Ну и что ты предлагаешь? - Я хочу, чтобы мы выгнали Сашку из деревни. - Ему и так здесь всего неделя осталась. - Вот и славно. Пусть лучше уезжает сейчас. Александр Осенев больше не вернется в Штормовую. Последние слова Лиза произнесла тихо и как-то торжественно. Она будто успокоилась, опустила руки и отступила назад. Все замолчали. Артём с Миклэ смерили Лизу очень серьезным взглядами. - Ты это сказала, - подытожил Миклэ без видимого удовольствия, просто как данность. - Не хочешь ли ты еще каких-нибудь наказаний для бедного парня? – Криков стал непохож на себя. Артём с Миклэ зашикали на него, потом подбежали, взяли под локти с обеих сторон и стали успокаивать, - Нет, ты говори, говори. Обиженная, сопливая девчонка! Говори, раз присвоила себе это право! Может, захочешь еще как-то ему досадить? –тут Корабельный заткнул Крикову рот. Лиза покраснела и замотала головой. Губы ее сжались еще сильнее, руки выпрямились, как натянутые. Она стиснула край стола у себя за спиной. Вид у Лизы был такой, будто она пытается удержать рвущиеся наружу слова, дрожащие губы еле заметно складывались в улыбку. Мне вспомнилось особенное отношение моалапси к силе устного слова. Крикову наконец удалось взять себя в руки. Настоятель отстранил приятелей, медленно разгладил рукава, размеренным шагом подошел к стулу, поводя при этом головой так, будто хотел, чтобы все в ней встало на свои места. Он сел на стул, долгое время молчал, задумчиво глядя в пространство, точно пытаясь совладать с собой и обдумать следующую фразу. Потом он поднял взгляд на Лизу, обвел глазами остальных и заговорил в своей обычной, весомой манере: - Прошу простить меня за эту вспышку. Всем нам следует сохранять холодный ум, и мне в том числе. Знаете, что я думаю? Важно не то, что Осенев рассуждал, как когда-то рассуждал небезызвестный предатель. Важно другое – то из-за чего тот предал своих. Мы все сейчас напуганы, а Беспокойный, - здесь Кириков просверлил взглядом Лизу, та снова покраснела, виновато сложив руки на коленях, опустила голову, но на лице читалась странная смесь страха и довольства, - Беспокойный поступил так именно из-за страха. Страха перед тем неведомым, что таит в себе наша земля. Из-за того самого страха, с которым все мы столкнулись вчера ночью, и которому так легко поддались, - теперь покраснели все остальные, - То, что произошло вчера, было послано как напоминание о неизвестных вещах, которые живут с нами бок о бок, и присутствие их пугает. О том, что мы должны смотреть на них прямо, не позволяя испугу завладеть собой, и только тогда их очертания прояснятся. Когда все расходились, и я также собрался уйти, Криков окликнул меня и спросил: - Владислав, можно вас всего на минуту? Вы говорили, что собираетесь зайти к Осеневым? Я вас попрошу об одном. Пожалуйста, предупредите Сашу Осенева о том, что здесь произошло. Понимаете? Я имею в виду то, что вырвалось у Лизы. Он в любом случае это услышит, но лучше, если раньше и от кого-то, кто не настроен к нему враждебно. Да, и еще обязательно добавьте, что так вышло не специально, - он с сожалением вздохнул, - Боюсь, его изгнание было неизбежным, слишком много причин сошлись вместе. Буду очень вам благодарен, - на этом Кириков со мной распрощался. Сашу Осенева я застал пакующим вещи. Моему приходу он нисколько не удивился. - А, вы так и думал. Днем позже вы меня бы уже не застали. Остальных все равно нет, - он продолжил запихивать вещи в дорожный рюкзак, который трогал с отвращением. Так трогают пса, извозившегося в грязи. Я только сейчас заметил, что он выглядит неуместно аккуратным. Белая рубашка, как будто только что выстиранная, брюки без единого пятнышка или заплаты, и волосы - волосы насквозь пропитаны лаком, - нелепо это как-то в лесу. Он предложил мне чаю и стал бесперебойно рассказывать о своих планах – о том, как вернется в Цельну, как будет налаживать работу мастерских, какие материалы будет закупать. Делился догадками о том, что лет через пять-десять в каждом доме будет эта диковинка - автомобиль, - в этом он уверен, как и в том, что ему стоит наладить дело по починке новых средств передвижения. Телеги, кареты, брички, инструменты, материалы, сделки, еще до кучи разговоров о политике и последних новостях, и все скороговоркой, все суетливо, - мне стоило больших усилий перевести разговор на нужную тему. Я пересказал ему то, что видел у Миклэ, и слово в слово – то, что сказала Лиза. Рассказ его не слишком впечатлил, только в конце, когда я заверил его, что все вырвалось у нее случайно, Саша распрямился, провел ладонью по шевелюре, убирая прядь со лба, и самодовольно усмехнулся: - Ха, случайно! Конечно. От обиженных девушек так просто не отделаешься, потом одни проблемы, - смысл был таким, но он сказал это грубее, - Хотя бы в этом наша деревня похожа на остальной мир. Не может не радовать. - Вы считаете, что на самом деле… Ведь это же дикость, что вас прогоняют, у вас родные здесь, в конце концов. - Поймите, мне совершенно все равно. Да, эта сука дождалась случая и озвучила то, что наши болотные жабы сами хотели проквакать, и отомстила, и ничего ей за это не будет. И Миклэ, хорош друг… Дело не только в этом. Они за себя теперь трясутся, аж колени дрожат. Я с утра прошелся до берега, на меня всю дорогу косились. Сказала она это или не сказала, мне в любом случае лучше уехать. Так ведь работают слова, - Саша грустно улыбнулся, - Здесь очень нездоровая обстановка со вчерашней ночи. Если хотите знать, она всегда, по-моему, была нездоровой. Вам бы с коллегой тоже лучше не задерживаться в этой дыре. - Вы и вправду верите, что своими словами она определила ваше будущее? Ведь именно в это у вас принято верить? - Не до такой степени, все-таки Лиза – не ведьма. Даже сказанное ведьмой или колдуном может не сбыться. Слова обычной дуры значат еще меньше, но все равно обладают определенной силой. - Насколько велика эта сила? - Не слишком. Но, скажем, если бы она не произнесла это вслух, мои шансы благополучно вернуться сюда были бы намного выше. Если бы то же самое произнесла ведьма, я мог бы вернуться сюда только чудом. Вероятности, господин Нершин, так это у вас называется. Прилагая усилие к чему-то, делаешь это более вероятным, а слово – тоже усилие. Если за дело возьмется кто-то, кто знает в этом толк, - ну, специалист по вероятностям, назовем его ведьмой, - шансы на то, что это случится, резко возрастают. Все по вашей науке. - Вы знаете что-то, что заставляет вас не любить это место. - Не больше, чем остальные, - Саша брезгливо стряхнул пыль с рук, - все та же легенда о Подземных, которые жили здесь тысячелетия назад и вернутся снова как настоящие хозяева. Но и другие ведь об этом знают, и все равно живут спокойно, - он будто ушел вглубь себя, что не очень вязалось с его самодовольной манерой, - я скорее чувствую это, чем знаю. Возможно, так я просто пытаюсь объяснить себе, почему мне здесь не нравится. Никогда не нравилось, а эти обожают наше болото. Я по-настоящему это понял, когда уезжал в Цельну учиться торговле, а потом в Керавию – техническим наукам. Совсем по-другому стал себя чувствовать. Раньше меня как будто что-то сжимало изнутри, и всегда тревожно, только я этого не замечал. Я много ездил по работе, ведь мастерских у меня много, сами понимаете, в последнее время ручной работой перестал заниматься, все больше торговлей, – добавил он не то с гордостью, не то пытаясь ухватиться за эту тему, как за что-то надежное, и опять завел бесконечный разговор про дела, от которого его пришлось уводить. - Простите, отвлекся. Думал, почему так, и, знаете, что интересно, не только в городе, но и в других деревнях, - в Сельной, в Бочке, в Мыльной, - в общем, везде, где мне приходилось торговать, за исключением Болотных Земель, чувствовал себя намного спокойнее. Только вернусь сюда, и снова начинается. Какая-то тревога. Однажды на маяке настоящей паникой накрыло. - Что вы видели у маяка? - Так, ничего особенного, просто развалины, - голос у Осенева сделался раздраженным. Похоже, он начинал жалеть о своей откровенности. - А все же? - Слушайте, ничего особенного там не было. Ни я не заметил, ни остальные, можете их спросить. Просто, говорю вам, меня накрыло, без всяких причин. Видеть не хочу это место. - Но вы все-таки считаете, что дело не в вас, а в самой земле? - Может, и во мне. Ну да, кажется, скорее в земле, или в воде, или в воздухе. Да вы и сами видите, здесь странное место со странными поверьями, большая часть из которых - правда. Потому что место, повторяю, странное. - Расскажите, что вы увидели на маяке, даже если оно совсем обычно. - Камни, развалины, обломки стекла, гнилое дерево. Стены, если хотите знать, белые. Обычная высокая труба, от лестницы всего несколько ступеней. Сверху не механизм, а так, одни воспоминания. Мы забрались туда по стенам и по обломкам балок. Как только не свалились, не знаю. Пол остался только по краям, в центре – земля и небольшой люк, - тут Сашу невольно передернуло, - запах противный. - А что было внутри? - Вода, судя по звукам плеска и тому, как падали блики. Но очень глубоко. - Вы не забирались в этот колодец? - Нет, мне было… - Саша снова погрузился в воспоминания, - Другие даже не интересовались. Это странно. Они просто прошли мимо. Много смеялись, как обычно. А мне вдруг стало так страшно, это даже описать сложно. Идиот Дерьза стал издеваться, мол, я боюсь высоты. Дурак жалкий. Я никогда не боялся высоты. Еще помню, меня их реакция напугала. Они ведь залезть были готовы куда угодно, лишь бы приключений на свою голову словить, а тут – ноль внимания, как будто колодец их вообще не интересовал. - Позже вы не пробовали в него спуститься? - Нет, и никогда не попробую, и знать не хочу, что там за вода, и так по горло сыт родной деревней со всеми ее прелестями. Самое чуждое место из всех, где я был. Зато теперь есть предлог, чтобы не возвращаться. Всегда ненавидел сюда добираться - поезда не доезжают, на повозке тоже не получится, только на своих двоих по колено в болоте, - просто унизительно. - А ваши родные? - Мои родные в Цельне, - он кивнул в сторону сундука. Рядом на сундуке стояла фотография Саши с женой и ребенком. Как я и предполагал, с нее смотрел вылощенный до блеска молодой человек в узком буром костюме по последней моде, с прической, насквозь пропитанной лаком и с идеально постриженной черной бородкой, выглядит даже чуть старше, чем на самом деле. По левую руку стояла невыразительная, но стандартно красивая женщина в аккуратном белом платье и шляпе. У их ног уселся пухлый младенец в смешном чепце, непонятно, мальчик или девочка. На заднем плане – каменная стена и вывеска: «Ремонтные мастерские Осенева». Саша внимательно следил за моим лицом, по-видимому, пытаясь угадать, какое впечатление произвел. - А родители, брат? - По ним скучать не буду. Такие же суеверные, как и все здесь. Тоже меня опасаются. Хоть самому можно будет с этим расстаться. Ближе к вечеру на лодке, взятой у Корабельного, отплыл на остров маяка. С самого начала стало очевидно, что поплыл слишком поздно. Уже на полпути по воде расстелились синие сумерки, и пролегла красная нить заката. Еще не совсем стемнело, когда я подгребал к острову. Этот клочок земли настолько мал, что производит впечатление искусственного, созданного специально под маяк. Как же там прекрасно и тихо! Осенев говорил про какую-то тревогу, охватившую его на острове, я же готов был стоять здесь вечно, желательно никого при этом не встречая. Холодный ветер не раздражал, а вселял ясность мысли и зрения. Даже при скудном свете легко различалось все то, о чем рассказывали местные. Я дотронулся до каменных выступов с внутренней стороны стен, но взбираться на них сегодня не рискнул. Осенев с приятелями должны были быть настоящими акробатами, чтобы по ним лазать. На земляном полу, ровно по центру расположен открытый люк, из которого тянет чем-то странным. «Зеленый запах», иначе не назовешь. Пришлось лечь на землю, свесив голову вниз, чтобы хоть что-то разглядеть. Внутри почти абсолютно черно. Я немного подождал, давая глазам привыкнуть, но ничего не добился, даже звуков не раздавалось. Когда посветил спичкой, действительно проступило нечто, похожее на отражение от воды и, вода явно залегает на приличной глубине. (Далее отрывок перечеркнут) Дай силу белым в бессмертных телах. Узор земли стирается на дне морском, а как знать, есть ли у моря дно? Душу эйеморы на душу человека, покой вечной ночи, волю воды, ветра и огня, испепелившего первые города и собственных слуг. Блестящая, светящая, и темная, тревожная, в ожидании бури крутятся, вертятся, ускользают, если пройдут театр себя и, рыдая в печали, будут смеяться и аплодировать в первом ряду. Все ниже, ниже, и в недрах земли жизнь стала вечной, а обертка колдуньи мертва. Знать-то надо немного, от их частицы ведомы ей сокровенные мысли. Волю воды не разгадал основатель города, другому теперь строить город у нашей воды. Утопающий край в дымке месяца роз. Что сделает безумный скульптор из неживого камня?