Дневник В. Нершина

16-е число месяца роз. У этих людей невероятно живая фантазия. Подчас складывается впечатление, что они не проводят границ между окружающим миром и вымыслом. Любой из рассказанных ими мифов слышал не менее, чем в десяти «редакциях», измененным до неузнаваемости и приправленным каждый раз новыми деталями, подобранными без всякой заботы о соответствии. Некоторые явно выдумывали на ходу, но заверяли, что говорят всерьез и нимало не смущались, когда мы пересказывали им другие версии их же рассказа. Они просто пожимали плечами и говорили: «и это правда», «и так, и так было». Когда буду писать книгу о фольклоре, все версии этих поверий излагать определенно нет смысла. Религия их в общем и целом – что-то среднее между поклонением природным божествам, которое существовало и в наших землях до свиатлитства, и обновленным учением. Как и современные верующие, они поклоняются силам природы, также при этом верят в духов и колдовство. У них есть боги, - Поивойнэ, Моа, Дожи, Роохо, Тоолли, -список имен длинный, а функции меняются по вдохновению рассказчика. В отличие от наших древних богов, у богов моалапси нет определенного человеческого, животного или растительного воплощения. Моалапси считают, что их боги могут превращаться во все, что угодно. Эту веру в превращения они, - и в этом все их рассказы сходятся, - объясняют тем, что все сотворено из земли, в том числе небо и боги, и землей является по своей сути. Сначала, по их мнению, была земля, потом небо со всеми небесными телами, потом их связали деревья, а затем появилось все остальное. 17-е число месяца роз. Очень любопытно у местных обстоят дела с праздниками. Собственно, празднуют они смену времен года – наступление весны, лета и осени. Самый главный праздник – приход весны, с него начинается год. Его празднуют, когда выпадает снег, и сопровождают особенной службой в той церкви, что находится на востоке деревни. Остальные сезонные праздники отмечаются так же, как и в наших деревнях, застольями и танцами. Помимо них существуют только дни рождения, но с учетом того, что в Штормовой все знакомы друг с другом, празднований хватает на весь год с избытком. Наконец, есть особенный день, который случается не в каждом году, и вообще не имеет никакой регулярности. Его называют Хейнасоори, или день высокой травы. Все, кого я расспрашивал, подтвердили, что иногда в доме учителя Якова Корабельного за ночь вырастает Дииво-трава до небес. Ту траву можно увидеть на рассвете, а после стебель снова становится обычного размера. Когда это происходит, жители деревни сбегаются и устраивают праздник Хейнасоори с шествием через всю Штормовую и пением гимнов в честь Дииво-травы и Огоста Алого, - известного старосты, военачальника и правителя, жившего в восемнадцатом веке и объединившего территории к югу от залива Колмилат для сопротивления Валинийской империи. Наших столичных современников, вероятно, удивит то, что проигравшего почитают, как героя. Огосту пришлось сдаться, когда война почти полностью истощила местных. На их счастье, империя также понесла крупные потери, а уничтожение коренного населения не входило в ее планы – Валини в первую очередь интересовал выход к Северному морю, во вторую – древесина, риз и рыба. Современные историки сходятся в том мнении, что Болотные Земли неизбежно бы проиграли войну, и единственное, что оставалась местному народу – признать поражение в правильный момент. После переговоров Болотные Земли перешли под власть Валини с рядом условий, благодаря которым имперский режим здесь отличался мягкостью в сравнении с другими провинциями. В частности, по договору Огоста инквизиторам запрещалось появляться в Болотных Землях под угрозой смертной казни. Условия договора были выбиты в камне и установлены к югу, на месте старой границы Болотных Земель и Валини – неоспоримое свидетельство того, насколько огромным значением наделяли этот договор моалапси, крайне редко прибегающие к письменному слову. Очевидно, коренные народы уже в те времена знали, что представляет собой инквизиция, и от чего они избавлены. Хотя историки и считают, что в течение восемнадцатого столетия здесь сменилось несколько правителей, деяния которых были приписаны одному Огосту, местные жители все же считают его героем сопротивления. Они верят в то, что боги наградили Огоста Алого, превратив его после смерти в Дииво-траву. Корни ее уходят на глубину до центра нашей планеты Крэчич, а верхушка время от времени вытягивается до небес в напоминание о подвигах Огоста. Дабы не пропустить рост необычной травы Артём Корабельный, которому выпало жить на том самом месте, где умер народный герой, вынужден каждое утро просыпаться до рассвета. Любопытно будет увидеть, что же на самом деле принимают за траву до неба. Игорь считает, что несмотря на все расхождения в мифах, основное, наиболее древнее их ядро должно было сохраниться почти без изменений, в чем я очень сомневаюсь, - откуда местным выдумщикам знать, какие детали преданиий можно переврать, а какие следует оставить в изначальном виде. 18-е число месяца роз. Сегодня ходили в местную церковь и разговаривали с настоятелем. По пути отыскали дом Артёма Корабельного. Его изба раза в четыре больше окрестных домов, и неудивительно – в Штормовой все дети школьного возраста, от младшего до старшего, учатся у Корабельного, отдельной школы в деревне просто нет. Родители, как часто принято, дают за обучение, кто сколько может, семьи побогаче платят деньгами, большинство – плодами с огорода, рыбой или изделиями, которые могут пригодиться Корабельному, о них договариваются отдельно. Артём встретил нас у калитки и, на ходу поправляя соломенную шляпу, повел к той самой Дииво-траве. Трава оказалась тем, что у нас называют серой лынью, - растение с тройными узкими листьями, вытянутыми, как тонкий кинжал, черными головками цветов и приятным горьким запахом. Ее стебель невысокий, буквально по щиколотку. Корабельный для вида попробовал вытянуть его из-под земли, мол, смотрите, никак не получается, и предложил нам это сделать. Растение в самом деле держится крепко. Ни у кого из нас не вышло его сорвать. Артём стоял рядом и посмеивался, затем похлопал меня по плечу и сказал торжественным голосом: «Теперь вы сами видели, что сорвать Дииво-траву невозможно, потому что корень ее уходит вглубь до центра Крэчич». До церкви добрались около полудня, она расположена на низком холме в отдалении от жилья. С юго-востока и частично с севера церковь закрывает плотная стена хвойных деревьев, за которой проглядывает полоска залива. Здесь очень тихо. Чувствуешь себя отгороженным от остальной деревни, по крайней мере, пока нет прихожан. Фундамент и стены сделаны из белого камня, обтесанного так неровно, что стена в некоторых местах покрыта буграми и своей шершавостью напоминает печь. Верхняя часть – скаты крыши, две восьмигранные башни с острыми шпилями – деревянные. Северная башня вдвое выше южной, и именно с севера расположен алтарь. За выступом стены встретили настоятеля Михаила Крикова, тот счищал ржавчину с железной модели мира. При нашем появлении он убрал ее в карман плаща, радушно поприветствовал нас и проводил внутрь церкви. Изнутри все напоминает небольшие церкви, рассыпанные по провинциям Валини, если не считать деревянных сводов. На севере скромного вида алтарь с кафедрой, все четыре стены украшены традиционными изображениями. Южную стену, за исключением фрески у входа, занимают звери и подземные твари, восточную – растительный мир, западную – морские обитатели, северную – картины звездного неба. Все выполнено в условной манере, еще очень примитивной по сравнению с теми фресками, которые украшают своды керавийских храмов. До современных пейзажных экспериментов им и вовсе далеко. Тем не менее, есть там изображение, интересное по двум причинам. Это крупных размеров фреска на южной стене, слева от входа. На ней изображена, как это ни удивительно, сцена Конца Времен. Настоятель просветил нас по поводу этого анахронизма. Оказывается, в начале прошлого века отделка церкви пришла в упадок, что неудивительно, учитывая повсеместное падение свиатлитства, начатое благодаря самим свиатлитским монахам еще в двадцать четвертом веке. Там, где раньше звучали воззвания к Свиатлу и Его Верным Слугам, теперь раздавались имена Тоолли и Дожи. Настенная живопись того времени недолговечна. К моменту, когда церковь досталась приверженцам обновленного учения, из всех росписей сохранилась только эта фреска, правда, находилась она на северной стене. Священники и сами местные, с одной стороны, сочли варварством уничтожить прекрасную роспись, с другой стороны, не устраивало их (в первую голову священников) и то, что взгляды прихожан во время службы будут обращены к образам отжившей религии. Было решено перенести фреску на южную стену. Вторая вещь, которая меня поразила, это крайне необычный вид Конца Времен. Место каноничных человеческих фигур большого роста, испепеляющих световых лучей и огненных птиц, истязающих неверных, занимают фантастические существа. Половина из них имеют когтистые лапы, две нижних и три верхних, густую темную шерсть, закрывавшую почти все, кроме до жути умело нарисованных черных глазниц на широкой голове. Их изобразили стоящими в полный рост на ногах, а также на всех пяти конечностях. Другая половина изображена худыми, белокожими, почти костлявыми существами с причудливыми, то ли человеческими, то ли лошадиными вытянутыми лицами и широко расставленными глазами. Как и полагается, задний план горит языками пламени. Существа идут, сминая, сдавливая, сгрызая и разрывая попавшихся по пути грешников. В правой половине фрески изображена церковь, похожая на ту, в которой мы находились. Богдан Криков подтвердил, что это она и есть. Изображение подано в срезе. На фреске видно, как по нижнему этажу и хорам снуют те же существа, только меньшего роста. С левого края, уже на заднем плане и не так отчетливо написана другая церковь, более массивная и приземистая, лишенная башен. По силуэту можно предположить, что в ней два уровня неправильной овальной формы, верхний чуть меньше нижнего. На дальней церкви отдельными точками и линиями обозначены, по-видимому, фигуры необычных тварей. По словам Крикова, в Штормовой существует легенда о неких существах, которые жили в Болотных Землях до появления людей. Потом существа ушли. Возникло множество объяснений их уходу, в большинстве из них повторялась тема подземного храма в центре Крэчич. Самая распространенная версия заключалась в том, что Подземные (так называли этих существ) вели войну между собой, и когда их силы сравнялись, а непрерывные битвы вконец истощили обе стороны, Подземные спустились в свой храм то ли для переговоров, то ли для того, чтобы получить знамение. Очевидно, в мифе отразилась реальная история войны моалапси с империей Валини. Так или иначе, существа должны были рано или поздно вернуться из своего путешествия, и их приход станет Концом Времен. Именно это изображала фреска на южной стене, причем свиатлитские священники, судя по всему, не догадывались о ее истинном значении. Игорь заметил, что раньше не сталкивался с подобными метаморфозами сказаний. Приспособить свиатлитский текст под мифы коренных народов, смешать древний обряд с таинствами свиатлитства – такое встречалось повсеместно. Так свиатлиты убивали местную религию и насаждали свою, не наоборот. Моалапси же использовали легенду о Конце Времен, чтобы под ее личиной напоминать потомкам о собственной, куда более древней легенде, и у них это получилось, - Криков сообщил, что всем жителям деревни поголовно рассказывают эту легенду еще в детстве. Потом Игорь завалил его вопросами, касающимися различных религиозных тонкостей. Разговор сделался понятным для меня, когда они заговорили про веру простых деревенских обывателей. Криков сетовал на то, что идеи неделимости природы, тем более о том, что жизнью наделен не только человек, зверь или растение, но и сама мысль, - все это остается недоступным пониманию верующих. Местные продолжают чтить отдельные божества деревьев, цветов, земли, звезд и тому подобного. Впрочем, он не считал это ужасным. Другой особенностью местных народов была вера в колдовство, в превращения и в целом нелепые для современного человека представления об устройстве окружающего мира. На это Криков ответил следующее: - Знаете, не стоит пренебрегать этой, по-вашему, нелепой верой. Я ведь и сам когда-то учился в столице. Как сейчас помню, площадь Основания, световые часы, с первой зарубки на которых вы ведете летоисчисление… Все тогда носились с этими… летательными аппаратами. Вы помните? Да, толпились, покупали билеты, чтобы посмотреть запуск. А я в это время удивлялся совсем другому. Стоял часами перед фонтаном в парке Льющихся Слов и думал, как это им удалось договориться с духами радуги? Вы знаете то место? - Конечно, там струи бьют под таким углом, что в солнечный день над фонтаном всегда радуга. - Да… А вы ведь не забывайте, я не знал тогда, отчего радуга образуется. Позже мне объяснили. Тогда казалось настоящей магией. Мне знакомы современные взгляды на колдовство. Там, ближе к столице, его отрицают так сильно, что люди действительно неспособны видеть необычное. Да что там, я сам после нескольких лет кручений-верчений в керавийской духовной академии потерял эту способность и согласился с тем, что магия – пережиток старых заблуждений. О том, что знакомо мне с детства, почти не думал. Иногда вспоминал, как вспоминают о наваждении и самообмане. С каким энтузиазмом я объяснял землякам обновленное учение, когда вернулся! Я искренне считал, что избавляю их от невежества тем, что смеюсь над нашими поверьями. Потом ко мне вернулась способность видеть, и я понял, что невежественны ваши богословы, не мы. Не знаю, что больше помогло мне вернуться на правильный путь – само место или люди, которые здесь живут, наверное, и то, и другое. Они же, как это известно, неразделимы. Поживите здесь подольше, сами увидите - магия неотделима от этих мест. Неудивительно, что деревенские до сих пор верят во все древние россказни, если даже священник настолько своеобразно понял обновленное учение. Ни на что особенно не надеясь, мы поинтересовались, не знает ли Криков кого-то с приметами странной гостьи, явившейся в наш дом в первый день. Криков тоже не мог сказать ничего путного, но, как многие, испуганно отшатнулся. Я спросил о причине этого страха, но он лишь отмахивался: «Да так, не берите в голову. Кто-то из соседних деревень. Просто дурная примета, когда кто-то приходит из той части леса».