Магия природы

      Напряжение затопило лавандовый холл, блеском фресок доведённый до совершенства. Ступая по плитке из полированного мрамора, Палладиум чувствовал, как жалобно льнут к потолку тени прошлых лет. Еловая ветвь, подгоняемая ветерком, гулко ударилась о стекло — и в тяжёлом скрипе рамы эльф расслышал последний шёпот забытых поколений.       Невообразимо было и помыслить, сколько лет особняку, где он по случайности оказался. Роскошному, светлому, опаляемому светилом — почти дворцу.       — Прошу не задерживаться, — прилетел в спину небрежный бас.       Палладиуму хватило ума не оборачиваться; однако он знал, что Фокас буравил его затылок взглядом настолько гневным, что рисковал прожечь насквозь.       Временами на пути мелькали служанки в дорогих сарафанах, расшитых цветочками. Скользили мимо лакеи, и те не были в силах воздержаться и не посмотреть украдкой на пленника.       С того момента, как впервые обратился к Палладиуму, Фокас и на думал трогать его, заламывая, как в книгах, руки. Страж общался исключительно вежливо — но не существовало в Магическом измерении пропасти глубже, чем та, что разделяла его с Палладиумом.       Последний, покорный, как эхо, прислушивался к его яростной поступи и не находил оправдания подобному пренебрежению. Задумчиво перевёл взгляд на одежду — и пожелал, чтобы порыв ветра с улицы немедленно объявился сюда за ним. Потёртый надорванный жилет поверх съехавшей набок измятой рубашки — великолепно; в самый раз для аудиенции с загадочным Геральдом.       Игнорируя возмущённый рык Фокаса, Палладиум вытянул руку и осторожно погладил медные от пыли волосы. Их состояние так же не внушало лишних надежд.       — Непозволительно заставлять Геральда ждать так долго, — процедил приглушённо Фокас.       Палладиум кивнул, чудом сохраняя спокойствие — глубоко в груди закипало, взметалось раздражение:       — Верно.       Так продолжалось и продолжалось — беспрерывно поворот сменялся другим, уныло проплывали, покачиваясь, изумрудные двери. Наконец Фокас негромко велел Палладиуму остановиться.       Тот повиновался и незаметно огляделся: то была развилка коридоров, обрамлявших просторную залу. Палладиум понял это по стеклу окон, смотрящих в коридор, и сердце пропустило удар; кабинет Уизгиса в Алфее был узнаваем по подобному дизайну.       Неторопливо, будто нехотя, Фокас сделал шаг в сторону. Перед тем он не забыл погрозить не слишком-то строптивому пленнику пальцем, как ребёнку: стой, мол, смирно. Палладиум ответил ему исподлобным взглядом. И замер.       Отвыкшие от вибраций эльфийской телепатии, уши протестующе заныли; и всё же эльф узнал, ощутил с поразительной ясностью, как общались между собой надменный Фокас и тот, кто таился за дверью. Они точно перекидывались дежурными фразами — Палладиум помнил их оттенок:       — Кто?       — Фокас, ваша светлость.       — Вы не одни.       — Привёл пленника.       Откликом послужил беззвучный шепоток нескольких голосов — неясно отдалённый, словно говоривших и Геральда разделяла перегородка. Последний вслух попросил их перестать — они смолкли; тогда его светлость, наконец, продолжал:       — Как считаете, насколько резонно пускать его к освобождённым?       К изумлению всех присутствующих, отвечал не совсем Фокас и несколько не телепатически. Палладиум никому не мог объяснить, для чего открыл рот и бесцеремонно обратился к Геральду сквозь запертую дверь:       — Прошу меня простить. Кто они — освобождённые?       Жидкие глаза Фокаса, казалось, готовились выпасть из орбит. Впервые он посмотрел на своего пленника пристально — сквозь малахитовую дымку коридора встретил его взгляд храбро и с достоинством.       Да, дорогой, так бывает. И он, Палладиум, равен тебе по статусу.       Секунды переплетались друг с другом, стягиваясь в узлы. Терпение подрывалось — впервые за десятки лет. Когда из залы, наконец, донёсся голос Геральда, профессор — бывший! — перебирал в уме хитроумные приёмы для сохранения спокойствия.       — Фокас? — ровно позвал Геральд.       — С-слушаю? — неужели это наш бас дал слабину и надломился?       — Будьте любезны, пригласите вашего спутника ко мне. И проходите сами.       Мышцы непроизвольно напряглись, и полукровка, попавший в зону риска, подобрался, готовый к атаке невидимого противника. Однако напрасно: всё произошло до забавного мирно. Сопровождающий Фокас кивнул Палладиуму мягко, с намёком на капитуляцию:       — Следуйте за мной. — Пауза. — Пожалуйста.       С усилием он взмахнул рукой, и слабый поток магии коснулся зачарованной дверной ручки. Мгновение массивная фигура Фокаса изучалась магическим ореолом, — сканером ауры, коему позавидовала бы даже Текна — а следом дверь вспыхнула резким салатовым свечением — и исчезла.       В молчании Фокас шагнул в помещение, отступил, пропуская спутника вперёд.       Палладиум не помнил, когда держал осанку так старательно, как в тот момент. Невзирая на растрёпанный вид и землю в соломе волос, он чувствовал в себе стать и изящество, данные отцом. И частичка самодовольного ребячества в нём отмечала, — стыдливо, робко — что начищенному до блеска здоровяку Фокасу за ним не угнаться.       Зала, шторкой разделённая надвое, сполна оправдывала все возможные ожидания. В той части, что сразу открылась взору, под аркой потолков цвёл дикий виноград, поддерживаемый волшебством; стены украшала старомодная, но величественная мозаика; в окна, ведущие в коридор, струился зелёный свет. Каждая деталь вокруг, изнурённая собственным великолепием, точно вопила: здесь, здесь обитает сильный маг! здесь придворные чистейшей крови! здесь даже слуги носят шелка, а...       Тишину порвала сдавленная усмешка.       Палладиум вскинул голову на звук — и наткнулся на почтительный кивок со стороны Геральда. Этот русоволосый эльф был, без сомнения, образцом всего прекрасного, что крылось в стенах его особняка. Только Палладиума смутило не это.       Геральд здоровался с ним как аристократ — с аристократом.       Различив слабую улыбку на правильном лице, Палладиум понял, что тот ждал его смущения. Так и оказалось. Стены точно качнулись, а природа издала клич отчаяния, когда Геральд заговорил:       — Ну, здравствуйте. Вы и ваши товарищи, без сомнения, проделали огромный путь сюда.       — Так и есть, ваша светлость.       — Позвольте поинтересоваться, насколько отлична людская жизнь от нашей?       — Сравнимо. Сложно найти существенные различия, зато параллелей — множество.       — И отчего же вы вернулись спустя столь долгий срок? — тут ухмылка Геральда оскалила зубы, искривила уголки рта; будь он хищником — помахивал бы угрожающе самым кончиком кнута-хвоста.       Палладиум судорожно вздохнул. И проронил:       — Что вы имеете в виду?       Вдоль хребта словно хлынул ледяной поток. В тот миг изумрудный бархат шторки шевельнулся, и идеально стройная фигурка красавицы-эльфиды вернула Палладиума в юность. С грацией императрицы Аканта выпорхнула на свет — тот вспыхнул податливо на золотистых локонах. Подплыла к Геральду и позволила ему по-хозяйски приобнять себя за талию.       Во взоре, обращённом при том на пленника, вились языки пламени.       — Вы изменились, — заявила Аканта, не помышляя о приличиях.       — А вы — нисколько, — бросил Палладиум, наблюдая за ней исподлобья.       — Моя супруга, — низко проурчал Геральд, — распознала вас ещё вчера, эльф Палладиум. Знаете ли вы, сколько положено за вашу голову?       — Знаю.       Элегантным движением Аканта забросила ножку, выглянувшую из-под юбки, мужу на колено. Тот продолжал:       — Однако я склонен проявлять настойчивость в выражении своей позиции относительно всеобщего равенства. Я считаю, что это расточительство — уничтожать тех, в чьих жилах, хотя бы наполовину, течёт благородная кровь. Вы согласны со мной?       Аканта укусила его за шею, смахнув назад длинную косу.       — Позвольте, — процедил Палладиум, — давайте обойдёмся без предисловий. Мне известно, что в ваших интересах отстаивать исключительность редкой магии. В противном случае, власть попросту будет вырвана из ваших рук.       Аканта громко поперхнулась воздухом. Фокас, прежде тактично хранивший молчание, пробормотал:       — Неужто оно вам так надо, подписать себе смертный приговор?       — Мне его озвучат в том или ином виде, — улыбнулся мягко Палладиум — пока сердце металось под грязным жилетом.       Страж одарил его сочувствующим взглядом и промолчал. Он, очевидно, был обескуражен словами Геральда куда более остальных. Обстановка мгновенно разрядилась.       Палладиум выжидающе заглянул его светлости в глаза. Красивые, к слову; орехово-карие.       — Я недооценивал вашу образованность, — снисходительно выдавил тот.       Аканта посмотрела на него с обожанием.       — Легко, — сказал Палладиум, — недооценить эрудицию выросшего на вашей земле профессора лучшего колледжа для фей.       Эльф ожидал, что Фокас сгорбится, грудью встанет за лидера и защитника; и оттого искорка уважения, впервые тенью пробежавшая по его полному лицу, не могла не подстегнуть.       Геральд, между тем, театрально кашлянул в кулак. Пальцы его незаметно поглаживали ткань платья на осиной талии Аканты.       — Мне безразлична иерархия учебных заведений Магикса.       — Оправдание? — сухо парировал Палладиум.       — Констатация факта.       — Заканчивайте уже друг друга грызть, — с капризной брезгливостью пропела Аканта. — Мне достаточно одной весточки отцу, чтобы заставить замолчать всех в этой комнате.       Тут о своём присутствии дали знать те, кого Палладиум услышать никак не ожидал. За застывшей шторкой раздался голос Музы — и он адресовал Аканте нечто такое, что заставило встрепенуться двоих — Флору и обладателя ласкового тенора. Оба испуганные, они шикнули на фею музыки в один голос.       И тогда на сцене появились Ривен и Текна. Первый пробурчал что-то саркастически-поздравительное. Вторая щёлкнула пальцами. Шторка съехала в сторону, прилипла к стене, открыв для обзора всех, с кем прилетел в родное королевство Палладиум.       Фокас тотчас перехватил недоумевающий взгляд статного стража, охранявшего Винкс и специалистов. Аканта побагровела от злости.       Геральд негромко рассмеялся.       — Раз уж больше между нами никаких секретов нет, — вновь заговорил он, — я позволю себе чуточку сменить тон. Не обессудьте. Помните, я стремлюсь найти компромисс.       Палладиум не удостоил его и взглядом. Он изучал Флору — растрёпанную и бледную, но живую. Под сияющими лучами девушка казалась куда более уязвимой, чем прежде.       — Продолжайте.       — Вам должно быть известно о захвате нашего королевства Валтором. В прошлом этот чародей помог вам сбежать...       — Наглая! отвратительная! ложь! — взорвалась Муза, возле которой тут же возникли трое: Флора, Лейла и красавец обладатель тенора.       — ...Но я великодушно закрою глаза и на этот факт в том числе. Понимаете, о чём я?       Палладиум промолчал.       — С условием, что вы поможете мне оборонять мои владения. Эти милые феи дали согласие — учтите, после того, как я озвучил, чего вам будет стоить их отказ. Решение за вами.       Эльф почувствовал, как медленно, связка за связкой, тело обращается в лёд.       — Это не повредит людям? — обречённо спросил он.       Геральд невинно улыбнулся.       — Всё зависит от степени их готовности. Вот и посмотрим, заслужил ли ваш бесценный колледж свой статус. Желаете что-то добавить?       — Нет. — бесцветно ответил Палладиум.       Под возмущённый писк Аканты его светлость убрал руку с её талии и, подавшись вперёд, сцепил пальцы в замок. Шум в ушах едва ли позволял различить его слова:       — В таком случае, ваше согласие?       Палладиум вздёрнул подбородок. Несколько бесконечных секунд он испепелял взглядом ликующего Геральда; следом, уловив беспокойное шевеление, обернулся. Золотистые глаза встретились с мягкими зелёными — и время перестало существовать.       Флора не хотела, чтобы он ставил на кон свою жизнь. Палладиум до дрожи боялся подвергнуть её риску.       Но отказав, он навек отсечёт для них любой шанс на счастье.       — Согласен.       На лице Геральда не дрогнул ни один мускул. Поднявшись, тот в один шаг очутился возле Палладиума и протянул руку для пожатия. Сбоку расслабленно выдохнул Фокас. В другом конце залы переглянулись Аканта и обаятельный обладатель ласкового тенора.       — Всё это очень хо-ро-шо, — расстановочно вынес Геральд и небрежно отнял ладонь. — Фокас, Аксайт?       Фигуры двух стражей — монументальная и щуплая — мгновенно вытянулись в струнку.       — Да?       — Эльф Палладиум и его спутники останутся здесь на правах гостей до того, как мы отправим их на укрепление. Их нужно заселить в комнаты в восточном крыле. — Он выдержал паузу, и Палладиум ощутил, как конец приказа передаётся стражам телепатически. Попробовал вникнуть в суть — неосязаемый блок оградил его от остальных, как стеклянной стеной. Впрочем, Геральд провернул всё как возможно незаметнее — вскоре он вновь говорил вслух, громко и чётко. — Они смогут свободно передвигаться в гостевой части особняка. Им должны быть обеспечены комфортные условия... А теперь идите. — Жестом Геральд удержал Палладиума подле себя. — В случае возникновения вопросов, передайте мне всё через Аксайта или Фокаса.       Под аккомпанемент уязвлённого ворчания чудеснейшей из сестриц Палладиум последовал за Винкс и специалистами. Уставший, он едва ли придал значение тому, как неловко Флора отшатнулась от Гелии, решившего приобнять её за плечи.       В тишине и зелёном сумраке вопросы и выводы сами лезли в голову, напирали вопреки попыткам эльфа отогнать их. Он уяснил для себя несколько вещей.       Во-первых, по его вине главная надежда Магического измерения будет отправлена на убой. Во-вторых, им с Флорой предстоит многое обговорить. В-третьих, несчастная Аканта так и не сумела встретить в браке ту единственную легендарную влюблённость, как ни силилась демонстрировать обратное.

***

      Восточное крыло оказалось местом, отличным от гостевой части замка Агапиоса. Нередко Мириам сидела на холмике возле единственного постоянного убежища семьи, обхватив колени ручками; немотно вслушивалась в мерную песню цикад и шелест листвы недалеко от переулка. Когда Протолеон, завершив очередную тренировку с маленьким Палладиумом, приводил его к матери, эльфида выслушивала новости об успехах сына с выражением скрываемого безразличия. Едва ли тот мог винить её — даже если детское сердце считало иначе и сжималось после каждого нового "ого...".       Взрослея, укрепляясь в телепатии, Палладиум стал понимать, что вспоминала матушка в такие вечера. Жизнь в роскоши, пусть на правах цветочницы, никогда не сотрётся из памяти полностью.       Теперь же, столетие спустя, повзрослевший Палладиум оглядывал потрёпанные своды особняка Геральда, к собственному стыду, не без иронии. Взглянув искоса на смущённого Фокаса, он чудом удержался от провокационного вопроса.       К сожалению ли, к счастью — Муза потрясающе справилась за него.       — А склад куда перенесли? — ядовито осведомилась она, прикусив щёку.       Прыснули только Ривен и Аксайт. Последний осёкся, перехватив улыбку Палладиума.       Заселили по двое. Как единственного эльфа и, разумеется, профессора, — что полностью теряло важность в глазах местных — Палладиум удостоился чести получить ключи от собственной спальни.       Едва дверь, оглушительно скрипнув, закрылась, Палладиум присел на краешек пыльной прикроватной тумбочки и уставился в мутное окошко. Сквозь стекло продирался испуганный солнечный свет — последний шафрановый отблеск заката. Небо неторопливо населяли тучи — толпились, точно надоедливые гномики. Прекрасное, изменчивое, однако однообразное зрелище.       Сердце царапала тревога. Выдержав без движения с четверть часа, эльф поднялся со своего местечка и направился к зеркалу.       Несколько заклинаний легко привели его в надлежащий вид. Почти — от пятен грязи не осталось и следа, а от затяжек спасла бы лишь игла да нитка.       Неторопливо Палладиум вышел в коридор. Луч солнца выхватывал и озарял пылинки, плывущие в толще воздуха. Тишина непроницаемая; тикали невдалеке большие часы.       Задумавшись, эльф ненароком задел локтем стену. Кожу обожгло болью; с хрустом оторвался и упал на пол кусок бежевой краски.       — В чём дело, солнце?       Услышав знакомый голос, Палладиум встрепенулся. Взгляд ищуще заметался по крылу и наткнулся оранжевую щель: дверь в ближайшую к нему комнату оказалась приоткрыта.       — Не называй меня так, — ледяным тоном отвечал Флоре Гелия, — это создаёт видимость того, будто тебе есть до меня дело.       Палладиум забеспокоился, уловив хриплый выдох девушки. У неё в самом деле упало сердце; биться, однако, не прекратило — только каждый злостный удар резью отдавался в рёбрах. Сквозь пелену слёз она смотрела на специалиста. Грудь, готовая прежде встать на её защиту, на сей раз оберегала хозяина — от неё.       — Почему? — прошептала фея в пугающем бессилии. Её не трясло — колотило.       — Между нами всё кончено. Теперь мы чужие люди. У-хо-ди.       Гелия повторил это в третий раз за последние минуты. Медленно, с расстановкой, будто беснуясь — отчего это собеседница так недогадлива?       Она не двигалась с места. Протянула к юноше руки — тот отскочил от неё, едва не упал плечом на дверной косяк.       — Объясни, что случилось? У тебя другая?       Гелия украдкой покосился на Флору; она не узнала этот взгляд. В нём плескалось столько презрения, что душа камнем летела вниз.       — Ошибаешься.       — Тогда?..       — Я не хотел ни в чём тебя обвинять, — ухмыльнулся специалист безжалостно. — Но раз сама попросила — пожалуйста, я скажу тебе это в лоб. У тебя нет на меня времени. Совсем. Звонишь, пишешь только когда одиноко — так не годится. Я человек, а не твоя марионетка. Раз жизнь не научила, что вокруг мисс Флоры не вращается ни одна из планет, пора кому-нибудь наверстать упущенное.       — Знаю...       — Ничего ты не знаешь! — юноша сделал шаг вперёд, повернулся к ней — посмотрел в упор. Где угодно было бы спокойнее, чем под прицелом его глаз. — Сперва у тебя Текна, потом Муза, Миели... — тут он буркнул себе под нос нечто в рифму и непозволительное. От прилива ненависти к нему у Флоры вспыхнули щёки. Как посмел он сказать о её цветочке такие вещи? Но Гелия не собирался останавливаться. — А я? Где в твоём не... вероятно огромном расписании, чёрт возьми, место для меня? Я что, пустое место? Признайся уже, что тебе плевать. У меня есть терпение, Флора. Я не был готов тебя отпустить. Но теперь — всё, конец. Так что просто уйди!       Губы удерживали оскорбление — и не справились. Девушка открыла рот, но пролепетала отчего-то совсем другое:       — Прости меня.       И, не дожидаясь ответа, выскочила в коридор. В этой крохотной комнатке она оставила нечто важное, душераздирающе значимое.       Флора думала, ей всё равно. Но Гелия ушёл — и единственное, что она мечтала знать теперь — как жить?

***

      Нет, девушка не врезалась в своего профессора и не залила слезами его грудь. Потому, в первую очередь, что тот, осознав, что снова вникает, как проклятый, в суть разговора понятной парочки, поспешил ретироваться в конец коридора. Мириам и Дю Фор толковали, что подслушивать не следует.       Однако урывки ссоры, в моментах, где голос Гелии возносился на октаву, эльф разобрал превосходно.       Завидев Флору, бледную, дрожащую, он решительно ступил к ней. Приоткрыл дверь своей комнаты и жестом пригласил войти.       От растерянности ли, по настоящему желанию — фея послушалась.       — Присядьте, — сказал он ей, заботливо положа руку на спину.       И здесь повиновалась, не возразив и словом. Когда девушка опустилась на кровать, Палладиум осторожно заглянул ей в лицо, готовый заметить признаки подступающих слёз. К его изумлению, таковых не оказалось. Флора оставалась неподвижна, точно молчаливая ива. Матово-гладкие черты сквозили не холодом — бессилием; пугающе чужеродным, неестественным для феи Энчантикса.       Зарево заката притупляло её лицо, сглаживало линии. Эльф тихо выдохнул.       Он не знал, сколько времени прошло в безмолвии. Секунды сыпались, утекали, как песок сквозь пальцы. Наконец Флора посмотрела на него — мягко, в затаённом волнении. И заговорила.