Та, что провожает в последний путь

Клуб, который держали феечки, на первый взгляд, казался точной копией расположенного по соседству Hard Rock Cafe: барный островок в центре и небольшая сцена за ним, вокруг — этаж за этажом — отгороженные низкими перилами галереи с деревянными столиками, неудобными стульями и скрипучими кожаными диванами. Места под танцпол, конечно же, не было — действительно, к чему такие излишества? — поэтому желающие размять косточки толпились на лестницах или жались в проходах между столами. Над баром, раскачиваясь на тонких тросах, висела огромная люстра — силуэт гитары, составленный из сотни золотых и серебряных лампочек. Света она не давала, но невольно притягивала взгляд. Неровные, покрашенные в мышиный цвет стены украшали гитары и барабанные палочки, запертые в массивных стеклянных боксах, открытки, постеры и автографы неизвестных Герману музыкантов. Стеклянный пол светился то голубым, то красным, и неприятно хрустел под ногами, но это, кажется, никого не смущало. По крайней мере, девушки смело шагали по нему на высоких острых каблуках и только радостно взвизгивали, когда хруст становился громче. Если верить завсегдатаям, играли здесь в основном паршивый хард-рок и неплохой хеви-метал. Но сейчас сцена была пуста, а из колонок безудержным потоком неслось нечто дикое: женские рыдания, будто приглушенные подушкой, барабаны, флейта и звук, с которым тормозные колодки отдают богам душу. Когда невидимая певица вскрикнула, а затем завыла с новой силой, Герман как никогда порадовался, что умеет управлять вампирским слухом. Несколько секунд, и «включенными» остались только те звуки, которые были приятны: шум крови, струящейся по венам, чужое дыхание, стук сердец… И мелодичный женский смех, доносившийся откуда-то со стороны служебных помещений, его Герман тоже решил оставить. — Мало того, что твои феи слямзили чужой интерьер, так еще и музыка здесь явно хуже, чем у соседей, — оглядевшись, проворчал Ник и ткнул друга локтем под ребра: — Ну и где обещанная «Нирвана»? — Как видишь, даже в таком феечкам верить нельзя, — присев возле барной стойки, хмыкнул Герман и поднял руку, чтобы ответить на шумное приветствие знакомых ведьм, большой компанией устроившихся в глубине зала. Все, как одна, смуглые, зеленоглазые, у каждой на щеке — нарисованный золотом круг, вписанный в треугольник, символ одного из ведьминских кланов. «Девичник», — понял Герман и скрыл кислую улыбку за ободком стакана. Последний девичник, на котором ему довелось побывать, закончился поножовщиной и трехдневными разборками в главном зале Совета, так что повторений теперь не хотелось. — Почему я ее вижу? — кивнув в сторону Тис, застывшей в двух шагах от бара, спросил Герман и недовольно поморщился: — Если честно, был бы рад немного от нее отдохнуть. Ты уверен, что амулет работает? — Уверен. Но не с тобой: тебе Тис примелькалась. — Еще бы, вечно мозолит глаза. Впрочем, сейчас она… нечеткая. Двоится немного, — пробормотал Герман, до конца не уверенный, было ли дело в амулете или в том, что за пять минут, проведенные в клубе, они с Ником успели опрокинуть по паре порций «Рек крови». Пряный ром, текила и русская водка — такое могло бы сбить с ног даже вампира, если выпить несколько порций подряд. Впрочем, можно было рискнуть и заказать один из фирменных напитков, но Герман местному колдовскому пойлу не доверял. — Всё равно не понимаю, зачем ты ее притащил. — Я не ожидал, что она и вправду с нами пойдет. — Ник скомкал бумажную салфетку, посмотрел куда-то за спину Германа и наконец негромко признался: — В последнее время… всё сложно. Ник не договорил, махнул рукой и едва не опрокинул маленький, похожий на тыковку стакан с оранжево-красным напитком. Для «половинчатого» и записного трезвенника Ник уже выпил непростительно много, но на удивление неплохо держался. — Я думал, она меня избегает и опоздала сегодня специально. — В последнее время? — переспросил Герман и, понизив голос, продолжил с неприкрытым сарказмом: — После того, как узнала, что ты убил ее бывшего? А заодно и старика, чтобы тебя не сдал? И теперь Обезьянка уже никогда не вернет свою драгоценную человеческую жизнь обратно? — Я ни о чем не жалею, — отрезал Ник. — И однажды Тис меня поймет. Встал с высокого барного стула и отошел в сторону, но так, чтобы Тис оставалась поблизости. Ту, кажется, действительно никто не замечал, несмотря даже на длинное бирюзовое платье, расшитое пайетками и ярко переливающееся в свете софитов. Так что Герман немного успокоился: может, Ник прав, может, пора признать, что Обезьянка никуда не денется, и было бы неплохо, чтобы она немного освоилась в этом, даже год спустя незнакомом ей потустороннем мире. Тем более что сейчас, нарядившись, Тис особо не выделялась на фоне сияющих феечек, ведьм и белоснежных аморфных существ, которых Герман прежде не встречал. В первый момент, увидев Тис выходящей из подъезда вслед за Ником, Герман подумал, что обознался: девчонка приоделась, нарисовала на веках густые черные стрелки, подкрасила губы красной помадой и потрудилась уложить обычно растрепанные волосы в красивую высокую прическу. Так что Герман даже расщедрился и, присвистнув, шепнул Нику на ухо: «А Обезьянка ничего, после бутылки текилы сойдет», за что непременно получил бы подзатыльник, но увернулся и сбежал по ступенькам в вестибюль метро. От «Музея» до «Староместской» ехать было недолго, но Герман успел заметить парочку незнакомых, чему-то смеющихся ведунов, одетых в многослойные накидки. Ведуны взглянули на них с Ником, скривились и недовольно зашептали, но Тис как будто не видели. И всё же Герман был настороже и теперь, украдкой поглядывая на девчонку, сканировал пространство вокруг и время от времени прислушивался к доносящимся отовсюду разговорам. Но до Тис, похоже, никому не было дела. Обидно, наверное, впервые выглядеть на сто баллов, а внимания — ноль. Даже Ник, и тот держится в стороне, хотя обычно не отходит от своего сокровища и на шаг. — Ник, — минуту спустя донесся до Германа тихий голосок Обезьянки, в котором четко слышалось разочарование. Но не детское и обиженное, а будто у строгого бухгалтера дебет с кредитом не сошелся: — А почему у фей нет крыльев? — Какая-то магия. Феи не любят, когда другие создания пялятся на их крылья. Особенно вампиры, — ответил Ник и, шагнув ближе, аккуратно забрал из рук девчонки пустой стакан из-под безалкогольного мохито. — Посмотри внимательно. Видишь, за спинами? Воздух как будто искрится. — И плавится. Как над раскаленным асфальтом. — Да, похоже. — Феи не всегда скрывают крылья, — негромко хмыкнул со своего места Герман, хотя знал, что его не услышат. — Вообще-то, они любят покрасоваться: особенно на чужих свадьбах. — Когда можно увести чужого жениха, — раздался сзади красивый, чуть хрипловатый женский голос, и смуглая ладонь, унизанная крупными кольцами, легла на плечо Германа. — Даже странно: ведьмин девичник, а феи сегодня ведут себя прилично. — Амарра́нта, — не оборачиваясь, улыбнулся Герман и положил свою руку поверх ее тонких горячих пальцев. — Не поверю, что у тебя могли увести мужика. — И такое бывало. Не волнуйся, я прокляла и его, и его феечку. Но это было так давно, что, даже если бы не прокляла, до наших дней они бы всё равно не дожили. Да и было бы о чем горевать. — Только не говори, что это — опять — твой девичник. — Не притворяйся, что тебе жаль. У тебя было много возможностей… — Влажные губы коснулись его шеи у самой кромки волос, и Герман, позволив себе насладиться моментом, закрыл глаза. — Мог бы и утешить молодую вдову. — Прости, не готов стать твоей следующей жертвой. Амарранта рассмеялась — будто перезвон тяжелых колоколов смешался с птичьей трелью — на мгновение прижалась лбом к его затылку и наконец отступила. И только тогда Герман понял, что всё это время невольно задерживал дыхание. Но стоило сделать вдох, и голова пошла кругом: от ведьмы, стоявшей за его спиной, пахло терпко и сладко. Чем-то восточным, густым и липким, будто горячий воздух, обжигающий горло. И не было нужды оборачиваться: запахи лучше зрения рисовали высокую статную фигуру, струящееся до пола платье, золотые нити, вплетенные в длинные черные волосы. Но Герман обернулся: — Ты, как всегда, прекрасна. — И всё еще надеюсь, что однажды ты сдашься, красавчик. — Ты сама говорила, вампирам стоит быть осторожнее с ведьмами. — Я флиртовала, — Амарранта растянула пухлые темно-красные губы в лукавой улыбке и медленно, позволяя любоваться изящными движениями танцовщицы, опустилась на барный стул рядом с Германом. Стройная, гибкая, похожая на тропическую птицу, ведьма запрокинула голову, отбросила за спину густые, пахнущие смолой и цветами волосы, провела ладонью по оголившейся шее… Герман тихо зарычал, обнажая клыки: ему нравилось смотреть, как зеленые раскосые глаза горят желанием, хотя знал, что желание это направлено на каждого симпатичного мужчину в радиусе ста метров. — Так что, и вправду снова выходишь замуж? Который раз? Пятый? — Я же не виновата, что люди такие хрупкие и недолговечные. Каждого из своих мужей я предупреждала: с ведьмой им не совладать, силенок не хватит. Но мужчины… разве они могут признать, что в чем-то уступают? — Они были бы более долговечными, если бы ты проявила милосердие и держалась от них подальше. — Что поделать? Иногда трудно устоять. Но в целом ты прав: видам лучше держаться друг от друга подальше и не нарушать баланс. Энергетически кто-то всегда сильнее: вампиры и ведьмы тянут энергию из фей и людей, феи — из людей и низших созданий. И так с каждым видом: одни питаются другими, даже если не отдают себе отчета. Впрочем, заранее не угадаешь, кто станет донором, а кто — черной дырой. Иногда тот, кто слабее, — тот еще шельмец и, как паразит, может присосаться к сильному. А иногда магическое тело так изрешечено, что энергия вытекает наружу и пробоины ничем не заткнешь, так что донор уже не поможет. Ведьма усмехнулась, изящным движением оправила изумрудную юбку и продолжила с хитринкой во взгляде: — В общем, если и иметь дело, так только с фавнами: в них так много энергии, что они отдают ее безвозмездно. Да и в постели с фавном никто не сравнится. Но, на мою беду, влюбляюсь я только в людей. Впрочем, — она склонила голову, и в ее чертах померещилось что-то стремительное и хищное, словно взмах клинка, на лету рассекающий шелк, — маленьких приключений никто не отменял. Амарранта облизала губы, томно вздохнула и, протянув руку, снова положила Герману на плечо: — Проводишь меня? Я сняла номер неподалеку. И вновь Германа окутало облако сладких ароматов: спелые, сочащиеся соком персики, желтобокие груши, вязкий гречишный мед… — Прости, — покачал головой Герман, хотя отказ давался ему непросто. — Мужская солидарность. Не хочу наставлять твоему будущему мужу рога. Раз уж выходишь ты не за фавна. — В браке я всегда храню верность. Но пока клятвы не даны, какой с меня спрос? Я ведь могу и передумать. Перед глазами поплыла золотистая дымка, как и всякий раз, когда Амарранта пыталась его охмурить. Ни с одной другой женщиной Герман не испытывал подобного, и всё же ему удавалось ускользать раз за разом. — Колдуешь? — заподозрил он, когда дымка стала почти осязаемой, будто на глаза опустилась атласная золотая повязка, а воздух, напитанный сладкими ароматами, начал покалывать и искриться. — Надо же, догадался… — Амарранта продолжала улыбаться, но дымка начала медленно опадать. Ведьма нахмурилась и с недоумением посмотрела на Германа: — Это сильная магия. Странно… Неужели иммунитет? Рука легла на его грудь, обожгла даже через футболку. — У тебя есть девушка? Партнер? Герман покачал головой. — Безответная любовь? — Нет. — Хм… не хочется думать, что дело во мне. — Если мы проведем вместе ночь, ты перестанешь меня замечать — будет обидно. — А если следующие двадцать лет ты опять будешь меня динамить, я тебя возненавижу. Герман рассмеялся и, подавшись вперед, поцеловал ведьму в щеку. Он был уверен, за следующие двадцать лет Амарранта сыграет не одну свадьбу, но останется такой же молодой, как сегодня и много лет назад, когда они с Германом познакомились. Внешне ведьмы были похожи на людей, но людьми не были: жили долго, старели медленно, а когда первые морщины и седина всё же появлялись, в ход шло колдовство, нередко темное и коварное. Не зря мужья Амарранты умирали один за другим. Когда ведьма, нарочито громко и разочарованно вздохнув, отошла от бара и села за столик к своему клану, Герман на мгновение пожалел, что не принял ее приглашение. Но флирт с красивой женщиной был ему по душе куда больше, чем холодное презрение победительницы, которым Амарранта непременно одаривала бы его при каждой новой встрече, стоило лишь разок дать слабину, — как поступала со всеми своими бывшими. Если им удавалось выжить, конечно. Герман не сомневался, не пройдет и пяти минут, как ведьма найдет более сговорчивую жертву. Но когда, осматривая зал, заметил, что ее искрящиеся похотью глаза остановились на Нике, тихо чертыхнулся. — А ну-ка иди сюда, — шепнул Герман одними губами, зная, что Ник услышит: между мастером и обращенным его кровью существовала особая связь, пусть даже в случае с «половинчатым» Ником она работала не в полную силу. — Случилось что-то? — Предупредить хотел. Видел Амарранту? Она решила оттянуться перед свадьбой и использует какую-то любовную ворожбу. Лучше не приближайся. На всякий случай. — Боишься за мою невинность? — рассмеялся Ник, и, кажется, тех двух-трех порций «Рек крови» ему хватило, чтобы надраться. — Я не маленький мальчик, Герман. — Амарранта — та еще паучиха. По слухам, не все ее любовники выживают. Она высасывает из них энергию. — Лучше бы она от… высосала твою подозрительность. — Ну знаешь ли… — нахмурился Герман и пошел ва-банк: — Будет некрасиво, если, придя сюда под ручку с Тис, уйдешь ты в итоге с другой. Или хочешь, чтобы Обезьянка приревновала? — Мы с Тис не пара. Я могу уйти с кем угодно. — Не можешь: как минимум ты должен проследить, чтобы она вернулась домой в целости и сохранности. И ей, кстати, скучно. Ник обернулся и посмотрел на девчонку: еще минуту назад медленно раскачивающаяся под музыку у краешка зеркального полукруга, на котором танцевали гости девичника, теперь Тис сидела на подлокотнике кресла и сонными глазами пялилась перед собой. Действие таблеток, заменявших кровь, видимо, заканчивалось, так что Тис снова стала той, кем была: хилой, бесцветной и лишь наполовину живой. — Наверное, опять не поела. На голодный желудок таблетки действуют плохо, а Тис почти не ест… Жалуется, что тошнит. — Ну так долго она не протянет, — буркнул Герман и, видя беспокойство друга, велел, поворачиваясь к бару: — Заставь ее принять таблетку, а я закажу что-нибудь… И тут же осекся: вместо бармена, который обслуживал его несколько минут назад, напротив стояла молоденькая фея и внимательным, недоумевающим взглядом смотрела поверх плеча Германа. Она смотрела на Тис. Она видела Тис — и то, что видела, ей не нравилось.