all you sinners

I. Лора.

      — Ага. А у меня, был хороший подопытный.       Ей так хорошо в его руках. Так спокойно, приятно, тепло. Она не готова оставить все это в прошлом, и хочет быть уверенной в том, что дальше, все так и будет. Что она в любой момент сможет прийти к Трэвису, и получить ту очередную порцию ласки, которой так ей хотелось. Она хочет знать, что после полнолуния, ничего не изменится, и Хэккет не отдалится, сославшись на то, что их больше ничего не связывает. Она так хочет, чтобы все происходящее не ограничивалось сентябрем.       Но она все ещё не знает, чего хочет сам Трэвис. Он же прямо, ей ни о чем так и не говорил. Ничего не обещал. Что ещё могла сделать она сама, чтобы это произошло? Да и вообще, могла ли?       Несмотря на все это, по-прежнему, Лора считает его руки на своём теле чем-то совершенно нормальным — словно, так все и должно быть. Она цепляется за эти ощущения, пока они ещё есть. Но почему-то, ей начинает казаться, что все может оборваться в любую секунду — и, как бы она ни старалась, главное решение будет все равно за Хэкеттом. Это он ее периодически отталкивает. А не она его.       — Твой брат? Нет. Нет-нет-нет. Ты серьезно? Это же тоже самое, как если папа застукает меня с письмом от тебя. Боже.       Лора не успевает продолжить мысль, проваливаясь ниже — чувствуя, что вот-вот упадёт на пол, обхватывает руками шею Трэвиса. А после… Видит, как он улыбается, довольный своей шуткой.       — Ха — ха.       Лора выдыхает, осознавая, что больше никуда не падает. Наигранно морщится, вскидывая брови.       — Ладно. Думаешь, это смешно?       Она начинает привставать, вынуждая шерифа выпустить ее из рук. И, бросив на его лицо взгляд, полный сарказма, быстро перекидывает ногу, усаживаясь уже верхом на его бёдрах.       Лора вскидывает подбородок, словно спрашивая «ну что, съел?». Молча, склоняется за пивом, и возвращается к прежнему положению, прикладывая бутылку к губам, с вытянутым в сторону Хэкетта указательным пальцем.       — Не вздумай так делать сейчас. Я не шучу.       Шум за окнами, вместе с озадаченными возгласами Бобби, ковыряющимся с чем-то в темноте двора, не цепляет и капли ее внимания. Она пьет прямо на глазах у Трэвиса, не отрывая взгляда от его лица, ощущая колкое возбуждение во всем теле — то ли от своей позы, то ли безнаказанности. То ли, от всего сразу. Несмотря на неизвестность своего будущего, она хочет взять все от настоящего.       Пока мозг немного пьян, и позволяет ей делать то, что хочется.       Отвлеченная от тяжелых мыслей выходкой шерифа, Лора заметно веселеет, что явно отражается на ее мимике. Еще пару месяцев назад, она даже не рассчитывала, что он умеет себя так вести. Что она о нем думала? Самый стремный коп в ее жизни, который скорее вскроет себе вены, чем улыбнется. Который не стеснялся в выражениях в ее сторону, и вел себя настолько холодно, насколько вообще можно себя вести. Робокоп. Маменькин сынок. Странный тип, обливающий ее водой, и возвращающийся под утро в крови, в то время как сама Лора, по его инициативе, проводила дни за решеткой. Он был всем тем, что ее раздражало и отталкивало.       Сейчас, это единственный человек, которого она постоянно хочет видеть с собой рядом. И ей по прежнему плевать, что подумают другие. Плевать на то, что он больше, чем вдвое, ее старше. Плевать, что их сейчас может кто-то увидеть, и что-то сказать. Лишь бы его руки по прежнему касались ее. И лишь бы, он продолжал на нее так смотреть.       Сидя в клетке, она смотрела на него настолько прожигающее, насколько вообще могла. Искала любой путь, лишь бы выбраться, и сбежать — забрать Макса, оставить камеры навсегда за спиной, а вернувшись домой, и вовсе рассказать обо всем отцу, чтобы Трэвис Хэкетт навсегда лишился своего значка. И от такой потери, спился. Или, как еще странные деревенщины справляются с горем?       Узнав о тайне Хэкеттс Куори, она немного поменяла свое мнение. Смотрела на шерифа все так же, злобно и настороженно, Но, сообщать о чем-либо отцу передумала.       Убивая его родных, чтобы выжить, Лора начинала чувствовать отголоски вины.       Увидев его совершенно разбитым, смотрела уже с сожалением.       Проследив за ним ночью, когда Трэвис хоронил свою семью, впервые распробовала то непонятное чувство, что созревало в ее груди при одном только его виде.       Сегодня, она готова сделать едва ли не все, чтобы он стал хотя бы немного счастлив. Быть рядом, прислушиваться, помочь решить проблему с Сайласом, лечить его брата, — что угодно, что в ее силах.       И, если это не настоящая любовь, то она точно и необратимо сошла с ума.

II. Трэвис.

      Когда Лора намеревается выскользнуть из его рук, Шериф чувствует некоторое разочарование — что, обиделась? Но наглая девчонка в очередной раз обводит его вокруг пальца, усаживаясь сверху на манер наездницы. Трэвис чувствует в груди лёгкий трепет — так она ещё ближе, ещё важнее. Не успевая совладать с собой, он обводит её взглядом, более пылким, чем следовало, а она тянется за бутылкой, открывая Трэвису обнажённый бок.        — Ну, ну, всё, хватит, — Трэвис отнимает у девушки бутылку, стоит ей сделать глоток. — Ты и без этого уже пьяна, — уводит он пиво, сперва намереваясь поставить его на пол, а потом, примеряясь к остаткам содержимого в бутылке, делает несколько глотков сам.       Да, это не ром и не виски, а всего лишь пиво, что навряд ли ударит Трэвису в голову так же легко, как Лоре. Но он и без того пьян. Пьян от её красоты, её взгляда, голоса… Пьян от того, что по каким-то совершенно невероятным, немыслимым для самого себя причинам сейчас обнимает девушку, которая сильнее, вероятно, чем все они здесь вместе взятые. Девушка, показавшая свою выдержку, стержень, смелость и волю. Кажется, ничего не могло её сломить… Оттого её слезы там, во дворе, после его безумного, стихийного поцелуя, так дорого стоили, так нежно хранились в его памяти: сильная женщина нашла защиту в его объятиях. Эта мысль будила в Трэвисе бурю невероятных эмоций.       — Не думал, что мы здесь шутим, — он опускает на пол почти пустую бутылку пива, и откидывается на спинку кресла, чуть запрокидывая голову, — мэм. Точно желая подкрепить свои слова делом, он двигает ладонями от её коленей по поверхности бедра, пока не добирается до задних карманов её спортивных брюк. Сердце разгоняет по телу жар, оно не может и не хочет верить в то, что это однажды может прекратиться, что Лора, как призрак, растворится прямо в руках Трэвиса. Может быть именно поэтому он так хватается за неё, боясь упустить хотя бы секунду рядом с ней. Боясь, что в любое мгновение её безумие развеется, и она оттолкнет его, дичась всего, что было между ними.       Проведя одной ладонью выше по спине Лоры, забираясь под самый краешек кроп-топа, Трэвис вдруг выпрямляется, отделяясь от спинки кресла и сокращая расстояние между ними до неприличного. До расстояния дыхания.       Он вдруг становится серьёзным, от улыбки или былой игривости не остаётся и следа. Чёрные глаза буравят, заставляют теряться в их глубине. Он смотрит на девушку, после чего опускает взгляд, прикрывая глаза.       — Что же ты делаешь со мной…       Шумно вдыхая, он упирается губами куда-то чуть ниже её ключицы, заставляя Лору стать ещё ближе, ещё крепче, ещё жарче. Обе ладони скользят по спине, не собираясь мириться с наличием топа и забираясь под него. Чуть прохладная кожа спины отзывчивая под его горящими ладонями, он гладит, не останавливаясь, будто хочет согреть.       — Не уходи… — говорит он едва-едва слышно, горько. Не целуя, но касаясь, он проводит губами вверх до шеи, чувствуя, как теряет остатки рассудка, что не замечает вообще ничего вокруг себя, и даже если кто-нибудь сейчас войдёт — он ни за что не остановится. — Побудь ещё, — так же тихо, будто сходит с ума, говорит Трэвис, то обнимая, то лаская, то забываясь.       Всё стало вдруг слишком серьёзным, слишком важным. Ему казалось, что обнимая Лору, он обнимает целый мир, уместившийся на его коленях. И не существует больше ничего. Ни братьев, ни Макса, ни Хэкеттс Куори, ни Колледжа, в который должна уехать Лора, ни её, ни его родителей. Вселенная сжалась до одного кресла и двух людей.       И это было чертовски прекрасно.