I. Лора
Оказалось, он заметил ее еще раньше. Прежде, чем Кирни показалась из кустов, Хэккет уже увидел ее. В темноте, довольно сложно разглядеть, в каком положении стоит человек даже неподалеку — вышло, что в слишком боевом. И она, не увидев, встала прямо напротив дула пистолета, в миг растратив весь свой флер стыда за появление не к месту. На его смену, пришла неловкость. — Ты, может, эм… пушку уберешь? Удивительно, но ей не страшно. Снова. Глупая бы вышла смерть — всего-то проносится в голове, после чего, внезапная мысль исчезает ровно так же быстро, как и появилась. Наверное, в крови все еще играет адреналин. После пережитого, бояться таких мелочей, как мгновенная смерть от пули — просто бред. Ее уже десятки раз могли порвать на части кровожадные твари, одной из которых успела стать и сама Кирни. А это, конечно же, гораздо больнее, чем пуля, за долю секунды проламывающая черепушку. Лора едва опускает голову в благодарном кивке, когда оружие исчезает с поля ее зрения. — Уже довело, шериф. Наверное, только привычная, давно выжженная в крови ирония, все еще держит ее моральное состояние на плаву. Лора не задумывается, почему еще не утратила способность шутить, и не закрылась в себе хотя бы на время — ведет себя так, будто все в норме вещей. Будто, нет у нее никаких забот и проблем. Будто, кошмар в лагере ее не коснулся. Но он касался. Грубо, настойчиво, держал ее за глотку, не планируя хотя бы даже немного ослабить хватку. Она все это чувствовала, и в какой-то момент, просто пустила детали на самотек. Перестала думать о смерти, шагая к своей цели — даже не знала, все ли делает правильно. Не знала, что в конечном итоге получится. Откровенно говоря, она не знает этого и до сих пор. Но, не сейчас. Об этом тоже лучше подумать потом. — Доверяй, но проверяй. Усмешка выглядит вполне искренней, и она уже собирается сделать первый шаг в сторону Трэвиса. Подается вперед, опять наступает на тонкую ветку, больше не пытаясь двигаться тихо. Он так рядом — единственная мысль в голове, с которой Лора собирается преодолеть короткую дистанцию, уже представляя, как неловко себя будет ощущать, поравнявшись с Хэккетом. Понимает, но все равно, делает так, как хочется. Проявившееся тепло в ее глазах сменяется настороженным прищуром как только, под внезапный шум грома, кто-то позади резко касается ее шеи. Лора не успевает и вскрикнуть, прежде чем что-то резануло по ключицам, а ее саму с силой пихнули вперед. Абсолютно точно, она бы упала, смазывая ладонями грязь и землю. Представая перед шерифом в еще более нелепом виде, чем просто заявившись сюда среди ночи, и застав его за раскапыванием могил для покойников. Трэвис Хэккет — тот самый угрюмый коп, изумительно умеющий показывать всем своим видом лишь пренебрежение — сейчас, вопреки, казалось бы, всей своей сущности, лишает ее удовольствия грязевых ванн в стиле кантри. Ловит именно в тот момент, когда тело начинает терять координацию от толчка. Кирни впечатывается лицом в мужскую грудь практически грациозно, вовремя поддержанная его руками — сердце в это мгновение начинает биться слишком часто. Это холодит ладони и словно забирает из легких воздух, покрывая кожу россыпью мурашек. Нет, она точно не в порядке. Рядом с ним. — Ты не запрещал выходить ночью из дома. И не соврала. И вообще, не время сейчас для нотаций. Теперь, уже ее собственные руки аккуратно ложатся на талию мужчины, обнимая. Разыгравшийся дождь падает на лицо, насквозь мочит одежду, но как же наплевать. Кто-то сорвал с шеи позолоченную цепочку с кулоном-волчонком, наспех сунутый одной из уцелевших вожатых на прощание (не смешной был подкол, но все равно довольно мило) — Лоре и на это плевать, когда она, слегка запрокинув голову, заглядывает в кажущиеся угольно-черными глаза напротив. — Спасибо за заботу. Ты единственный здесь, кто это делал. Все-таки, решила признать. Даже вслух. Она вообще не представляет, что именно будет дальше. Насколько быстро он ее оттолкнет — или же, наоборот. Перестанет отстраняться и закрываться тысячей своих шипов, колоться о которые уже вошло в привычку. Лора выдержит, если это произойдет снова. И, наконец, поймет, что между ними осталось только незаконченное дело, разобраться с которым нужно как можно быстрее. Но пока, она тонет в том, что пока еще не обрублено на корню.II. Трэвис
Дождь без смущения бил по плечам и щекам, тучи гремели, будто бы вот-вот упадут. Всё отошло на задний план, исчезло, растворилось, растаяло. Был только едва уловимый островок сухого тепла, что прижимался сейчас к его груди. Не отпустила, не ушла, не съязвила. Сердце сжалось в тревожный ком, когда на спине оказались чужие маленькие ладони. Разум не унимался, разум паниковал. Хочет украсть пистолет? Неужели снова? Зачем, почему? А как же личное пространство, которое блюдет каждая девушка? Вдруг это нарочно, чтобы спровоцировать его, а потом сообщить о домогательствах? Это же Америка, детка! В конце концов, в радиусе поражения спит её молодой человек, которого она так отчаянно хочет спасти!.. Разум вводил в ступор, требовал разобраться в ситуации, трезво мыслить. А сердце вдруг сказало громко и отчётливо: «заткнись». Просто заткнись и проведи раскрытыми ладонями по выпирающим лопаткам, едва уловимой ложбинке позвоночника, доберись до копны волос. Просто прижми немного сильнее к себе, чтобы ощутить её, такую бестолковую и храбрую с этими огромными голубыми глазами. И на мгновение прикрой глаза, опусти голову и выдохни, касаясь щекой чужих волос. Сделай вид, что никто этого никогда не узнает. Только дождь, но он-то точно никому не скажет о том, что случилось в твоей голове. Что ты тоже хочешь быть кому-нибудь так же нужен. Намокшие волосы липнут к вискам, повторяя волнами струйки воды, стекающие по скулам. На Лоре это выглядит намного красивее, так, что он невольно задерживает рассеянный взгляд на её лице, когда она поднимает голову. Её слова заставляют взволнованное сердце подскочить и затрястись, точно маленькую птичку. — Я… эм… — он так легко теряется, смотря ей в глаза. В голове мысли бегают по кругу и никак не могут поймать друг друга. Так всегда бывает, когда оказываешься к чему-то не готов. Когда случайная девчонка, о которой он знает всего — ничего вдруг ценит твою заботу, в то время как родные люди, прожившие с тобой бок-о-бок всю твою жизнь не замечают этого. Умная, будто старше самой себя на десяток лет, она видит, что за, порой, грубыми и жестокими поступками всегда крылось только одно: Трэвис хотел помочь, Трэвис хотел спасти. И он до того привык, что этого никто не замечал, что и предположить не мог, что однажды кто-то скажет ему спасибо. — Я… Не получается, не выходит. Он обводит взглядом её лицо, эти огромные глаза и кожу до того молодую и красивую, что хочется убедиться в том, что она настоящая, аккуратный, точно выведенный по линейке нос и, наконец, останавливается на губах, разгоряченных от сказанного. Вдруг пальцы крепнут, слегка сгребая под собой ткань рубашки и кожу Лоры под ней. Будто Трэвис хочет сжать руку в кулак. Минутная борьба отражается на его лице. «Нет, Трэвис. Господи, нет. Это же глупо». Он отстраняется. Бешеное сердце пытается вспомнить прежний ритм биения, когда у груди не достаёт чужого тепла. Вернув самообладание, наконец, он поднимает на неё взгляд. — Я рад это слышать, — наконец, говорит он, чуть поджимая губы так, будто хочет спрятать улыбку. Рад, что они, два дурака, стоят сейчас под этим дождём, промокши до нитки, и впервые за долгое время немного счастливы. Он — наверняка. — Идём, найдём тебе что-нибудь сухое, — мягко говорит он, касаясь её противоположного плеча и увлекая за собой в сторону дома. Ощущения от прилипшей одежды самые мерзкие. Джинсы стали деревянными, а рубашка — картонной. Он идёт чуть впереди, провожая Лору в прачечную в подвале, где накануне брал сухую одежду для них с Максом. Вынув пистолет из-за пояса и положив перед собой, он стягивает рубашку через верх, отвернувшись в угол, а после берет из стопки другую, сухую, тоже в клетку и спешно накидывает. Заодно берет сухие брюки и пистолет, не выпуская его из поля зрения ни на секунду. — Здесь… Чистые и сухие. Выбери что-нибудь для себя, — он бросает на Лору исподтишка взгляд, точно подросток, испытывающий неловкость при виде девушки в мокрой одежде. — Я… Сварю кофе… Или чай… чтобы согреться, — все ещё запинается он, будто не решаясь уйти и оставить Лору одну.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.