Огниво изо льда

Кристин проснулась и не сразу поняла где она и что с ней. Кругом было темно, тепло и сухо, пахло дымом, варёным мясом с травами, чем-то солоноватым и пряным, и не было намёка ни на холод каменных стен, ни на тоскливую, тягучую сонливость - сон как рукой сняло, хотя в узкой щели немного разошедшегося на стене шва не было и намёка на свет, и между краями брезента лишь поблёскивали потусклевшие за ночь звёзды. "Значит скоро рассвет." - мрачно подумала Кристин, выбираясь из под какого-то увесистого и тёплого покрывала и отыскивая наощупь сапоги. Не найдя их, девочка в одних носках подкралась к остывающему очагу, еле-еле красневшему посреди устланного ветошью и шкурами пола. Закинув туда какой-то мусор, лежавший рядом, и подождав, Кристин положила полено в раскочегарившийся очаг. Пламя радостно затрещало и наконец осветило чум. Теперь в нём было куда уютнее, чем накануне. Вчерашние тревожные отсветы, блуждавшие по резким лицам, изломы света и тени на складках одежды, искаженные цвета сменились ясным рыжевато-жёлтым парящим светом, при котором туман в голове начал потихоньку растворяться. Наконец он растворился настолько, что Кристин заметила неслышно присевшую рядом Барбару. - "Скоро встанут?" - "Через час, до рассвета вставать уже тяжело. Мы засыпаем, как и мир вокруг нас." - Кристин коротко рассмеялась - "Твои слова, да нашим учителям бы в уши: как нет бури - изволь высиживать от темна до темна. Хорошо только, когда после бури снег напросишься разгребать - работы навалом и никто не одёрнет." - "Вы двигаетесь. А мы с прошлой осени здесь стоим." - сухо, очень сухо ответила Барбара и встала. Уже мягче напоследок бросила: - "Учись писать левой рукой. Пригодится." - и вышла из шатра, натянув на голову капюшон бесформенной кофты коричного цвета. С улицы коротко протянуло холодом, и Кристин вдруг стало очень жалко себя. "Решение романтичнее некуда: сбежала из дома на поиски друга не попрощавшись, впереди десятки миль и градусов мороза...хвала Господу, мужчиной притворяться не стала. А то приключений было бы - не оберёшься. Ну зачем, зачем я пошла вообще сюда - и назад нельзя, и вперёд не хочется...Как будто..." - "Кристин, не руби с горяча, тут только переждать и притерпеться." - раздался сзади ещё более хриплый чем раньше - потому что спросонья - голос, от которого принцесса с перепугу подскочила и чуть не угодила волосами в огонь. - "Фу, чёрт...Доброе утро. К чему притерпеться?" - "Да я тут ваш с Барбарой разговор подслушала...я вот о чём: в холода всякому хочется спать беспробудно, а когда ты при этом ещё и в относительной безопасности, то спать хочется ещё больше. Нам сложно уйти отсюда, мы и хотим этого и не хотим одновременно. Мы как будто заперты в крепости, и это невыносимо - было время, когда мы тут все чуть-чуть не перерезали друг друга, но....переждали и притерпелись. И тебе советую." - "Я уже переждала однажды и притерпелась...Так притерпелась, что мне ваша крепость как шило на мыло." - "Вот и попробуй теперь отсюда уйти так же легко, как ушла оттуда. Пошли санки готовить." - "Ты же сказала, что на лыжах пойдём." - "Пойдём-пойдём, когда собакам есть нечего станет." - "Вот и поговорили...Анхель-Анхель, Анна...Анка. Анхелянка!" - "Только попробуй меня так назвать!" - "Я что, опять вслух?!"

***

В тот день от рассвета до заката было всего-навсего 4 с половиной часа. В своей наивысшей точке Солнце едва-едва осветило покрытые инеем и льдом стволы деревьев. Тонкие, чуть греющие щёки лучи пронизывали частый лес как стрелы, разбрасывая по сторонам крохотные пластинки золотистого света. Розоватый снег искрился как те самые румяна с блёстками, по которым сходили с ума все девушки - и те счастливицы, которые могли себе их позволить, и те, что понапрасну примерзали покрасневшими на холоде носиками к сверкающим витринам. Родители конечно ворчали, мол, приукраситься можно и обычными, а на таком-то морозе румяна и вовсе ни к чему, но и сами строгие, бережливые фру* порой засматривались на золотистые коробочки с гравировками солнца и луны, от которых сладко до чихоты пахло заветной нежно-розовой жемчужной пылью. И нет-нет, да и развязывалась тесёмка то у одного, то у другого кошелька. "Как далеко позади всё это осталось." - с толикой сожаления подумала Кристин, оттягивавшая изо всех сил полоз** от прижатой ногой к земле рамы для настила, чтобы Анхель могла заменить треснувшее копыло***. Нарты были чудо из чудес - лёгкие, елово-лиственничные, но на морозе треснули все верёвочные спинки и распалось на кусочки копыло. Чинить было бы не сложно, но дерево гнулось с трудом, лицо краснело от натуги, руки готовы были вывалиться из плечевых суставов, а восьмёрка маламутов****, радостно скакавшая вокруг, не позволяла перестать улыбаться и смеяться, поэтому грязные ругательства еле-еле можно было расслышать в безудержном хохоте. Неис - мрачный, похожий на чернобурого лиса муж Барбары - и тот улыбнулся, сказал что с такими собаками они не то что до Снежной Королевы доедут - до его родной Эриу***** вмиг домчат. А в Эриу зелень равнин, отвесные скалы, старинные крепости, чьи стены помнят святых Патрика и Палладия. Там высокие небеса сходятся с глубокими морями, там правит милосердная Бригитт******, там надёжно хранит под спудами дольменов свои тайны древняя Тара*******. Кристин с необыкновенным трепетом слушала эти скупые, но полные тоски по родине рассказы. На Барбару же и вовсе нельзя было смотреть без боли: холодное, гордое выражение лица оставалось неизменным, но болезненно искривлённый рот, надвинутый на лоб серый валяный капюшон с веточками шерстяных оленьих рогов, горько-карие непроницаемые проницательные глаза выдавали в ней и чувство вины за то, что она англичанка, и уязвлённость от лишения её и её мужа родины, и горестную ненависть к вечному противостоянию Англии и Ирландии, к войне вообще, к предрассудкам, порождённым войной. Несчастные каждый по-своему, потрёпанные жизнью - вместе Барбара и Неис с ранними морщинами и глубокими складками между бровей, всё же были счастливы друг с другом и этого не мог заметить разве что слепой. А тем временем лихие охотничьи нарты были готовы. Длиной в три с половиной метра, на круто загнутых, отполированных полозьях с подполозьями, с крепкими бортами - просто чудо что такое. Упряжь********была надёжно приделана к дуге на полозьях и то и дело натягивалась до предела оттого, что собаки так и рвались в дорогу. Нарты были не простые, а с багажной корзиной на полозьях, сразу за сиденьем, на том месте где обычно стоит второй ездок. Туда сложили перемены белья и одежды, постели, полотенца, брезент, солонину и сухари, сушёные травы и ягоды - заваривать, запас пуль и пороха для охоты - собаки сами себе поймают, а самим тоже пожевать чего-нибудь надо, да и волков никто не отменял. Взяли и муку с тонким противнем - хлеб в дороге печь, и два ведра, и всякой необходимой мелочи. Получилось тяжело, но подняли и приторочили к днищу без сложностей. Тросы и инструменты для быстрой починки сложили в сами сани, поближе, а лыжи, палки и опоры для палатки положили под постеленные для мягкости шкуры. Уселись не без смеха - в ширину у нарт и метра не набиралось, бок о бок неудобно сидеть: все внутренности сомнёшь и растрясёшь. Придумали - каждые два часа меняться местами. Два часа одна впереди сидит, собаками правит, а другая в это время позади сидит, по сторонам внимательно смотрит и согнутыми в коленях ногами спину правящей подпирает. Потом - наоборот. Но у крепкой Анхель ноги были ширококостными - на них опереться как на спинку стула можно, а у Кристин всё же королевский генофонд - ноги выносливые, но тонкие как у молодого оленя - прилечь на них надо было постараться. Но, так или иначе, всё устроилось не худшим образом, и наступило время прощаться. Расставались без излишних переживаний: поели, посидели, поговорили. За старшего Анхель оставила старика Тыну - одного его слушались в шайке беспрекословно все, даже отец Мартин. Об остальном беспокоиться не стоило - зимний быт был дано налажен, разбойничать в холода почти не ходили. Барбара дала девочкам по такому же как у себя, сваляному из бурой шерсти оплечью с оленьими шерстяными рожками на капюшоне. "К оленьим рогам почтенье у всякого существа есть." - и отошла. А у Анхель мурашки по коже пробежали. Спокойствие ведьмы хоть и внушало уверенность в будущем, но что их ожидает? Что они встретят в глубокой, скованной холодом чащобе? С кем столкнутся? Мороз крепчал немилосердно.