Ксенодерма

У входа в деревню двоих шиноби "Деревни скрытой в Скале" уже ждала Шизуне. Она и привела их в резиденцию Хокаге, как и было велено. Цунаде всё ещё корила себя за то что поддалась Лягушатнику и согласилась на всю эту безумную авантюру, но поворачивать назад было уже поздно. И вот теперь перед ней стояли два совершенно незнакомых лица, одно из которых слишком уж знакомо усмехалось. - Давно я не был здесь... Джирайя стоял возле её стола и отчаянно сдерживал в себе что-то - не то злость, не то радость, не то уйму вопросов. Черноволосая девушка напротив молчала, пристально всматриваясь в Цунаде, как и тогда, когда они сами заявились в деревню Звука. Мысль о том, что та всё ещё была беременна от Орочимару продолжала навязчиво зудеть в голове. - И надолго вы к нам собрались? - Лягушатник наконец подал голос, явно задав самый нейтральный из сдерживаемых вопросов. - Думаю трёх дней нам вполне хватит, чтобы посмотреть всё что нужно, верно? Я слишком давно не видел родных мест, но не так уж они широки. Джирайя неоднозначно повёл бровью: - Не так давно ты их самозабвенно крушил. - Ну отчего же самозабвенно... Кроме того, моя цель сейчас далеко не это. Не буду лгать, однажды я вернусь сюда, чтобы повторить всё, но... - он сверкнул глазами, вглядываясь в мгновенно посуровевшее лицо бывшего друга, - но сейчас я преследую сугубо личную мирную цель. Ведь вы не можете отказать человеку в его прошлом. Я прав? Пятая невольно поджала губы. Он был прав. Права отбирать у него воспоминания она себе не давала. Даже если недавно он хотел избавиться от них. И потому, на свой ужасный страх и риск, она отправила их путешествовать по Конохе. Единственное хорошее во что она до сих пор верила в этом человеке, это старая клятва давних времён. Он не посмеет нарушить её. Никогда.

" Даже если сейчас я ухожу, знаю, все мы встретимся однажды. И тогда, возможно, все уже будем совсем другими, нежели сейчас. Уже сейчас я вижу в ваших глазах недоверие ко мне и уверен, с годами его станет больше. Но я хочу чтобы каждый из нас троих запомнил, что мы имеем право на пару-тройку встреч, даже если станем заклятыми врагами. Вовсе не затем, чтобы убить друг друга. И я готов буду дать клятву собственной чести, что встреча будет мирной. Как и вы дадите эту клятву мне. Мы не обманем никого против себя самих. Я не люблю лгать. Тем более себе."

Пятая вздохнула и прикрыла глаза. В письме, что он отослал в Коноху, когда сообщал о своём возможном приезде, он давал клятву чести. Как давали все трое её в деревне Звука. Она знала, что он помнит об этом. Он не посмеет оскорбить сам себя, иначе не клялся бы. Иначе она не пустила бы его. Сам же Змей направлялся в первую очередь к месту, что было для него наиболее важным в этой деревушке - могиле родителей. Он не был здесь уже очень и очень много лет. Собственная сентиментальность немного пугала его, но не сделать этого он не мог. А потому сидел сейчас возле каменной плиты, разогретой ярким солнцем и думал, вглядываясь в солнечные блики на ней. Хируно стояла чуть поодаль, не смея тревожить его мыслей, понимая как дорог ему этот момент, ведь скорее всего.. он никогда больше не сможет посетить это место. Он думал. Думал, положив руку на камень и прикрыв глаза. Внутри разливалось странное свинцовое чувство тепла и тоски. Он помнил, как много лет назад сидел здесь ребёнком, как рядом стоял Сарутоби, как всё это было... спокойно... А теперь... Теперь он сидит не в силах даже показать собственное лицо перед могилой родителей, потому что в эту деревню дорога ему заказана. Так же пели птицы, трава была ничуть не зеленее, чем сейчас, ничего... ничего не изменилось. Изменился он. Перестал быть тем мальчиком, который улыбался блестящему на белой змеиной шкурке солнцу, думая о том, что родители где-то там, далеко, думают о нём. Видят его успехи и неудачи. И нет больше в живых Сарутоби, который стоял рядом, который клал ему руку на плечо, который так старался быть для него хорошим сенсеем. Не просто нет в живых. Змей собственными руками отправил его на тот свет, как можно дальше. Именно здесь были новые и новые могилы, после войны, погибали один за другим люди. Уходили безвозвратно, страдая сами и заставляя страдать своих близких. Он поджал губы, опустив голову ниже, чувствуя, как глаза предательски горят, как вот-вот капнет на горячий камень слеза. Узкая тёплая ладонь опустилась на его плечо, виска коснулись губы и Хируно обняла его. Молча, позволяя сказать всё тишине. Никогда ещё так остро он не чувствовал, что лучшее, что осталось в его никчёмной, как человека жизни, это она. Женщина, которая будет любить его даже когда он просиживает всё своё время в лаборатории, без сна, почти в бреду. Даже тогда, когда он злостно усмехается, глядя на старых товарищей, с которыми прошёл войну. И даже когда он роняет такие искренние слёзы на могилу родителей, понимая, как всё же сильно всё изменилось с тех пор. Он никогда не любил лгать. Особенно самому себе. Но всё это казалось до постыдного глупым, хоть и вполне, наверное, естественным, плакать на могиле родителей. Но ведь ни одна из слёз, что была проронена на белый камень не была пропитана горечью утраты предков. Только лишь олицетворением той небольшой части Змея, что тосковала ещё по тому, как они жил здесь, как был таким же шиноби Листа, как и другие, как был одним из трёх. Как и у него тоже был учитель, и глупый озорной друг, подглядывающий за девушками на источниках, и вспыльчивая подруга.... Больше ничего этого нет. Всё давно рассыпалось как карточный домик, он сам так решил. И он совсем не станет страдать об этом, когда поднимется с колен и они с Хируно покинут кладбище. Но сейчас... Пока ещё они здесь... Пока рядом её хрупкое плечо и он так остро помнит всё, что так больно отзывается сейчас в по прежнему живом сердце, он будет честным перед самим собой и перед ней. Он будет скучать по тем временам. Он всегда будет скучать по тем временам. И надо бы что-то сделать с могилой, когда они разрушат Коноху. Разрушат до последней щепки.