До предела

Чтобы перейти с папой Олегом на «ты», Томе понадобилось четыре дня. Получилось спонтанно: Эмма приготовила на завтрак кашу, а Тамарка отказалась ее есть. — Ты же всегда ее любила, — удивилась Луспарян-старшая. — Не буду, — девочка надула губы. Брагин растерялся: он с детства был всеядным, но помнил, как переживали другие, когда их заставляли есть то, что не хотелось. Намечался конфликт, однако влезать в него Олег не мог. Впрочем, Эмма удивила. Она философски пожала плечами, положила кашу в тарелки всем остальным и сказала дочери, что может сделать омлет. Тамара вяло согласилась. — Ты хорошо себя чувствуешь? — уточнила Эмма, трогая ладонью лоб девочки. — Температуры нет. Ничего не болит? — Не болит, — буркнула Тома. Кажется, у нее просто выдалось скверное настроение. Ели, тихо переговариваясь, а потом Луспарян-старшая поймала взгляд Брагина: — Еще хочешь? — кивнула на кастрюлю, в которой осталась каша. — Если можно, — Олег очаровательно улыбнулся. Тамара неожиданно включилась. Она огромными глазами посмотрела, как Брагин доедает вторую порцию, и спросила: — Ты такой большой, потому что в детстве каши много ел? Мужчина чуть не подавился — от неожиданности и радости одновременно. Глядя на его лицо, маленький Гошка рассмеялся, Алексей усмехнулся, а Эмма фыркнула. — Ну да, — аккуратно согласился Брагин. — Я вообще каши люблю, а мама твоя вкусно готовит, — стрельнул в Луспарян-старшую лукавым глазом. Эмма кивнула, показывая, что комплимент засчитан. А Тамарка стала рассуждать вслух: — Если я тоже хочу быть большой, мне тоже надо много каши есть? — Получается, что так, — ответил Олег. — Но не только каши, вообще кушать хорошо надо. — А еще двигаться, спортом заниматься, — добавила Эмма. — Ну, или танцами, как у вас в детском саду. Тамара подперла подбородок рукой и снова посмотрела на Брагина: — А ты умеешь танцевать? — он помотал головой из стороны в сторону. — Я тебя научу. — И, не дав Олегу оценить свалившуюся на него перспективу, задала новый вопрос. — А почему ты голый? Теперь за столом поперхнулись все. — В смысле? — откашлявшись, уточнил Брагин. Девочка непонимающе нахмурилась: — Ну голова голая, — для наглядности провела по волосам. Эмма с мужем облегченно выдохнули, а Олег расслабился: — Это не голый, это лысый называется. Я так подстригся специально. — Зачем? — удивилась Тома. — Просто так. Красиво же. Тамарка подумала и согласилась: — Блестит. И Брагин почувствовал себя счастливым.

***

Марина дошла до автомата с кофе и забыла, что хотела сделать. Потому что перед ней развернулось крайне интересное действо. Покровская разговаривала с Лазаревым. Хотя, если судить по жестам и мимике, это Костя разговаривал с Сашей. А Покровская или не хотела общаться, или делала вид, поэтому ограничивалась какими-то короткими фразами. Со стороны выглядело забавно. А еще Нарочинская ощутила легкое дежавю. Только действующие лица тогда были другие.

— Слушайте, а вы всегда такая? — Какая? — Деловая. Прям… мужик в юбке. — Лучше быть мужиком в юбке, чем бабой в штанах.

Вряд ли Саша и Костя говорили на подобную тему. Как минимум потому, что Лазарев вырос значительно вежливее Брагина, а Саша никогда не была язвой. Но искры летали похожие. И атмосфера сгущалась соответствующая. Марина одернула себя и снова обратила внимание на кофейный автомат. Капучино закончилось, поэтому пришлось выбрать эспрессо. И только сделав глоток, Нарочинская поняла, что ошиблась. Этот вкус давно и прочно ассоциировался с одним конкретным человеком, при мысли о котором внутри что-то болело. Человеком, который сейчас о ней, Марине, наверняка не вспоминал, потому что заново знакомился с дочерью в другой стране. Нет, Брагин предупредил, конечно, что уезжает, и Нарочинская была рада, что он решился. Но ощущение, что его жизнь идет по-прежнему, а ее остановилась, ранило и нервировало. Нейрохирург не заметила, как Лазарев куда-то делся, а Покровская оказалась рядом и опустилась на скамейку. — Привет, Марина. — Привет. — Как дела? — Саша выглядела очень потерянной. — Как всегда, — Нарочинская тоже села. — С тобой-то что? Покровская молчала, разглядывая колени, и Марина решилась: — Костя — хороший парень. — Именно, что парень, — Саша усмехнулась. — Мальчишка, считай. — Ты серьезно? Из-за возраста? — Нарочинская отставила кофе. Покровская посмотрела на Марину: — А этого мало? — Послушай, ты же не на двадцать лет старше. И даже не на девять, как я. Сколько там у вас? Пять? — Пять. Нарочинская снова сделала глоток: — Сань, не дури. Пять лет в нашем возрасте, — поймала готовность возразить, — и в возрасте Кости тоже, — не срок. Или есть что-то еще? Покровская посмотрела куда-то в сторону: — Я не завожу романы на работе. Марина пожала плечами: — Тогда тебе будет сложно. — Почему это? — возмутилась Саша. Нарочинская поморщилась и залпом прикончила эспрессо: — Потому что с нашим графиком мы можем познакомиться только с пациентами. А это еще хуже.

***

Незадолго до отъезда Брагина у Тамарки случился день рождения. Собственно, Олег под него и подгадывал: солидная дата, три года, как-никак. Он подарил дочери шляпку — Тома их любила, поэтому не снимала подарок весь вечер, и железную дорогу с несколькими поездами. В итоге в железнодорожников играли все гости в возрасте от двух до четырех лет. Брагин, разумеется, играл с ними и, вопреки языковому барьеру, нашел контакт с каждым ребенком. — Как он с этой оравой управляется? — тихонько удивился Алексей. — Да он сам большой ребенок, — хмыкнула Эмма. Когда гости разошлись, а взрослые привели дом в порядок, Тамара подошла к Олегу: — Паполег, пойдем, — взяла его за руку и потянула в свою комнату. Луспарян-старшая посмотрела им вслед и почувствовала огромное облегчение. В комнате девочка взяла свою любимую игрушку — двухцветного двустороннего осьминога, вывернула его с грустной на улыбающуюся сторону и протянула мужчине: — Держи. — Спасибо, — неуверенно отозвался Брагин. — А зачем? — Пусть он живет у тебя. Ты грустишь, — кажется, в этом мире появилась третья женщина, которая видит его насквозь, — а он веселый. А когда ты станешь веселым, надо сделать его грустным, — проинструктировала Тамарка. — Понятно? У Олега намокли глаза. Он присел перед дочкой и, бережно обняв ее, тихо сказал: — Понятно. Спасибо тебе большое, Томка. — И тебе спасибо, Паполег. Брагин немного отстранился, чтобы видеть лицо девочки: — Я приеду летом в следующий раз. Можно? Она серьезно кивнула: — Я тебя буду ждать.

***

Когда дети уснули, Эмма с Брагиным оделись и вышли во двор. Там Олег сграбастал женщину в объятия: — Спасибо тебе за Тамарку, — быстро и сумбурно проговорил. — Она такая… такая… она удивительная. Я не понимаю, как так получилось, что она наша, — почувствовал, что заслезились глаза и, отпустив Луспарян, отвернулся. Эмма покачала головой — забыла уже, каким Брагин бывает сентиментальным. — Взяла лучшее от нас с тобой. Мне так кажется. — Не кажется, — Олег, быстро придя в себя, снова посмотрел на Луспарян, — так и есть. Помолчали, понимающе улыбаясь друг другу. А затем Эмма сказала: — Спасибо, что приехал. Брагин усмехнулся: — Да хорош меня провожать раньше времени. Еще два дня. Луспарян закатила глаза: да уж, от Олега не дождаться долгих задушевных разговоров. Это сейчас его пробило, в виде исключения. Но исключение уже закончилось. — Ты невыносим. — А не надо меня выносить, я еще тепленький. — Дурень, — припечатала Эмма. В ее голосе не было ни тени разочарования. — Дурень, — согласился Брагин. — Зато ты умная. Хорошо, что Тамарка в тебя пошла. — Обаяние у нее твое. Я уже устала гонять поклонников. Мужчина рассмеялся: — Вот такие мы, Брагины, и неважно, под какой фамилией, — с довольнехонькой улыбкой заявил он. — Карма это твоя, Эмма Ашотовна. Никуда ты от нас не денешься. — Иди к черту, — лениво отозвалась она. В тишине засмотрелись на фантастическое звездное небо, какого в Москве никогда не было. — Тамарка может у меня гостить, когда подрастет, — пару минут спустя предложил Олег. — Может. Только где? В общежитии твоем или где ты там живешь? Брагин не ответил — он вообще эти недели удивительно много молчал. Эмма не лезла. До сегодняшнего вечера: — Хоть бы о дочери подумал.