На двоих одна судьба

Шах-и-Хубан устало присела на тахту и обвела взглядом заставленную переполненными сундуками комнату. Сегодня она покинет этот дворец, который стал безмолвным свидетелем взлётов и падений, свадеб и разводов, рождений и смертей. Здесь звучали любовные стихи и предсмертные хрипы, чарующие мелодии скрипки и горестные рыдания, весёлые шутки и яростные проклятия. Шесть лет назад Шах вошла как гостья во дворец, подаренный Сулейманом Ибрагиму и Хатидже в честь их бракосочетания. Потом была казнь Ибрагима, отставка Лютфи, самоубийство Хатидже… Под крышей великолепного дворца Шах не видела счастья. Теперь пришёл и её черёд покинуть это место. Сегодня она здесь в последний раз… Раздался робкий стук в дверь и на пороге появился Мерджан. Растерянно глядя на сваленные в центре комнаты вещи, он замер, как будто не веря в происходящее. Шах собралась с силами и тихо окликнула: — Я здесь, Мерджан. В пустых покоях голос прозвучал неестественно глухо. Резко повернувшись, Мерджан учтиво поклонился: — Госпожа… — Я не хотела уезжать, не попрощавшись с тобой, — еле слышно произнесла Шах, виновато отводя глаза. Мерджан изменился в лице — такого поворота он точно не ожидал, хотя и знал её разной: испуганной неизвестностью будущего, увлечённой игрою интриги, сходящей с ума от одиночества, упивающейся властью, поглощённой счастьем материнства, растерянной от осознания несправедливости. Он никогда не обсуждал ее достоинства и недостатки, а просто принимал её. Любую. Было очевидно, что живя все эти годы её жизнью, он целиком и полностью сроднился с нею. — Госпожа… Что вы такое говорите? Вы уезжаете? Куда? — Мерджан пытался улыбнуться, но его голос предательски дрожал. — Если Меркез-эфенди разрешит, то я присоединюсь к его дервишам, буду жить отныне там. Я помогала дервишам, построила текке в одной из обителей, — едва сдерживая слёзы произнесла Шах. — Эсмахан сейчас у отца, но она тоже со мною поедет. Это была неправда. Шах понимала, что Мерджан сразу почувствует фальшь. Слишком долго они вместе, чтобы скрывать что-то друг от друга. Однако раскрыть правду значило подставить под удар всю Династию. — Зачем, Госпожа? — растерялся Мерджан. — Почему вы согласились? Мы нашли бы какой-то выход… «Мы нашли бы какой-то выход». За долгие годы два «я» незаметно слились в одно «мы». И это «мы» с сегодняшнего дня перестаёт существовать. Умирает. Распадается на две нежизнеспособные части. Всё ради спасения Государства, ради спасения Династии. Несмотря на растерянность, Шах ответила как можно более убедительно: — Нет, так лучше, Мерджан. Не могу больше. У меня нет сил бороться. Да и негоже сражаться с тем, в ком течёт твоя кровь… Можно обмануть весь мир, можно обмануть даже себя, но Мерджана обмануть невозможно. Он всегда видел её насквозь. Он знал её мысли и чувства, радости и печали, страхи и сомнения. И сейчас, должно быть, ни на секунду ей не поверил. Как же нелепо выглядели эти рассуждения о родной крови! Но ничего более убедительного в голову не пришло. Не может она сказать ему правду. Это будет позором для всей Династии! Сначала надо самой во всём разобраться… Мерджан, пытаясь собраться с мыслями, на секунду отвёл глаза, потом решительно сделал шаг вперёд и опустился на колени, смиренно склонив голову: — Госпожа… Я прошу вас, раз вы уезжаете, возьмите и меня с собой… Шах печально вздохнула и бережно развернула лицо Мерджана к себе, пристально вглядываясь в знакомые черты. Преданный взгляд выразительных глаз, чувственный изгиб губ… «А что будет, если я его поцелую? — промелькнула шальная мысль. — Он же тогда с ума сойдёт». Шах не могла отвести глаз от своего верного друга, который был так близко, непозволительно близко… Она в первый раз смотрела на него как на мужчину, сильного и храброго, любящего и заботливого. Мерджан затаил дыхание, а в его робком взгляде слабая надежда на взаимные чувства сменялась страхом быть отвергнутым. — Мерджан, ты — единственный человек в мире, которому я могу доверять. Ты меня никогда не обманывал, никогда не жаловался, не роптал никогда… Ты верой и правдой служил мне многие годы… — нежно и умиротворяюще начала Шах-и-Хубан, однако потом в её голосе появились стальные нотки. — Но придётся расстаться. Ты во дворце с Повелителем останешься… — Нет, нет, Госпожа, нет! —прошептал, задыхаясь, Мерджан, — Я за вас жизнь отдам! Шах точно знала, что это не пустые слова. Он будет на её стороне до последнего вздоха. Именно поэтому она поручает ему защиту Повелителя. — Мерджан, ты останешься с Повелителем, будешь рядом с ним. Ты его будешь защищать, чтобы эти тираны его не растерзали, — Шах старалась говорить спокойно и уверенно. — Госпожа… — Мерджан не смог сдержать рыдания. — Это мой последний тебе приказ, — собрав остатки самообладания, Шах медленно поднялась с тахты и направилась к двери. Она не могла так просто уйти. Это неправильно, так не должно быть. Нельзя предавать самого близкого человека. Хотя для высшего блага можно, ведь нет ничего важнее Династии. С детства Шах слышала эти слова сначала от Валиде, потом от отца-Повелителя, а после от брата — султана Сулеймана. Мерджан в немом оцепенении стоял на коленях. Очень хотелось обнять его, успокоить и никогда больше не отпускать. В порыве нежности Шах положила руку ему на плечо и слегка погладила. Медленно, словно в забытьи Мерджан прикрыл глаза, и будто пытаясь остановить ускользающее мгновение, накрыл её ладонь своею. Приятное тепло разлилось в груди Шах, наполняя сладостным томлением всё её существо. Она замерла на месте, растворяясь в общих чувствах и понимая, что никогда не ощущала ничего подобного. Казалось, время остановилось. Боясь не совладать с чувствами, Шах аккуратно освободила руку и медленно направилась к выходу. «Как будто сердце вырвала», — возникла непрошенная мысль. Уже выйдя из дворца, Шах обернулась и встретилась взглядом с Мерджаном, который замер в безмолвном ожидании, всё ещё не веря в происходящее. Она видела, что где-то в глубине души он до последнего мгновения ждал и надеялся. Сейчас он растерян и сломлен, но он выполнит последний приказ, защитив султана даже ценою собственной жизни. С трудом отведя взгляд, Шах направилась к выходу и только сев в карету наконец-то смогла дать волю слезам.