Ты меня любишь?

Спустя несколько часов разговоров по душам, Краснову выпроводил лечащий врач её матери, убедив девушку в том, что Любови Анатольевне необходимо отдохнуть. Шастун, накинув на плечи девушки куртку, повёл её в сторону своего авто. — Поехали ко мне? Мама будет рада тебя видеть. Я не хочу, что бы ты оставалась наедине со своим отцом. Блондинка положительно махнула головой и автомобиль, замигав поворотными огнями, скрылся в пучине узких улочек. Через сорок минут Даша уже стояла под обжигающими струями воды, которые приятно согревали её продрогшее, уставшее тело. Девушка думала о матери, оставленной в больнице под присмотром врачей. Несмотря на плохие известия, разговор с самым родным для Дарьи человеком дал ей немного сил, что бы жить и бороться дальше. Вынырнув из душевой кабины, блондинка замоталась в безразмерное полотенце и вышла из ванной комнаты, стараясь не наступать на скрипучие половицы в коридоре. Почувствовав запах еды, Краснова поплелась на кухню, где столкнулась с добрым взглядом Майи Олеговны. — Садись, Дашенька. Женщина поставила перед Дашкой тарелку с супом и стопку блинов. Девушка поглубже вдохнула божественный аромат домашней пищи и невольно улыбнулась. — Майя Олеговна, Вы всегда были ко мне так добры. Спасибо, что разрешили сегодня остаться у Вас… Мне просто не хотелось ехать к отцу, зная, что он… — Тшшш… — мама Антона мягко перебила девушку, — Тебе здесь рады в любое время дня и ночи. Сейчас ты нуждаешься в поддержке, а не в пьяном отце. Приятного аппетита. Женщина мягко потрепала Дашину руку и улыбнулась. Услышав свисток чайника, Майя Олеговна, не торопясь, встала и направилась к плите. — Я тебе на кровати постелила, а Антон по привычке завалился не на пол, а к себе. Хочешь, ложись со мной? Тебе надо отдохнуть с дороги. — Нет, спасибо. — Сгонишь моего мальчугана спать на пол? — женщина поставила кружки на стол и ехидно засмеялась. — Составлю ему компанию, надеюсь, ни он, ни Вы не против. Мама Шастуна подняла руки, показывая, что она сдаётся и больше не лезет со своими предложениями раздельного сна. — Безумно вкусно. Я уже забыла, когда ела настоящий домашний борщ, — Дарья сделала искренний комплимент своей собеседнице. — Хочешь добавки? — мать Антона с готовностью подскочила со стула и ринулась к кастрюле. — Нет-нет, мне очень приятна Ваша забота, спасибо… По Дашкиной щеке скатилась одинокая слезинка, которую девушка быстро смахнула. — Дашенька, я всегда тебе буду рада, как родной дочери. Ты для нас с Антошей не последний человек… Майя Олеговна подошла к Дарье и обняла её, прижимая к себе. Блондинка, сидя, в ответ, словно котёнок, прижалась к женщине, мысленно благодаря всех богов, что у Шастуна такая душевная мать. Поужинав, Краснова ещё раз поблагодарила Майю Олеговну и отправилась в комнату Антона. Дарья тихонько прикрыла за собой дверь и, облокотившись на неё, начала рассматривать своего друга, который очень громко, но забавно сопел носом. Девушка вновь улыбнулась и огляделась по сторонам, вспоминая, сколько времени провела в этой комнате в школьные годы: как-то раз они с Антоном вместе клеили стенгазету для какого-то праздника, иногда вместе изучали английский, частенько смотрели кино или просто скрывались от лишних глаз. — Чего стоишь? Иди сюда. Если удумала лечь на пол, то по жопе получишь. Дашка ухмыльнулась и, повесив лёгкий халат на спинку стула, легла в объятия друга, который обнял её словно плюшевого медвежонка, и вновь провалился в сон, увлекая свою гостью в сладкую дрёму. Утро началось с не очень радостных новостей, ребятам позвонил врач и пригласил Антона и Дашу в больницу. Быстро собравшись, пара выехала и уже через полчаса была в клинике. Пока Шастун беседовал с медиками, Дарья, накинув белый халат, зашла в палату матери. — Мамочка… — девушка еле сдерживала свои чувства, надеясь, что Любовь Анатольевна не заметит её эмоций. — Привет, доченька, — слабым голосом ответила женщина. — Как ты? — блондинка погладила мать по редким волосам. Только сейчас Краснова заметила, что Любовь Анатольевна растеряла бОльшую часть своей богатой шевелюры. — Мне намного легче, ведь я вижу тебя, родная моя, — почти шёпотом сказала женщина, — Дашенька, послушай меня. Дарья безмолвно замотала головой, уже не сдерживая накативших слез. — Ну же, доченька, не плачь, тебе не идёт. Слишком много слез пролито в твоей жизни… Девушка обхватила ладонь матери и прижала её к своим губам. — Я тебя люблю. И хочу, что бы тебя любили так же сильно, как люблю тебя я. Надеюсь, ты когда-нибудь посмотришь на мир шире и заметишь то, что так очевидно давным-давно, — медленно проговорила Любовь Анатольевна, в ответ сжимая руку дочери. — Всё будет хорошо, мамочка, я тебя тоже очень люблю… На лице женщины появилась блаженная улыбка, уголки её глаз озарились счастьем. Рука Любови Анатольевны — примерной жены, матери, учителя и просто хорошего человека — дрогнула и слегка обмякла, но на этот раз навсегда. С губ сорвался последний вздох, который освободил женщину от навалившихся на неё тягот и мучений. Антон, услышав, что голоса в палате стихли, осторожно отворил дверь. За ней он нашёл Дарью, вернее, маленькую девочку Дашу, которая сидела и тихо звала маму на помощь. Глаза девочки были лишены жизни и полны разбитого стекла, как у куколки, которую эта мама подарила ей в детстве. Парень прокричал в коридор, что в палату необходим врач, и, подойдя к подруге, лёгким и ненавязчивым движением увлёк её в сторону окна.

***

Спустя три дня состоялись похороны Любови Анатольевны. После смерти матери Дашка сутками сидела в комнате Антона, который бегал как белка в колесе, взяв всю организацию прощания с женщиной на себя. Маша, приехавшая на погребение тёти из Москвы, тоже не осталась в стороне, помогая школьному товарищу с поминками. Катя Позова частенько приходила домой к Шасту и пыталась вывести Дарью на разговор, но в ответ не получала никаких реакций со стороны школьной подруги. Оставляя в качестве поддержки фрукты и сладости, брюнетка покидала убитую горем девушку. А Шастун запомнил всё: как после смерти Любови Анатольевны уводил из больницы Краснову к себе домой; как ночами курил в приоткрытую форточку под монотонные звуки её рыданий; как уговаривал Дашку поесть маминого супа; как по итогу всё-таки выигрывал и кормил её с ложечки; как потом уезжал по делам, но дожидался Майю Олеговну с работы, что бы Дарье не было тоскливо; как, возвращаясь ближе к ночи, обнимал тело Дашки, которое пахло валерьянкой и ромашкой, и не выпускал из своих объятий до рассвета. В эти три самых тяжёлых дня, когда отец Красновой даже не счёл нужным позвонить своей дочери и предложить помощь и поддержку, хотя врачи поставили мужчину в известность в первые часы после кончины его жены, Антон видел, насколько сильно из-за этого расстраивалась его подруга. Когда Дашкин папа не пришёл даже на похороны, Шастун помнил, как он успокаивал блондинку, говоря, что это всё только к лучшему. Долговязый постоянно был рядом и удерживал девушку в своих руках, утирая слезы, он предотвращал порывы блондинки впасть в жуткую истерику из-за того, что она не верит в тот факт, что перед ней в гробу лежит собственная мать, которую она больше никогда не увидит. Шаст не смел даже передать раздавленное тело подруги в чьи-то другие руки, за исключением одного раза, когда ему надо было отойти и решить очередной организационный вопрос, но парень оставил Дашу в надежной компании Оксаны. Шатенка, вспомнив былую жизнь в Питере и наплевав на заветы Шастуна, подсела к подруге и протянула ей стопку водки. — Выпей, Дашка, ненадолго отпустит. Краснова с недоверием взглянула на Фролову, но всё же приняла её приношение. Опустошив рюмку, девушка уставилась в карие глаза напротив, которые жаждали ей что-то сказать. — Даша, я больше не могу. Жизнь так коротка, посмотри уже вокруг и пойми, кто ради тебя готов на всё. Окси потрепала блондинку по плечу и, увидев возвращающегося Антона, направилась в сторону выхода. Шастун молча сгрёб девушку в охапку и, что-то шепнув Майе Олеговне, которая заправляла поминками на пару с Машей, направился к своему авто. — Мы домой? — спросила Краснова, тайком засовывая бутылку в сумку. — Почти. На дачу. Там если сильно захочется, можно не сдерживать эмоции, покричать, поплакать и при этом не бояться соседей.

***

Спустя полтора часа, Дашка сидела напротив камина и думала о том, как ей существовать дальше. Как можно просто жить, потеряв самого близкого человека? Да, пусть её мама не была с ней постоянно и они виделись раз в год, но от этого их связь не становилась слабее, а любовь не прекращала быть абсолютной. Краснова начала постепенно согреваться, то ли от тепла камина, заботливо разожженного Антоном, то ли от выпитого спиртного. В серых глазах Красновой танцевало оранжевое пламя, отражающееся от огня, а в руках был стакан с водкой, разбавленной минимальным количеством сока. Девушка допивала уже третий убойный коктейль, когда её размышления прервал Шастун, который материализовался перед камином, загораживая обзор. — Так можно сутками сидеть, Дашка. Надо отдохнуть, пошли. День был очень тяжёлый. Шаст вытащил стакан из безжизненных рук подруги, залпом допивая ядрёную смесь и ставя пустую ёмкость на стол. Он окинул взглядом бутылку «Абсолюта», прикидывая сколько смогла выпить Дарья, пока он улаживал дела наверху. Девушка молча подняла заплаканные глаза на долговязого, ожидая, что сейчас он начнёт читать нотации о вреде крепкого алкоголя, но на её удивление, Антон промолчал и вымученно улыбнулся. — Пошли, кому говорю. Затушив камин, парень протянул руку, предлагая блондинке подчиниться ему и направиться на второй этаж. Краснова послушно вложила ладонь в кисть, обвешанную браслетами, и, поддавшись Шастуну, мирно поплелась за ним. — Я постелил тебе в моей комнате, сам посплю в маминой. Я понимаю, что ты хочешь побыть одна, — сказал Антон, укладывая девушку в кровать и выключая старенький ночник. — Нет. Я теперь всегда буду одна, мне некуда спешить… — Пряник… — Шаст сел на кровать и начал ласково поглаживать подругу по волосам, — ты не одна, у тебя есть… — Останься со мной, пожалуйста. Именно сегодня я остро чувствую, что одинока… Шастун молча стянул с себя толстовку и послушно лёг с краю. Повернувшись на бок, он увидел серые глаза, полные боли и слез. Ему стало нестерпимо плохо, Антон отказывался верить, что все эти мучения выпали на долю его любимой подруги. Парень почувствовал, что Дашка приблизилась ближе, сокращая между ними расстояние до пары миллиметров. — Замёрзла? — шёпотом спросил Батон. — Да, — шёпотом ответил Пряник. Шастун пододвинулся к подруге, припечатывая своим телом её тельце к стене. Даша заглянула в зелёные глаза напротив и увидела в них… Боль. Такую же боль от одиночества, которую она недавно обнаружила у себя. Она ласково погладила Антона по щеке и чуть прикрыла глаза. Парень зачарованно смотрел на блондинку, стараясь запомнить каждую минуту, проведённую вместе. Его руки невольно потянулись к её талии, нежно обхватывая и притягивая девушку ещё ближе к себе. Краснова шумно выдохнула и сделала то, что ранее не получалось сделать осознанно, без споров и неловких моментов: она прижалась к тёплым губам Шастуна, не рассчитывая получить ответный поцелуй. Просто в этот вечер ей хотелось ощутить себя нужной, не одинокой, а выпитый с горя алкоголь разрушил между ними стену под названием «друзья». Шаст быстро перенял инициативу и, перекатившись, оказался сверху, припечатав Дашу к подушке своим поцелуем. Девушка невольно простонала в губы Антона, который с каждой секундой сходил с ума, чувствуя себя самым счастливым человеком на Земле. Дашкины руки судорожно бродили по спине друга, холодные пальцы забирались под футболку, заново исследуя такую знакомую кожу. Дашка знала каждую родинку, каждый шрам на спине Шастуна, ведь столько раз она приходила на помощь, обрабатывая ссадины после драк или неудачных падений. Но сейчас блондинка открывала Антона с новой стороны, как книгу, которая долго пылилась на полке, а Дашка изредка в неё заглядывала, но не решалась прочитать. Вроде, странички такие знакомые и видела она их не впервые, но на деле эта книга оказалась неприлично затягивающей и интересной. Шаст наконец-то прервал поцелуй и заглянул в одурманенные болью глаза блондинки. Не выдержав этого печального, но страстного взгляда, парень припал к Дашкиной шее, попутно кусая и зализывая нежную кожу. С губ Красновой сорвался томный вздох, который напрочь лишил Антона здравого смысла. Никогда он настолько сильно не хотел девушку, никогда он настолько сильно не хотел заглушить чужую боль, никогда он настолько сильно не хотел доставить кому-то удовольствие. Наверное, потому что безумно любил. Наверное, потому что понимал, что скоро Даша уедет. Наверное, потому что понимал, что вместе им пока не быть. Дарья в темноте вновь нашла губы Шастуна и впилась в них поцелуем, на который Антон не мог не ответить. Он боялся переступить чёрту дозволенного, опасался, что в любой момент девушка его остановит, сказав, что парень переходит границы. Шаст понимал, что они «передружили», и все поцелуи, которые случались ненароком ранее, не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас в этой комнате. Дашка сделала тот первый шаг, поцеловав сейчас Антона, и она же сделала второй, сняв с себя кофту и стянув с друга футболку. Шастун навис над Красновой и, глядя в глаза, шёпотом спросил: — Не пожалеешь потом? Даша, слегка прикусив губу, без малейших сомнений, отрицательно помахала головой. Шаст моментально прижался обратно к пухлым губам, настойчиво исследуя тело блондинки. Каждый сантиметр её тела мурашками отзывался на прикосновения Антона, давая парню зелёный свет на дальнейшие действия.

***

Краснова, проснувшись с первыми лучами солнца, повернулась к еще спящему Шастуну, который мирно спал на соседней подушке. Проведя рукой по светлым волосам друга, блондинка ощутила прилив душевного спокойствия и тепла. Дарья, прикрыв глаза, вспомнила прошлую ночь, вновь ощутив насколько хорошо ей было, ведь столько тепла, любви, ласки и заботы ей никто никогда не дарил. Давно забытая, но приятная нега разлилась внутри девушки, заставляя каждую клеточку тела трепетать. Дашка аккуратно выбралась из рук спящего Антона и, собрав свои вещи, спустилась вниз. Девушка бросила две ложки растворимого кофе в кружку и включила чайник. В ожидании кипятка, она решила найти свой телефон, но, вспомнив, что самого главного человека, который мог её искать, уже нет в живых, Дарья вновь расплакалась. Взяв себя в руки и налив молока в бодрящий напиток, блондинка сгребла кружку, телефон и вышла на крыльцо. В «в контакте» писала Катя Позова, узнавая всё ли в порядке, Машка настрочила несколько смс, а Оксана звонила. Отправив подругам короткие сообщения, что она в порядке, Дашка вновь предалась воспоминаниям. Краснова не понимала, как теперь быть с их «передружбой», ведь невозможно отрицать, что прошлой ночи не было, и вряд ли получится делать вид, что ничего не произошло. От флешбэков у Дарьи затянуло внизу живота, девушка и не заметила, как она прикусила губу и пялилась в одну точку на дереве. Краснова вновь залезла в социальную сеть и, найдя среди друзей Шастуна, решила зайти на его страничку. Глаза вновь наполнились слезами, а руки задрожали, когда Дарья увидела стену Антона, которая была усыпана фотографиями с Олесей, выложенные там самой Наумовой. Одноклассница сопровождала посты ванильными подписями и песнями о любви. Пролистав страничку друга, блондинка установила, что последняя была опубликована вчера.

«Несмотря на всё, ты самое лучшее, что со мной случалось»

К этой громкой фразе прилагалась фотография с какого-то концерта, где Олеся стояла, приобняв Антона за талию, тот, в свою очередь, пожимал руку Позову, а свободной ладонью махал фотографу. Краснова вспомнила слова Наумовой о том, что пока Дашка находится рядом, Шастун не будет счастлив, постоянно переключаясь на неё. Прошедшие пару дней стали доказательством того, что Олеся отчасти была права, но Дарья понятия не имела, что её друг встречается с бывшей одноклассницей… Испытав двойственные ощущения, и не понимая, злится она на Шаста или нет, блондинка поднялась с крыльца и зашла в дом. Надев на себя вчерашнюю одежду и собрав волосы в пучок, она собрала вещи и вызвала такси. Пока Даша ожидала машину, она оторвала листок от календаря и написала размашистым почерком записку Антону. Оставив её на самом видном месте, Краснова тихо прикрыла дверь и, вытерев слезы, села в такси, которое увезло её обратно в Воронеж.