Разбитый мир

Во Внешнем Мире было красиво. Хотя царство было печально известно своими мрачными пейзажами, Китана знала места, где процветала красота — обычно далеко от центра власти Шао Кана. Там были сады, поля и водопады. Величественные горы и реки. Она думала об этих местах, когда бродила по саду перед дворцом. Цветы вокруг нее представляли собой ослепительное отображение цвета, которое было почти ошеломляющим. Животный мир был пышным и здоровым. Ярко-розовые вишневые деревья были в полном расцвете. За тысячелетия своей жизни во Внешнем Мире она и представить себе не могла, что в природе может существовать так много цветов. Эдения была всем, на что она могла надеяться. Когда она выглядывала со своего балкона, ей хотелось увидеть город за дворцовой стеной. Она хотела встретиться с его людьми — со своими людьми — и прогуляться среди них. Она хотела испытать океан и отправиться в самые дальние уголки своей родины. Но после бала она не осмеливалась отходить далеко от дворца. Каким бы прекрасным все ни казалось, она не могла избавиться от уверенности, что во всем этом есть что-то искусственное. Как бы она ни хотела принять эту идеальную жизнь, которая у нее, казалось, была, она боялась, что в тот момент, когда она это сделает — в ту секунду, когда она ослабит бдительность, — ловушка захлопнется или, по крайней мере, она проснется. Это был страх, преследовавший ее на каждом шагу, хотя единственной ощутимой вещью, вызывавшей беспокойство, было увеличение числа сейданских гвардейцев вокруг дворца. Подробностей она не знала, но, видимо, дипломатические переговоры прошли хорошо. Сейдо и Эдения развивают союз, и в знак доброй воли Царство Порядка отправило некоторых из своих элитных стражников действовать от имени ее отца. Она знала о Сейданской гвардии. Говорили, что они были фанатиками, фанатично преданными своей вере в порядок. Во всяком случае, так она их помнила. Может быть, это был скорее лихорадочный сон от ее комы? До сих пор сейданцы ничего не делали, кроме как стояли и следили за тем, чтобы все было в порядке. Если Эдения была в мире, насколько они могли быть опасны? Все казалось идеальным. Ее отец казался хорошим человеком, каким она всегда надеялась стать. Ее мать казалась благородной женщиной, которой она себя считала. Джейд была счастлива. Посетители дворца были довольны и приятны. Между царствами установился мир, и через несколько коротких месяцев она была помолвлена ​​с Лю Каном. Даже Милина… Земля начала трястись. Это был не сильный грохот, а легкая дрожь, как будто она стояла на шатком столе. Деревья закачались, и она услышала, как дворец застонал от вибрации. Птицы кричали и разлетались в воздух. Сотрясение прекратилось так же внезапно, как и началось, и Китана осталась стоять в саду, озадаченная и удивленная. У нее даже не было времени подумать, что это был момент, когда ее идеальная жизнь закончилась. Как только он прошел, все, что осталось, — жуткая тишина, когда ветер пронесся сквозь деревья, и тишина вернулась на землю. Это было странно. Она вернулась во дворец, и ее мысли вернулись к Милине. Как бы неудобно ей ни было рядом с матерью… как бы она ни была убеждена, что под поверхностью скрывается что-то гнилое… наверное, присутствие Милины казалось самым неправильным. За те несколько дней, что она проснулась, ее сестра была дружелюбной, энергичной и любящей. Это был резкий переход от ненавистного, безумного клона, которым она знала ее так долго. Это казалось сверхъестественным, как будто Милина была одержима или разыгрывала роль. Были времена, когда Китана ловила потерянный, затравленный взгляд сестры. Раз или два она видела, как она бродит по залам, словно не зная, как туда попала, или надеясь что-то найти. Во время ужина предыдущей ночью она, казалось, отвлеклась на несколько мгновений, как будто спала наяву. В прошлом — или во сне, или в реальном мире… она не знала, как это назвать — у них была общая связь. Как бы они не ненавидели друг друга, их души были связаны. Справедливо ли это сейчас? Делилась ли Милина своим неосязаемым страхом? Пока Китана была в коме, чувствовала ли она ужасные видения, которые у нее были? Или я параноик, подумала она. Может быть, она просто ветреная и склонна мечтать? Джейд обычно была той, к кому она обращалась в моменты сомнений, но она была занята Коталем и другими делами. Может, стоило наконец познакомиться с сестрой? Если это было правдой, а все, что Китана знала и чего боялась, было просто лихорадочным сном, к кому лучше пойти, как не к своей сестре-близнецу? Однако, когда она добралась до комнаты Милины, то обнаружила, что перед закрытой дверью стоят только стражи Сейдо. Когда она приблизилась, один из них встал на ее пути. — Назовите свое имя и род деятельности, — сказал он. — Меня зовут Китана, и я хочу поговорить со своей сестрой. — Боюсь, я не могу этого допустить. — Что значит, ты не можешь этого допустить? Дай мне поговорить с Милиной. Гвардеец был стойким, как деревянная доска. Он не показывал признаков движения и сказал натянутым, монотонным голосом: — Принцесса Милина не должна принимать посетителей. Пожалуйста, оставьте. — Извини меня? Кого ты-? — Принцесса Китана. — Подошел еще один Сейданец. У него были длинные белые волосы, суровое лицо, и он возвышался над своими товарищами-гвардейцами. — Я Хотару, лорд-командующий Сейданской гвардии. В чем проблема? Не испугавшись его роста, она ответила: — Я хочу поговорить с моей сестрой. По-видимому, мне запрещено? — Да, — сказал Хотару. — Боюсь, прошлой ночью ваша сестра нарушила комендантский час. В качестве наказания она была заключена в свою комнату. Вам не нужно бояться. Она будет освобождена в свое время. — Комендантский час? — повторила она с насмешкой. — Заперта в своей комнате? По чьей воле ты запираешь принцессу Эдении в ее комнате, как ребенка? — Короля, конечно. Мы бы никогда не осмелились предпринять такие действия без его одобрения. Если у вас есть проблемы с выполнением нашего долга, возможно, вам следует обсудить это с вашим отцом.

***

Остроконечный хлыст Такэды щелкнул, и тренировочный столб разлетелся на осколки. Он тянул и крутил, та же участь постигла второе и третье бревно. Наконец он вытянул руки, и два хлыста вонзились в последнее бревно. Когда он потянул, дерево разорвалось пополам. Когда они вернулись, мальчик посмотрел на своего хозяина в поисках одобрения. Скорпион был действительно впечатлен. Несмотря на молодость, Такеда продемонстрировал большое мастерство и дисциплину. Со временем и совершенствованием сын Кенши Такахаши станет грозным Ширай Рю. — Вы в порядке, Великий Мастер? Вы выглядите рассеянным. — Я, — ответил он. — Прости меня, Такеда. Полагаю, я все еще не в духе из-за болезни. С каждым днем ​​память Скорпиона становилась все туманнее. Его смерть, воскрешение в виде призрака и годы охоты на тех, кто причинил ему зло — когда-то такие резкие и резкие — бледнели все больше и больше. Пока он медленно принимал свое окружение и наслаждался комфортом своей семьи, боль и ярость казались лишь мимолетным сном. На их место вернулись его настоящие воспоминания. Да, Ширай Рю и Лин Куэй жили в мире десятилетиями. Ханзо Хасаши получил право стать великим мастером, когда его наставник умер бездетным. Кенши, который не был слепым, доверил своего сына заботе клана, и Скорпион взялся лично обучать мальчика. И не было Куан Чи. Он не существовал. — Госпожа Харуми упомянула, что вас мучают ужасные видения, — сказал Такеда. — Они все еще преследуют вас? — Это так странно… переживать всю жизнь в своем собственном разуме только для того, чтобы обнаружить, что для всех остальных это были мгновения. Такое ощущение, что идешь по зыбучему песку. — У меня были такие сны. Но они достаточно быстро уходят, когда перестаешь на них зацикливаться. Он кивнул и похлопал мальчика по плечу. Было трудно просто отпустить ярость, которая гнала его. Просто признать, что Куан Чи — человек, ответственный за такое количество боли — был не более чем дурным сном. Какая-то глубокая часть его все еще боялась, что есть подвох или угроза, пока невидимая. Но, может быть, Такеда был прав? Послеполуденное солнце придавало лесу едва уловимый золотистый отблеск. Теплый ветерок был свежим, а жена и сын ждали его дома. Он был мастером Ширай Рю и пользовался уважением среди своих союзников. Жизнь была хороша, и, возможно, пришло время дать Скорпиону отдохнуть и снова стать Ханзо Хасаши. Он уже собирался предложить им вернуться в дом, когда земля начала трястись. Деревья закачались, и вороны взлетели в небо. Инстинктивно он потянулся за кунаем и приготовился к атаке. Но через несколько мгновений грохот прекратился, и мир снова замер. Он посмотрел на Такеду, который, похоже, был так же удивлен. — Должно быть, землетрясение, мастер. Собираясь вложить оружие в ножны, он осмотрел лес. На самом деле, скорее всего, это было просто землетрясение, и даже не сильное. Но что-то его беспокоило. — На сегодня мы закончили, Такеда. Я поговорю с тобой завтра. Мальчик поклонился и попрощался. Когда он скрылся из виду, Скорпион собрал свои вещи и сделал вид, что собирается вернуться в дом. Он двигался медленно и неторопливо, его тело было напряжено и готово среагировать, но ничего не произошло. Но какими бы мутными ни были его воспоминания, его инстинкты и чувства были как всегда остры. Он бросил свое копье в лес. Кунай вонзился в толстое дерево, разметав осколки коры. Он крепко держал веревку в руке и держал второй кунай наготове, чтобы бросить. После короткой паузы женщина вышла из кустов как раз под тем местом, куда он метнул копье. Она была одета в кожу с красной отделкой, а ее лицо было отмечено черными татуировками у глаз, которые напоминали крючки или серпы. Белая полоса контрастировала с ее черными волосами, и она появилась с поднятыми руками. — Скорпион, — сказала она. — Меня зовут Сарина. Мне нужна ваша помощь.

***

— Ты знаешь, что Милину заперла в своей комнате стража Сейдо? Китана нашла отца в его кабинете, окруженного книгами, картами и пергаментами. В углу стоял большой глобус Эдении, и она заколебалась, увидев его — она никогда раньше не видела свою родину на карте таким образом. Джеррод сидел за своим столом, читая книгу с символом Mortal Kombat на обложке и попивая вино. Он моргнул, удивленный ее тоном. — И тебе привет, Тана, — сказал он. — А я думал, тебя беспокоит землетрясение. — Сейданцы заперли Милину в ее комнате и никому не позволяют ее видеть. — Да, я знаю. Командир Хотару сообщил мне, что прошлой ночью она нарушила комендантский час. Я уверен, что она просто забыла, но ведь… ты же знаешь Милину. — Значит, ты согласен с тем, что сейданцы арестовали твою собственную дочь? И с каких это пор у нас вообще комендантский час? Ты собираешься позволить им просто… — Помедленнее, — сказал он, вставая. — Милена не арестована. Она останется в своей комнате на день или два, не более. — А как же этот комендантский час? И какие еще законы собираются соблюдать сейданцы? — Как ты знаешь, мы сотрудничаем с Царством Порядка. И в рамках этого мы договорились принять некоторые новые правила, основанные на их предложениях. Ничего серьезного, ничего не высечено на камне. Нас ни к чему не принуждают, и сейданцы понимают, что многие из этих новых законов не будут постоянными. Китана прикусила губу. Это звучало достаточно разумно. Даже невинно. Но мысль о том, чтобы позволить силовикам Царства Порядка иметь хоть какую-то власть, заставила ее покрыться мурашками. Она вспомнила истории, которые слышала о Сейданских стражниках и наказаниях, которые они применяли даже за самые незначительные нарушения. Джеррод видел ее дискомфорт. Он подошел к ней и погладил ее руки. — Мне жаль. Я не думал, что это тебя так расстроит. Его прикосновение было нежным, но твердым. Его голос, теплый и успокаивающий. Это то, на что был похож настоящий отец? — Я просто, — сказала она. — Я не доверяю Сейдо. — Почему? — Они фанатики. Они поклоняются строгому, бесплодному порядку, как религии. — Откуда ты это знаешь? — Я просто знаю. На его лице появилась добрая, но усталая улыбка. Положив руку ей на плечо, он сказал: — Иди со мной, Китана. Они вышли из его кабинета и направились в тронный зал. Вдоль стен висели фрески с изображением прошлых королей и королев Эдении. Великие мужчины и женщины силы и красоты. Глядя на них, она была поражена историей. Это были ее предки — наследие, о котором она никогда не знала, но провела в борьбе за него часть своей жизни. Или думала так. — Тебя все еще беспокоят твои видения, — сказал Джеррод. — Ты не доверяешь тому, что видишь. — Мне очень жаль, — сказала она. — Все было так реально. Это все, что я помню. — Я понимаю. Когда-нибудь, когда придет твоё время править, ты повсюду увидишь опасность. Ты будешь сомневаться во всем… даже в мирное время. Хотел бы я сказать, что ты этого не сделаешь, но это связано с давлением постановления. В свое время у меня было много ужасных видений. — Правда? — Правда. Одно я никогда не забуду. Это было так ярко. Однажды мне приснилось, что из Внешнего мира появилось ужасное зло, чтобы забрать наш дом. Он отбросил меня в сторону, и я был беспомощен, чтобы помешать ему забрать тебя и твою мать. Он остановился и уставился вдаль, как будто у него было видение прямо здесь. — Это было такое ужасное чувство. Только смотреть и ничего не делать, пока вы с Синдел… Холод пробежал по крови Китаны, как будто кто-то прошел по ее могиле. — Это был просто сон, — сказал он. — Но это определенно оставило свой след во мне. Мы можем быть в мире, но я знаю, что всегда есть вероятность появления такого зла. Так что, пожалуйста, побалуй меня, дочка, если я думаю, что стоит попробовать сейданские обычаи. Может быть, их вера в порядок сделает нашу защиту еще сильнее? Они достигли тронного зала, большого зала с куполообразным потолком и каменными колоннами. Трон представлял собой величественное сиденье из золота, украшенное рубинами и нефритовыми изумрудами. Рядом с ним стоял еще один стул для королевы, а по обеим сторонам места для принцесс. Она мечтала увидеть трон Эдении во всей его красе — до Шао Кана. Она всегда знала, что даже если ей удастся свергнуть его и восстановить свое родное царство, она сможет создать только приближение к этому. — Отец, я… я понимаю необходимость защиты нашего дома. Поверь мне, я действительно понимаю. Но… Сейдо? У нас есть силы, чтобы самостоятельно противостоять любым угрозам. Наши союзники из Земного Царства поддержат нас. Нам не нужны эти фанатики. Он усмехнулся, когда они прошли мимо трона на балкон с видом на море. — Ты так похожа на свою мать, ты знаешь это? Она ничего не сказала. — Да, — сказал он. — У тебя ее красота. Ее остроумие. И ее сердце. Ей не хотелось спорить, но она вздрогнула от этой мысли. Память о том ужасном дне на Море Крови еще слишком свежа. — Но… — Он положил руку на ее щеку и улыбнулся. — Твоя твердая голова? Ты получила это от меня. Она рассмеялась, и тепло, которое пришло вместе с этим, было облегчением, которого она не чувствовала с тех пор, как увидела Лю на балу. — Я бы посоветовал тебе отпустить свои видения или сны или… что бы ты там ни видела. Я хотел бы, чтобы ты была в мире и приняла то, что у тебя есть. Но если бы ты не была упрямой, упорной… занозой в заднице, ты бы не была Китаной, не так ли? Он держал ее за плечи и смотрел на нее с гордостью. — Ты видишь, что что-то сломано, — сказал он. — И ты должна это исправить. Ты видишь что-то не так, ты должна исправить это. Это всегда была ты, Тана. Вот кто ты… Он замолчал, и в его глазах было то же потерянное, затравленное выражение, что и у Милины. Он слегка сжал ее, словно проверяя, действительно ли она перед ним. Он посмотрел на нее так, словно видел ее впервые. — …моя девочка… вот кем ты стала. Момент прошел. Он покачал головой и прочистил горло. — Теперь слушай, — сказал он. — Если ты действительно хочешь что-то исправить, попробуй поговорить с мамой. Не думай, что я не заметил, как ты ее избегаешь. Увидев спровоцированное хмурое выражение, он продолжил: — Китана, я понимаю, что кома и твои воспоминания оставляют тебя на грани, но то, что ты делаешь с ней, жестоко. Она заворчала и переместила свой вес. — Отец… я… — Позволь мне побеспокоиться о Сейданской гвардии. Поговори со своей матерью.

***

Скорпион держал руку на кунае, когда незнакомая женщина вышла вперед. Она была бледна и вспотела — казалось, что она ранена, — но его внимание привлек символ Братства Тени, вытатуированный на ее руках. — Т-ты меня не знаешь, — сказала она. — По крайней мере, я так не думаю. Я друг Саб-Зиро. Он остался неподвижен, готовый бросить. — Что ты хочешь? — Я думаю, что он в опасности. Он… я не знаю, как это объяснить. — Почему ко мне? — Я не знала, куда еще идти. Лин Куэй, они… кто-то настроил их против меня. Я боюсь идти в спецназ, а Белый Лотос меня не знает. Куай Лян уважает тебя и… — Она пожала плечами. — Мы оба ненавидим Куан Чи. Я подумала, что это должно что-то значить. Упоминание этого имени заставило его похолодеть. Это было невозможно. Он, наконец, начал оставлять это позади. Куан Чи был просто его сном, не так ли? Никто не должен даже знать его имени. — Что ты только что сказала? — О чем ты? — Нет никакого Куан Чи, — сказал он, овладев старым гневом. — Куан Чи не существует. Сарина выглядела потерянной. Она побледнела, и в ее глазах появилось отчаяние. — Нет, нет… не ты тоже, — сказала она. — Ты должен помнить. Ты, из всех людей! Он-он причина, по которой Би-Хан убил тебя! Он убил твою жену и… Он схватил ее за шею и швырнул на землю. Она боролась, когда он прижал ее к земле и поднес кунай к ее лицу. — Следи за своим языком! Харуми и Сатоши живы! — Пожалуйста! Я тебе не враг! Я просто пытаюсь понять, что происходит! Насколько нам известно, Куан Чи… Он сильнее сжал ее горло и снова прижал к земле. — Нет никакого Куан Чи! — Тогда объясни, почему на мне клеймо символа Братства! — Ты не заберешь у меня мою семью! Она взревела. Это был нечеловеческий звук, словно металл скрежетал по камню. Ее глаза покраснели, и она оттолкнула его с шокирующей силой. Скорпион приготовился к ее атаке, но Сарина просто стояла на своем. — Я здесь не для того, чтобы драться с тобой, и я здесь не для твоей семьи! — Дыхание ее сбилось, и он увидел страдальческий взгляд, заставивший ее опуститься на одно колено. — Пожалуйста. Мне больно. Что-то… что-то не так, и я не знаю, что делать. — Кто ты? — Я… — Она замялась. — Я была слугой Куан Чи и членом Братства Тени. Но я предала его и покинула клан. Когда я нашла способ сбежать из Преисподней, Саб-Зиро предоставил мне убежище у Лин Куэй. Я не… я не член клана, но я помогаю им, когда могу. Это было знакомо. Он никогда не знал о Сарине, но вспомнил, что у Куан Чи часто были женщины-убийцы, которые выполняли его приказы. Но это все было в его сне! Откуда эта женщина могла знать? — Я только что вернулась из разведки, — продолжила она. — Но когда я вернулась в Лин Куэй, меня никто не узнал. Они подумали, что я пытаюсь проникнуть в их ряды, и напали на меня. И… и Би-Хан каким-то образом жив. Упоминание о Би-Хане вызвало у него холодок в крови. Воспитание Куан Чи — это одно, но никто не должен знать, что для него значил Би-Хан. — Почему бы ему не быть живым? — спросил он, несмотря на то, что знал ответ. — Ты убил его. Он закрыл глаза и потер виски. Это не имело смысла. Если все это был какой-то лихорадочный сон, вызванный пищевым отравлением, откуда эта женщина, которую он никогда не видел, могла так много знать об этом? Это был сон, потому что он помнил свою жизнь сейчас. Он вспомнил, как тренировал Такеду. Он вспомнил, как стал новым грандмастером Ширай Рю. Это сводило с ума, и ему казалось, что его голова расколется надвое. — Это была женщина, — сказала она. — Она называет себя Ашра. Она одевается в белое и кажется жрицей. Я не знаю как, но я думаю, что она замешана. Она убедила Лин Куэй, что я представляю угрозу. Она- Она вздрогнула и рухнула на землю. Скорпион проверил ее и наконец увидел рану на ее спине. Она была порезана от плеча до плеча, и хотя у нее не было крови, она была болезненного пурпурно-красного оттенка. Были видны тонкие вены, и было похоже, что она заражена. — Как это случилось? — Ашра, — сказала она. — У нее странный меч. Я не знаю, что это такое, но… я никогда не чувствовал ничего подобного. Оно горит. Рана была не похожа ни на что, что он когда-либо видел. Возможно, это был яд, но он не мог предположить, что могло его вызвать. Ей нужна помощь. И ему нужны были ответы. — Пойдем, — сказал он, помогая ей встать. — Я приму тебя.

***

Был еще один толчок перед заходом солнца. Китана почувствовала это, стоя на большом балконе и наблюдая за закатом. Судя по всему, в нескольких милях к югу произошло небольшое землетрясение, что и было первоначальным грохотом. Толчки продолжались до конца дня, но она не обращала на них внимания. По мере продолжения они становились все короче и менее заметными и не уменьшали красоты сцены. Небо приобрело великолепный оттенок золотого и красного, а горизонт мерцал, когда день сменился сумерками. Ветер пронесся по саду, напоив воздух ароматным ароматом. Из деревни внизу доносилась слабая музыка — судя по звукам, какое-то празднество. — Здесь не было землетрясений уже несколько столетий. Синдел пыталась вести себя естественно, но подошла как к животному, которого надеялась поймать и боялась, что оно убежит. Ее шаги были медленными, а осанка — напряженной, но в ее глазах теплилась надежда. Китана вздохнула, когда ее мать встала рядом с ней у перил балкона. Ее импульсом было уйти. Но она сжала кулак и позволила ей встать рядом. Если это было на самом деле, ей нужно было уладить отношения с матерью или хотя бы сделать первый шаг. — Ты помнишь землетрясение, которое произошло, когда вы с Милиной были еще детьми? — спросила Синдел. — Было поздно, и это разбудило твоего отца и меня. Потом прибежали вы. Милина подумала, что это самое смешное, но ты… Я никогда не забуду: ты не боялась, ты была возмущена. Ты требовала узнать, кто несет ответственность и что мы собираемся с этим делать. Она улыбнулась — тепло, по-матерински и изо всех сил старалась успокоить. — Ты всегда была своевольна, Китана. Ты всегда была… Китана почувствовала ее руку на своем плече и вздрогнула. Она не хотела. Она не хотела ненавидеть свою мать, но, находясь в ее присутствии и слыша ее голос, она могла думать только о том, что она сделала. Она вспомнила руку матери, схватившую ее за горло, и ужасное ликование в ее глазах, когда она сжимала его. Она вспомнила удовольствие в голосе своей матери, когда она описывала страдания, которые она хотела, чтобы она испытала. Последовала неловкая тишина, и она надеялась, что мать оставит ее. Но Синдел сказала: — Целители подготовили нас к худшему. Они предупредили нас, что твоя память может быть потеряна… если вы вообще проснешься. Они сказали, что ты можешь быть другой. Что ты, возможно, не та Китана, которую мы знали. — Но ничто не могло подготовить меня к этому, — продолжала она дрожащим голосом. — Ничто не могло подготовить меня к тому, что моя собственная дочь будет смотреть на меня, как на монстра. Что каждый раз, когда я приближаюсь к ней, она будет вести себя так, будто я хочу ее ударить. Китана ничего не сказала. Она держала глаза закрытыми и просто хотела, чтобы ее мать ушла. — Китана, поговори со мной! Что ты могла увидеть, что заставило тебя так относиться ко мне? Пожалуйста, я хочу понять. Она держала себя так крепко, что ее ногти впились в руки. С чего она вообще должна начать? Если все это было просто сном, какой смысл говорить о Шао Кане и его вторжении в Эдению? Нужно ли ей говорить о предполагаемом самоубийстве ее матери, а также о боли и замешательстве, которые оно вызвало, прежде чем объяснять, что все это было ложью? — Ты… — начала она, переводя дух. — … причинила мне боль. Ты… ты хотела причинить мне боль. Тебе понравилось. Я думала… я думала, что ты моя мать… что ты любишь меня и… ты взяла все, на что я надеялась, и… и ты разрушила это. Когда потекли слезы, она поняла, почему все это время избегала этого. Даже после того, как все закончилось в Крепости Кроники — после того, как она узнала, что Шанг Цунг убил их, — она сделала храброе лицо, надеясь, что если она не будет зацикливаться на этом, это не будет так больно. Потому что она знала, что как только она начнет, она хлынет, как открытый шлюз. — Я не понимаю почему, — сказала она надтреснутым голосом. — Если… если ты просто хотела власти, я… но ты хотела причинить мне боль. Ты хотела, чтобы я страдала, и я не знаю, что я сделала. Почему… почему я вообще у тебя есть, если ты… почему ты так меня ненавидишь? Она разразилась неудержимыми рыданиями. Синдел схватила ее и не дала оттолкнуть. — Нет, нет, Китана… Я никогда не могла ненавидеть тебя. — Она держала лицо дочери и вытирала слезы. — Я бы никогда не причинила тебе вреда. Никогда. Как я могла? Ты моя девочка… моя кровь. Это был кошмар. Страшный кошмар. Но теперь все кончено. Ты в безопасности, обещаю. Она крепко обняла ее, и Китана заставила себя обнять ее в ответ. Ей хотелось верить, что это правда. Ей хотелось, чтобы все это было дурным сном и что это была ее мать. Что ее отец был мужчиной, с которым она говорила ранее, и что даже Милина действительно была ее сестрой. Она хотела этого больше всего на свете, и это пугало ее больше всего. Раздался гром, и воздух похолодел. Она открыла глаза, и внезапно их больше не было в Эдении. Над ними было пурпурное небо Внешнего Мира, а балкон выходил на пустынные Пустоши. Она посмотрела на свою мать, и ее сердце подскочило к горлу. Синдел изменился у нее на глазах. Королевское платье исчезло, и его место заняло пурпурно-черное одеяние бойца. Темный макияж контрастировал с тем, насколько призрачно бледной она стала, а черная полоса отмечала ее волосы. Ее глаза были пустыми белыми и светились потусторонним светом, но Китана увидела в них такую ​​печаль. Несмотря на свой зловещий вид, Синдел выглядела полной печали. Она взяла дочь за руки и сказала: — Я бросила тебя, Китана. Мне жаль. Так жаль. — Мама… я не… — Ты когда-нибудь сможешь простить меня? Прогремел гром, и внезапно они оказались на корабле посреди огромного океана крови. Когда Китана посмотрела, ее мать снова изменилась. Она выглядела как обычно — черная полоса исчезла, и ее глаза были видны, — но скорбное выражение лица исчезло. На его место пришел садистский блеск, который Китана слишком хорошо узнала. Она попыталась вырваться, но мать крепче сжала ее руки. Синдел ухмыльнулась и сказала: — Вот ты где. Словно удар хлыста, ее волосы обвились вокруг шеи Китаны. Китана боролась, когда они сжали ее горло, а чистый ужас схватил ее сердце. — Моя Китана… ты никогда не освободишься от меня. Я всегда найду тебя. Ты всегда будешь моей Китаной… Чистая паника охватила ее так, как она никогда не испытывала. Она кричала, билась и даже не осознавала, что лежит на полу, а мать пытается ее успокоить. — Китана! Китана, все в порядке! Ты в безопасности! Она снова была в Эдении на дворцовом балконе. Солнце садилось, и небо стало темно-бордовым, и засияли первые звезды. Запах сада витал в воздухе, и Синдел пришла в себя. — Ты потеряла сознание, — сказал Синдел. — Ты просто… я не знаю. Ты потеряла сознание и начала кричать. Разреши- — Не трогай меня! — взвизгнула она, пятясь. — Не трогай меня! Пожалуйста, не… не подходи ко мне. Синдел уставилась на нее. Она выглядела раненой и убитой горем. Не говоря больше ни слова, она покачала головой и оставила Китану одну на балконе, где та и оставалась некоторое время, дрожа.

***

Тот факт, что Сарина открыто признала, что она была убийцей, не ускользнул от внимания Скорпиона. И хотя она утверждала, что является другом Саб-Зиро и союзником Лин Куэй, всегда существовала вероятность того, что она обманывает его. Он не доверял ей, но все равно вез ее к себе домой и не собирался рисковать. Он отвел ее к внешнему навесу под внешним патио. Не совсем подвал, но он находился под домом и выходил окнами на лес, а не на парадные ворота. Он не был уверен, стоит ли ему ожидать незваных гостей — она сказала, что кто-то пытался ее убить, — но если кто-то преследует ее, она будет вне поля зрения. Используя веревку своего куная, он связал ей запястья за спиной. К ее чести, она не спорила и не сопротивлялась. — Я знаю, кто я, — бесцветным голосом сказала она. — Я скоро вернусь. — Он повернулся, чтобы уйти, но остановил себя. — Если ты лжешь мне… если моей семье причинят какой-либо вред… должен ли я сказать тебе, как далеко я зайду, чтобы отомстить? — Я знаю, кто ты. Он не увидел ни Харуми, ни Сатоши, когда вошел внутрь, что, по его мнению, было к лучшему. Даже если Сарина не представляла угрозы, меньше всего он хотел, чтобы кто-то из них вмешивался во что бы то ни было. Он нашел бинты и стал искать что-нибудь, чем можно было бы промыть ее раны. Он не был уверен, насколько это поможет, так как не знал, с чем имеет дело, но как только ее залатают, он может попытаться получить ответы. Он не был уверен, сколько он узнает, учитывая, что даже Сарина, похоже, не понимала, что происходит, но это лучше, чем ничего. Я мог бы связаться с Куай Ляном, подумал он. Он не узнает, что она пришла ко мне, а я увижу, если с ним что-то не так. Когда он повернулся, чтобы выйти наружу, ужасная боль пронзила его тело. Он схватился за шею и почувствовал напряжение в спине. Этого было достаточно, чтобы затуманить его зрение и заставить его едва не упасть на пол. Дальше пошло горение. Как будто плоть его лица была в огне. Он стонал и скрежетал зубами, когда жжение становилось все сильнее и сильнее. Он побрел в ванную, не желая, чтобы Харуми видела его таким, и вылил себе на голову воду. Это никак не облегчило его боль, которая была похожа на то, как кто-то вонзил нож в основание черепа, и он был на грани того, чтобы закричать в агонии. Прогремел гром, и комната содрогнулась. Когда он поднял глаза, то увидел, что уже не дома, а в заброшенной комнате где-то в Преисподней. Раскаленное небо высекло свет из окна, и Скорпион понял, что его руки были покрыты не водой, а кровью. Его одежда была ободранной и грязной, и он выглядел так, как будто только что прошел войну. Созерцание своего отражения вызывало ужас. Его лицо — лицо Ханзо Хасаши — исчезло. На его месте был жалкий голый череп. Он попытался закричать, но раздался лишь гортанный, нечеловеческий звук, и вспыхнуло адское пламя. — Ханзо! Что случилось?! Тотчас же он вернулся в свой дом, и Харуми баюкала его. Недолго думая, он обнял ее и крепко прижал к себе. — Все в порядке, — прошептала она, нежно покачивая его. — Все в порядке… я здесь. Страх не был чем-то, к чему он привык, не говоря уже о явном, внезапном ужасе. Не только увидеть, кем он был снова, но и напомнить, как легко можно отнять у него любимую. Он посмотрел на нее — на ее кожу цвета слоновой кости, карие глаза и волосы цвета воронова крыла с розой, которую она любила носить в них, — и почувствовал тошноту при мысли о том, что снова потеряет ее. — Я… — сказала она. — Я пришла сказать, что у нас гости, но… тебе нужно лечь в постель. Ты все еще нездоров. — Подожди, — сказал он, приходя в себя. — Подожди, я в порядке. Мне просто нужна минутка. Он поднялся на ноги и замедлил дыхание. В зеркале он снова был самим собой. Из крана хлынула чистая вода, и он плеснул немного себе на лицо. Он не знал, что это было, и было ли это связано с Сариной, но это не уменьшило его страха и сомнений. — Гости, — сказал он. — Кто? — Я думаю, что это брат Саб-Зиро. И какая-то женщина по имени Ашра. Они сказали, что это важно.