***
Гавейн очнулся от горячего шепота, который перебегал по его комнате из угла в угол. Он попробовал повернуть голову, ожидая, что боль пронзит его даже от малейшего движения, но ее почти не было. Плечо ныло, тело сковало слабостью, но острая агония ранения ушла. Возможно, Мерлин все же нашел способ излечить его? Гавейн смутно помнил слезы Трины и попытки мага применить заклинания. А еще он помнил чьи-то руки, которые бродили по его бинтам и телу, что-то бормоча. Помнил, как кто-то приложил к его губам сосуд, заставив выпить, а затем ушел. Трина. Должно быть, это была Трина. Он чуть приподнялся, оглядывая комнату в поисках девушки, но нашел лишь друзей, собравшихся у его постели. Артур, Персиваль, Борс, Галахад сидели и стояли рядом, ожидая малейшего движения, малейшего знака, что он очнулся. Именно их шепот, то ли возносящий молитвы, то ли бранящий его глупость, разбудил его. — С возвращением! — радостно пробасил Персиваль, когда заметил, что Гавейн зашевелился. — Гавейн! — воскликнул Артур, отбросив формальности. — Ты выглядишь… хорошо. В голосе короля слышалось такое облегчение и тепло, что Гавейн невольно улыбнулся. — А что? Ты уже планировал, кому отдать мое место за столом? Шутка вышла скомканной, потому что попытка усмехнуться отдалась в теле резью. — Я думаю, он был очень расстроен, что придется так скоро потратиться на еще один турнир, — поддержал Персиваль. — Эй, я все еще король, вы помните? — деланно строго осадил их Артур, безуспешно пытаясь скрыть улыбку. Но тут же помрачнел. — Мерлин сказал, что ты умираешь. Что стрела, которой тебя ранили, была отравлена и зачарована. Он уехал за противоядием. Гавейн нахмурился. — То есть это было спланированное нападение? Артур кивнул. — А где… — Гавейн помедлил, подбирая слова, чтобы не дать друзьям повода для лишних шуток и сплетен. Знали ли они, что он и Трина были ночью в лесу? — А где леди Трина? Артур понимающе взглянул на него. — Думаю, она ушла отдыхать. Мерлин сказал, что она здесь, но, когда я пришел, ее не было. Должно быть, она просидела с тобой до рассвета. Что-то в этом тревожило Гавейна. Было ли это похоже на Трину, которая плакала над его постелью, — встать и уйти, оставив умирающего одного? Заметив, что лицо рыцаря омрачилось, проницательный Артур бросил Персивалю: — Персиваль, позови леди Трину. Нужно сообщить ей, что Гавейн очнулся. Гавейн благодарно взглянул на друга, вкладывая в этот взгляд и извинения. Он понимал, что Артур не увлечен Триной, но все же питает к ней интерес. Так же, как и понимал, что Артур заметил: между гостьей Камелота и ее наставником рождается нечто большее, чем просто менторство и дружба. Артур не был глуп, да и с тех пор, как Ланселот и Гвиневра совершили свое страшное для его сердца предательство, не был столь доверчив и беспечен. Нежелание ранить короля и друга было главной причиной, по которой Гавейн изо всех сил боролся со своим влечением. Но была и еще одна: рано или поздно Трина должна вернуться в свой век, и это не то, что они могли бы преодолеть. Но когда он видел ее глаза, в которых первичная ненависть сменилась чистой девичьей любовью, о причинах не любить и о том, что он воин, почему-то становилось сложно помнить. — Галахад, Борс, — словно чувствуя недосказанность, повисшую между ними, Артур отдал новый приказ, — принесите Гавейну еды и воды. Едва рыцари ушли, Артур серьезно сказал: — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты не предал меня, мой друг, и не предашь. Мое сердце никогда больше не будет занято, но твое… — Артур со смесью лукавства и отеческой заботы вгляделся в лицо друга. — Я впервые вижу, чтобы кто-то тронул твое. Гавейн улыбнулся в ответ, не желая признавать вслух, признаваться себе, что дело его, должно быть, и правда было плохо. Что знаменитый повеса и пьяница стоял на краю пропасти, почти готовый отдаться эмоциям. — Все не так, как ты думаешь, друг мой. Сэр Гавейн все тот же дамский угодник и пьяница. Я не тот рыцарь, о котором сложат легенды за подвиги во имя леди. — И все же ты заботишься о ней. Желаешь ее видеть, едва открыл глаза. — Ты, должно быть, заметил, что леди Трина очень ранима, а вчера ее чуть не убили. Как наставник, я могу проявить некоторый интерес. — Хочешь сказать, что сэр Гавейн, который не побоялся признаться мне, что он беглый принц, боится признаться, что влюблен в леди? — серьезный тон Артура сменился на веселый. Его явно забавлял такой страх друга. — Великий сэр Гавейн, который не боится меча, смерти и готов один воевать против десятков? Гавейн отвернулся, не зная, что сказать, но не желая продолжать лгать своему другу и королю. Даром, что Артур знал его слишком хорошо, что так быстро раскусил обман. — Если тебя тревожит мое отношение к леди Трине, — Артур явно решил завершить этот разговор и довести его до логичной точки, — то скажу еще раз: она интересная леди, но едва я понял, что она увлечена тобой, видел в ней не больше, чем друга. Мне нравится ее откровенность, простота, живость. И я понимаю, почему она могла вызвать в тебе чувства. Но если тебя тревожит ее происхождение… Гавейн резко повернул голову, морщась от боли, все же пронзившей тело от резкости движения. — Дело не в этом. Ты как никто другой знаешь, что я никогда не считал, что происхождение играет роль. Как и ты. Договорить они не успели: в дверь ворвался Персиваль. — Леди Трины нет. Джудит нет. Их кровати не тронуты. Артур вскочил со стула, стоящего рядом с кроватью больного. — А сэр Мордред? Гавейн вздохнул. — Я сказал ему вчера, уходя, что он может идти отдыхать… Словно в ответ, в этот момент в комнату вбежал Мордред. — Сир, сэры, я проверил внизу и у таверны: леди нигде нет. Но я нашел вот это, — он поднял вверх скомканный и запыленный клочок пергамента. Гавейн хотело было встать с кровати, но Артур остановил его жестом. — Тебе нужно набираться сил. Ты должен поправиться, прежде, чем мы тронемся в путь. Это приказ короля. Артур вырвал из рук Мордреда записку, пробегая глазами по ее содержимому. Закончив, он в гневе сжал обрывок в кулаке, сжимая со всей силы. — Что там? — Гавейн знал, что ответ ему не понравится. — Моргана, — вздохнул Артур, закрывая глаза. — Она обманом заманила ее. Он разжал кулак, протягивая Гавейну комок пергамента. «Если ты хочешь спасти своего рыцаря, приходи в лес на рассвете». Гавейн откинулся на спинку кровати, ударяясь о нее головой. Он чувствовал, как гнев Артура заражает и его. Она пошла к ней, чтобы спасти его… Она пошла к ней, потому что это был ее единственный способ спасти свой народ. Он должен найти ее.***
Юный Мордред довольно наблюдал, как великие рыцари Камелота вдруг переполошились из-за пропажи одной девчонки, словно мыши. Удивительно, как ученица Мерлина была им дорога. Конечно, он знал, что Трина не была любовницей мага. Или была не только ей. Он видел и слышал многое в Камелоте. Особенно в тот день, когда на пиру на леди Трину по его указке напал один из приезжих рыцарей. В тот день, когда она раскрыла, что владеет магией и их с Морганой планы поменялись. Джудит сразу сообщила им, что в замке появилась деревенская девка, которая стала подопечной Мерлина. Было странно, что советник короля, который обычно думал только себе, да об Артуре, окружил такой заботой простую землячку. За этим что-то стояло, и Джудит предстояло выяснить что. Ему же, Мордреду, как лучшему ученику Морганы, было доверено более важное задание — войти в число рыцарей короля. Стать его тенью. Затмить своих талантом всех, вызвать такое доверие, которое позволяло бы знать все секреты Артура. И, конечно, докладывать о них Моргане. В магии Мордред был не особо хорош, но в обращении с мечом считался мастером. Турнир стал его дорогой в сердце Камелота и на кресло за Круглым столом. И вот он стоит здесь, посреди комнаты в таверне, в деревне, где все должно было закончиться. Где он должен был убить ту, что хотела смерти его леди. «Я не смогу убить Моргану, Гавейн. Я не знаю, как еще доказать Артуру, что я верна ему». Леди Трина была слишком беспечна, бросаясь словами на дорожный ветер. Но это сыграло им на руку. И все же Мордред подвел свою леди. Доставил лишних хлопот. Стрела должна была вонзиться в грудь девчонки, а не в Гавейна. Мордред просчитался. Не увидел того, что заметил глаз влюбленной Джудит: девчонка влюблена в своего наставника. И это может стать ее концом. Так оно и было. Моргана, наверняка, уже расправилась с ней. Впрочем, вестей от нее Мордред не получал, кроме одной — приказа вылечить Гавейна. Но вскоре, он был уверен, леди сообщит ему, что с девчонкой покончено, и тогда уже ничего не будет мешаться на пути к их главной цели. Убить Мерлина и Артура.***
Мерлин вернулся через день, ворвавшись в таверну, словно вихрь, перепрыгивая перелеты лестницы через несколько ступенек, совершенно забыв о своем величии и манерах. Он едва не выломал дверь в свою же комнату, рывком открыв створку, и застыл. Комната была пуста. Кровать застелена чистыми простынями. Ни следа живой души. Из-за стены раздался знакомый голос. Персиваль! Мерлин ринулся на звук, обнаружив, что тот идет из комнаты Гавейна. Неужели каким-то чудом он поправился и сумел перейти в свою спальню? Не стучась, Мерлин открыл дверь, не веря увиденному: на кровати, почти здоровый, хоть и слегка бледный, с суровым выражением лица, сидел Гавейн, а вокруг расположились его друзья и король. Ужин был накрыт прямо здесь, рыцари ели, пили и серьезно спорили о чем-то. Не было только Трины, и дурное предчувствие поскребло в душе мага. — Мерлин! — Артур поднялся из-за стола, заметив друга и поспешив тепло его обнять. — Как видишь, противоядие не понадобилось, — Артур радостно указал на Гавейна. Маг пристальнее вгляделся в рыцаря. Невозможно. Без противоядия, без магии оправиться так быстро и оправиться вовсе — невозможно. — Расскажите мне все, что здесь произошло, — произнес, окидывая всех взглядом, и в комнате повисла тишина.