Во имя Камелота

В комнате было тепло. Яркий огонь в камине освещал пространство, помогая ориентироваться без зажженных свечей. На кровати, аккуратно разложенная заботливыми руками Джудит, лежала ночная сорочка из синего шелка. Трина с удивлением отметила цвет, но мысленно вознесла служанке благодарность за ее труды. Приятно было вернуться туда, где тебя ждали. Даже несмотря на то, что собиралась бежать. От огня и ощущения безопасности в стенах спальни, от горячей руки Гавейна, которая крепко держала ее ладонь, Трина немного пришла в себя. Слезы больше не струились потоком, но все еще сверкали в уголках глаз. Гавейн подвел ее к креслу, осторожно усаживая, и опустился рядом, присев на полу, но не касаясь его. Он по-прежнему сжимал ее ладонь, но теперь уже двумя руками, словно пытаясь согреть. — Как ты? — участливо спросил, и у Трины перехватило дыхание. Она не помнила момента, когда кто-то, особенно мужчина, задавал ей этот вопрос с таким чувством небезразличия в голосе. — Уже лучше, спасибо. Прости за то, что… — Шшш, — прервал он успокаивающе. — Тебе не за что извиняться. Трина с неверием взглянула на него. Разве? Это же она только что устроила ему практически истерику… Заметив ее сомнение, он уверенно повторил: — Тебе не за что извиняться, Трина. Я не знаю, по какой причине, но ты явно расстроена. И я хочу узнать почему. Только так я смогу тебе помочь. — Не сможешь, — Трина покачала головой, и он крепче сжал ее ладонь. — Когда ты узнаешь, ты больше не захочешь мне помогать. — Мы уже решили, что, если ты не хочешь убить короля, все остальное не имеет для меня значения, ведь так? — спокойно напомнил. — К тому же, честно говоря, глядя на тебя, я не верю, что ты могла совершить что-то настолько ужасное, что меня испугает и оттолкнет. Но разве она сама не была той причиной, по которой люди оставляли ее? Как оставил отец. Трина чувствовала, как внутри лишь возрастает отчаянное желание поверить Гавейну, довериться ему, но вместе с тем растет и страх. А если он уйдет? Расскажет все Артуру и ее казнят… — Трина, — нежно прошептал, отвечая на ее мысли. — Доверься мне. Я сказал, что не стою твоих слез, но это не значит, что я собираюсь обидеть тебя. Откуда он знал? Откуда он всегда знал, какими словами ее утешить? Каким из слов она захочет поверить. — Ты был прав, — резко выпалила, боясь, что минутная решимость вот-вот испарится и она струсит, так и не признавшись. — Я не росла в деревне. Я не росла в Логресе. Я… — дыхание перехватило, но с каждым словом Трина ощущала освобождение, поэтому продолжила. — Я вообще не росла и не жила в этом веке до того дня, как мы впервые встретились. Ну, вот. Она призналась. Ей хотелось зажмуриться и не видеть, как будут меняться эмоции на лице Гавейна, отнять свою ладонь, прежде чем он сам отпустит, но она сидела, замерев. Ожидая. Гавейн хмурился. — Я не понимаю, о чем ты, — просто сказал. Ни намека на какую-либо эмоцию. Трина осторожно вынула руку из его горячих и отвернулась. И все-таки зажмурилась. Одинокая свежая слезинка скатилась, упав на его пальцы, которые остались лежать на ее коленях. — Я из будущего, Гавейн. Я прибыла сюда с помощью магии, чтобы спасти свой народ. Я не желаю зла Камелоту и Артуру, мне нужна ваша помощь. Мерлин нашел меня, он знал обо мне, видел… И вот я здесь, — сбивчиво закончила. Открыла глаза. Если Гавейн и счел ее сумасшедшей, был шокирован, то он отлично владел собой. Ничего не отражалось на красивом лице, лишь брови теснее прижались к переносице. Вопреки опасениям Трины, он не отодвинулся, не вскочил в гневе, не осуждал. — Я чувствую, эта ночь будет долгой, — сказал, задумчиво закусив губу и удобнее располагаясь на полу. Он полность сел, согнув ноги в коленях и положив на них вытянутые руки. — Рассказывай все по порядку. И она рассказала. История вырывалась изнутри, будто прорвало дамбу. Гавейн внимательно слушал, время от времени задавая уточняющие вопросы, как если бы она объясняла ему какую-то военную стратегию, а не говорила то, во что чрезвычайно сложно поверить. — Как ты можешь быть таким спокойным?! — не выдержав, спросила. Он лишь пожал плечами, серьезно глядя на нее. — Если бы я позволял эмоциям захлестнуть себя, то уже давно был бы мертв. И это было одно из главных их отличий, помимо того, что они родились в совершенно разных веках: Трина совсем не умела сдерживать эмоции, как бы ни старалась. Иногда она чертовски завидовала Гавейну, который так прекрасно владел собой и именно этим так задевал, раздражал ее. Он замолчал, не сказав больше ничего, и Трине пришлось задать еще один вопрос: — Ты расскажешь Артуру? Ей казалось, что она слышит, как громко бьется ее собственное сердце. Гавейн вздохнул, опуская взгляд в пол. Его пальцы сжимались в кулаки и разжимались, выдавая мучительные раздумья. — Я — нет, — наконец произнес, поднимая синие, как глубокое море, глаза. — Но ты должна. — Он поднял ладонь, прежде чем она что-то ответит, призывая молчать. — Я дам тебе время. Но немного. Ты не должна лгать королю. Я не стану ему лгать. К тому же, ложь тебе совершенно ничем не поможет. В его голосе проскальзывало осуждение, от которого Трине захотелось поморщиться. — Ты осуждаешь нас, да? — горько. — Меня и Мерлина. — Да. — Ответил просто. Жестко. — Но не имеет значения, что думаю я. Гораздо важнее, что подумает Артур. Он поднялся, вытягиваясь во весь свой внушительный рост, задумчиво взглянул на нее сверху вниз. Нежность и мягкость пропали из его взгляда — осталась только жесткость и решимость, присущие воину. Сердце Трины пропустило удар. Ну, вот, сейчас и он уйдет. — Почему ты так легко поверил мне? — поспешно бросила, желая остановить его, задержать. — Я не вижу ни одной причины, по которой тебе пришло бы в голову выдумать такую сумасшедшую историю. Никакой выгоды, которую ты могла бы получить от этого. Трина вздернула бровь. — А Грааль? Гавейн покачал головой. — Никому и никогда из ныне живущих на земле не пришла бы в голову мысль о том, что можно путешествовать между веками. Если бы ты хотела Грааль, то сказала бы, что принцесса из дальнего королевства, в котором нет наследника, и что твой отец болен, его нужно спасти. Придумала бы подобную глупую ложь. Потому что главное правило лжи, — он наклонился, вглядываясь в ее лицо, встречаясь взглядом с изумрудными глазами, изучая их, — она должна быть правдоподобной. Трина опустила глаза. Он прав. Ей нечего было ответить на это. — Прости, что лгала о том, кто я, — еле слышно слетело с губ. С сожалением, болью, виной. Он не ответил, и Трина подняла голову. Гавейн задумчиво смотрел в окно. Черная непроницаемая ночь с россыпью звезд глядела на него в ответ. — Что ж, уже довольно поздно, — произнес, заметив, что она наблюдает за ним. — Нам нужно отдохнуть: завтра вечером мы отправляемся в дорогу. — Завтра? — Трина опешила. — В ночь? Но разве… — Этого никто не будет ждать. Не слишком разумно отправляться в путешествие в ночь, когда тебя могут поджидать враги, верно? Моргана будет думать, что мы, как и планировали, отправляемся с рассветом на день позже, а значит, часть пути мы преодолеем без проблем. Что ж, значит у нее нет и двух дней, чтобы достичь цели, подумала Трина. Она действительно должна покинуть Камелот сейчас. Как бы сердце ни противилось. — Гавейн! — он уже направлялся к двери, когда она окликнула его. Рыцарь обернулся. — Я не поеду. Уверенно. Твердо. Теперь Гавейн полностью развернулся, давая понять, что она завладела его вниманием. — Ты не можешь, — спокойно. — Артур решил, что ты должна ехать… — Сегодня я вернусь домой. — Решительно. И тут же менее уверенно: — Я хотела попросить тебя проводить меня до кромлеха… — Набрала в грудь воздуха. — Это около часа пути отсюда. Я… Я уже давно решила, что в Белтайн вернусь домой, — соврала, — потому что ничего у меня не выходит. — Решила сдаться? — вздернутая бровь, привычная усмешка вернулась. — Я думал, это не в твоем характере. Сбегать. Отчего-то Трине стало стыдно. — Да, решила! — тут же вспылила. — Вам же будет лучше! Никто не будет лгать королю, ошиваться при дворе и… — Ошиваться? — бровь поползла выше. Трина метнула на него злобный взгляд. — Ты поможешь или нет?! — Нет. — Отрезал. — И более того, я не позволю тебе уйти. — Что?! — Трина задохнулась от возмущения. — С чего бы это? — Мой король приказал проводить тебя в спальню и проследить за твоей безопасностью, — пожал плечами. — Я обязан выполнить приказ своего короля. — Даже зная, кто я? — изумленно. — Особенно, зная, кто ты. — Ты не имеешь права держать меня здесь насильно… — начала, но он тут же прервал. — Давай закончим сразу. Я подведу итог: первое — ты никуда не идешь и никуда не возвращаешься. По крайней мере, сегодня. Второе — я всегда исполняю приказы своего короля, чего бы мне это ни стоило. Третье — я не позволю своей ученице так бездарно сдаться, иначе разочаруюсь, что столько времени потратил впустую. Мы можем делать вид, что сдались лишь для того, чтобы соперник подумал, что мы слабы, и воспользоваться этим, помнишь? Трина помнила. — Все, хватит! Я устала, сдаюсь! — воскликнула, когда Гавейн в третий по счету десяток раз опрокинул ее на спину и прижал клинок к горлу. Она отпустила меч и откинулась на траву, тяжело дыша. — Возьми меч и вставай! — приказал он. — Ты должна бороться до конца. Даже тогда, когда кажется, что он уже наступил. — Но… — Вставай! Злясь, Трина схватила меч и направила на него. — Какой в этом толк, если я все равно проиграю?! — Значит, будешь учиться и бороться до тех пор, пока не выиграешь. До тех пор, пока, даже упав, не будешь думать, как подняться. Выжить. За пределами этого поля ты не можешь кричать «сдаюсь». Вряд ли, бы ты так же легко кричала «убей», верно? Ты хочешь жить, Трина? Вкрадчиво, глядя на нее с прищуром. — Конечно, хочу! — Тогда ты не можешь сдаться. Если ты сдалась, ты мертва. — Если я сдалась, я мертва, — прошептала, отвечая воспоминаниям. Сияющая ухмылка на его лице. — Ты же хочешь жить, Трина?

***

Настала очередь Гавейна рьяно стучать в дверь спальни Мерлина. Он с силой бил кулаком по деревянной поверхности, пока маг не открыл. — Это месть? — недовольно осведомился, уже одетый ко сну. Не просто одетый — Гавейн явно разбудил его. Мерлина редко можно было застать в таком виде, но сейчас он стоял перед другом растрепанный, волосы всклокочены, наспех наброшенный халат из черного со звездами шелка спадает с одного плеча, спальные брюки измяты, лицо заспанное. Глядя на него сейчас, Гавейн невольно усмехнулся, на миг забывая про ярость, которую испытывал. — Отлично выглядишь, Мер! — весело поддел. — О, иди к Моргане, — отбрил маг. — Чего тебе? — всем видом показывая недовольство. Гавейн помрачнел, вспомнив причину визита. — Я хотел выбить из тебя дурь, — начал злобно, — но я не бью спящих. Мерлин изогнул тонкую бровь. — Давно не получал магических оплеух, друг мой? — предупреждение. Как-то раз они решили шуточно сразиться в одном из путешествий, и, конечно, Гавейн с позором проиграл. Меч и физическая сила не ровня магии. Особенно магии Мерлина. — Как ты мог не рассказать мне? — выпалил Гавейн. — Как ты мог не рассказать Артуру?! Недовольство сползло с лица Мерлина, сменившись недоверием. Шоком. — Эта девчонка рассказала тебе! — он стукнул себя по лбу, отворачиваясь и начав расхаживать по комнате. — Я так и знал, что она не устоит перед красотой и обаянием сэра Гавейна! Ну, и вина на пиру, конечно, было тоже вдоволь. Ну, что за глупая девчонка! Гавейн вспылил. — А в чем ее глупость? В том, что она боится за жизнь? Самую большую глупость совершил ты, друг мой. Ты привел незнакомую девчонку в замок, выдав ее за воспитанницу и солгав не просто своему королю — своему лучшему другу! Он верит тебе, Мер, — осуждающе. — Как не верил никому и никогда. Мерлин вспыхнул. — Думаешь, я не знаю этого? — повернулся, раскинув руки в стороны, словно желая показать все, что было на душе. — А я делаю и всегда делал все, чтобы его защитить. Именно поэтому я решил, что будет лучше держать ее при себе. Поэтому и потому что у меня было видение, — неохотно закончил. — Ты видел Трину? — удивился Гавейн, без разрешения падая в бархатное кресло. Мерлин замялся. — Не совсем. У меня было видение о девочке с изумрудно-зелеными глазами. Такими, как у меня. Моей наследнице. От изумления у Гавейн отвисла челюсть. — Этого не может быть, ты же понимаешь? Она не может… Мерлин кивнул, поспешив прервать его. — Да-да, конечно, она не может быть моей дочерью. По возрасту — да, но в остальном это невозможно. Но меня предупреждали о ее появлении; ее история звучит безумно и, стоит ли скрывать, интересно, поэтому мог ли я оставить ее там, где нашел — в лесу, у кромлеха? Нет. Я должен был проследить за ней, узнать правду. Ну, больше той правды, которую она говорит. — Как это возможно? — непонимание на красивом лице рыцаря. — Как кто-то может путешествовать между веками? Как ты мог не знать об этом? Мерлин рухнул на кровать, сокрушенно качая головой. — Этого-то я до сих пор и не понимаю. Но это возможно, Гавейн. С тех пор я десятки раз сверялся с богами, звездами и духами. Все они подтверждают, что история девчонки правдива и… Он замолчал, будто взвешивал, стоит ли продолжать. — И что? — И все они говорят, что мы должны ей помочь. — Но как? Как мы можем ей помочь? Артур не может оставить Логрес, а ты не можешь отдать Грааль. — Я знаю, — задумчиво подтвердил. — Но ей не нужны ни Артур, ни Грааль сам по себе, — быстро проговорил. — Девчонка уверена, что Артур способен спасти ее мир, но это не так. По крайней мере, мои видения не говорят об этом. — Тогда почему ты не сказал ей? — напористо. — Потому что Артур не может спасти ее мир, но я могу. А для этого… — Ей, в любом случае, нужно убедить Артура, — закончил за мага Гавейн. Мерлин кивнул. — И он в любом случае должен узнать правду. Если я расскажу ему первым, а она так и не признается, он ни за что не отпустит меня, ты знаешь. Честь и честность превыше всего. Гавейн нахмурился. — Так ты даешь ей шанс? Или пытаешься понять, о чем были видения? Брови Мерлина тоже сошлись на переносице. — И то, и другое. — Он вдруг засмеялся, как сумасшедший. — Но какая занимательная история, да? Ты представляешь — девчонка из будущего. Ты знал, что там запрещено ходить с мечами, а вместо рыцарей… как же ее… полиция! Что за название! Гавейн, изумляясь внезапному веселью друга, просто смотрел на него. Но смех мага был так заразителен, что рыцарь невольно рассмеялся в ответ. — Знаешь, несмотря на то, что ты прожил много десятков лет, иногда ты кажешься мне таким ребенком, — он покачал головой. Мерлин вмиг стал серьезным. — Что еще она сказала тебе? — резко сменил тему. — Что хочет покинуть Логрес сегодня же и просила проводить к кромлеху этой ночью. — И ты говоришь мне об этом только сейчас?! — Спокойно, — Гавейн поднял ладони. — Уходя, я запер ее в спальне. — Уходя? — лукавый вопрос. — Ты же не думал, что она рассказала мне все это за приятной прогулкой по саду замка? — парировал Гавейн. Мерлин пожал плечами. — Итак, теперь у нас троих есть тайна от короля, — заключил он. — И нет никакого решения. — Я не буду долго скрывать это от Артура, — предупредил Гавейн. — У вас есть время до конца путешествия максимум, прежде чем я буду вынужден сказать ему. — Долг превыше дружбы и любви? — Мерлин вздернул бровь, смотря на рыцаря с прищуром. — Я уже говорил тебе, что о любви речи не идет. Я поклялся верой и правдой служить Артуру, и я исполню эту клятву. Гавейн встал, собираясь уходить. — У вас есть время до конца путешествия, чтобы найти решение, — повторил. — У нас есть, — поправил его Мерлин. — Тебе ведь небезразлична судьба этой девчонки, правда?

***

Трина металась по комнате раненым животным. Конечно, перед уходом Гавейна она чувствовала решимость бороться, найти выход, отправиться с Артуром в путешествие по Логресу, признаться, просить… Делать, что угодно, чтобы не сдаваться. Но когда дверной замок щелкнул с другой стороны, решимость эта поубавилась. Если уж Гавейн, который еще пару часов назад был к ней так добр и нежен, запирает ее, как преступницу, что уж говорить об Артуре… Даже доброты короля не хватит на то, чтобы простить такую ложь. А хватит ли ему смелости и сумасшествия поверить, как поверили Мерлин и Гавейн? Будет ли он думать так, как его рыцарь, что она могла бы выдумать что-то лучшее, если бы хотела навредить, если бы и впрямь хотела лгать? Трина подошла к окну, вглядываясь в лес за стенами Камелота. Посмотрела вниз, признавая, что выпрыгнуть было бы большей глупостью, чем остаться в замке и продолжать притворяться землячкой Мерлина. Нет и шанса, что она не разобьется у подножья башни. Тогда уж точно будет бесполезной для бабушки и ковена. Если ты сдалась, ты мертва. И если ты мертва, ты тоже сдалась, подумала глупо, из груди вырвался истеричный смешок. Ты же хочешь жить, Трина? О, она хотела. А еще она очень хотела, чтобы жили ее родные. Вдох. Выдох. Еще раз. «Не сдавайся, Трина. Борись».