Привет от Яна!

Лязгнул засов, а затем со скрипом в плохо смазанных направляющих разошлись железные двери. Судя по голосам, переговаривающимся полушепотом, на склад “4-Д” зашли трое. Одни из них явно был много моложе своих спутников, его голос звучал тонко и немного испугано: - А нас точно здесь никто не увидит? - Ян, не дрейфь! Место проверенное, но главное – ты должен слушаться своего бомбардира беспрекословно. В словах говорившего сквозила улыбка. - Так точно, - уже смелее ответил Ян. - Вот она, заветная бутылочка! – раздался радостный голос третьего из пришедших. – Такого амасека не найти нигде в крепости! - Ганс, да не шуми ты! - Ага, - уже тише отозвался тот. – Надо бы столик какой найти… О! Вон тот ящик как раз подойдет. Сверху поставили четыре предмета: три тоненько звякнули, а четвертый весело булькнул содержимым. Не иначе как набор “на троих”. В подтверждение этому Ганс поторопил командира артиллерийского расчета: - Ну же, Ли, не томи! - Сейчас, сейчас, ненасытная твоя глотка. Три по два “бульков” возвестили о том, что три порции горячительного напитка были готовы к употреблению. Бутылка вернулась на место, и все взяли свои рюмки. - Да подожди ты, алкоголик, - шикнул Ли на, судя по всему, Ганса, - дай слова сказать. Повисло секундное молчание, после чего он продолжил: - Ян, мы собрались здесь в этот час тишины и покоя… - Ух, как поэтично! Сам придумал? – ввернулся в произносимую речь Ганс. - Заткнись, - беззлобно бросил ему Ли и продолжил. – Мы собрались, чтобы отметить знаменательный день в жизни нашего сослуживца и друга. Ян, сегодня с твоего шлема свели белую полосу, а значит, ты стал настоящим гвардейцем! Я уже успел убедиться, что из тебя выйдет отличный артиллерист! Когда-нибудь ты займешь мое место, а твой расчет “Василиска” будет обрушивать на врагов Императора такой ад, что они пожалеют о дне, когда решили выползти из своих нор! За тебя и твое славное будущее, Ян! - За тебя! – присоединился к поздравлению Ганс. Звякнули рюмки, а затем один из солдат закашлялся. Должно быть, новоиспеченный артиллерист оказался еще не привычным к “напитку настоящих мужчин”. - Ничего, ничего, вторая легче пойдет! – подбодрил Яна знающий в алкоголе толк Ганс. Вторая действительно пошла легче. Сквозь крышку ящика, служившую солдатам столом, доносились новые тосты: “за Императора”, “за артиллерию” и “за Омниссию”. Бутылка амасека, должно быть, опустела не меньше чем наполовину. Начались разговоры о былых сражениях, об ослах из Муниторума… и о враге, который был на пороге. - Я тебе говорю, Ли, мой знакомый со станции вокс-ретрансляции врать не будет! – возбужденно шептал Ганс. – Несколько групп дальних патрулей уже вступали в бой! И знаешь, какой знак несли напавшие на них? - Ну? - Восьмиконечная звезда! Мне не кому не надо объяснять, ЧТО это значит? - А может это просто кучка еретиков? В западных пустошах всегда жили отчаявшиеся люди, - осторожно предположил Ян. - Кучка еретиков? Да хрена там! Еще один патруль вообще не вернулся, а в нем была как минимум тройка “Часовых”! - Очень похоже на слухи, - скептически заметил Ли. – С чего бы твоему знакомому рассказывать тебе такие важные сведения, Ганс? Тот шмыгнул носом, и лишь затем ответил в раз погрустневшим голосом: - Пили вместе. У него жена была пилотом одного из “Часовых”. Знатная баба, Аннет ее звали… Давайте выпьем. Под всеобщее молчание вновь наполнились рюмки, и солдаты, не чокаясь, помянули память погибшей Аннет и всех, кто был в том отряде. Из западных пустошей либо возвращались, либо не возвращались. - Все, хватит пить, - не то предложил, не то приказал Ли. - Угу, - без возражений согласился Ганс. Со стороны улицы послышался гул: на посадку заходила “Валькирия”. Крепость “Стальной еж” действительно походила на разбуженный муравейник. Даже ночью продолжался прием грузов с различными припасами, в том числе с боеприпасами. Собственно, именно эта суматоха выгнала расчет САУ “Василиск” отмечать посвящении в гвардейцы Яна на склад “4-Д”. - Пойдем в казармы? – спросил Ян. - Нет пока, - как-то слишком серьезно произнес Ганс. Вновь повисла пауза, после которой заговорил Ли: - Ян, у расчета нашего орудия есть одна традиция, в которую мы тоже хотим тебя посвятить. Ты должен написать что-нибудь на одном из выстрелов… - Вот, я как раз прихватил с собой красу с кисточкой! – встрял Ганс. - Я договорюсь – меж тем продолжил говорить Ли, - чтобы этот снаряд попал именно к нам. По традиции, как ты этот выстрел сделаешь, так до конца жизни и будешь стрелять. - А… а что писать? - Да что захочешь! На краску, и пошли выбирать! - Времени мало, - возразил Ли. В этом ящике – по крышке раздалось постукивание, - лежат фугасы семидесятки – то, что нужно, я считаю. Ну-ка, Ганс, помоги мне. С импровизированного стола быстро убрали рюмки с бутылкой, после чего щелкнули замки, и внутрь проник тусклый свет химического фонаря. В ящик заглянули двое. Одному солдату было уже за пятьдесят, на его морщинистом лице красовалось несколько длинных шрамов как от осколков, некоторые из которых тянулись по самой макушке, оставляя в седых волосах проплешины. Он шевельнул длинными усами в знак одобрения, когда увидел сложенные в ряд боеприпасы. Второй был лет на семнадцать моложе, подстрижен под “площадку” и имел одну отличительную черту – острый нос и большие уши, что делало его немного похожим на гретчина. -Красавцы, - довольно произнес Ли, оказавшийся седым усачом. - Угу, - согласился Ганс. - Давай, Ян, выбирай и пиши! - Я? То есть в смысле, а что писать? Я не знаю, – растерялся стоящий сзади парень. - Ну… - начал растягивать Ганс, пытаясь придумать дельный совет, - пиши, что первое в голову придет! - Гхм! – кашлянул командир расчета, как бы давая понять, что этот совет не самый дельный. - Ну, или что сердце подскажет! – быстро выкрутился любитель амасека. Лица двух бывалых артиллеристов исчезли, и их место заняла физиономия Яна, которому с натяжкой можно было дать четырнадцать. Может он и был уже совершеннолетним, но веснушки, рассыпавшиеся по лицу, делали его моложе. Он закусил губу, пока водил взглядом по разложенным в ящике боеприпасам. Наконец Ян выбрал: в неярком свете номер было не разобрать, но это оказался тот самый СА-5683-39-2Ф 48-Е. Из-за бортика ящика появилась рука с кисточкой, обмакнутой в желтую краску. До холодного бока снаряда оставалась всего четверть дюйма, когда движение остановилось - Ян замешкался. Нужно было написать что-нибудь… что-нибудь мужественное, выражающее безмерную ненависть к врагам Его и безмерную преданность самому Богу-Императору, что-нибудь, что одобрил бы Ли… Но в голову лезла одна глупость. Понимая, что пауза и так уже затянулась, Ян мотнул головой, будто мысленно обругал себя за нерешительность, и маленькими, аккуратными буквами вывел надпись: “Привет от Яна!” Несколько секунд из-за спины новоиспеченного рядового не доносилось ни звука, и Ян уже испугался, что они остолбенели от той глупости, что он умудрился написать. Наконец командир расчета хохотнул в усы и довольно произнес: - А что, мне нравиться! Хотелось бы увидеть рожи тех неудачников, которые за мгновение до смерти увидят, от кого к ним прилетела ярость Императора, запечатанная в металлический корпус. - Стихоплетом тебе надо было становиться, а не… Договорить Ганс не успел – в тишине склада “4-Д” оглушительно щелкнул затвор болт-пистолета. Все трое солдат мигом обернулись на звук, а у Яна, ближе всего стоявшего к ящику с боеприпасами, даже можно было разглядеть, как на голове зашевелились волосы. Хотя может, это так показалось. - За покидание казармы, - прозвучал холодный и жесткий голос, доносившийся со стороны двери, - за незаконное проникновение на склад Муниторума и порчу его имущества, за… - говоривший шумно втянул носом воздух, - распитие спиртных напитков вы все приговариваетесь к расстрелу на месте. - Комиссар… - начал было Ганс, но его попытку оправдаться быстро пресекли. - Молчать! Ян мелко задрожал, когда в помещении склада, точно рык льва, громыхнул приказ комиссара, многократно отразившись от стен. - К расстрелу, - повторил он. - Однако, как я вижу, передо мной расчет прославленного бомбардира Альфреда Ли, и казнить таких солдат сходу было бы чрезмерным расточительством для Империума. У тебя ровно минута. Вот попали! Быть застуканным обладателем комиссарской фуражки в неположенном месте, да еще у открытого ящика с боеприпасами, да еще за распитием амасека… Всем трем гвардейцам был выписан огромный кредит доверия, что сержанту Альфреду Ли выделили целую минуту – минуту! – на попытку оправдаться, и он не собирался терять ни доли секунды. - С моей подачи нарушили пункты устава номер 343, 323 и 242, сэр! Покинули казарму в неположенное время, проникли на закрытый склад, употребляли алкогольный напиток, сэр! Пункт 562 не нарушали, все боеприпасы остались неприкосновенными, сэр! Отмечали посвящение кадета Яна Ховица в гвардейцы, сэр! - Неприкосновенными? Тогда почему крышка ящика открыта? Все, отошли в сторону! Гвардейцы послушно выполнили приказ, и теперь был виден только потолок склада да несколько высоких контейнеров, стоящих по соседству. Затем лязгнул рубильник, и тусклое свечение химического фонаря перебил яркий свет ламп. Стуча каблуками сапог по рокритовому полу, комиссар подошел к ящику и внимательно осмотрел его содержимое. У него было худое с острыми чертами лицо, на котором застыла маска непроницаемости. Рядовые гвардейцы, должно быть, боялись его даже заочно, просто увидев на пикте. Холодные глаза немигающим и цепким взглядом изучили каждый штрих, оставленный желтой краской на снаряде с инвентарным номером СА-5683-39-2Ф 48-Е. На вандализм, саботаж или кражу это мало походило – простые солдатские шутки, да и только. Но комиссару захотелось услышать причину появления этой надписи от самого “художника”. - Кто я это написал? - Комиссар это про… - начал было Альфред. - Когда мне нужно будет узнать твое мнение, сержант Ли, я непременно спрошу тебя. А пока я жду ответа на свой вопрос: кто это написал? - Й… й… я, - заикаясь, проговорил Ян и, поняв, что обратился не по уставу, тут же набрал полные легкие и на одном дыхании выпалил. – Гвардеец Ян Ховиц, сер! - И зачем же, рядовой Ховиц, позволь спросить, ты сделал сию громкую надпись? Всю оставшуюся смелость перед комиссаром Ян уже растратил, пока четко произносил свое имя, поэтому на этот раз вместо ответа у него вышло только бессвязное мычание. Поняв, что нужно выручать парнишку, за него ответил Альфред: - Рядовой Ян хочет сказать, что сделал эту надпись, чтобы враги нашего бессмертного Бога-Императора знали, кто сделал это меткий выстрел, превративший их грязные тела в пыль! Сэр! Гвардейцам было не видно, но комиссар довольно ухмыльнулся после услышанной фразы. Похоже, такой настрой у солдат был ему по вкусу. Он перестал сверлить взглядом “привет от Яна” и повернулся к провинившимся лицом. - Так, любители хорошего амасека, я сохраню вам жизнь, даже не смотря на тройное нарушение устава, но каждый проступок должен быть искуплен. В полной боевой выкладке пробежите вокруг “Стального ежа” в назидание остальным. Ты, молодой гвардеец, - десять кругов, ты, “гретчин”, - пятнадцать, а тебе, Альфред, как зачинщику, бежать все двадцать. Ганс, которого комиссар назвал ходившей среди полка кличкой, облегченно вздохнул. Они легко отделались, можно даже сказать, что очень легко. - Это по часовой стрелке, и столько же – против, - добавил комиссар. А вот это было уже серьезно. - Дозорных я предупрежу, чтобы не пристрелили вас в потемках. Начнете через двадцать минут. Свободны! Послышались три горестных вздоха, а затем донеслись шаги уходящих гвардейцев. Комиссар вновь повернулся к ящику и повторно осмотрел надпись. Неожиданно он окликнул артиллеристов: - Стойте! Альфред, договорись с грузчиками, чтобы этот ящик – послышался стук по деревянной стенке – попал к тебе на “Василиск”. Если в предстоящей битве Император дарует нам победу и жизнь, я лично проверю, как был произведен “привет от Яна”. Свободны! Гвардейцы ушли. Комиссар еще раз осмотрел надпись, сам кисточкой подправил несколько букв и только после этого закрыл крышку. Было слышно, как он собрал оставленные рюмки и недопитую бутылку амасека. Последнее, что в ту ночь произнесли на складе “4-Д”, было: - Надо же, семь лет выдержки! Надо будет разобраться… а то рядовые уже могут раздобыть амасек лучше чем у офицеров.