Охотники на Драконов: Мир-0

Багрянец неба отражался в свирепых волнах, словно в кипятке безбрежного супа, замешанного на густой левиафановой крови. В свете далёкого пожара кривились и плясали над горизонтом алые клубы дыма, сквозь которые то и дело проступали тёмные силуэты развалин. Причина того, что тихая деревушка фермеров-китобоев стремительно исчезала с лица Океана, была слишком внезапной, слишком противоестественной. Гарпунеры-подводники, составлявшие стражу посёлка, хоть и привыкли к неожиданностям, стали первыми жертвами роковой вспышки, охватившей территорию. Молния, похожая на грозовую, только в миллион раз мощнее и прожорливее, вырвалась откуда-то из глубины и рассекла атолл на множество лоскутов, как сухой слоёный корж. В чёрном воздухе летали крохи этого разорванного на запчасти блюда диаметром в километр — догорающие кусочки ткани, искры и пепел. Всё случилось слишком быстро, и криков слышно почти не было. В отдалении от места катастрофы плескался выводок иглохвостых драконов, которые пытались поскорее сожрать свою непомерно увеличившуюся добычу в виде стада морских свиней, лишённого хозяев. Но и эти планы оказались нарушены. Увидев приближающееся к ним пламя, разносимое потоками горючего, драконы попрятались в воду, чтобы избежать возможного удара. Не тут-то было: чёрно-золотые вечерние волны вздыбились едва ли не до небес, словно по ним ударил паровой молот размером с гору, гора эта поглотила большую часть хищников, а выжившие мигом забыли про свою охоту. Та часть стада, которой посчастливилось уцелеть, была уже далеко от водоворота. На спине самого крупного дельфина колыхалась обложенная пробковыми листами корзинка, из оконца которой выглядывала пара чёрных трепещущих глаз. Это был единственный житель старенькой плавучей деревни, до которого не добрались молнии. Дельфин осознавал, насколько ценный груз ему доверили, и не оборачивался на руины, а вот ребёнок оторваться от увиденного был не в силах. Прежде чем его дом поглотили низкие тучи пепла, живая смертоносная гора медленно развернулась вокруг своей оси, и в свете закатного солнца, напоминающего жуткий ослепший глаз, стало отчётливо видно, как вершину громадины изнутри озарили две вспышки плазмы. Трёхлетний мальчик хорошо осознавал, что за пределами корзинки ему нет спасения, и всё же что-то настойчиво звало его наружу. Какой-то трубный нечеловеческий зов. Какой-то ясный глас всё громче взывал к нему, наполняя все его чувства бурлящей силой, о существовании которой в человеке он раньше и представить себе не мог. Дрожа от страха и чрезмерного нетерпения, ребёнок начал выбираться из корзинки — до того отчаянным было его желание снова увидеть маму и убедиться что случившееся являлось только невообразимым сном, океаническим миражом, одним из мириад. Дельфин это почувствовал и сильно взбрыкнул. Мальчик неловким клубочком откатился к пробковой стенке, однако ремешок на животе его плавучего опекуна ослаб, и крохотное судно начало соскальзывать в волны. Окошко не было закрыто. Малыш хотел закричать, но вода ворвалась в корзинку, и он привычно лёг на дно, забрызганный с ног до головы. Ни на секунду не прекращая дрожать, он ожидал нового удара. Прошло несколько минут, и мальчик понял, что его кораблик уцелел... но с прежней скоростью идти уже не сможет. В горле пересохло, очень хотелось спать. *** — Саль, ты только глянь! Как мы могли рассчитывать на припасы в такой безупречной скорлупке? — хриплый мужской голос будил не хуже слепящей зари по мере того, как две могучие руки с хрустом отрывали крышку над головой. — Это же всего лишь малыш! Дул тёплый ветер, в небе плыли лёгкие пушистые облачка, а на пути у солнца вдруг оказалась жутковатая рыжеусая морда в татуировках. Пробудившийся найдёныш вздрогнул. Немолодое лицо было рябым от белых чернил, веснушек и причудливых шрамов, из носа и ушей торчали костяные кольца и зубцы, светло-серые глаза глядели с отчаянным любопытством, но удивительнее всего выглядела шея, у самого подбородка покрытая щелеобразными отверстиями, которые подрагивали и раздувались почти на каждом вдохе. Мальчик видел такое только у крупных рыб, приносимых отцом домой на ужин... Заурчало в животе, и подняться на ножки уже не было сил. Человек это заметил, поднял ребёнка к себе на колени, затем помахал кому-то своей длиннопалой рукой в перчатке. Из океана на носовое бревно плота взметнулось нечто белоснежное, очень длинное, сверкающее. На фанеру под самые ноги шлёпнулась парочка увесистых надкушенных рыб. Мальчик поднял изумлённые глаза. У гребенчатого морского дракона-альбиноса с сияющей на солнце чешуёй тоже были усы, только очень светлые и длинные, под стать вытянутой морде. Не разжимая хватки, хозяин плота благодарно почесал чудищу кончик носа и пинком отправил будущий ужин в таз, висящий на соседнем выступающем бревне. Дракон был явно дружелюбен. И притом поразительно красив для змеевидного океанического хищника. — Я могучий Гролок-Подводник, а это моя драгоценная Саль, подруга дней моих суровых, — без промедления представил ребёнку незнакомец себя и своего невероятного друга. — Устраивайся удобней, здесь тебя накормят, водичку мы из туч тоже собрали, только вычистить из неё пепел осталось... Но это ерунда, я из черепа иглоноса такое ситечко извлёк — нам оно теперь любую баланду отфильтрует до молекул! Сам-то говорить умеешь? Назовись, если не трудно. Ну а если не умеешь, я сам придумаю тебе название. — Нет-нет, скажу! — пискнул малыш в испуге. — Я Лиан-Чу! Меня так зовут мама и папа… так называли они меня. Крупный рыжеусый человек горестно вздохнул и почесал вздувшееся отверстие под подбородком. — Значит, будешь моим Лиан-Чу. Надолго, думаю. Не стоит поворачивать на юг, дом у тебя теперь на этих брёвнах. — А мама? — неуверенно спросил малыш Лиан-Чу, теребя ссадинку на локте. — Тебе, я вижу, года три, не меньше… вовремя же она мне тебя поручила! — быстро нашёлся с ответом рыжий великан, демонстрируя ребёнку счастливый оскал из редких, но внушительных зубов. — Буду растить тебя большим и сильным, чтобы все морские дьяволы сворачивались пред тобой в узлы! Вряд ли у меня когда-нибудь появятся свои детишки, практикой проверено — а так хоть человеческую душу воспитаю! Найдёныш возражать не стал. Он для этого сейчас был слишком голоден и измотан двадцатичасовой качкой.