Темнота его чёрных глаз

«Странно. Так странно просыпаться рядом с ней.» Первое, о чём подумал Джон, осторожно вытаскивая затёкшую руку из-под головы Теодоры. Стараясь не потревожить девушку, он придвинулся к спинке кровати. Тео крепко спала. Её ресницы подрагивали, а брови периодически хмуро сходились на переносице. Непослушный локон легко колыхался от размеренного дыхания. Джон же хотел было коснуться её, но тут одёрнул руку, не желая рушить хрупкий момент покоя. Кто знает, сколько ещё продлится эта блажь. Глубокий вдох. А затем — выдох. Когда же он успел так проколоться? Остановка в Химворде была спланирована и не сулила ничего важного. Джон не ставил перед собой цели по спасению мира, уповая на имеющиеся способности. Он… Чего он хотел? Остановить бесконечное беличье колесо, в которое год за годом закручивалась сама жизнь? А, может, ему необходимо было найти хоть какой-то ориентир, просто чтобы почувствовать себя живым? Вечность — это и дар, и проклятие. Был ли ошибкой тот порыв, позволивший обернуться на оклик незнакомки? Отталкивать, сторониться, грубить или язвить — надёжная тактика, срабатывающая всегда, стоило очередной прелестной даме начать подбираться ближе. И в этот раз она не сработала. То и дело привычную густоту серых красок разбавлял звонкий смех, доносившийся из соседнего квартала, сопровождавший трепетный аккопанемент скрипки; шорох подола её платья скрывался в тени коридоров госпиталя, так отчётливо различимого среди стонов отчаяния и боли. Почему он не смог противиться её настойчивому желанию отправиться с Нойманном к гауптману? Что ж. Джон был уверен, что мрачная и неприятная поездка для столь чувствительной особы наверняка отобьёт всякое желание и впредь крутиться подле него. Но чего-то доктор Робертс не предусмотрел. В памяти чётко отпечатался контраст непоколебимой решимости на её лице с лёгкой дрожью хрупких плеч, обтянутых бархатом, которую она пыталась скрыть в напускной спешке. Минутой позже он уже не мог отвести взгляда от пухлых губ, то и дело сжимающихся в тонкую линию, лёгкую складку, напряженно залегшую на лбу, выдающую ворох смутных мыслей. Джон отметил, что стоит Теодоре решить, что на неё никто не смотрит, как та отпускает поводья контроля и настоящая буря с силой рвётся наружу. Что-то кольнуло. «Что же это? Желание… Защитить?» — подумал он тогда. Незримое поле заставляло бездумно тянуться к девушке, отключало разум. Помогало ощутить нечто давно забытое и утерянное, без надежды на возвращение. Встретившись с ней взглядом — не смог сдержать улыбки. И это было так… Искренне? Привычная насмешка в адрес людской слабости перед грядущим, так старательно навязываемая величием Властелина, в миг отошла на второй план. После… Почему он вышел в тот дворик брошенного дома за ней? Атмосфера загадочного сада позволила открыться. Остроты — перешли во флирт. Когда же он коснулся её руки… «Что это? Странное тепло. Где-то внутри. Я… Чувствую? Вновь? Это ни смятение, ни злоба. Привычную пустоту будто что-то заполняет. Покалывание в кончиках пальцев. Мне… Трудно дышать? Я не понимаю.» Разряд. Энергия влилась в сердце с новой силой. Забилось, забурлило. Напор заставил Джона дёрнуться назад, стыдливо отступить, сбежать. Уткнуться в спинку прелого дивана и считать секунды, пока она пройдёт мимо. Глупо и жалко. Но столь необходимо. Нужно понять, разобраться. Наваждение? На следующий день стало ясно, что нет. Как только стоило гауптману открыть свой грязный рот. Тронуть её своей поганой рукой. Тогда Джон вновь почувствовал. Нечто тёмное. Нечто, жаждущее крови. Томас предупреждал. А каждую последующую случайную встречу с Тео новые ощущения усиливались. К ним примешивался страх. Давно забытый, брошенный в самом начале Пути. Яркий спектр сбивал с толку, позволяя воспринимать окружение по-другому. Всевозможные оттенки размывали границы прежде унылых пятен. Рядом с ней палитра стала многогранной. Томас предупреждал. Говорил, не делать глупостей. Джон не послушал. Разум заглушил стон, сорвавшийся с её губ. Рациональный довод — затерялся в смятых одеждах. Всё, что смазанной тенью отражало его естество, вмиг пропиталось ей. Эйфория захватила Робертса, напрочь снося крышу. Случившееся не поддавалось объяснению, а стереть с лица улыбку не получалось от слова совсем. Однако, спустя пару часов это произошло не по его воле. Ровно в тот момент, когда на пороге госпиталя оказался Лоуренс, из последних сил удерживающего на руках окровавленную Тео. Джона будто парализовало. Весь его мир сузился до еле уловимого пульса мисс Эйвери. Та, которая прежде искрилась жизнью, умирала. Томас предупреждал. Поэтому Джон послал за ним. — Ничего не получится, Джон. Её не спасти. Мне жаль. — Нет, должен быть выход. Джон попробовал ещё раз. Выдохнув, обратился внутрь себя. Воззвал к Энергии. Она должна была откликнуться, она всегда помогала. Всегда. Нужно было только дотянуться до нужной нити. Но Теодора не реагировала. — Остаётся только один вариант… — Какой? Томас поёжился. — Какой же, друг, скажи, прошу тебя! — Будут последствия. — Я готов на всё. Ради неё. — Ты уверен? Вы знакомы не так давно… — Томас, она помогла мне вновь ощутить вкус жизни. Показала, что потеряно не всё. — Что же, — Томас сдался. — Целью этой поездки и был поиск прежнего «тебя». — Я верну ей долг. — Боюсь, после тебе придётся оставить её. Нельзя сближаться ни с к… — Но меня же ты спас. — Это… Впрочем, неважно. Ты не отступишься, я понял. — Что я должен делать? Из воспоминаний Джона вырвал резкий приступ боли. Голову сжало тисками, а покалывание в пальцах становилось всё отчётливее. «Только не сейчас.» Сосредоточившись, он принял поступивший сигнал. Энергия. Угольные вспышки, испещрённые аметистовой крошкой. «Чёрт.» Джон спустился с постели. Прохлада паркета отрезвляла. Но самым надёжным средством для того, чтобы прийти в себя, был чай. Аромат ошпаренных листьев помогал вернуть ясность ума и снять беспокойство. А беспокоил его Томас. К посланиям, использующих Энергию, он прибегал очень редко, лишь в самых крайних случаях. Концентрация тьмы превышала проблески в разы, не предвещая ничего хорошего. «Да где же этот проклятый бергамот.» Мужчина судорожно осматривал кухонные шкафчики один за другим. Кофе — в избытке. Но никаких следов чая. — Джон, всё впорядке? — сонно протянула Теодора. — Твоя… — М? Доброе утро, — он обернулся. — У тебя есть чай? — Твоя спина… «Чёрт.» — Забудь. Как забыл он сам. — Хм, — девушка укуталась в одеяло. — Красная коробка в глубине левого шкафчика. Джон слегка поморщился, отыскав одноразовые пакетики. Он не считал подобную труху достойной того, чтобы её заварить, однако, это лучше, чем ничего. И вот лёгкий аромат помогает переключить внимание. Робертс выдохнул. Он слишком долго был один. — Как насчёт чашечки кофе? — мужчина примирительно улыбнулся. Получилось неважно. — Белая кружка. — С надписью: «Лучший журналист»? — Специальный приз на ежегодном вручении. — Но… — О, молчи, прошу. Это не так жалко, как выглядит. — Понял-понял, — он подавил смешок. — Пожелания? — Кнопка «капучино», программа всё сделает. Джон послушно выполнил инструкции. Горячее молоко постепенно превращалось в пенку. Должен ли он сделать над собой усилие и открыться ей? Разве это не первый шаг на пути к сближению — доверие? Тягучий аромат зёрен добавлял напитку глубины. Мужчина поджал губы и вздохнул. Так уж повелось, что за «дар» приходится расплачиваться. У всего есть цена. Ошибки — непростительны. Полученные отметины должны напоминать обладателю о каре, постигнувшей любого из круга, не способного играть по правилам. Лашанс, к примеру, активно демонстрировал шрам, даже благоговел при виде собственного отражения. Томас — прятал, не желая касаться этой темы, и замолкал. Поэтому Джон часто задавался вопросом: почему в его случае было выбрано место, почти сокрытое от глаз носителя? Поставив напитки на тумбу, Робертс присел на край кровати. И тёплые ладошки тут же обхватили его сзади. — Осторожно, твой кофе, — он не удержался от смешка, когда Теодора зацепила его бок ногтями. — Я подсматривала. Кружки уже на… — она ахнула. — Неужели ты боишься щекотки? — Я не… Стой! Но догадливая мисс Эйвери смекнула быстрее возражений доктора и пустила в ход неуловимую комбинацию лёгких царапаний и покусываний. В течение первых секунд Джон старательно стискивал зубы, сдерживаясь изо всех сил. Тщетно. Его бархатистый смех наполнил комнату, звонко отражаясь от стен и теряясь в шорохе пухового одеяла. В уголках глаз собралась влага. — Получи, получи! — вторила распалённая азартом Теодора. — Ах, так? — с трудом выдохнул Джон и одним движением потянул девушку на себя. Тео ловко вывернулась и коснулась губами его щеки. — Этот раунд за тобой. — Хочешь повторить? — Может, позже? Дай отдышаться. — Ну, — она потянулась за кружкой. Потуже обернувшись одеялом и скрестив ноги, села напротив Джона. — Не знала, что ты умеешь смеяться. Он же демонстративно прикрылся доставшимся ему уголком. — Формально, я всё ещё человек. — Просто ты был таким, — Тео сделала глоток и довольно хмыкнула. — Собранным? Слишком сосредоточенным? — И всё рассыпалось в прах, когда рядом оказалась ты. — Да, зашла в таверну на свою голову. — А ведь я тогда с трудом завершил композицию. Пальцы перестали слушаться. — Почему? — Пристального взгляда незнакомки уже недостаточно? — он лукаво поднял бровь. — Я что-то ощутил, не знаю, с чем сравнить, чтобы ты могла представить. Как слабый огонёк керосиновой лампы. — Комплимент на миллион. — Я имел ввиду свечение. Своеобразный знак. Что-то, способное рассеять тьму. — О какой тьме ты говоришь? Мужчина задумчиво покатал жидкость по фарфоровой кромке. Озвучить ответы на вопросы, которые он и сам искал так долго, было не просто. На мгновение ему показалось, что скажи он, признайся вслух и хрупкое равновесие будет нарушено. — Когда кто-то, вроде меня, заключает контракт, — он старался подобрать верные слова, — человек позволяет Энергии постепенно наполнять себя, жертвуя частью целого взамен. Но осознание приходит годами позже. — Странно, я ничего не замечала… — Этим ты и уникальна. Тогда, в поместье, я понял, что ты — прежняя. Искришься жизнью, говоришь, руководствуясь порывом. Как и прежде, тобою двигали импульсы. — А как изменился ты? — Соприкасаясь с энергией, мы утрачиваем способность любить. На первый план выходят классические пороки, вроде власти и общего обогащения. Похоть — да. Но не искренность. И упиваясь подобным без ограничений, не имея стоп-кранов, без страха смерти, ты ходишь кругами. Снова и снова. Поначалу, это забавляет. Он потёр переносицу. — Однажды я понял, что пуст. До невозможности. И даже не сразу нашёл источник проблемы. Но некая неполноценность стала ощущаться всё больше. Тогда я и предложил Томасу сменить обстановку в надежде найти ответы, — Джон встретился с Тео взглядом. — И нашёл тебя. Девушка ахнула. Пусть Робертс не сказал напрямую, она быстро сложила два и два. Позже он подбёрет более подходящий момент. Отставив пустую кружку, Тео подвинулась к Джону и прижалась к его груди. — Хотела бы я, чтобы каждое утро было таким. — Полагаешь, наивно думать, что у нас получится? Он пропустил витиеватые пряди волос между пальцами. Склонив голову, поцеловал макушку. — Мне тревожно. Все эти загадочные силы и мрачноватое поместье с его обитателями не добавляют уверенности в завтрашнем дне. — Мы во всём разберёмся, обещаю. — И сейчас ты скажешь, что пора возвращаться? — Томас пытался связаться со мной. Нам стоит… — Тогда я требую общий с тобой номер, — хихикнула она, запуская руку под одеяло. — Я позабочусь об этом, — выдохнул он ей в губы.

***

Дорога не заняла много времени. У парадного входа их встретил дворецкий. — Доктор, мистер Хэйнс просил о встрече с Вами. Он прибыл около часа назад и ожидает в своих покоях. — Благодарю. Распорядитесь, чтобы багаж доставили ко мне. — И вещи мисс? Робертс утвердительно кивнул и дворецкий откланялся. В спальном крыле было тихо. Слишком тихо. Джон старался добраться до нужной двери как можно быстрее. Он догадывался, что его ждёт. Очередное «тайное поручение» Фальконе не могло пройти гладко. Последнее время Томас всё чаще выбивался из сил, с трудом добираясь до поместья обратно. И отказывался делиться какими-либо подробностями. Два чётких стука с перерывом в две секунды. И два стука в ответ, выбиваемых тростью по паркету. — Я не один, — предупредил Джон, входя внутрь. Заметив Томаса, он бросил через плечо: — Тео, запри дверь. Его друг неестественно согнулся в кресле, с трудом удерживая себя в сознании. — Мигрень, тошнота? — Джон опустился рядом, мигом проверив реакцию зрачков. — Будут, если продолжишь. — Способность дерзить — хороший знак, — он постарался перевести всё в шутку, как заметил в уголках губ… — Кровь? — Не дотёр. Томас сдавленно кашлянул и махнул рукой. Поодаль стояли привычные медикаменты. — Тео, подвинь крайнюю стойку и возьми кейс с зелёной этикеткой. Джон подхватил Томаса под руки, принимая его вес на себя. Опершись, Хэйнс добрался до кровати и послушно принял лежачее положение. Доктор наскоро ополоснул руки дезинфицирующим раствором и принял у Теодоры коробку с ампулами. Смешав необходимый по концентрации состав, он подцепил бутыль на стойку. — Давай, — Джон помог Хэйнсу расстегнуть рубашку, чтобы высвободить руку, но, заметив его косой взгляд, добавил: — Она не смотрит, не стесняйся. Томас было закатил глаза, но тут же болезненно зажмурился. — Не напрягайся, — Робертс закрепил катетер. — Даже бессмертным нужны витамины, согласен? А, нет, не отвечай. Отдыхай. «С этим пора завязывать.» — Засеки полчаса, а после прокрути колёсико на деление назад, — обратился он к Теодоре. — Справишься? — Конечно, — девушка сбросила пальто на кресло и подошла ближе. — Уходишь? — Нужно прояснить некоторые вопросы. Я скоро вернусь. Смазано коснувшись её щеки, поспешил выйти за дверь. Минуя лестничные пролёты, Джон старался обдумать следующий шаг. Играть с Фальконе в поддавки он не намерен, но и идти напролом — не лучшая тактика. Витторе хитёр, обходителен. К тому же, подле него зачастую крутится Лашанс, что слегка осложняет дело, смещая баланс сил. Возможно, стоило попробовать добиться правды от Томаса, но если не срабатывало раньше, то пора бы и перестать биться о стену и самому выйти на передовую. Робертс не постучал в дверь кабинета. Не успел. В ту же минуту перед ним предстал Люсьен. — Мы ждали Вас, доктор. Позади него на небольшом постаменте возвышался Фальконе, кисточкой смахивающий незримые пылинки с большого гобелена. Золотистые нити пронзали полотно насквозь, складываясь в слова: «Однажды, в свете хаоса ночного, Обманного в иных глазах, Дитя бежит навстречу не иному — Явному. Прямо в сердцах Переступит порог людского, Примкнув к Величию, Которое зовёшь ты за собою. Не торопи. Дай время. Позволив цвету обрести своё сияние Не отбирай, а дай смелее подойти. Тогда и сила возродится в обещании Служить не одному лишь Зову, А более глубинному. Иному.» Люсьен втянул Джона в кабинет, растягивая губы в довольной улыбке.