Двадцать лет спустя
На улице было достаточно тепло. Солнце, редко выглядывающее из-за облаков, не достаточно хорошо прогревало землю, однако благодаря ненавязчивому, слабому ветру воздух был приятным, и его чистота, влажность, сохранившиеся после недавно прошедшего дождя, всё ещё били в нос. Тёмно-зелёная, поникшая трава виднелась на обочине дороги; на равнинах, через которые простирались поля, и свидетельствовала о близости наступления лета. Сквозь влажный снежный покров, который ещё остался на некоторых участках земли, пробивались яркие, маленькие цветы. Здесь же, посреди полей и недалеко от спокойного ручья, стоял старый, покосившийся дом, в котором, судя по его состоянию, уже довольно давно никто не жил. Он пережил уже ни одну зиму, пустуя, без горячей печи; разваливался, гнил, от его окон остались только рамы, а внутри — безжизненно, грязно, пусто. Малочисленные и редкие люди, что забредали сюда, частенько задавались вопросами: как давно этот дом пустует? Сколько ещё ветряных порывов выдержит эта конструкция, и после чего такая прочная крыша, бывшая ещё во внешне хорошем состоянии, всё-таки не выдержит и провалится, дав понять всем то, что этот дом уже окончательно потерян, пусть в нём и остались капли жизни в виде оставленных, точно в спешке, фотографий; запылённых книг, которые оказались не нужны даже ворам, разорванных писем, что раньше были сложены в расписную, деревянную шкатулку, а сейчас были не нужны даже для того, чтобы растопить огонь. Остатки мебели, клочки бумаги, разрисованные, местами ободранные обои и аккуратно сложенные грязные шторы — было интересно всё это рассматривать и представлять, как на этом пианино кто-то играл, осторожно нажимая на клавиши и стараясь не ошибиться с нотой; как кто-то слушал музыку, льющуюся из инструмента, когда как в другой комнате — вели диалоги о самом разном, о чём-то крайне серьёзном и совершенно неважном, когда как на кухне горела печь. На столе стоял ещё не остывший чай, а где-то там, в стойле, ржали лошади, который, как оказалось, приручить было уж очень нелегко и, несмотря на то, что они были домашние, они не хотели так просто даваться в руки новым хозяевам. Крупицы чужой жизни, оставленные здесь, увлекали не меньше приключенческого романа и мотивировали думать; фантазировать, представлять и задаваться вопросом: «а что если», на который теперь не было совершенно никакого ответа, что только сильнее интриговало и делало всё это более загадочным и таинственным.***
— Лейф, ты идёшь? — громко произнесла девушка, которая стояла около мотоцикла и пребывала в длительном, томительном ожидании. Лейф Матсон, который стоял посреди пустой столовой в этом доме, на длинной деревянной лавочке, и рассматривал комнату, выходить не торопился, а зов Моны и вовсе не расслышал: он слишком сильно был увлечён своими мыслями; построением догадок, теорий, и мало что было способно его отвлечь в тот момент. По истечении пары минут, Хенриксон, уже уставшая ждать снаружи, выдохнула и покачала головой, а после шагнула в дом и осторожно, нерешительно ступала на доски, боясь, что от её слишком резкого шага вся конструкция рассыплется и она провалится, чего девушке уж очень сильно не хотелось. Лейф, что продолжал оставаться в столовой, заметил вошедшую в комнату Мону и повернулся к ней. Взгляд девушки ни на чём не концентрировался: продвигаясь вперёд, она осматривала помещение, подмечая, в каком запустении всё здесь находится. Эта картина не вызывала в ней приятных чувств, однако, судя по тому, как здесь спокойно стоял Лейф и с каким упоением смотрел на всё это, в помещении он чувствовал себя свободно и расслабленно. Было любопытно увидеть его таким: заинтересованным, живым, и как будто бы впервые за долгое время дышащим по-настоящему чистым и свежим воздухом. Запущённое и запылённое убранство этого дома, о котором можно было судить ещё снаружи, не удивляло девушку; а вот то, как сильно всё это заинтересовало Лейфа, всё же показалось несколько любопытной и новой деталью. Ведь, пусть они и знали друг друга уже далеко не первый день, но никогда ранее она не замечала за ним тяги к заброшенному. И, сколько бы раз они уже не посещали подобные дома, никогда ранее она не видела в нём подобного. А здесь перед её глазами предстало нечто новое — деталь в личности человека, которую она стремилась запомнить. Со стороны могло показаться, что для Лейфа это личное, или данное место как связано с важным или решающим периодом его биографии, а потому не особо сильно хотелось ему мешать и так постыдно нарушать тот покой, что стоял сейчас в этой комнате. Тем не менее, ответ мужчины, несмотря на то, что судя по виду, он был сейчас где-то в своём мире, последовал практически незамедлительно. — Прости: я слишком сильно увлёкся и совсем забыл о том, что мы опаздываем, — голос Лейфа был мягким, чистым, и тянулся плавно, неторопливо, и он чем-то напоминал сладкий, тянущийся мёд. Мужчина посмотрел на часы, увидев, что уже два, и они к этому моменту уже должны были быть на месте. — Ты знаешь, кто тут жил? — Лейф закинул голову назад и посмотрел на потолок. Мона медленно прошла внутрь, и провела кончиками пальцев по единственной кухонной тумбе, которая осталась здесь. Пыль была нормальным явлением для этого места, как и наличие мусора, разбитых стёкол, которые кто-то решил не жалеть. — Одна семья, информация о членах которой ушла вместе с ними глубоко под землю, — Хенриксон пожала плечами и посмотрела на пыль, что осталась на кончиках её пальцев, и растёрла её. — Я знаю только, что они разводили животных. Занимались сельским хозяйством. Отец работал в городе, мать — в свободное время вышивала и, говорят, что у неё выходило очень даже красиво, — Мона прервалась и слабо улыбнулась. — Ты не бывал в других комнатах? Может быть там сохранилось что-то из того, что она вышивала? — Я изучил всё, — ответил Матсон и перевёл взгляд на Мону, ленивым жестом повернув голову в её сторону и наклонив её набок, — но не нашёл её работ, — в этих словах прозвучала доля печали. Всё же было интересно найти что-то, что связывало бы настоящее с прошлым и, возможно, раскрывало душу одного из прежних жителей этого дома. — Я задержался здесь, потому что хочу понять… — выражение лица мужчины было задумчивым. Эту мысль, однако, он не закончил, но Мона поняла, что он имел в виду. Хенриксон осторожно поднялась на лавочку, сначала ступив на неё одной ногой и проверив устойчивость, а после встав и двумя ногами. Матсон взял её за руки, достаточно ласково и нежно коснувшись её ладоней, и посмотрел по сторонам. — Но я не обыскивал шкафы и тумбы, а лишь рассматривал стены; интерьер, в надежде, что что-то интересное было вывешено и ни кем не стащено. Как я и не трогал фотоальбом, письма - в одной из спален навалом этого добра. Но мне показалось, что с моей стороны было бы очень неправильно рыться в чужих вещах. Тем более как для детектива, — на его лице появилась лёгкая улыбка. — На твоём месте я бы это сделала. Ведь что может быть более интересным, чем изучать чужую жизнь? Собирать по крупицам историю? Выстраивать её таким образом, чтобы она вышла стройной, логичной, и, при этом, походила на правду? — Строить свою? — в ответ на это Мона хмыкнула и чуть покачала головой. — К сожалению, моя работа в другом, мой дорогой друг. И это меня почти никогда не удручает. Да и всё же, когда ты попросил меня подождать тебя на улице, мне сразу же показалось, что ты собираешься что-то отсюда вынести или сделать нечто, что мне видеть не стоит, — с ответом на эти слова Лейф не торопился: он отвёл взгляд в сторону, как будто бы над чем-то задумавшись. — Я хотел остаться с этим домом наедине и подумать. Пусть я и не разыскивал тайников, не стремился залезть в каждый угол, но всё же я ненадолго посидел здесь, на полу; проникся энергетикой и получил немного того, что мне нужно. Хотя, будь у меня возможность, я бы сейчас задержался здесь ещё ненадолго: уж больно родными мне кажутся эти стены, — мужчина хмыкнул и выдержал небольшую паузу. — Я чувствую себя здесь, как дома, и я хотел бы осмотреть всё ещё один раз. Ведь, возможно, я что-то упустил, или же в мою голову придёт ещё одна мысль, которая сможет тронуть мою душу. — Не волнуйся: у нас ещё будет шанс всё здесь изучить, — Мона осмотрелась, произнеся это тёплым и мягким голосом. Она остановила свой взгляд на стене, где сквозь ободранный кусок обоев виднелось заметное, чёрное пятно. — Я не думаю, что наш преступник упустил шанс зайти сюда: уж больно это хорошее место, чтобы спрятаться. И где, как не здесь, можно жить, находясь в тени? Вдалеке от других людей; скрывшись ото всех, кого ты не хочешь видеть — едва ли много кто по своей воле найдёт этот дом, особенно зимой. — А может быть он шёл сюда целенаправленно? — Мона кивнула в ответ на это утверждение. — Это имеет место быть. Дорога к лесу есть и через деревню и, он или вернулся обратно туда, рискнув, или правда предпочёл скрыться здесь. А может быть он и не планировал возвращаться? — Или он попал в лес после того, как побывал в этом доме, — Матсон пожал плечами. — Да, такое тоже возможно. Если он правда был здесь, — Мона вздохнула и отпустила руки своего коллеги, после чего также медленно спустилась с лавочки. — И, если это предположение как-то связано с реальностью, то, вполне возможно, что он бы оставил следы своего пребывания. Но как понять, что из этого принадлежит нашему гостю, а что осталось от прежних жильцов? По уровню ветхости? — Да, это было бы разумно. Если он, конечно же, не пользовался вещами, которые были оставлены этой семьёй. Но, будь этот дом зацепкой, мы бы получили множество ценных улик. Может быть, мы найдём здесь плед? Или кружку, на которой меньше пыли и грязи, чем на всём остальном? Или следы? Или совершенно ничего? — Лейф спрыгнул со скамейки вслед за Моной. и прошёл вперед, коснувшись стенки рукой, которая была в чёрной кожаной перчатке. Ветхость, болезнь, старость, боль, прошлое, затухание — именно эти слова приходили детективу на ум во время пребывания здесь. Несмотря на то, что от этих картин становилось жутко и дурно, желание находиться здесь всё же не покидало мужчину. Тяга всё рассматривать; тяга всё прощупывать; тяга вспоминать была неразрывно связана с тем, какой тонкой здесь была грань между прошлым и настоящим — Ты прав. Или совершенно ничего, — Хенриксон сделала небольшую паузу. — Пойдём: нас заждались. И хотя у них и есть много времени, но я не думаю, что они обрадуются, если мы задержимся ещё на немалое количество минут, — добавила Мона и направилась к выходу. Лейф, понимая, что они уже правда слишком много времени потратили попусту, пошёл вслед за девушкой, ведя по пустой стене своими пальцами. На входе он остановился и на последок он ещё раз осмотрел этот дом и глубоко, протяжно вздохнул. — Мы ещё не прощаемся, — шёпотом произнёс Лейф, быстро развернулся и вышел из дома вслед за своей напарницей.