На часах было десять утра. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь шторы и наполняли дом ярким светом. В помещении чувствовалась лёгкая, приятная теплота. Было ясно, что ещё с утра растопили печь, а потому воздух в доме успел погреться к этому часу. Освальд открыл глаза, ещё несколько туманно видя мир перед собой. Он нисколько не торопился вставать: желание поднять тело с кровати так сразу не возникло, потому что этот матрац казался ему едва ли не самым удобным из всех тех матрацев, на которых он когда-либо лежал. Было тихо, совершенно беззвучно и пусто. Дверь в комнату была закрытой, а на тумбочке стоял стакан воды, видно оставленный кем-то, кто уже давно встал и не мог упустить шанса осуществить ещё один жест милостыни. Увидев это, Освальд почувствовал себя ещё более уютно и слабо улыбнулся. На своём пути он нечасто встречался с проявлениями доброты, а потому подобное несколько не вписывалась в его картину мира и по-настоящему трогало.
Освальд медленно повернул голову набок, моргнул пару раз, и посмотрел в сторону окна, где сквозь маленькую щель между шторами было видно голубое, чистое небо, вид которого свидетельствовал о том, что погода этим утром была куда более приятной, чем вчерашняя. На душе было спокойно. Даже слишком спокойно. Мужчина закрыл глаза, представив, как солнце освещает сугробы; как по голубому небу плывут белоснежные облака и как он стоит где-то на вершине горы, любуясь пейзажем. А воспоминания о прошлом дне, несмотря на всю их мрачность, никак не напоминали о себе. Всё это осталось где-то далеко; как будто бы было очень давно и вообще даже не с ним. Освальду было проще думать о том, что всё это — страшный, ужасный сон, который более никогда не повторится, и что этот день, как и все последующие, пройдут куда лучше и в них не будет ни голода, ни холода, хотя в это верилось совершенно с огромным трудом. Ведь сейчас всплывала другая проблема: было необходимо разобраться, где он, как далеко он от его деревни, сколько ему потребуется времени, чтобы добраться домой, и не ожидается ли здесь в ближайшие сутки снова столь сильной метели, и есть у него шанс на то, чтобы успеть вернуться домой за сегодняшний день, без происшествий и до наступления темноты. Это ещё предстояло выяснить, при том как можно скорее.
Задерживаться здесь ему не было охота, несмотря на то, что эта ночь оставила после себя приятные ощущения: вкусная еда, тёплое одеяло, добрые люди — его даже не убили, пока он спал, и Освальд даже не очнулся привязанным к кровати. Всё это оставило свой отпечаток и всё это Освальд запомнил, но всё же совершенно не хотелось пользоваться чужой добротой, да и в этом не было никакого смысла: у него есть ноги, руки, шуба, и неужели он не доберётся до деревни?
Полежав ещё немного, Освальд надел свои свитер и штаны, после чего аккуратно заправил кровать и положил на край одеяла сложенную ночную рубашку. Рядом со стаканом воды кто-то добрый оставил расчёску и, подойдя к тумбочке, Освальд воспользовался ей, расправив свои перепутанные волосы. Он сделал пару глотков воды и, желая помочь, вместе со стаканом пошёл вниз по памяти, чтобы найти хозяев, ещё раз выразить им свою благодарность за предоставленный ночлег и узнать ответы на все вопросы, которые его сейчас волновали.
За столом, во всё той же столовой сидели Ирвинг и Сельма. Женщина разливала чай по кружкам и, увидев появившегося в дверях Освальда, ласково улыбнулась ему. Сегодня, как подметил Освальд, в этих двоих было куда меньше тревоги и волнения по случаю его приходу, что он сразу заметил из-за того, с какой теплотой и заботой теперь на него смотрели эти двое. Как подумал Освальд, за ночь они обсудили его персону и, судя по всему, их выводы были утешительными.
— Доброе утро, Вы будете завтракать? — спросила Сельма, достаточно ласковым голосом. По ней было видно, что она пребывает явно в хорошем настроении. «Видно ночь была спокойной», — подумал Освальд, глядя на девушку. На это предложение он ответил кивком головы и нерешительно подошёл к столу, заняв один из свободных стульев. Семьма встала и направилась к печи.
— Вам хорошо спалось? — спросил Ирвинг, посмотрев на Освальда. Он отложил газету, которую до того читал, и взял двумя руками кружку чая.
— Да. Я ещё раз хотел поблагодарить вас за…
— Не стоит, — Ирвинг громко поставил кружку на стол и провёл рукой по воздуху. — Я ещё вчера принял Вашу благодарность! — Сельма поставила тарелку с кашей напротив Освальда и села на своё прежнее место, взявшись за кружку чая. — Лучше расскажите, кто Вы. Куда Вы держите свой путь и как Вы здесь оказались, — Ирвинг нахмурил брови и скрестил пальцы рук. Освальд взял в руки ложку и начал размешивать масло в тарелке, не торопясь с ответом. Краем глаза он посмотрел в газету, что лежала на столе, и обратил внимание на дату. — Октябрьский выпуск: я редко езжу за свежими газетами, — продолжая хмуриться, Ирвинг откинулся на спинку стула и внимательно смотрел на Освальда, точно только своим пристальным взглядом был способен выпытать у него всю информацию, которая была ему нужна. Освальд, обратив взор в тарелку, съел одну ложку каши и, подождав ещё немного, начал неторопливо говорить.
— Последние полтора года я живу в Линкбрифе. Я оказался там при очень неприятных обстоятельствах и решил обосноваться, найдя себе дом по дешёвке, занятие, знакомых и устроив там свою новую жизнь. Но ряд проблем всё-таки давал о себе знать и от этого мне приходилось иногда работать больше, есть — меньше, а это нельзя назвать чем-то приятным, — Освальд нахмурился и сделал небольшую паузу. — Несколько дней назад я узнал, что в деревне, находящейся в шестидесяти километрах от моей, есть лес, где водится большое количество оленей, цены за шкуры которых там были едва ли не в три раза выше тех, которые я выручал у себя, — Освальд сделал паузу в речи и съел пару ложек каши, опустив взгляд в стол. Он рассказывал медленно, плавно, стараясь как можно более чётко выразить свои мысли и учесть все важные детали, опустив, при этом, те, которые, по его мнению, этой парочке не стоило знать. — Понимаете, я охотник: это мой основной заработок в последние месяцы, но я уже давно не имел никакого успеха: моя работа шла не так, мне удавалось едва ли поймать одного зайца или пару лис, а этим я себя не могу прокормить, — Освальд пожал плечами и покачал головой. — Потому, когда я об этом услышал, я практически сразу узнал, как связаться с местными охотниками, где там можно остановиться. И, найдя ответы, взял с собой лошадь, ружьё и собрался начать дорогу, — Сельма принесла ещё одну кружку и налила туда чай, поставив её напротив Освальда. — Я хорошо ориентировался по карте и путь был мне известен, а потому я продумал маршрут самостоятельно; отметил его на карте, сел на коня и двинулся в путь. Погода обещала быть хорошей, мы должны были быть на месте ещё до наступления вечера, и я планировал сразу же договориться с местными охотниками и уже следующим утром отправиться в лес. Возможно, я плохо всё продумал, — Освальд печально улыбнулся и сделал небольшую паузу. — Я точно плохо всё продумал, потому что ещё в дороге появились проблемы. Я решил сократить путь через горы, на ходу меняя маршрут, чтобы добраться скорее. Переоценил себя — с кем не бывает, — Освальд насмешливо хмыкнул, а после резко посерьёзничал. — Пошёл снег, что усложнило путь, один раз я всё же свернул не туда и чуть не заехал в Брайгферхилд, однако вовремя смог сориентироваться, — Освальд глубоко вдохнул. — Но до города мне так и не удалось добраться, — Освальд медленно выдохнул и покачал головой. Он прервался, какое-то время просто продолжая есть кашу. — Мой конь сорвался с узды, вместе со всеми припасами, которые я взял в путь, когда я привязал его к дереву и ненадолго отошёл. Какой же это было большой ошибкой… «Как хорошо, что карта у меня в кармане», — подумал я, но от блужданий это меня никак не спасло. Ведь там я, оставшись один посреди пути, принялся пытаться искать моего коня. Но он убежал так далеко, что я, даже обыскав все окрестности, так и не смог понять, куда он делся. Может быть кто-то уже украл его? А может быть он сейчас где-то в лесу? — Мужчина закачал головой, и на его лице выразилась печаль. — Вряд ли я когда-нибудь это узнаю. Но так я и заплутал: снег разошёлся, как и ветер, и уже было не так-то просто заглядывать в карту, когда как и я сам перестал понимать, где конкретно нахожусь; до дома, как и до той деревни, было неизвестно, сколько часов идти, и мне оставалось или ложиться в снег и умирать, или идти дальше и пытаться найти верный путь. Я выбрал второй вариант, — мужчина остановил свой рассказ. Выражение его лица стало серьёзным и он посмотрел на хозяев дома, ожидая от них какого-либо слова.
— Какая ужасная история, — ответила Сельма, прикрыв рот рукой и закачав головой. Этот рассказ она слушала внимательно, запоминая его детали, и всем своим видом женщина пыталась показать, как она сочувствует и сопереживает своему гостю.
— Это хорошо, что Вы вышли именно на наш дом. Мы о Вас позаботимся, — уверенным голосом добавил Ирвинг, взяв свою жену за руку и с заботой во взгляде посмотрев на Освальда. В ответ на это гость кивнул с понимающим выражением лица, и решил прямо не высказывать свою благодарность. Ирвинг чувствовал себя спасителем. Благородным рыцарем, чьи двери открылись для страждущего, и что он — неимоверно добрый и милосердный человек. Гордость за самого себя не позволяла ему держать себя менее статно и властно.
Ирвинг снова взял в руки газету, продолжив чтение, в то время как Сельма, глядя куда-то вдаль, пила чай. На какое-то время в столовой повисло молчание. Каждый думал о чём-то своём, пока Освальд ожидал появления новых вопросов, которые, как ему казалось, просто не могли не прозвучать. Он продолжал есть кашу, смотрел в окно и сейчас думал над тем, куда делся его конь и что заставило его так поступить. Ответа ни на один из этих вопросов у него не было.
— Куда Вы держали свой путь? А где Вы жили до этого? — спросил Ирвинг, оторвавшись от газеты.
— В Гершейглик.
— Это совсем недалеко от нас! — радостно воскликнул Ирвинг после небольшой паузы, точно сейчас ему сообщили чертовски прекрасную весть. — А где Вы жили до этого? Почему Вы решили перебраться? Наши края — суровые, и не каждый способен выдержать такие колючие зимы, — мужчина поджал зубы и свернул газету, крепко проведя пальцами по линии сгиба.
— Я родом с Альпийских лугов, — Освальд добродушно улыбнулся и посмотрел на Ирвинга. Второй вопрос он намеренно проигнорировал, продолжив доедать свою кашу. Сельма и Ирвинг переглянулись.
— Как бы там ни было, у нас — лучшее место для жизни. Чистый воздух, покой, свобода — что ещё нужно для счастья, — добавила Сельма и пожала плечами. Освальд, закончив с завтраком, положил ложку в тарелку и собирался уж было встать, чтобы пойти и помыть за собой посуду, как Сельма остановила его жестом руки и встала сама. — Что Вы, не стоит, я уберу, — женщина забрала посуду и вышла из-за стола. Освальд снова занял прежнее место и посмотрел на Ирвинга.
— Я могу узнать у Вас, как добраться до ближайшего поселения? Если я выдвинусь в путь сейчас, смогу ли я добраться до заката?
— Да, здесь идти совсем не долго, но после вчерашней метели единственную хорошую дорогу точно замело и, я боюсь, что путь для Вас будет слишком трудным. И зачем мы спасали Вам жизнь, если Вы потеряетесь вновь? — Ирвинг загадочно улыбнулся, выдержав небольшую паузу. — Потому, я предлагаю Вам задержаться до завтрашнего обеда: мой друг, Юнатан, который как раз живёт недалеко от Гершейглика, обещал к нам заехать, и он довезёт Вас туда, куда Вы попросите, я договорюсь, — удивление выразилось на лице Освальда. Он не мог поверить, что эти люди решили проявить к нему такую доброту. И у Вальди не было уверенности в том, что оставаться здесь — это хорошая идея. Потому, с ответом мужчина не торопился, и какое-то время молчал, сомневаясь, и всё-таки взял кружку с чаем, которую дала ему Сельма.
— Ну же, Освальд, соглашайтесь: сегодня на ужин у нас будет говядина. Будьте уверены: такого вкусного мяса Вы ещё никогда в жизни не ели. Вам у нас понравится, — добавила Сельма мягким голосом.
— Я даже не знаю, как Вас благодарить за всю эту помощь, — с долей растерянности в голосе ответил Освальд. Согласие он высказал неуверенно, посмотрев на Сельму, которая явно выглядела счастливой в тот момент.
— Давай договоримся так: ты поможешь мне взамен на то, что я помогу тебе. Сегодня — по хозяйству, а завтра с утра я предлагаю тебе вместе со мной сходить на охоту. Тут в паре километров есть один лес: думаю, мы там обязательно сможем кого-то поймать. Большое совпадение, что я тоже увлекаюсь охотой, и наша совместная работа точно принесёт большие плоды, — Ирвинг добродушно улыбнулся. — И, чтобы всё было честно, то, что мы поймаем, я заберу с собой. Как тебе моё предложение? Или ты хочешь попытать удачу? — ненадолго Освальд задумался, посмотрев на Сельму, которая к тому моменту уже вернулась за стол и наблюдала за разворачивающимся диалогом.
— Я согласен, — ответил Освальд, кивнув головой.
— Ну вот и славно! — радостным голосом воскликнул Ирвинг. — Тогда давайте с этим заканчивать, — мужчина допил свой чай парой глотков и вместе с кружкой вышел из-за стола, направившись к мойке.
***
Этот день прошёл быстро и спокойно. Как Освальд и пообещал, он провёл его с Ирвингом, занятый помощью по дому. Пока гость помогал Ирвингу разбирать старые вещи в небольшом чулане, тот успел рассказать ему половину жизни: где он рос, где учился, как впервые пошёл на работу и что совершенно не любил бездействовать, сидеть на одном месте и стремился ещё с юности быть в каждой бочке затычкой. Ирвинг рассказывал о своих вещах: про ружьё, подаренное ему дедом, про картину, которую тот выменял за гроши, и кучу остального хлама, который уже давно следовало бы выбросить, да вот только вряд ли когда-нибудь Ирвинг к этому придёт и решится на нечто подобное, потому то это он счёл бы уничтожением истории; уничтожением своей души и себя самого, как будто бы во всём этом хламе и был он сам, словно это — его реальность, и никак иначе.
Освальд совсем ничего не рассказывал: он только слушал, впитывая информацию; вникая в чужую историю. И так было и за обедом, и за ужином, и в то время как они счищали снег, скопившийся у дома, сарая и на крыше за эту долгую ночь. Солнце светило ярко; работа была тяжёлой и от этого, несмотря на низкую температуру, мужчины всё равно умудрились вспотеть, но это точно было достаточной ценой для Вальди за то, что незнакомцы спасли его жизнь. Ведь если бы они не открыли дверь или не пустили бы его, то что бы с ним стало? Он бы так и замёрз на улице, оставшись один на один с природой, и это нельзя было назвать приятным исходом. А сейчас он был живым. И уже завтра, как верил, поедет домой, что всяко было лучше и чему нельзя было не радоваться.
Пока они были заняты работой внизу, уходом за свиньями, Сельма сидела в кресле и что-то вышивала. Она занималась этим часто в моменты, когда ей выпадала свободная минутка, и у неё иной раз выходили достаточно красивые картины, которые в последствие она выставляла на продажу, что было хорошим вложением в их семейный бюджет. Вера была занята готовкой. В их таинственным гостем ей так и не удалось познакомиться, а потому историю, как он оказался здесь, она выдумала сама. В ней было больше сказочных деталей; она была насыщенней, ярче и самой Вере хотелось в неё верить, а потому весь день, до самой темноты она ждала шанса на то, чтобы пересечься с Освальдом и расспросить его о том, как дорога завела его к их полям. Сельма пока молчала. Ирвинг и без того не собирался говорить ни слова, а потому Вера хотела попытаться выяснить всё самой, вот только никак не могла отыскать повода это сделать. И, пока Вера пыталась найти идеальный для осуществления план, мальчики были заняты уборкой и каждый думал о чём-то своём. Потому совершенно никто не сидел без дела, и Освальд ещё к обеду почувствовал себя частью этой семьи; как будто бы он не гость, незнакомец, случайно забрёдший не туда, а близкий, родной человек, к которому здесь относятся с уважением, понимаем, любовью. Потому, в этой компании мужчина был расслаблен, при том ему было в какой-то мере здесь даже лучше, чем в своём пустом доме, где он был одинок, когда как здесь звучали истории; слышались голоса, перемещались люди и все были заняты какой-то деятельностью; стол был полным, что совершенно точно отличалось от того, что Вальди видел у себя в течение последних пары лет.
Вечер также прошёл спокойно: вся семья провела его в гостиной, с книжками, где они по очереди зачитывали небольшие отрывки, пока Освальд был единственным, кто просто слушал и вникал, наблюдая; изучая и стремясь понять, кто все эти люди и что они из себя представляют. Всё это время Освальд сидел в кресле с несколько глупой улыбкой; молчал, и успел даже проникнуться какой-то теплотой и поверить в абсолютную чистоту мотивов Ирвинга и Сельмы. Может быть им было попросту не хватало связи со внешним миром, и именно поэтому они и приняли его у себя так просто, впустив в свою жизнь. Именно эта мысль и укрепилась в голове мужчины, а когда небольшое мероприятие закончилось, он отправился в отведённую для него спальню, с чувством спокойствия на душе прилёг на кровать и взялся за одну из книжек. Освальд осмотрел обложку ощупал пальцами её шероховатую поверхность. Золотистыми буквами на зелёной картонке было выбито название, которое кто-то уже успел обвести ручкой несколько раз, отчего оно стало совершенно нечитабельным. Но не успел Освальд приступить к чтению, как раздался стук в дверь, и мужчина от неожиданности вздрогнул и посмотрел в сторону входа, неуверенно и громко произнеся: «да-да». Он положил книгу рядом с собой и повыше поднял подушку, скрестив пальцы рук и положив ладони на бёдра.
Дверь открылась, и в комнату заглянула Вера, которая выглядела довольно-таки робко и не торопилась переступать порог. Удивление выразилось на лице Освальда, когда он увидел такого гостя.
— Можно войти и спросить кое-что у Вас? — нерешительным и смущённым голосом спросила Вера. Освальд, немного подумав, кивнул головой.
Он пристально смотрел на девочку, которая осторожно шагнула в комнату прыгающим движением и прикрыла дверь. По ней стало заметно, что она обрадовалась согласию, однако торопиться с тем, чтобы озвучить свой вопрос, девочка не собиралась. Первым делом Вера изучила комнату, при том достаточно внимательно. Пусть она уже и бывала здесь, но сейчас это помещение выглядело иначе: в появлением здесь жильца, оно как будто бы наполнилось светом и жизнью, пусть особо ничего в оформлении комнаты и не поменялось — даже шторы были всё также закрыты, а тонкая верёвка, на которой они держались, покрыта пылью. Девочка также обратила внимание и на книгу, которую взял Освальд, широко улыбнувшись от этого наблюдения, и после этого шагнула ближе, встала напротив кровати и убрала свои руки за спину, глядя на гостя и приготовившись к тому, чтобы говорить.
— Я недавно читала историю, которая очень сильно напомнила мне Вашу, — о том, откуда Вере известно, как он оказался здесь, Освальд решил не спрашивать, пусть удивление и выразилось на его лице. Можно было предположить, что её рассказала Сельма, которую он не видел практически весь день, и это казалось даже чем-то само собой разумеющимся. — А в другой книжке я видела историю, которая очень сильно похожа на мою. И, так как во всех книжках события закономерны, я сделала вывод, что и Ваш приход сюда что-то да и значит, Вы здесь не просто так и, я хотела бы узнать, не раскроете ли Вы мне Вашу тайну? — от этого вопроса Освальд широко, загадочно улыбнулся и приподнял свою бровь, какое-то время молча глядя на Веру. «Ох уж это стремление узнать чужие тайны», — с усмешкой подумал мужчина, который не двигался с места, пока взгляд Веры был полон надежды и какого-то детского интереса. Её даже не хотелось разочаровывать: уж больно светлым был весь её вид.
— Ты права, — начал Освальд мягким голосом, в котором звучали нотки коварства. Он сделал паузу, точно собираясь сейчас рассказать нечто чертовски интересное. — Всё это — не случайность, — от этих слов глаза Веры только сильнее загорелись. — И ты его обязательно узнаешь, однако — не сейчас, — улыбка ушла с лица Веры, которая ещё какое-то время смотрела на Освальда, понимая, что так резко не удастся всё выпытать, но это маленькое обещание девочка всё-таки запомнила и не собиралась выкидывать его из своей памяти. Перспектива ожидания удручала, но всё-таки, судя по всему, так было необходимо.
— Хорошо, — Вера кивнула головой. — Но только пообещайте, что я точно это узнаю.
— Обещаю, — Освальд кивнул Вере в ответ, на что девочка почувствовала лёгкую долю успокоения, пусть в ней и оставалось недоверие. Однако, после этого, она развернулась и ушла, дав возможность Освальду спокойно продолжить чтение и подготовку ко сну. Следующее утро должно было начаться рано.
***
Так и случилось: они встали, позавтракали, взяли снаряжение, старого пса, встали на лжи и двинулись в сторону леса. К тому моменту на улице было ещё несколько темно, и звёзды, заполонившие небо, освещали им путь. Были видны очертания гор, неба, а фонарик помогал им проще ориентироваться в этом пути. Они шли медленно, дышали полной грудью и, в пути, Ирвинг продолжал говорить, как будто бы нашёл себе нового друга; того самого собеседника, которого ему не хватало долгие годы и он ухватился за Освальда, как за маленькую соломинку, без которой его дальнейшего будущего просто бы не существовало, и решил излить ему едва ли не всю свою душу. Большой, лохматый пёс шёл впереди, как будто бы был их проводником и указывал путь. Освальд молчал, внимательно его слушал и не мешал, видя, что Ирвингу это очень важно, и не желая проявлять незаинтересованность.
— Однажды я пошёл в лес в надежде встретить там зайца. Взял с собой ружьё, капкан, бутылку воды, лохматого, и всё было как всегда: те же действия, земля была твёрдая из-за снега, морозом пахло и лохматый всё ходил по округе, как будто бы не мог сосредоточиться и успокоиться. Он явно был не настроен на охоту и, судя по его поведению, хотел играть, резвиться, но никак не работать, — Ирвинг натянуто улыбнулся. Он рассказывал плавно, неспешно, и иногда поглядывал на Освальда, чтобы видеть, что он точно идёт рядом и внимательно его слушает. — Но я всё же угомонил его, посадил на поводок, чтобы он никого не спугнул раньше времени, и мы двинулись дальше в путь. Мы медленно ходили по лесу; искали следы, какие-то признаки того, что здесь побывали животные, и я вряд ли когда бы то ни было был столь же внимателен и также сосредоточенно всматривался в снег, к своему сожалению, ничего не находя. Это был мой первый опыт охоты: я хотел сделать всё правильно и вернуться домой с добычей, а не с пустыми руками, — Ирвинг ненадолго прервался, и его голос стал тише. — Но мои надежды не оправдались. Ровно как и твои в тот вечер, — Ирвинг снова взял паузу и искоса посмотрел на Освальда. — Мой пёс, кажется, кого-то увидел вдалеке, или же что-то, пока я высматривал зайчьи следы, и начал лаять, пытаться тащить меня в ту сторону. Я пару раз дёрнул поводок, но это его не останавливало, и всё же я решил ему поддаться и пойти за ним. Он бежал быстро, стремительно, как будто бы за нами гнался маньяк, и я уж было решил, что правда он погнал меня по подобной причине. И, в итоге мой пёс остановил меня около груды растерзанных зайцев, продолжая лаять: там их точно было около пяти штук, все их туши были свалены в кучу, а вокруг — кишки, кровь, мясо, — Ирвинг скривился, выразив на своём лице омерзение. — Кажется, что-то просто разодрал их ради того, чтобы разодрать, вытащил всё изнутри и не съел их, да даже не забрал себе штуку. Насилие ради насилия. Убийство ради убийства, — Ирвинг закачал головой. — Я не хотел никак с этим разбираться, а потому крепче взялся за поводок и собрался увести лохматого подальше оттуда: уж больно мне не хотелось там оставаться. Как вдруг, где-то между деревьев, я увидел быстро промелькнувшую фигуру. Мне показалось, что пробежал человек, при том где-то не близко и практически сразу же скрылся в гуще леса; ушёл с моих глаз и не дал мне себя рассмотреть. Мой пёс, как я видел, тоже его заметил и снова разлаялся, давая мне понять, что этот кто-то ему минимум просто ему не нравится. И тут, мне показалось, мне точно показалось как будто бы кто-то стоит за моей спиной и собирается коснуться меня, — Ирвинг на секунду остановился, положил руку на плечо и выражение его лица стало каменным. — Мой пёс потянул меня вперёд и я побежал. Я не оглядывался назад. Признаюсь, мне стало страшно. Я думал, что там кто-то был; что этот кто-то способен меня убить и точно собирается это сделать. А потому, я не собирался останавливаться. У меня было мало сил, но я продолжал бежать, ровно до того момента, пока я не увидел очертания своего дома вдалеке; мой пёс не снизил скорость, а я не понял, что за мной никто не гонится. Моё сердце тогда билось, как бешеное. Но, выбравшись из леса, я точно решил, что мне просто почудилось, а мой пёс, видно, уж очень сильно хотел домой, раз так упорно меня туда тащил. Да и мало ли, кто мог быть в лесу: те же охотники, любители лесных прогулок — мало как будто бы людей, которые этим промышляют, — Ирвинг насмешливо хмыкнул. — И я бы забыл эту историю, Освальд, и не рассказал бы её тебе, если бы мы не шли в лес, в котором всё это прошло, и если бы я не узнал историю, которую мне поведали парни в баре после этой охоты, — Ирвинг выдержал ещё одну паузу. — Они рассказали, что в этом лесу обитает монстр. Неведомое создание в обличии человека, которое забирает практически каждого, кто туда входит, и раздирает его своими когтями, вытаскивая все внутренности, выковыривая душу. Когда у него долго нет еды, он переходит на животных, или выбирается из леса, начиная охотиться в близлежащих домах на тех, кто имеет неосторожность выйти из дома за полночь или построить его слишком близко к границе леса. После этого я больше никогда там не бывал.
— Вы верите в монстров? — спокойным голосом спросил Освальд.
— Нет, но это не мешает мне опасаться. Да и я не слышал за все те годы, что живу здесь, ни одной истории, которая подтверждала бы этот рассказ, так что мне остаётся только верить, что всё это — глупые сплетни и попытки меня запугать. Так что нам с тобой ничего не грозит, и давай уже принесём оттуда что-нибудь полезное, а то я по-настоящему заскучал по хорошей добыче.
