Серый игрок

      Сколько прошло времени с начала перестрелки Николь не знала. Лишь затекшие из-за неудобной позы ноги говорили о том, что боевая стычка затянулась. Выстрелы звучали реже, но не смолкали дольше, чем на пятнадцать секунд.       Николь было восемь, когда она впервые увидела смерть. В тот день её отец занял место Дона и в их особняк пробрались враги. Она помнила темный тесный шкаф набитый верхней одеждой, в который её нещадно затолкнула мать. Минуты тянулись бесконечно, выстрелы не смолкали, а от паники сердце буквально рвалось из груди и глаза наполнялись слезами. Тогда же она, словно одержимая, начала отсчитывать секунду за секундной. Страх постепенно ушел, остались только цифры. Один. Два. Три. Четыре. Выстрел. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Выстрел. И так снова и снова. Счет остановился на цифре триста восемьдесят пять. Карлос, перепачканный чьей-то кровью, открыл дверку шкафа и сказал, что всё закончилось. И в следующий момент ошарашенную Николь стошнило на дорогостоящую одежду всем тем, что она съела на праздничном обеде. Как отреагировал Карлос, уже позабылось.       — Помогите!       Отчаянная женская мольба вернула Николь в реальность. Из коридора донеслись звуки бега и стремительно приближающихся к уборной громких шагов. Дверь резко отворилась, Николь затаила дыхание.       — Не подходи!       Французский. Эта несчастная либо работница ресторана, либо член Семьи Карбоне, но, учитывая в какой ситуации она оказалась, не самый значимый.       — Заткнись, — грубый мужской голос заставил сердце Николь сжаться.       Она слышала, как некто дал француженке звонкую пощечину, как повалил её на пол и жесткими угрозами заставлял молчать. По шуршанию одежды и неразборчивому протестующему мычанию Николь понимала, к чему всё ведет. И твердо решила бездействовать. Несмотря на душераздирающий плачь, переходящий в визг, и на жалость, которую вызывала эта девушка. Ей просто не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Но, возможно, удача повернется к ней лицом и кто-нибудь из людей Карбоне придет на помощь.       — Кто-нибудь! Помогите!       Николь крепче обхватила колени и сжала зубы, уставившись в одну точку. Это не её проблема. Выжить — вот главная цель.       — Заткнись! Заткнись я сказал!       Раздался неприятный звук, чем-то напоминающий то ли хруст, то ли щелчок, трудно было разобрать с точностью. За ним — сдавленный девичий крик. Николь широко раскрыла глаза от ужаса. Француженка рвано задышала, треснула ткань, брякнула пряжка ремня. Несмотря на боль, та девушка продолжала упорно сопротивляться натиску. То, что незнакомка все еще пыталась сохранить свою честь, затронуло какие-то невидимые струны души Николь.       Она, не давая себе возможности передумать, тихо-тихо, почти не дыша, поднялась на ноги и медленно повернула замок. Крепче сжав в руке туфлю, приоткрыла дверь и осторожно выглянула. Высокая, массивная, одетая в черное фигура возвышалась над хрупкой девушкой, шепча какие-то грязные словечки. Мужчина был настолько поглощен предстоящим актом насилия, что, казалось, не слышал ничего вокруг. Он находился к Николь спиной и, более того, отложил свой пистолет в сторону. Идиот.       Николь осторожно сделала шаг, затем второй, третий, бесшумно приближаясь к оружию и заранее продумывая план действий. А что, если пистолет разряжен? Что, если этот амбал услышит шорох ткани её платья? Что, если в уборную заявится кто-то еще из противников?       — Мой муж убьет тебя, ублюдок, — француженка рьяно вырывалась и крепко сжимала ноги, которые пытались развести.       — Да что ты? — мужчина резко схватил её за щеки, наклоняясь. — И где же он? Сказать тебе? — он провел языком по губам дрожащей от отвращения француженки, тихо добавляя: — Он уже мертв. И ты отправишься следом, дрянь. Когда я…       Раздавшийся выстрел прервал его фразу. Лицо бандита неестественно перекосилось, алые брызги разлетелись в разные стороны. Спустя мгновение бездыханное тело упало на девушку, позабывшую от шока как дышать. Она не могла заставить себя пошевелиться, лишь ощутила, как некто освободил её от тяжести. Француженка медленно подняла взгляд и увидела перед собой жену Младшего Босса, перепачканную в крови. Николь в свою очередь быстро наклонилась, когда та, вытаращив глаза, сделала глубокий вдох через нос, заполняя легкие. Предугадав, что может быть дальше, она закрыла рот девушки ладонью, тихо сказав:       — Не кричи.       Та чуть помедлила, затем слабо кивнула в ответ, неотрывно, словно заворожённая глядя в холодные голубые глаза. Николь бегло окинула темноволосую француженку, задержавшись на разорванной ткани, оголявший кружевной бюстгальтер, деформированном в области сустава плече, заметно припухшем запястье и разбитых в кровь коленях.       — Руку надо обездвижить, — сказала Николь сосредоточенно и выпрямилась.       Француженка молча наблюдала за тем, как та схватилась за усыпанный мелкой россыпью бриллиантов нежно-голубой подол платья, резко дернула рукой, нещадно отрывая кусок и оголяя колени. Затем присела перед ней, аккуратно подвязывая ноющую от боли руку.       — Надо идти. Кто-то мог нас услышать.       Николь подняла пистолет и проверила магазин, насчитав семь пуль. А после невольно взглянула на массивное мужское тело, лежавшее лицом вниз в луже собственной крови, натекшей из простреленной головы. Невидимая петля горечи стянула ей горло. Она убила. Снова. И гордиться здесь было нечем.       — Да-да… да, — растерянно затараторила француженка, неуверенно поднимаясь на ноги. — Но… куда мы пойдем?       Николь, наконец, оторвала задумчивый взгляд от тела и равнодушно ответила:       — В банкетный зал.       Затем подхватила туфли и поставила их рядом с умывальником. Вернется за ними, когда всё закончится. Француженка, наконец оклемавшись, сделала то же самое. Её тело пробивала мелкая дрожь, а кожа лица была неестественно бледной.       — А если там будут враги? — шепотом, наполненным страхом, спросила та.       — Прислушайся, — Николь неторопливо направилась к выходу, — перестрелка уже закончилась.       — Тогда почему за нами никто не пришел?!       Вместо ответа жена Босса резким движением щелкнула затвором пистолета. Если француженка не глупа, то поймет, черт возьми, в каком мире живет. Их мужья либо мертвы, либо разбираются с последствиями. И лучшее решение в данной ситуации — не терять времени, разведать обстановку и действовать, чтобы выжить.       В этот же момент в банкетном зале Ноа избавлялся от оставшихся псов Кальвани, которым не посчастливилось сдохнуть во время перестрелки. Хьюго неторопливо бродил по помещению, задерживаясь взглядом на каждом раненом и погибшем, чтобы оценить потери. Уцелевшие солдаты оказывали первую помощь и помогали испуганным женщинам прийти в себя.       — Из итальянцев пострадавших нет. Семеро наших убито, девятнадцать ранено. Двое или трое до утра не доживут, — Хьюго, закончив с подсчетами, подошел к Дону и Младшему Боссу.       — Блядский Кальвани, — раздраженно кинул Рафаэль.       — Не только он. Какой-то уебок слил инфу, — Диего крепче сжал зубы.       Он отвечал за охрану и ненавидел, когда убивали его солдат. Каждого из них Диего взрастил лично: отобрал среди кандидатов, обучил владению оружием, ножом, рукопашному бою, тактикам нападения и защиты. Он проводил с молодыми втрое больше времени, чем Рафаэль, и, следуя человеческой натуре, успел привязаться.       — Мы обсудим это позже.       Дон Карбоне заметил приближающегося к ним Леона. Его светлая с закатанными рукавами рубашка, лицо и пшеничные пряди волос были испачканы кровью. Он нахмурившись смотрел то в одну, то в другую сторону, переступая через трупы и крепче сжимая в руке пистолет.       — Где Николь? — спросил он сразу, как подошел, испытующе глядя на Рафаэля.       Тот озадачено переглянулся с Диего.       — Разве она не с тобой? — вступил в разговор Хьюго.       — После танца она ушла. Ты не приставил к ней людей?! — Леон снова обратился к Рафаэлю, зло прищуриваясь.       — Приставил.       — И где же они? — с напором продолжал тот, вплотную подойдя к Младшему Боссу.       Рафаэль вступил с ним в зрительную схватку. Зеленые глаза уставились в карие, давая безмолвное обещание разжечь войну, если с его сестрой что-то случилось. Рафаэль же сохранял непоколебимое спокойствие, глядя скорее с отвращением. Еще в начале перестрелки он отправил на поиски жены двух хорошо обученных солдат. Атмосфера вокруг накалялась, становясь напряжённее с каждой секундой. Казалось, мужчины вот-вот вцепятся в горло друг друга, подобно хищникам.       — Отпустите нас, и она не умрет! — прогремел голос с другого конца зала.       Леон резко обернулся и, к своему облегчению, обнаружил в руках двух выживших ублюдков неизвестную ему девку. Они стояли в проеме, ведущем в коридор, один держал незнакомку за горло и прижал дуло к её виску, второй же не просто сживал в руке пистолет, а водил им в воздухе, переходя с одного корсиканца на другого. Сицилийцы стояли чуть поодаль и были вне опасности, но заранее готовились к атаке.       — Что будем делать? — серьезно спросил Диего.       Он плохо знал пленницу, но хорошо Андре — солдата, которому она принадлежала. Полгода назад они сыграли свадьбу и вот уже два месяца, как ждали ребенка.       Рафаэль в безмолвном вопросе быстро взглянул на отца, тот ответил:       — Решай сам.       Младшему Боссу понадобилось меньше минуты. В случаях, подобных этому, каждый член Семьи Карбоне должен действовать согласно уставу: убивать солдат и соучастников, а вышестоящих лиц по возможности брать в плен. Правило нерушимо, даже если в руках врага находился заложник. Исключения: корсиканские Капо, Советник, Младший Босс, Дон. Лишь в четырех случаях велись переговоры. Возможно, не будь рядом сицилийской делегации, Рафаэль бы даже позволил Андре попытаться вызволить беременную жену.       — Работаем как обычно. Андре может сам подарить ей быструю смерть, если захочет.       Диего мрачно кивнул и направился к солдату. Чем ближе он подходил, тем тяжелее становился его взгляд. Андре знал, что должен сделать. Другие солдаты, стоявшие рядом, тоже.       — Семья превыше чувств, — тихо сказал Диего.       — Семья превыше чувств, — повторил тот.       — Ты сам это сделаешь или мне?       — Я сам.       — Тогда действуй.       Андре кивнул и зарядил пистолет, услышав, как защелкали пистолеты его товарищей. Он, почти не моргая, смотрел на свою невероятно красивую Дени́з. Девушку, ради которой он, не раздумывая, отдал бы свою жизнь. Она стала для него частью его самого, единственной любовью, в которую он раньше не верил. И даже сейчас, перед смертью, она, дрожа и плача, смотрела на него с теплой улыбкой, достойно принимая свою участь и готовясь отдать ему жизнь.       Внезапно из глубин коридора раздался истошный крик. В следующую секунду прогремел выстрел — и голова целившегося в толпу ублюдка дернулась, словно от хорошей оплеухи. В сторону брызнула кровь и ошметки плоти. Но не успело тело коснуться земли, как позади второго, невольно опешившего на пару мгновений вражеского солдата словно из ниоткуда появился Ноа, среагировавший одним из первых. Он выбил пистолет и отбросил Дениз, а после всадил пулю в глотку выродка.       Тихие, но быстрые шаги отчетливо доносились из коридора в банкетный зал, окутанный гробовой тишиной. Рафаэль заметил, как бесстрастное лицо Ноа сменилось на удивленное. Тот резко подорвался с места, попутно убирая оружие и едва не перепрыгивая через трупы.       Через несколько секунд он вернулся, таща под руку девушку, принадлежащую солдату Семьи Карбоне. Её платье с алыми пятнами было разорвано, а рука подвязана тканью, которую Рафаэль узнал почти мгновенно. Николь, его хрупкая на первый взгляд жена, почти сразу показалась за широкой фигурой Ноа с пистолетом в руке. Её ненавидяще-разочарованный взгляд лишь на секунду задержался на толпе, а после обратился к Дениз.       — Ты в порядке? — спросила она, подойдя ближе наклонившись к несчастной.       — Я… я… — начала было та, но рвотный позыв не дал закончить.       В этот же момент к ним подлетел незнакомый Николь солдат и опустился рядом. Он с особой осторожностью придерживал содрогающееся тело возлюбленной, пока из него выходило все то, что было съедено во время банкета.       Николь выпрямилась, замечая, как все присутствующие наконец зашевелились, возвращаясь к своим делам. Она невольно зацепилась взглядом за окрашенный кровью паркет, убитых солдат, женщин, плачущих над трупами любимых. Её глаза остановились на молодом парне, жизнь которого забрала она сама. Николь уже давно поняла, что спасение одного непременно приведет к гибели другого. Но роль палача… это не то, к чему легко привыкнуть.       — Не смотри, — появившаяся из ниоткуда ладонь Рафаэля опустилась на её глаза. — Ты ранена? — спросил он негромко.       — Нет, — она почувствовала, как он свободной рукой вынимает из её ладони пистолет.       Рафаэль передал оружие подошедшему к ним Ноа, отвел её в сторону, избавляя от лишних глаз, и повернул к себе лицом. Николь нечитаемым взглядом смотрела куда-то сквозь, будто погружаясь всё глубже в себя. Платье, которое еще пару часов назад произвело на Рафаэля неизгладимое впечатление, стало в два раза короче. Мелкую россыпь бриллиантов на животе перекрывало алое пятно, пропитавшее тонкую ткань насквозь. Голые стопы, колени, руки и кончики пальцев — кровь была везде.       Он смотрел на неё и не знал, как себя вести. Она выглядела безучастно, словно происходящее вокруг её совершенно не беспокоило. Та же Каролина, имеющая опыт подобных стычек, не осталась равнодушной и в сопровождении солдат уехала поскорее домой во время недолгого затишья.       — И давно ты носишь с собой оружие? — наконец заговорил он.       — Оно не мое, — просто ответила она.       — Ясно, — Рафаэль усмехнулся на выдохе. — Твой выстрел был впечатляющим, но чертовски безрассудным. Не будь Ноа рядом, я бы стал молодым вдовцом, а это не входило в мои планы.       — Я действовала более чем осторожно.       — Но твой внешний вид говорит об обратном, — он снова прошелся взглядом по её фигуре и тяжело вздохнул. — Мы поговорим позже. Сейчас тебе нечего тут делать, Ноа отвезет тебя в особняк.       Николь послушно кивнула и, ничего не говоря, направилась в сторону уборной. Рафаэль, скорее нехотя, пошел следом. Конечно, он не так часто видел жену со спины — но она всегда была такой маленькой? В этих разодранных и испачканных тряпках она выглядела как-то… неправильно. На мгновение Рафаэлю стало не по себе, в груди ощущался непонятный дискомфорт от наглядного свидетельства своего просчета. Он так яро хотел уличить жену во лжи, что пренебрег её же безопасностью. И кто знает, чем бы всё закончилось, не умей она стрелять.       — Всё чисто, — сообщил подошедший Ноа, вырывая Рафаэля из размышлений. — Женщин и раненых развозят по домам, Диего и солдаты избавляются от трупов, Хьюго повез Грейс домой.       — А отец?       — Договаривается с сицилийцами о новой встрече.       — Понял.       Повернув за угол они почти сразу заметили двух солдат, отправленных за Николь. Оба мертвы. Как и псы Кальвани, лежащие вдоль коридора. Ноа насчитал семерых. Рафаэль же зацепился взглядом за открытую дверь в женскую уборную, куда, судя по всему, и направлялась его жена.       — Только не говори, что я проделал весь этот путь, чтобы она проблевалась или поссала, — Рафаэль раздраженно покачал головой, ускоряя шаг.       — Бабы, — просто ответил Ноа, пожав плечами.       Однако, перед ними предстала другая картина. Николь, отчего-то застыв на месте и широко раскрыв глаза, неотрывно смотрела на очередного мертвеца. В воздухе густо пахло металлом, массивное безжизненное тело с выпирающим из груди кинжалом лежало в растекшейся луже собственной крови.       Ноа с Рафаэлем молчаливо переглянулись. Им хватило пары секунд, чтобы сопоставить детали и понять, что произошло. Простреленная голова, пустая кобура, пара женских туфель рядом с раковиной и кровавые следы.       — Тут не на что смотреть, — сухо сказал Рафаэль, обхватывая ошарашенную Николь за плечо и поворачивая к выходу.       — Мои туфли и сумка, — ответила та, немного сопротивляясь.       Рафаэль кивнул Ноа, отдавая безмолвное распоряжение, и приложил чуть больше усилий, чтобы вывести жену. Кончиками пальцев он чувствовал дрожь в её теле и, решив, что ей холодно, быстро стянул с себя пиджак. Затем накинул на её хрупкие плечи и прижал ближе к себе. Цвет лица Николь стал неестественно бледным, исчезло даже напряжение в теле. Кажется, она даже прижалась к нему в ответ.       — Всё позади.       Рафаэль сам не знал, зачем это сказал, поддержка не была его сильной стороной. Но ему определенно не нравилось видеть свою жену такой… уязвимой?       — Николь! — внезапно раздался поблизости голос Леона. — Твою мать. Ты в порядке?       Он подбежал и хотел было дотронуться до сестры, но рука Рафаэля преградила ему путь. Леон зло прищурился и спросил:       — Как ты?       — Нормально, — сказала она бесцветно.       — Что произошло? Почему ты в таком виде?       — Ты забываешься, Леон. Я уже два месяца принадлежу Семье Карбоне. Мои дела тебя больше не касаются.       Рафаэль впервые слышал грубые нотки в голосе жены, и нельзя было сказать, что ему это не нравилось. Наконец-то её маска равнодушия дала трещину и показались острые клыки. Это заметил и Ноа, вернувшийся с вещами.       — Нет. Ты моя сестра, и твой брак этого не изменит, — упрямо продолжал Леон.       — Сестра ли? — та криво усмехнулась и подняла голову. — Рафаэль, прости, что вмешиваю тебя в это. Какой любимый цвет у твоей сестры?       — Красный, — не задумываясь ответил тот.       — А какой мой любимый цвет, Леон? — она перевела взгляд на брата.       — Зеленый.       — Неправильно, черный, — затем она снова обратилась к Рафаэлю: — Любимая и не любимая еда Каролины?       — Любит эклеры, ненавидит яблоки.       Николь повернулась к Леону и выжидающе прищурилась. Тот молчал, сведя брови к переносице и сжав крепче кулаки.       — Любимый жанр музыки? Фильмов? Книг? — она снова задала вопрос мужу.       — Рок. Ужасы. Детективы и журнал Космополитен.       — Благодарю за помощь, — Николь любезно улыбнулась Рафаэлю, а после взглянула в глаза Леону. — Видишь, теперь ты знаешь Каролину лучше, чем ту, которую так рьяно называешь сестрой. Я не отрицаю, что нас связывает общая кровь, Леон. Поэтому ты всего лишь мой кровный родственник, такой же, как и тетушка Эмма, которую я видела всего раз и на которую мне глубоко наплевать.       Она видела и почти физически ощущала на себе наполненный болью взгляд брата. Леон до того крепко сжал зубы, что выступили острые скулы. Николь не было его жаль. Давно было пора поставить точку.       — Я тебя понял. Береги себя, — сквозь зубы кинул тот и, смотря куда-то сквозь, прошел мимо, направляясь вглубь длинного коридора.       — Я хочу вернуться в особняк, — негромко сказала Николь и взглянула на Рафаэля.       На его лице почему-то держалась довольная улыбка, а глаза были загадочно прищурены. Он никак не отреагировал на её слова, поэтому Николь, раздраженно выдохнув, подошла к Ноа и забрала свои вещи. Взглянув на окровавленные стопы, а затем на светлые туфли, она недовольно покачала головой. Те ей действительно нравились, испачкать их было бы непростительным грехом.       Николь накинула сумку на плечо и, держа туфли пальцами одной руки, направилась в банкетный зал. Она слышала, что Рафаэль с Ноа идут следом, попутно о чем-то негромко переговариваясь, видела солдат Карбоне, убирающих трупы из коридора. Чувствовала ещё не успевший развеяться тошнотворный запах крови и пороха после выстрелов. Именно так пахнет жизнь под руку с Младшим Боссом.       Подойдя ко входу в зал, Николь равнодушно посмотрела на пол с уже засохшими алыми разводами, усеянный осколками битой посуды вперемешку с едой, гильзами и другим мелким мусором — и спокойно пошла дальше.       — Твоим ногам что, всё мало? — неожиданно раздался раздраженный голос Рафаэля позади.       — Они заживут, а туфли из лимитированной коллекции, — сказала она бесцветно.       Николь услышала, как её муж недовольно выругался, а в следящую секунду подхватил её тело, располагая одну руку под коленями, другой же обхватывая плечи. От столь неожиданных действий её сердце пропустило удар, по позвоночнику пробежали мурашки, а в животе вдруг зародилось какое-то непонятное чувство. Николь вопросительно взглянула на мужа, затем осмотрелась по сторонам и пришла к выводу, что это сделано напоказ. В зале всё ещё был его отец, солдаты и несколько сицилийцев.       — И часто тебе сходит с рук быть такой задницей? — с усмешкой спросил Рафаэль.       — Прошу прощения?       — Я, конечно, знал, что избалованные принцессы держатся за свои побрякушки, но не настолько, чтобы себя ранить.       — Туфли за три тысячи долларов не могут быть побрякушкой, мсье, — ответила она совершенно серьезно.       — Могут, когда твой муж — Младший Босс. Я дал тебе карту не для того, чтобы ты разгуливала без обуви.       — Дело ведь совсем не в этом. Разве плохо бережно относиться к вещам, которые нравятся? — просто спросила Николь.       — Это значит, что платье тебе не зашло? — он прошелся взглядом по разорванному низу.       — Слишком вычурное на мой взгляд. Я бы вряд ли его ещё раз надела.       Рафаэль усмехнулся на выдохе и ничего не ответил. Женщины, что с них взять. У Каролины тоже забит шкаф платьями-однодневками, как любил их называть Диего. Но она бы никогда не прошлась по мусору ради сохранности туфель, даже из гребанной лимитированной коллекции.       Уже на выходе из здания Рафаэля нагнал Диего, а позже окликнул отец. Николь чувствовала себя крайне неловко во время их разговора и бессознательно прижимала ближе к себе каблуки, послужившие виновниками этой ситуации. Казалось, Рафаэля вовсе не волновало, что она стала свидетелем их беседы про завтрашнее собрание и избавления от трупов в реке Рона, которая протекает через весь Марсель. Когда Диего предложил расчленить парочку и отправить на территорию Кальвани, Николь невольно сощурилась.       — Теперь езжайте домой. Мы тут сами закончим, а ты сейчас нужен жене, — сказал Михаэль, мельком взглянув на озадаченную чем-то девушку, после кивнул на прощание и вернулся к своим подчиненным.       Чем дольше Николь находилась на руках Рафаэля, тем сильнее ощущала исходящее от него тепло. Особенно правой стороной тела, которая соприкасалась с ним. И даже когда Рафаэль посадил её в машину, чувство остаточного жара ещё долго не исчезало, и к нему же прибавился приятный аромат парфюма, исходящий от пиджака, накинутого Рафаэлем. Ни он, ни Диего, ни Ноа, находящийся за рулем, ещё долго не проронили ни слова. Эта тишина была какой-то другой, непонятной для Николь. В салоне не чувствовалось ни напряжения, ни молчаливого давления, ни враждебности. Эта тишина была спокойной, даже умиротворяющей. Возможно, именно поэтому Николь впервые смогла расслабится, находясь рядом с этими людьми.