Серый игрок

      Ноа заглушил машину за десять минут до начала мероприятия. Николь обратила внимание на забитую до предела парковку и приглашенных гостей в дорогих нарядах, следующих ко входу в окружении охраны. От глаз не скрылся и двухэтажный ресторан с незамысловатым названием «Marselle», внешне ничем не выделяющийся среди других.       Игра в счастливую пару началась, когда Рафаэль открыл пассажирскую дверцу и галантно протянул руку, на что Николь обворожительно улыбнулась, приподняла подол платья и с особым изяществом коснулась каблуками асфальта, покинув салон. Она взяла его под локоть и легкой поступью зашагала рядом, наслаждаясь летней вечерней прохладой. Диего и Ноа держались неподалеку и выглядели совершенно непринужденно для тех, кто вооружен с головы до пят. Николь показалось странным, что муж привлек лишь двух телохранителей. Ее отца, например, сопровождало не менее шести, и это число только увеличивалось в зависимости от посещаемых встреч.       Впрочем, это было меньшим, что её волновало. Нахождение под руку с человеком, которого она видела всего четвертый раз в своей жизни вызывало незначительный дискомфорт в теле и ощутимое внутреннее напряжение. Её муж шел твердо и уверенно, привлекая к себе внимание прибывающих гостей, вовсе его не заботящее. Идеально выглаженный костюм обтягивал его крепкие руки, а ткань при малейшем движении неприятно щекотала подушечки пальцев Николь. По сравнению с ним она чувствовала себя кем-то маленьким и незначительным, кем-то невидимым, хоть и понимала, что это не так. Жена Младшего Босса, одного из самых влиятельных людей в Марселе, не может быть никем. Не имеет права. Почему же тогда Николь не покидает мысль, что она выполняет скорее декоративную функцию? Неужели для уверенности в себе ей необходимо признание самого Рафаэля? Если да, то как его получить? Как с склонить чашу весов в свою сторону и искоренить недоверие человека, с которым пересекаешься только на приемах?       Рафаэлю же о присутствии жены говорил ритмичный стук каблуков и сладковатый аромат духов, доносившийся с легкими дуновениями ветра. Её хватка была едва ощутимой, ладонь с идеальным маникюром скорее висела в воздухе, нежели держалась за него. А сохраняемая дистанция была до неприличия большой для молодоженов.       В нескольких шагах от входа Рафаэль взял ведущую роль на себя и убрал с локтя ладонь Николь, вызывав секундное замешательство в зеленых глазах, подчеркнутых вечерним макияжем. Затем властно обхватил тонкую талию и пододвинул ближе к себе, почувствовав, как мгновенно напряглось её тело и затаилось дыхание, но выражение лица осталось неизменным.       — Дыши, — сказал он, наклонившись к её уху, — а то гости решат, что ты боишься. Мы ведь не хотим этого, верно?       — Если и решат, то это вопрос к Вашей репутации, мсье. Будь Вы Божьим одуванчиком, они бы решили, что я всего лишь волнуюсь, — мягким тоном парировала Николь, и добавила, когда они зашли в ресторан: — Что вполне допустимо в данном случае.       — И недопустимо для моей жены. — он понизил голос почти до шепота, чтобы их разговор не коснулся лишних ушей. — Я закрою глаза на этот раз, но к следующему, будь добра, проработай свой страх, волнение, или что там у тебя еще есть.       — Тогда мне понадобится один из ваших солдат, который поможет моему телу адаптироваться к мужчинам. А лучше нескольких, для более быстрой проработки.       Рафаэль вмиг смерил жену прищуренным взглядом и по невозмутимому лицу понял, что она говорила всерьез. Ему вспомнилось их знакомство и её слова о неуважении к Сицилии, когда он без какого-либо подтекста положил руку на талию во время танца. Её тело отреагировало похожим образом, в то время как его безрассудная хозяйка набивала себе цену и убеждала в своей полезности.       Вместо ответа Рафаэль усилил хватку, вызывая новую волну сопротивления в виде мгновенного напряжения мышц и дрогнувшей улыбки. Ему нравилось видеть, что молодая жена сохранила бесстрастность, и в качестве поощрения он через несколько мгновений расслабил руку, чуть погладив её по талии, но не позволяя отстраниться. Раз ей необходимо адаптироваться, то он, как примерный муж, предоставит эту возможность.       Стоило им переступит порог банкетного зала, Николь вмиг преобразилась: прямая осанка, чарующая улыбка, уверенный шаг и влюбленный блеск в глазах выглядели настолько натурально, что даже Рафаэль был готов ей поверить. Когда он представлял её гостям, она благодарно кивала женщинам и элегантно протягивала ладонь их мужьям, которые с особым почтением прикасались к ней губами.       — Как Вам жизнь в Марселе? — спросил один из них.       — Прекрасна, мсье, — Николь взглянула на Младшего Босса и с теплотой в голосе добавила, — Рафаэль чудесный муж, а его близкие невероятно добрые, понимающие люди. Меня сразу окружили любовью и заботой, этот город стал мне домом. Мне очень повезло.       Николь прижалась к Рафаэлю и аккуратно положила ладонь ему на грудь, не отрываясь от одобрительного взгляда его карих глаз. В её игре был безошибочен каждый жест, слово, интонация, взгляд. Всё, кроме чертового напряжения в теле каждый раз, когда Рафаэль менял положение руки или придвигался ближе. Его жена была опытна и искусна в выражениях, заставляющих окружающих поверить в очаровательную ложь. Но её тело — вот главный индикатор правды.       — А она ниче так, — сказал Диего, лениво подпирая стену и внимательно наблюдая за парой. — Не в моем вкусе, конечно, но и страшненькой не назовешь.       Ноа, стоя рядом со скрещенными на груди руками, безмолвно вскинул брови и повернул к нему голову.       — Что? Это ты с ней каждый день, а я второй раз её вижу, — сразу же добавил Диего.       — Тебе виднее, — Ноа пожал плечами, — я как-то не всматривался.       — Да ладно тебе, мне можешь не пиздеть. Ты же шагаешь сзади на ваших гулянках, стопудов хоть раз, но на её задницу внимание обратил.       — Развратник видит только разврат.       — Должны же быть плюсы в такой работе, пусть даже и визуальные.       — Ты все еще можешь занять мое место.       — Могу, но не буду, — Диего усмехнулся, — боюсь, знаешь ли, поймать жену Рафа на лжи и ненароком покалечить. Я парень вспыльчивый.       — Если ты и поймаешь её на лжи, Рафаэль не накажет тебя за увечья.       — Он — нет, но Дон подвесит меня за яйца, которыми я, кстати, очень дорожу.       — Спорно. Если она строит заговор против Семьи, Рафаэль сможет оправдать тебя перед отцом. Максимум — отстранят на пару недель.       — Ты правда считаешь, что она что-то строит? — Диего взглянул на Ноа.       — Я не знаю, — серьезно ответил тот. — Она явно не глупа, раз провернула схему с женитьбой, но стояло ли что-то большее за этим? Без понятия. Пока она не вызывает у меня подозрений.       — Поглядим, что будет дальше.       Диего с загадочной улыбкой вернулся к наблюдению за развернувшимся спектаклем, где Рафаэль и Николь были в главных ролях. Что он думал о жене Босса? По факту — ничего. Его больше интересовали солдаты-новобранцы, первая тренировка которых запланирована на завтра, растерявший свое дерьмо дилер, к которому они с Рафаэлем наведаются после приема и предстоящая ночь, которую Диего не планировал проводить в одиночестве. Сицилийская принцесска сможет заинтересовать его лишь в одном случае — если будет представлять угрозу Семье. И он не посмотрит на то, что она женщина. У предателей нет пола.       Ближе к завершению светского приема Николь почувствовала как физическую, так и эмоциональную усталость. Быть центром внимания бизнесменов и их болтливых жен с наигранными улыбками, лестными комментариями и совершенно неуместными вопросами — занятие изнурительное, хоть и приносящее пользу репутации Рафаэля. Он, как показалось Николь, уже спустя час стал более раздраженным и менее тактичным. Пару раз он и вовсе проигнорировал владельцев мелкого бизнеса, не посчитав нужным уделить им и минуты своего времени.       — Уходим, — сказал он негромко.       А после обхватил её за плечо. Николь скорее по привычке послушно кивнула в ответ и позволила себя увести. Она была рада покинуть душное помещение с не менее душными людьми. Ей хотелось поскорее отмыться от пристальных взглядов и странного покалывания в местах, где побывала рука Рафаэля. В один момент Николь показалось, что его парфюм не только впитался в ткань платья, но и пробрался к ней под кожу. Даже сидя в машине и бездумно провожая взглядом цветастые вывески, она была окутана древесно-сладким ароматом, который, все же, было приятно ощущать.       Спустя пару недель Николь выработала комфортный для себя режим: пробуждение не позднее семи утра, затем пробежка по обширной территории особняка, сбалансированный завтрак, после — выезд в город в сопровождении Ноа, посещение достопримечательностей, местных магазинчиков, кафе и ресторанов. По возвращению в особняк Николь отдавала предпочтение книгам или же поиску мест в Марселе, до которых она еще не добралась, и изредка занималась французским: читала учебную литературу или смотрела фильмы. И, несмотря на однотипность, каждый день она встречала с удовольствием и наслаждалась каждой минутой.       Ноа, следующий позади, тоже перестал напрягать своим присутствием. Моментами, увлеченная разглядыванием новых мест, Николь и вовсе забывала нем. Он ходил бесшумно и безмолвно, как подобало телохранителю, носил немногочисленные покупки, показывал обратную дорогу к машине и часто что-то печатал в телефоне. Возможно, отправлял отчеты Рафаэлю или же решал другие рабочие моменты, Николь не знала точно и не то, чтобы её это заботило.       С Рафаэлем они пересеклись еще дважды на других светских приемах. Нахождение рядом с ним также вызывало напряжение и дискомфорт, даже на уровне внутренних ощущений от её мужа исходила опасная и темная энергетика уверенного в себе человека. Она буквально вселяла страх и заставляла подчиниться, беспомощно склонив колено. У отца была такая же, именно поэтому Николь облегченно выдыхала после окончания встреч.       В скором времени предстоял прием сицилийской делегации. Одна мысль о встрече с братьями или отцом значительно портила настроение. Видеться не хотелось даже с Кристой, которая до сих пор писала сообщения по утрам и пыталась выйти на связь. Люди, о которых Николь всё это время старательно не вспоминала, словно насмехаясь, вновь напомнили о себе. Более того, на приеме будут присутствовать родители и сестра Рафаэля, пообщаться с которыми после свадьбы возможности не представилось. Впервые за свою жизнь Николь действительно не хотелось, чтобы наступал определенный день. Обретя статус жены Младшего Босса, она больше не могла находиться в тени как бы ни хотелось. Оставалось только надеяться, что интерес ее Семьи, прошлой и теперешней, будет ограничиваться парой формальных фраз, а после и вовсе угаснет.       Рафаэль, напротив, ждал встречи с сицилийцами и подготовился к ней с особой тщательностью. Он создал все необходимые условия, дабы узнать истинные намерения жены. Они с Диего специально приставили к Николь других телохранителей, которым было велено создавать лишь видимость присутствия и не идти следом, если она куда-то удалится. Хьюго с Ноа расставили по всему зданию десятки прослушивающих жучков и скрытых камер, записи с которых они изучат после. Даже Каролина стала частью плана, задача которой состояла следить за темами общения в женских кругах, ведь, по мнению Хьюго, сицилийка может попытаться вызнать что-то у них.       Все это — крайние меры, которые было необходимо предпринять для окончания расследования касательно Николь. Рафаэль дал себе слово, что изменит отношение к жене на более уважительное, если она окажется чиста. Он позволит ей войти в Семью, перестанет относиться с осторожностью и отпустит мысль о спланированности брака с целью разрушения клана Карбоне изнутри. И определенно сделает её своей, отдаст фамильную драгоценность, удостоит наследником. Они станут деловыми партнерами, отношения которых будут строиться на взаимовыгодных условиях, как того и желала Николь. Возможно, сам Рафаэль был не против подобного исхода, судя по её поведению на публичных мероприятиях, она отнюдь не самый плохой вариант.

***

      — Здравствуйте, Мадам. Босс приказал сопроводить Вас до ресторана.       Николь взглянула на широкоплечего мужчину в строгом костюме, который подошел сразу, как она покинула салон красоты. Это был солдат Рафаэля, она видела его пару раз во время пробежки.       — Где Ноа?       — Сопровождает Босса, — ответил он коротко, затем добавил: — Прошу за мной.       Николь заранее понимала, что добираться на прием будет без Рафаэля, который наверняка отправился встречать сицилийских гостей в аэропорт. Большей неожиданностью стало отсутствие уже привычного и немногословного Ноа, в машине которого она планировала настроиться на мероприятие и подавить нарастающее с каждой минутой волнение. Проблема была в том, что Николь понятия не имела, будут ли отец, братья или Криста. И в целом о плане мероприятия имела лишь размытые представления. Тем не менее, этот солдат проявил больше уважения уже с первых слов, открыл дверь автомобиля и подал руку. Место водителя занимал другой, не менее серьезный мужчина в костюме, наушником в ухе и темных очках. Он также поздоровался, завел машину и почти сразу тронулся с места.       — Меня зовут Патрик, его — Доминик, — заговорил широкоплечий, — сегодня мы отвечаем за Вашу охрану. Вы также можете обращаться к нам по любым вопросам.       — Хорошо.       Благодаря частым поездкам с Ноа Николь знала, что дорога до ресторана займет не более получаса. Поэтому в безмолвной тишине, за жалкие тридцать минут она пыталась собрать всё свое самообладание воедино и погасить разбушевавшийся в душе вихрь эмоций. Она с особой тщательностью готовилась к приему, подобрала изысканное платье, украшения, стремилась максимально выглядеть под стать Рафаэлю. Отец не заставит её вспомнить о прошлом, не заставит засомневаться в себе. Он не посмеет относиться к ней, как к грязи. Она больше не дочь шлюхи, не мерзавка, не бельмо на глазу. Она — жена Младшего Босса, уважаемый в светских кругах человек. Она — Николь Карбоне, ничем не уступающая по статусу своим братьям.       Стоило машине остановиться, как Николь расправила плечи и с уверенной улыбкой подала руку Патрику, когда тот открыл дверцу. Её нежно-голубого платья с мелкой россыпью бриллиантов коснулись лучи заходящего солнца, создавая, под стать блистательной походке, великолепный сверкающий эффект.       Именно он невольно привлек внимание Рафаэля, разговаривающего возле входа с Каролиной. Мужчина не потерял дар речи, но определенно взглянул на свою жену иначе. До этого её образы были изящны, но не броски, однако эта дорогая блестящая тряпка облегала каждый сантиметр подобно второй коже и подчеркивала изящные изгибы. Он и раньше подметил, что Николь отдавала предпочтение закрытым нарядам, но в этот раз платье буквально не оставляло пищи для фантазий. Гостям останется лишь теряться в догадках, что спрятано под закрытой полупрозрачной тканью на шее и руках: засосы или синяки. От его глаз не скрылся и весьма соблазнительный разрез от колена до пола по левой стороне, дающий возможность рассмотреть дизайнерские каблуки в тон платья. Что ж, надо признать, сейчас она действительно похожа на ту, которая достойна стоять рядом и представлять его Семью.       — Твою мать, ты сколько бабла ей даешь? — спросила Каролина, заметив Николь. — Это платье стоит как пять моих вместе взятых.       — Хочешь такое же? — Рафаэль, оторвав взгляд, усмехнулся.       — Спрашиваешь тоже, конечно, хочу, но не такое. Я же не монашка, закрытые не ношу.       — Именно поэтому каждый мужик на стоянке уже выебал тебя глазами.       Рафаэль посмотрел на ярко-красное облегающее платье сестры с глубоким вырезом, доходящее до середины бедра. Невероятный контраст по сравнению с его женой.       — Пф, и пускай. Больше им все равно ничего не светит.       — Еще бы. С твоей самооценкой вряд ли найдется тот, кому будет что-то светить.       — Ну, это уже мои проблемы, — Каролина поправила распущенные темные волосы и повернулась ко входу. — Я пойду. Не хочу случайно нахамить твоей жене.       — А есть повод?       — А он должен быть? — игриво кинула та напоследок.       Вместо ответа уголки губ Рафаэля дрогнули. Он сам не знал, как и по какой причине Каролина стала такой стервой. Вероятно, это некая броня, которая необходима для поддержания женских змеиных бесед, которые его сестра не выносила. У нее есть парочка таких же стервозных подруг, не раз доводивших до слез жен его солдат лишь словами. Хорошо, что в нужные моменты сестра умела держать язык за зубами. Этого было достаточно.       — Добрый вечер, Рафаэль.       Его имя в устах жены звучало так, словно она обращалась к чужаку.       — Добрый, — сказал он скорее сухо, вновь пробежавшись по платью глазами и на секунду задержавшись на пышной груди. — Идём.       Он по-собственнически обхватил её за талию, встречая уже меньшее напряжение в теле. Предыдущие приемы определенно пошли на пользу, даже такой результат можно было назвать удовлетворительным. Затем Рафаэль едва заметно кивнул солдатам, отдавая безмолвный приказ придерживаться плана, те утвердительно качнули головами. Пришло время расставить точки над «и».       Банкетный зал встретил их гулом разноязычных голосов, тихой музыкой на фоне, звоном бокалов и приятным ароматом местных блюд. Николь сдержала облегченный выдох, когда, пробежавшись глазами по гостям, не обнаружила ни отца, ни Кристу. Из братьев приехал только Леон, который вел беседу с корсиканским Доном. Под руку с отцом Рафаэля находилась и его мать, Грейс, в темно-бордовом брючном костюме. Заметив приближение пары, они прекратили разговор.       — Добрый вечер, — Николь учтиво поклонилась родителям Рафаэля с обаятельной улыбкой. — Здравствуй, Леон, — добавила она более формально.       — Боже, Николь, ты прекрасно выглядишь! — воодушевленно произнесла Грейс, а после подошла и приобняла жену сына, отчего та на мгновение растерялась. — Михаэль, ты только посмотри, какая у нас красивая невестка.       — Согласен, — мужчина одобрительно кивнул. — У вас еще будет время поговорить, дорогая. Пора начинать прием.       — Да-да. Присаживайтесь там.       Николь проследила за рукой Грейс и увидела круглый столик, за которым расположились Каролина, Хьюго, Диего и Ноа. Со стороны они были похожи на близких людей, которые увлеченно что-то обсуждали и смеялись. Николь оставалось надеяться, что, как и в самолете, они не будут обращать на неё внимания и ужин пройдет спокойно.       После вступительной речи Михаэля ожидания Николь оправдались. Во время трапезы близкие мужа не обмолвились с ней и парой фраз, а после завершения официальной части и вовсе куда-то удалились. Сам же Рафаэль подал руку Николь и повел её к сицилийцам, которых было необходимо поприветствовать. К своему удивлению, прожив восемнадцать лет под крышей сицилийского Дона и посетив десятки мероприятий, Николь не встретила ни одного знакомого лица среди гостей. Тем лучше. Рядом с незнакомцами было легче держать лицо.       Затем, со словами: «Скоро вернусь», — ушел и Рафаэль. В то время, как на сцене заиграла живая музыка и танцпол начал заполняться парами, Николь окружили несколько жен корсиканских солдат с приветствиями и расспросами о замужней жизни. Она отвечало любезно, но кратко, держала небольшую дистанцию. Они же, наоборот, невзначай рассказывали о своих мужьях: как долго они работают на Рафаэля, кем, где они познакомились, как стали парой и прочие, совершенно не интересующие Николь подробности.       В какой-то момент все они резко замолчали, вмиг поменялись в лице и, извинившись, поторопились уйти. Николь обернулась, ожидая увидеть за собой Рафаэля, однако, её ждал неприятный сюрприз. Леон Ласкано. Человек, ненависть к которому преодолеть было чем-то невозможным.       — Потанцуем? — он протянул руку с серьезным выражением лица.       Николь бегло заметила прикованные к ним взгляды. Она знала, что отказ воспримется проявлением неуважения к Сицилии. И знала, что Леону это известно. Стоило ли говорить, что до сегодняшнего дня они ни разу не танцевали, а количество их разговоров можно было пересчитать по пальцам?       — Конечно.       Ей потребовалось немало усилий, чтобы переступить через свою злобу. Один взгляд на брата пробуждал болезненные воспоминания из детства, воскрешая яркие, наполненные кровью и болью картины. Без преувеличений, Николь считала, что Леон испортил её и без того безрадостную жизнь. Она искренне желала ему смерти, долгой и мучительной.       — Тебе очень идет это платье, — негромко произнес брат, закружив их в танце.       Она молчала.       Молчала изо всех сил, чтобы не послать обожаемого папенькиного сынка в задницу в присутствии гостей. И продолжала заставлять ноги двигаться в такт, держа прямую осанку и натянуто-милую улыбку.       — Ты не думаешь, что пора разрешить наши разногласия? — продолжал тот.       Снова молчание и механические покачивания под музыку в ответ.       — Не хочешь говорить, тогда слушай. Я был ребенком, Николь, и совершил ошибку. Не вини меня за мою детскую необдуманность и желание завоевать расположение отца.       Улыбка сошла с лица Николь, безразличный взгляд сменился злым прищуром. Ублюдок. По его вине их мать уже шесть лет, как гниет в земле. В безымянной, никем не посещаемой могиле.       — Ты знаешь, как утроен этот мир, — спустя время продолжил Леон. — Сбежав из дома, Валентина уже обрекла себя на смерть. Отец все равно поймал бы её, максимум — на пару дней позже. Это был её выбор, повлекший за собой последствия.       Последствия. Как искусно он завуалировал слово смерть.       — А отрицать этот факт — твой выбор, Николь. Признаю, я не был хорошим братом в прошлом, но могу им стать. Ты уже думала, что будешь делать, когда перемирие закончится? Ты станешь бесполезна для Рафаэля, и он избавится от тебя. Я не смогу тебя спасти, если ты сама этого не захочешь.       К счастью для Николь, медленная композиция, а с ней и словесная пытка брата, подходила к концу. Едва прозвучала последняя нота, она, вернув миловидное выражение лица, приобняла брата и тихо кинула напоследок:       — Между твоей помощью и смертью, я выберу смерть.       Николь отошла на пару шагов и присела в легком книксене, смерив ошарашенного Леона презрительным взглядом. А после, в сопровождении десятков заинтересованных глаз, неторопливо побрела в сторону уборной, чтобы привести мысли в порядок и обрести душевное равновесие, которого её лишил Леон.       Стоя рядом с раковиной, Николь пятый раз намыливала руки и раздраженно растирала пену. Этого недостаточно. Прикосновение Леона все еще тошнотворно ощущалось на коже. В голове царил полный беспорядок, а чертов гнев ни на йоту не уменьшался. Она взглянула на себя в зеркало и убедилась, что в таком виде возвращаться на банкет было нельзя. Только слепой или слабоумный не заметил бы треснувшую маску дружелюбия и скрытую под ней жажду возмездия. Николь знала, что смерть Леона не искупит его грех. Этого недостаточно.       Из размышлений её вывела приглушенная серия выстрелов и последовавшие за ней протяжные визги десятков женщин. Николь замерла, прислушиваясь. Выстрел. Еще один. Ещё и ещё. Она, не раздумывая, за секунду закрылась в кабинке, стянула дорогие туфли и опустилась на стульчак, подтягивая под себя ноги и платье. Не самое безопасное место, но разве был иной выбор?       Залпы не стихали. Николь, подавляя нарастающую панику, гадала, что произошло. Перемирие между Сицилией и Францией закончилось? Именно об этом её предупреждал Леон? Но разве около тридцати сицилийцев смогли бы сделать столь опрометчивый ход в окружении сотни врагов? Вряд ли. Значит, появилось третье лицо. Но кто? Марионетки Кальвани? Если да — какая у них цель?       Николь раздосадовано усмехнулась. Когда-то выстроенная ей теория подтвердилась. Не важно, к какой Семье она принадлежит, опасность всё равно, словно насмехаясь, ступает в ногу. Сколько она проживет в роли жены Младшего Босса, если даже его солдаты до сих пор не подоспели к ней на помощь? Неужели, сделав ставку на Рафаэля, она где-то просчиталась?