1 апреля

      В забегаловке Джорджа как обычно пахнет свежесваренным кофе, хоть где-то осталась частичка постоянного даже, когда весь мой привычный мир полетел в тартарары из-за моей слабости. Я буквально залетаю внутрь под оглушительный звон дверного колокольчика, едва не врезаюсь в хозяина, но, балансируя на одной ноге, избегаю столкновения и плюхаюсь на высокий стул за барной стойкой.       — Грациозна, как всегда, — бурчит себе под нос Джордж.       — И тебе доброе утро, — отвечаю я на его ворчание своей самой милой улыбкой, будто вчера ничего не случилось и все по-прежнему.       В забегаловке ещё никого нет, словно она только-только открылась. Я никогда еще не видела её такой пустой, хотя меня можно назвать завсегдатаем этого места. Странное ощущение.       — Ты время видела? — хмурясь спрашивает мужчина, ставя передо мной чашку с ещё дымящимся кофе.       — А что такое? — удивляюсь я его вопросу, делаю глоток из чашки и от неожиданности начинаю плеваться. — Горячо! — высовываю язык, в надежде, что это хоть немного поможет.       — Опять двадцать пять! — восклицает Джордж, — Тебя жизнь явно ничему не учит, — ворчит он и протирает барную стойку от пятен моего недоразумения, — Так почему ты здесь в такое время? Ты могла провести в кровати ещё как минимум 40 минут.       — А, это, — тихо отзываюсь я, — сегодня придётся ехать в школу на общественном транспорте.       Я вижу, что он снова хмурится, но ничего не говорит. Вместо этого он скрывается в подсобке, я слышу шум посуды, шкварчащее масло и вздохи Джорджа. Мы никогда не обсуждаем с ним то, что действительно волнует каждого из нас, но сегодня мне нужен мой единственный друг за пределами старшей школы, с которым я могу поделиться своими переживаниями. Ведь даже если ему захочется осудить меня и мой поступок, он никогда мне этого не скажет, но я могу и ошибаться.       — Джордж, — кричу я, твердо намереваясь всё ему выложить, — Джордж!       — Ты меня зовёшь? — его голова высовывается из дверного проема, и я вижу удивление на его лице.       Киваю и выжидающе смотрю на хозяина забегаловки. Он прищуривается, в его голове происходит неведомый мне мыслительный процесс, может пытается понять, чем вызвано моё сегодняшнее поведение. Слышу, как он цокает, видимо, так и не найдя решения головоломки.       — Две минуты, яйца ещё не научились жарить сами себя, — ворчит он себе под нос и снова скрывается в подсобке.       Делаю еще один глоток из кружки, но кофе всё такой же горячий, как будто его только приготовили, но в этот раз я сдерживаю себя, и напиток обжигает мой пищевод. Жизнь точно меня ничему не учит, хотя, казалось бы, каждое утро я совершаю ровно одну и ту же ошибку и давно уже должна была понять, чем оборачиваются мои попытки выпить весь кофе в ту же секунду, когда мне его налили.       — Завтрак, — объявляет Джордж, ставя передо мной тарелку с глазуньей и жареными гренками.       — А где бекон? — не могу сдержать удивление я. Сколько себя помню, завтрак у Джорджа всегда был стандартный ни больше, ни меньше.       — В магазине, — коротко отвечает он и делает мне знак рукой, давая понять, что дальнейшие вопросы на тему отсутствующего в моей тарелке бекона бессмысленны. — Ты меня звала, — так же коротко констатирует он и смотрит на меня в ожидании пояснений.       Вдох-выдох и я ему выкладываю абсолютно всё, что вчера приключилось в школе, избегая имён. Такие подробности ему знать необязательно, хотя я более чем уверена, что и без этого он понимает, про кого я говорила. По мере моего рассказа, он все больше хмурится и сильнее сжимает кулаки. Рефлекторно увеличиваю расстояние между нами, и он это замечает, никак не комментирует, но кулаки разжимает.       — Крис, — медленно начинает Джордж, — как ты вообще попадаешь в подобные ситуации? Нет ничего более простого, чем прийти в школу, отсидеть на всех занятиях и вернуться домой, — он качает головой.       — Но это ежегодный розыгрыш… — пытаюсь оправдаться я, но понимаю, что это бессмысленно, моя главная ошибка не в этом.       — Ты говорила после этого со своей подругой? — спрашивает он, вглядываясь в моё лицо, и я уверена, что он уже знает ответ на этот вопрос, — тебе стоит это сделать, хотя бы извинись ведь…       Его прерывает звон дверного колокольчика, оповещающего о приходе нового посетителя, свою мысль Джордж так и не заканчивает, переключая внимание на кофе и кружки, стоящие на барной стойке.       «А чего ты ждала? Неужели объятий и жалости?» — проносится у меня в голове, но я не позволяю этим мыслям увлечь меня в размышления о том, что никогда бы ни случилось. Я переключаю внимание на свой уже остывший завтрак с отсутствующим беконом, но по итогу, так не съев и крошки, второпях выбегаю из забегаловки. Автобус через минуту должен быть на остановке в соседнем квартале.       — Ты не заплатила, — слышу я ворчание Джорджа, прежде чем за мной захлопывается дверь.

***

      В библиотеке холодно и тихо, по коже бегут мурашки. Для некоторых это место — воплощение уюта: мягкие кресла, ковры с удивительными узорами, которые можно разглядывать часами, большие окна, благодаря которым большую часть дня в библиотеке можно читать при естественном свете, и какое-то невероятное количество книжных стеллажей и столов, сплошь заставленных книгами, газетами и журналами.       Когда мы учились в начальной школе, ходили легенды, что если зайти вглубь библиотеки в секции автобиографий и машиностроения, куда обычно никто не ходит, то можно не найти пути обратно. Так, около двадцати лет назад потерялась какая-то младшеклассница, которая хотела взять книгу для своего отца-автомеханика, но после этого её больше никто никогда не видел. Это всего лишь слухи и легенды, но даже сейчас проверять их абсолютно не хочется.       — Боишься? — шепчет мне на ухо мой одноклассник, но я отмахиваюсь от него как от назойливой мухи.       Мы с Кэт и еще несколькими нашими одноклассниками проведём в этих стенах ближайшие 2 месяца. Все считают, что мы легко отделались, ведь кому-то достался школьный сад, спортзал, столовая и самое неприятное — уборка школьной территории. Но все забывают про Миссис Доминго, библиотекаря, которая не пытается говорить ни на одном языке кроме испанского. Директриса и родительский совет провели с ней массу бесед на эту тему, но в ответ женщина лишь добродушно улыбалась и повторяла «No entiendo». Никто до сих пор не понимает, почему она всё ещё работает, а главное, как, но факт остается фактом — нам предстоит усвоить испанский в кратчайшие сроки, чтобы хоть как-то понимать её указания.       — Ты с кем-то из них разговаривала? — тихо спрашиваю я, подходя вплотную к Кэт, пока мы ждём опаздывающих. Её темные волосы собраны в высокий хвост, на лице ни грамма косметики, а спортивный костюм сменил узкий джинсы. Мой поступок повлиял и на неё.       Она лишь качает головой, не глядя в мою сторону.       — Ты злишься на меня? — я протягиваю к ней руку, но она отшатывается от меня словно от чумной.       — Послушай, — Кэт резко оборачивается ко мне, — как это вижу я. Амори сломана, я понимаю, почему она всё рассказала директрисе, но ты… Почему именно после твоих слов Эшли была отчислена, а остальные отделались всего лишь общественно полезными работами… Вот этого я не понимаю, — она в упор смотрит на меня, я отвожу взгляд, на что Кэт лишь усмехается и продолжает, — я предполагаю, что именно случилось, но мне очень не хочется в это верить.       Я опускаю голову и устремляю взгляд на свои руки, словно я воришка и меня поймали с поличным. Мне нечего ей ответить, я никак не смогу оправдать себя в её глазах.       — Прости, — все, что мне удаётся выдавить из себя.       Кэт лишь качает головой, словно я маленький ребёнок, который её разочаровал своим непослушным поведением. Она отходит от меня, как можно дальше, давая мне понять, что она будет держаться от меня на расстоянии и я ничего не могу с этим поделать.       Похоже теперь я могу давать мастер-классы по тому, как лишиться всех друзей за секунду, ведь именно в этом я преуспела за последние два дня. Мне хочется заплакать от обиды, от стыда, из-за своей слабости. Мне нужен план, а не слёзы. Но все, на что я сейчас способна, — это слабые попытки контролировать своё дыхание. Вдох. Дрожащий выдох. Вдох.       Миссис Доминго, тучная женщина, которой явно не хочется нами заниматься, однако она без умолку тараторит что-то на испанском, активно жестикулируя руками, показывая на каждого из нас, а затем на стеллажи. Все переглядываются друг с другом, но никто не понимает ни слова, от чего скорость, с которой библиотекарь выдаёт новые испанские слова, увеличивается в геометрической прогрессии. Как будто, чем быстрее она говорит, тем лучше мы её должны понимать, но никто не решается ей возразить. В конце концов мы все расходимся по направлениям её жестикуляций, каждый в надежде на месте понять, что именно придётся сделать в каждой конкретной секции.       Мне везёт, я сразу вижу целый стол со стопками книг разных авторов, которые, как я понимаю, надо разнести по стеллажам. «Проще простого», — моя первая мысль, однако через 30 минут тщетных поисков нужной полки я теряю былой запал. В этой библиотеке нет логики. Где должна стоять историческая литература, стоит поэзия, на книги Вирджинии Вульф я натыкаюсь там, где, судя по указателям, должна находиться фантастика, про учебники физики в разделе ужасов я молчу (будем честными, там им самое место).       К концу дня я справляюсь только с половиной книг на столе, что приводит Миссис Доминго в явное недовольство. Она очень долго что-то пытается мне объяснить на испанском, размахивая при этом руками, но я не понимаю ни слова. Мне остаётся лишь кивать, словно я соглашаюсь с каждым её словом. По её лицу вижу, что мои кивки не внушают ей доверия, но ей ничего не остаётся, как цокая языком, пойти на поиски своей следующей жертвы.       Я облегченно вздыхаю. Осталось два месяца минус один день. Не так уж много.       «А теперь к Эшли», — проносится у меня в голове, и я как можно скорее бегу на автобусную остановку рядом со школой.       На подъездной дорожке их крохотного светло-серого дома стоит припаркованный пикап. Значит, она точно должна быть внутри. Как только Эш получила свои водительские права и ключи от отцовской машины, она больше никогда не перемещалась по городу на общественном транспорте или на своих двоих, даже если ей надо было добраться до соседней улицы.       «Я что зря потратила год своей жизни?!» — восклицала она на любые наши предложения пройти хоть маломальское расстояние пешком. Мы каждый раз подшучивали над ней, что по школе ей тоже следует перемещаться на собственном транспорте, поскольку иногда приходилось тратить на дорогу из кабинета в кабинет почти весь 10-минутный перерыв, но Эш лишь закатывала на это глаза.       Я подхожу ко входной двери и делаю глубокий вдох, набираясь смелости. Понятия не имею, что я ей скажу, стоило, наверное, подготовить целую речь, может парочку эпитетов о том, какая она хорошая подруга и как я ей дорожу, но я этого не сделала.       «Извини», — надо точно начать с этого. Стучусь в дверь, но в ответ лишь мертвенная тишина, словно в доме никого. Падаю на ступеньки и пытаюсь собрать все свои мысли в кучу, но вскоре понимаю, что это абсолютно бессмысленно. Эшли не откроет. Не сегодня.