Lena Black and thе thread of fate

POV Гарри Поттер Я не хотел сообщать остальным, что у меня с Полумной одна и та же галлюцинация, если это действительно была галлюцинация. Поэтому, заняв свое место в карете и захлопнув за собой дверь, я уже не говорил о лошадях. Однако я невольно то и дело поглядывал в окно на темные лошадиные фигуры. — Все видели эту Граббли-Дерг? — спросила Джинни. — Что она, интересно, тут делает? Ведь не мог же Хагрид уйти из школы, правда? — Я была бы рада, если бы он ушел, — сказала Полумна. — По-моему, он не ахти какой учитель. — Он отличный учитель! — хором возразили рассерженные я, Рон и Джинни. Я посмотрел на Гермиону. Она кашлянула и быстро сказала: — Да… он очень хороший. — А мы в Когтевране считаем, что на него без смеха нельзя смотреть, — не смутившись, сказала Полумна. — Значит, у вас погано с чувством юмора! — рявкнул Рон. Карета тем временем, скрипя колесами, поехала. Полумну грубость Рона, казалось, не обеспокоила нисколько. Мало того — она некоторое время равнодушно смотрела на него, как смотрят не слишком интересную телепередачу. Громыхая и покачиваясь, кареты цепочкой двигались по дороге. Когда нас экипаж между двумя высокими колоннами, увенчанными фигурами крылатых вепрей, въезжал на территорию школы, я прильнул к окну, надеясь увидеть огонек в хижине Хагрида на краю Запретного леса. Но на всей территории было совершенно темно. Замок Хогвартс между тем нависал все ближе — могучая громада башен, угольно-черная на фоне темного неба. Яркими прямоугольниками в ней там и сям светились окна. У каменных ступеней, ведущих к дубовым входным дверям замка, кареты с лязгом остановились. Я вышел из экипажа первым. Я повернулся и опять стал искать глазами свет в домике на опушке леса, но там не было никаких признаков жизни. Боясь расстаться с призрачной надеждой на то, что лошади мне померещились, я неохотно перевел взгляд на кареты и, конечно, снова увидел эти странные скелетоподобные существа. Они тихо стояли, овеваемые прохладным вечерним воздухом, и таращили пустые белые глаза. Я и раньше видел однажды такое, чего Рон не видел, но то было отражение в зеркале — нечто куда менее материальное, чем сотня здоровенных тварей, достаточно сильных, чтобы везти тяжелые кареты. Если верить Полумне, они всякий раз их везли, но были невидимы. Почему же я, вдруг их увидел? И почему Рон — нет? — Идешь ты или нет? — прозвучал рядом голос Рона. — А… да, — быстро сказал я, и мы влились в толпу, торопливо поднимающуюся к дверям по каменной лестнице. — Увидимся в Большом зале. — сказала Лена, направляясь в другую от нас сторону. Вестибюль был ярко освещен факелами, и шаги учеников по мощенному каменными плитами полу отдавались в нем эхом. Все двигались направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Предстоял пир по случаю начала учебного года. Конец POV Гарри Поттер POV Лена Дюма Попрощавшись с ребятами я направилась в свой кабинет. Поднявшись на нужный мне этаж, пройдя по коридору, увидев статую грифона, я остановилась. — Лимонные дольки. Статуя отодвинулась, я встала на лестницу, что начала двигаться, когда она остановилась, я открыла дверь своего кабинета. Открыв дверь, я зашла в кабинет. Тут все осталось так как при преподавании дяди Альбуса и тут мне вспомнилось мое слушание. И как дядя Альбус ушел не сказав мне не слово. Может у него были дела поэтому у него не было времени чтоб поговорить со мной. После пира я отправлю ему письмо. Сняв с себя портфель, я начала вытягивать книги, перья и прочее и тут вдруг я на дне портфеля нашла сверток. На свертке было прилеплено письмо. Взяв его в рутки, я вынула письмо с конверта. "Привет любимая. Хоть и прошло не очень много времени я очень соскучился по тебе. Сейчас я решил сделать тебе небольшой подарок." — было написано корявеньким почерком. В этот момент обратила внимание на свёрток. В нём лежала аккуратно свёрнутая мантия сине-белого цвета. Я развернула её и просто обомлела. Мантия была очень красивая и нежная. — Спасибо любимый. — прошептала я. Одевши на себя новую мантию подаренную Сириусом, одев синюю с белой лентой остроконечную шляпу, черные туфли на каблуке. Завязав волосы в хвост, я подошла к насесту где сидел Фоукс. Он спокойно спал, спрятав голову за крылом. Погладив его по голове он проснулся. — Прости не хотела тебя разбудить. Фоукс взлетев, сел мне на плечо, потеревшись об мою щеку. Вдруг кто-то постучал в дверь. — Входите. В кабинет зашел Регулус. Волосы его так и оставались вьющимися как и у Сириуса. На нем была мантия зеленого цвета с гербом Хогвартса. — Буду надеятся ты готова... Потомучто МакГонагалл попросила тебя привести. — Я скоро буду. Через час с Фоуксом на плече я пришла в Большой зал, направившись к столу преподавателей, я села на свое место. Конец POV Лена Дюма POV Гарри Поттер В Большом зале школьники рассаживались по факультетам за четыре длинных стола. Вверху простирался беззвездный черный потолок, неотличимый от неба, которое можно было видеть сквозь высокие окна. Вдоль столов в воздухе плавали свечи, освещая серебристых призраков, во множестве сновавших по залу, и учеников, которые оживленно переговаривались, обменивались летними новостями, выкрикивали приветствия друзьям с других факультетов, разглядывали друг у друга новые мантии и фасоны стрижки. И опять я заметил, что, когда я иду мимо, некоторые наклоняются друг к другу и перешептываются. Я стиснул зубы и постарался вести себя так, словно ничего не замечаю и мне ни до чего нет дела. Полумна отделилась от нас и отправилась за стол Когтеврана. Едва мы дошли до стола Гриффиндора, как Джинни позвали друзья-четверокурсники, и она села с ними. Я, Рон, Гермиона и Невилл нашли себе четыре места подряд у середины стола. По одну сторону от нас сидел Почти Безголовый Ник, факультетский призрак Гриффиндора, по другую — Парвати Патил и Лаванда Браун, которые поздоровались со мной как-то нарочито беззаботно и дружелюбно, не оставив у меня сомнений в том, что перестали перемывать мне косточки лишь мгновение назад. Впрочем, у меня на уме были более важные вещи: через головы учеников я смотрел на преподавательский стол, который шел вдоль главной стены зала. — Его тут нет. Рон и Гермиона смотрели туда же, хотя особенно вглядываться не было нужды: рост Хагрида позволил бы сразу увидеть его в любой компании. — Не мог же он совсем уйти из школы, — сказал Рон с легкой тревогой в голосе. — Конечно не мог, — твердо проговорил я. — Может быть, с ним… случилось что-нибудь? — беспокойно спросила Гермиона. — Нет, — мгновенно ответил я. — Где же он тогда? — Гарри, если с ни что небудь случилось Лена знала бы это первой, а ты посмотри на нее. — сказала Гермиона, посмотрев на преподавательский стол. Я посмотрел туда же. Лена сидела спокойно и о чем-то разговаривала с профессором Шу. И крестная выглядела еще лучше чем раньше. После паузы я очень тихо — так, чтобы не услышали Невилл, Парвати и Лаванда, — сказал: — Может быть, еще не вернулся. Ну, вы помните — после своей летней работы… После того, что он должен был сделать для Дамблдора. — Да… да, пожалуй, — согласился Рон, вроде бы успокоившись. Но Гермиона, прикусив губу, все оглядывала преподавательский стол, точно хотела найти там какое-то окончательное объяснение отсутствия Хагрида. — А это кто? — резко спросила она, показывая на середину преподавательского стола. Я посмотрел туда же, куда она. Первой я увидел Лену, сидевшую в центре длинного стола в своем золоченом кресле с высокой спинкой. На ней была сине-белая мантия и синия шляпа с белой лентой. Лена склонила голову к сидевшей рядом женщине, которая что-то говорила ей на ухо. Она выглядела, подумал я, как чья-нибудь вечно незамужняя тетушка. Пухлая и приземистая, с короткими курчавыми мышино-каштановыми волосами, она повязала голову ужасающей ярко-розовой лентой под цвет пушистой вязаной кофточки, которую надела поверх мантии. Вот она чуть повернула голову, чтобы отпить, из кубка. Мое внимание переключилось на профессора Граббли-Дерг, которая только что появилась позади преподавательского стола. Протиснувшись к дальнему его концу, она заняла место, где должен был сидеть Хагрид. Это значило, что первокурсники уже пересекли озеро и вошли в замок. И действительно несколько секунд спустя дверь, которая вела в Большой зал из вестибюля, отворилась. В зал потянулась длинная вереница испуганных новичков, возглавляемая профессором МакГонагалл, которая несла табурет с древней Волшебной шляпой, во многих местах заплатанной и заштопанной. На тулье шляпы около сильно потрепанных полей виднелся широкий разрез. Разговоры в Большом зале разом умолкли. Первокурсники выстроились вдоль преподавательского стола лицом к остальным ученикам. Профессор МакГонагалл бережно поставила перед ними табурет и отступила. Лица первокурсников, освещаемые огоньками свечей, казались очень бледными. Одного мальчонку, стоявшего в середине шеренги, била дрожь. Мне на миг вспомнилось, какой ужас испытывал я сам, стоя на их месте в ожидании неведомого испытания, которое должно было определить, на каком факультете я буду учиться. Вся школа ждала затаив дыхание. И вот разрез на тулье открылся, как рот, и Волшебная шляпа запела: В стародавние дни, когда я была новой, Те, что с целью благой и прекрасной Школы сей вчетвером заложили основы, Жить хотели в гармонии ясной. Мысль была у них общая — школу создать, Да такую, какой не бывало, Чтобы юным познанья свои передать, Чтобы магия не иссякала. «Вместе будем мы строить, работать, учить!» — Так решили друзья-чародеи, По-иному они и не думали жить, Ссора — гибель для общей идеи. Слизерин с Гриффиндором — вот были друзья! Пуффендуй, Коггевран — вот подруги! Процветала единая эта семья, И равны были магов заслуги. Как любовь несогласьем смениться могла? Как содружество их захирело? Расскажу я вам это — ведь я там была. Вот послушайте, как было дело. Говорит Слизерин: «Буду тех только брать, У кого родовитые предки». Говорит Когтевран: «Буду тех обучать, Что умом и пытливы и метки». Говорит Гриффиндор: «Мне нужны смельчаки, Важно дело, а имя — лишь слово». Говорит Пуффендуй: «Мне равно все близки, Всех принять под крыло я готова». Расхожденья вначале не вызвали ссор, Потому что у каждого мага На своем факультете был полный простор. Гриффиндор, чей девиз был — отвага, Принимал на учебу одних храбрецов, Дерзких в битве, работе и слове. Слизерин брал таких же, как он, хитрецов, Безупречных к тому же по крови. Когтевран проницательность, сила ума, Пуффендуй — это все остальные. Мирно жили они, свои строя дома, Точно братья и сестры родные. Так счастливые несколько лет протекли, Много было успехов отрадных. Но потом втихомолку раздоры вползли В бреши слабостей наших досадных. Факультеты, что мощной четверкой опор Школу некогда прочно держали, Ныне, ярый затеяв о первенстве спор, Равновесье свое расшатали. И казалось, что Хогвартс ждет злая судьба, Что к былому не будет возврата. Вот какая шла свара, какая борьба, Вот как брат ополчился на брата. И настало то грустное утро, когда Слизерин отделился чванливо, И, хотя поутихла лихая вражда, Стало нам тяжело и тоскливо. Было четверо — трое осталось. И нет С той поры уже полного счастья. Так жила наша школа потом много лет В половинчатом, хрупком согласье. Ныне древняя шляпа пришла к вам опять, Чтобы всем новичкам в этой школе Для учебы и жизни места указать, — Такова моя грустная доля. Но сегодня я вот что скажу вам, друзья, И никто пусть меня не осудит: Хоть должна разделить я вас, думаю я, Что от этого пользы не будет. Каждый год сортировка идет, каждый год… Угрызеньями совести мучась, Опасаюсь, что это на нас навлечет Незавидную, тяжкую участь. Подает нам история сумрачный знак, Дух опасности в воздухе чую. Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг, Врозь не выиграть битву большую. Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал, И ничем мы спасенье не купим. Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал. А теперь к сортировке приступим. Шляпа умолкла и замерла. Раздались аплодисменты, но на этот раз — я не помнил, чтобы такое случалось раньше, — они сопровождались тихим говором и перешептываниями. По всему Большому залу ученики обменивались репликами с соседями, и я, хлопая вместе со всеми, прекрасно понимал, чем вызваны всеобщие толки. — Разошлась она что-то в этом году, — сказал Рон, удивленно вскинув брови. — Не то слово, — согласился я. Обычно волшебная шляпа ограничивалась описанием качеств, которые требуются от новичка для зачисления на тот или иной факультет, и своей роли в решении его судьбы. Я не помнил, чтобы она пыталась давать Хогвартсу советы. — Было раньше такое, чтобы она предостерегала школу? — спросила Гермиона с ноткой тревоги в голосе. — Безусловно, было, — авторитетно ответил Почти Безголовый Ник, наклонясь к ней и пройдя при этом сквозь Невилла (Невилл вздрогнул — ощущение, прямо скажем, не из приятных). — Шляпа считает своим святым долгом выступить с должным предостережением, когда она чувствует… Но тут он увидел, что профессор МакГонагалл, которая должна была теперь выкликать первокурсников, смотрит на шепчущихся испепеляющим взором. Почти Безголовый Ник поднес к губам прозрачный палец, благонравно выпрямился на стуле и замер. Шепотки разом утихли. Грозно окинув напоследок взглядом столы всех четырех факультетов, профессор МакГонагалл опустила глаза к длинному свитку пергамента и назвала первое имя: — Аберкромби, Юан. Вперед, спотыкаясь, вышел охваченный страхом мальчик, которого я приметил чуть раньше. Он надел шляпу, голова не утонула в ней целиком лишь благодаря большим оттопыренным ушам. Шляпа на мгновение задумалась, потом разрез в нижней части тульи снова зашевелился, и прозвучало: — Гриффиндор! Я как и другие гриффиндорцы, громко зааплодировал, и Юан Аберкромби проковылял к нашему столу и сел; вид у него был такой, словно он мечтал провалиться сквозь пол и никогда больше не показываться никому на глаза. Мало-помалу длинная шеренга новичков рассасывалась. В паузах между выкликанием имен и решениями шляпы до меня доносилось громкое урчание в животе у Рона. Наконец Целлер Роза была зачислена в Пуффендуй, и профессор МакГонагалл, взяв табурет со шляпой, вышла из зала. Встала Лена. — Нашим новичкам, — звучно заговорила Лена, сияя улыбкой и широко распахнув объятия, — Добро пожаловать! Нашей старой гвардии — добро пожаловать в насиженные гнезда! Придет еще время для речей, но сейчас время для другого. Уплетайте за обе щеки! Под общий смех и одобрительные аплодисменты крестной аккуратно села, Фоукс, что сидел у нее на плече, сел на верхушку стула чтоб у Лены плечо наверное не заболело. А тем временем в зале, откуда ни возьмись, появилась еда, и в таком количестве, что все пять длинных столов ломились от мяса, пирогов, овощных блюд, хлеба, соусов и кувшинов с тыквенным соком. — Кла-асс, — простонал изголодавшийся Рон и, потянувшись к ближайшему блюду с отбивными котлетами, стал наваливать их себе на тарелку под тоскливым взором Почти Безголового Ника. — Ты что-то начал говорить перед распределением, — напомнила призраку Гермиона. — Насчет предостережений, которые высказывала шляпа. — Да-да, — сказал Ник, который был рад поводу отвернуться от Рона, уплетавшего жареную картошку с почти неприличным аппетитом. — Я несколько раз слышал ее предостережения во времена, когда школе грозили большие беды. И всегда, конечно, она говорила одно и то же: сплотитесь, обретите силу изнутри. — Окуа ляа мое на, шошое ози еда? — спросил Рон. С таким набитым ртом, подумал я, хоть что-то выговорить — уже достижение. — Прошу прощения? — учтиво переспросил Почти Безголовый Ник. Гермиона метнула в Рона негодующий взгляд; он сделал громадный глоток и сказал: — Откуда шляпа может знать, что школе грозит беда? — Не имею понятия, — ответил Почти Безголовый Ник — Впрочем, разумеется, она живет в кабинете Лены, и могу предположить, что она улавливает там некие веяния. — И она хочет, чтобы все факультеты жили в дружбе? — спросил я, глядя на стол Слизерина, где властвовал Малфой. — Держи карман шире. — Ты не должен так думать, — упрекнул меня Ник. — Мирное сотрудничество — это ключ ко всему. Хотя мы, привидения, тоже разделены на факультеты, мы поддерживаем между собой дружеские связи. Несмотря на борьбу за первенство между Гриффиндором и Слизерином, я ни за что не стал бы искать ссоры с Кровавым Бароном. — Только потому, что ты жутко его боишься, — сказал Рон. Почти Безголовый Ник был глубоко оскорблен. — Я — боюсь? Смею утверждать, что сэр Николас де Мимси-Дельфингтон ни разу в жизни не возбудил подозрения в трусости! Благородная кровь, текущая в моих жилах… — Кровь? — переспросил Рон. — Разве у тебя есть… — Фигура речи! — перебил его Почти Безголовый Ник, уязвленный теперь настолько, что голова на почти разрубленной шее опасно задрожала. — Надеюсь, мне, которому недоступны радости еды и питья, все же позволено употреблять те слова, какие я считаю нужным? Впрочем, заверяю вас: я давно уже привык к шуточкам учеников по поводу моей смерти! — Ник, он же не смеялся над тобой! — воскликнула Гермиона, бросив на Рона уничтожающий взгляд. К несчастью, рот Рона был опять набит так, что, казалось, вот-вот будет взрыв, и он смог произнести только: «Яэ хоэ иа оиеть», что Ник, судя по всему, не расценил как достаточное извинение. Взмыв в воздух, он поправил шляпу с пером и полетел от нас к другому концу стола, где нашел себе место между братьями Криви — Колином и Деннисом. — Ну, Рон, ты даешь! — гневно прошипела Гермиона. — В чем дело? — возмутился Рон, проглотив наконец то, что у него было во рту. — Мне простой вопрос нельзя задать? — Ладно, проехали, — раздраженно сказала Гермиона, и оба всю оставшуюся трапезу обиженно промолчали. Мне слишком привычны были перепалки Рона и Гермионы, чтобы пытаться их примирить. Куда разумнее было потратить время на бифштекс, запеканку с почками и большой кусок любимого пирога с патокой. Когда ученики покончили с едой и гомон в зале опять сделался громче, Лена вновь поднялась на ноги. Разговоры мгновенно умолкли. Все повернулись к ней. Я между тем ощущал приятную сонливость. Где-то наверху меня ждала кровать с четырьмя столбиками, чудесно мягкая, теплая… — Теперь, когда мы начали переваривать этот великолепный ужин, я, как обычно в начале учебного года, прошу вашего внимания к нескольким кратким сообщениям, — сказала Лена. — Первокурсники должны запомнить, что лес на территории школы — запретная зона для учеников. Некоторые из наших старших школьников, надеюсь, теперь уже это запомнили. (Я, Рон и Гермиона обменялись ухмылками.) Мистер Филч, наш школьный смотритель, попросил меня — как он утверждает, в четыреста шестьдесят второй раз — напомнить вам, что в коридорах Хогвартса не разрешается применять волшебство. Действует и ряд других запретов, подробный перечень которых вывешен на двери кабинета мистера Филча. У нас два изменения в преподавательском составе. Мы рады вновь приветствовать здесь профессора Граббли-Дерг, которая будет вести занятия по Уходу за магическими существами. Я также с удовольствием представляю вам профессора Амбридж, нашего нового преподавателя Защиты от Темных искусств. Прозвучали вежливые, но довольно вялые аплодисменты, во время которых я, Рон и Гермиона обменялись взглядами, выражавшими легкую панику: Лена не сказала, как долго Граббли-Дерг будет преподавать. Она продолжала: — Отбор в команды факультетов по квиддичу будет происходить… Она умолкла и с недоумением посмотрел на профессора Амбридж. Поскольку стоя она была лишь ненамного выше, чем сидя, все не сразу поняли, почему Лена перестала говорить. Но тут послышалось ее негромкое «кхе, кхе» и стало ясно, что она поднялась на ноги и намерена держать речь. Замешательство крестной продлилось всего какую-нибудь секунду. Затем она проворно села и уставила на профессора Амбридж пытливый взгляд, точно ничего на свете не желала сильнее, чем услышать ее выступление. Но другие преподаватели не сумели так искусно скрыть свое изумление. Брови профессора Стебль исчезли под растрепанными волосами, губы профессора МакГонагалл стали тоньше, чем я когда-либо у нее видел. Ни разу еще новый учитель не осмелился перебить Лену. Многие школьники ухмыльнулись: эта особа явно не знала, как принято вести себя в Хогвартсе. — Благодарю вас, директор, — жеманно улыбаясь, начала Амбридж, — За добрые слова приветствия. Голосок у нее был высокий, девчоночий, с придыханием. Я знал одно: что все в ней, от глупого голоска до пушистой розовой кофточки, вызывает у меня отвращение. Она еще раз мелко откашлялась — «кхе, кхе» — и продолжала: — Как приятно, доложу я вам, снова оказаться в Хогвартсе! — она опять улыбнулась, обнажив очень острые зубы. — И увидеть столько обращенных ко мне счастливых маленьких лиц! Я оглядел зал, но счастливых лиц что-то не приметил. Наоборот, все были неприятно удивлены тем, что к ним обращаются как к пятилетним. — Я с нетерпением жду знакомства с каждым из вас и убеждена, что мы станем очень хорошими друзьями! Школьники начали переглядываться, некоторые с трудом подавляли смех. — Я согласна с ней дружить только до тех пор, пока мне не придется позаимствовать у нее кофточку, — шепнула Парвати Лаванде, и обе они беззвучно захихикали. Профессор Амбридж снова издала свое «кхе, кхе», но когда она опять заговорила, восторженного придыхания в голосе уже почти не слышалось. Он звучал куда более деловито. Слова были скучными и как будто вызубренными. — Министерство магии неизменно считало обучение юных волшебников и волшебниц делом чрезвычайной важности. Редкостные дарования, с которыми вы родились, могут быть растрачены впустую, если их не развивать и не оттачивать бережными наставлениями. Древние навыки, которые выделяют волшебное сообщество из всех прочих, должны передаваться из поколения в поколение — иначе мы потеряем их навсегда. Беречь, приумножать и шлифовать сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, — первейшая обязанность тех, кто посвятил себя благородному делу преподавания. Тут профессор Амбридж сделала паузу и легонько кивнула коллегам, ни один из которых на этот знак внимания не ответил. Профессор МакГонагалл, Шу и Регулус так сурово нахмурили брови, что стали очень похожи на хищных птиц. Я явственно увидел, как они обменялась многозначительным взглядом с профессором Стебль. Амбридж между тем в очередной раз кхекхекнула и заговорила дальше: — Каждый новый директор Хогвартса привносил в трудное дело руководства этой древней школой нечто новое, и так оно и должно быть, ибо без прогресса нашим уделом стали бы застой и гниение. Однако прогресс ради прогресса поощрять не следует, ибо большая часть наших проверенных временем традиций в пересмотре не нуждается. Итак, необходимо равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традицией и новаторством… Я почувствовал, что мое внимание ослабевает: мозг то включался, то выключался. Тишины, которая всегда наполняла зал, когда слово брала Лена, не было и в помине: школьники наклонялись друг к другу, шептались, хихикали. За столом Когтеврана Чжоу оживленно болтала с подружками. Полумна, сидевшая недалеко от Чжоу, снова вынула своего «Придиру». За столом Пуффендуя Эрни Макмиллан был одним из немногих, кто по-прежнему смотрел на профессора Амбридж, но взгляд у него был остекленевший, и я не сомневался, что он только притворяется, будто слушает: на груди у него блестел новенький значок старосты, и надо было вести себя соответственно. Профессор Амбридж вольного поведения учеников как будто не замечала. Казалось, начнись под самым носом у нее буйный мятеж — она все равно договорила бы до конца. Преподаватели, однако, по-прежнему слушали ее очень внимательно. Гермиона, судя по всему, не упускала ни единого слова Амбридж, но по ней было видно, что слова эти ей совсем не по нутру. — … потому что иные из перемен приносят подлинное улучшение, в то время как другие с течением лет выявляют свою ненужность. Точно также некоторые из старых обычаев подлежат сохранению, тогда как от тех из них, что обветшали и изжили себя, следует отказаться. Сделаем же шаг в новую эру — в эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что заслуживает сохранения, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, искореняя то, чему нет места в нашей жизни. Она села. Лена похлопала. Педагоги последовали ее примеру, но я заметил, что некоторые сомкнули ладони всего раз или два. Присоединился и кое-кто из учеников, но большей частью они просто прозевали конец речи, которой не слушали, и, прежде чем они могли зааплодировать по-настоящему, Лена снова встала. — Благодарю вас, профессор Амбридж, за чрезвычайно содержательное выступление, — сказала она с легким поклоном. — Итак, я продолжу. Отбор в команды по квиддичу будет происходить… — Это точно, что содержательное, — вполголоса заметила Гермиона. — Только не говори, что тебе понравилось, — тихо сказал Рон, повернув к Гермионе лоснящееся от сытости лицо. — Одна из самых занудных речей, какие я слышал. А ведь я рос с Перси. — «Содержательное» и «понравилось» — разные вещи, — сказала Гермиона. — Эта речь очень многое объясняет. — Правда? — удивился я. — А по мне, так вода водой. — В этой воде растворено кое-что важное, — сумрачно проговорила Гермиона. — Да что ты, — с недоумением сказал Рон. — Как вам вот это: «Прогресс ради прогресса поощрять не следует»? Или еще: «Искореняя то, чему нет места в нашей жизни»? — Ну, и что это означает? — нетерпеливо спросил Рон. — А я тебе скажу, что означает, — сказала Гермиона зловеще. — Означает то, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса. Тем временем все вокруг зашумели и засуетились. Крестная, пока мы разговаривали, объявила торжество оконченным. Ученики начали вставать и двигаться к выходу. Гермиона взволнованно вскочила на ноги. — Рон, мы же должны показать первокурсникам дорогу! — Ах, да, — сказал Рон, который явно про это забыл. — Эй! Эй, вы! Мелкота! — Рон! — А кто они, по-твоему? Великаны, что ли? — Может, они и маленькие, но не смей называть их мелкотой! Первокурсники! — властно крикнула Гермиона через стол. — Сюда, пожалуйста! Кучка новичков робко двинулась по проходу между столами Гриффиндора и Пуффендуя. Каждый мешкал как только мог, чтобы не идти первым. Все они действительно казались очень маленькими; я был уверен, что я, когда приехал сюда в первый раз, выглядел все же постарше. Я улыбнулся им. Светловолосый мальчик рядом с Юаном Аберкромби остановился как вкопанный, он толкнул Юана локтем и шепнул ему что-то на ухо. Юан Аберкромби сделался таким же испуганным и украдкой бросил на меня взгляд, полный ужаса. Я почувствовал, что улыбка сползает с лица, как Смердящий сок. — Ну ладно, пока, — сказал я Рону и Гермионе и один двинулся к выходу из Большого зала, изо всех сил стараясь не замечать новых перешептываний, взглядов и кивков в мою сторону. В вестибюле, пробираясь сквозь толпу, я не смотрел ни направо, ни налево; потом бегом по мраморной лестнице, пара потайных проходов — и я оставил большую часть учеников позади. Надо быть круглым идиотом, чтобы этого не ожидать, злился я на самого себя, идя гораздо менее людными верхними коридорами. Еще бы все на меня не уставились — ведь два месяца назад я вернулся из лабиринта Турнира Трех Волшебников с трупом Седрика и заявил, что я и Лена видели возродившегося лорда Волан-де-Морта. До летних каникул тогда оставалось всего ничего, у меня попросту не было времени дать людям объяснения, пусть даже я был бы тогда в силах подробно рассказать об ужасных событиях на кладбище. Дойдя до конца коридора, который вел к общей гостиной Гриффиндора, я уперся в портрет Полной Дамы и только тут сообразил, что не знаею нового пароля. — Э… — с тоской выдавил я из себя, глядя на Полную Даму, которая сурово смотрела на меня, разглаживая складки на розовом атласном платье. — Без пароля хода нет, — заявила она надменно. — Гарри, я его знаю! Сзади послышалось чье-то пыхтение, и, обернувшись, я увидел бегущего ко мне Невилла. — Ни за что не угадаешь! А мне ничего не стоило запомнить. — он помахал чахлым кактусом, который показывал в поезде. — Мимбулус мимблетония! — Верно, — сказала Полная Дама, и ее портрет повернулся в нашу сторону, как створка двери. За ним в стене открылся круглый проем, куда я с Невиллом тут же влезли. Общая гостиная Гриффиндора была все такой же приветливой — уютная круглая комната в башне с мягкими вытертыми креслами и шаткими старинными столами. У камина, где весело потрескивал огонь, несколько человек грели руки, прежде чем идти в спальню. На противоположной стороне комнаты Фред и Джордж прикалывали что-то к доске объявлений. Я помахал всем и направился прямиком к двери, которая вела к спальням мальчиков. Заводить разговор у меня настроения не было. Невилл последовал за мной. Дин Томас и Симус Финниган, пришедшие в спальню первыми, были заняты оклеиванием стен возле своих кроватей плакатами и фотографиями. Перед тем как я вошел, они разговаривали, но едва увидели меня — тут же умолкли. Я вначале задался вопросом, не обо мне ли они говорили, затем — не стал ли я законченным параноиком. — Привет, — бросил я и, подойдя к своему чемодану, открыл его. — Здорово, Гарри, — сказал Дин, надевая пижаму цветов футбольного клуба «Вест Хэм». — Как каникулы, ничего? — Нормально, — ответил я. Рассказывать о каникулах как следует значило бы потратить большую часть ночи, а сил на это у меня не было. — А у вас? — У меня более-менее, — ухмыльнулся Дин. — Уж точно лучше, чем у Симуса. Он сейчас как раз мне рассказывал. — А что случилось, Симус? — спросил Невилл, заботливо ставя свой Мимбулус мимблетония на прикроватную тумбочку. Симус ответил не сразу. Он что-то замешкался, проверяя, ровно ли приклеен плакат с изображением команды по квиддичу «Кенмарские коршуны». Потом, не поворачиваясь лицом ко мне, сказал: — Мать не хотела меня пускать. — Что? — я снимавший мантию, замер. — Мать не хотела меня пускать в Хогвартс. Симус отвернулся наконец от плаката и стал вынимать из чемодана пижаму, по-прежнему не глядя на меня. — Но почему? — изумленно спросил я. Я знал, что мать Симуса волшебница, и не мог взять в толк, что вдруг сделало ее похожей на Дурслей. Симус не отвечал, пока не кончил застегивать пижаму. — Ну, — сказал он с некой взвешенностью в голосе, —Похоже, что… из-за тебя. — Как так? — быстро спросил я. Сердце у меня забилось. Ощущение — будто что-то на тебя надвигается. — Ну, — опять произнес Симус, все еще избегая моего взгляда, — Она… э… нет, дело не только в тебе, еще и в мисс Дюме… — Она что, верит россказням «Ежедневного пророка»? — спросил я. — Думает, что я лжец, а Лена молодая дура? Симус поднял на меня взгляд. — Да, что-то в этом роде. Я ничего не сказал. Я бросил на тумбочку волшебную палочку, стянул мантию, рассерженно засунул ее в чемодан и надел пижаму. Мне уже до смерти надоело быть тем, на кого все время таращатся, о ком все время чешут языками. И хоть бы один знал, хоть бы один имел малейшее представление, каково это — быть тем, c кем происходят такие вещи… Миссис Финниган, дура набитая, явно не имеет об этом понятия, свирепо думал я. Я забрался в кровать и хотел уже задернуть полог, как вдруг Симус спросил: — Слушай-ка… А что, собственно, случилось в тот вечер, когда… Ну, ты понимаешь… Когда погиб Седрик и все такое? Голос у Симуса был и нервный, и любопытный. Дин, который до этого рылся в чемодане в поисках шлепанца, вдруг странно замер — навострил уши, ясное дело. — Меня-то зачем об этом спрашивать? — резко ответил я. — Читай себе «Ежедневный пророк», как твоя мать, что тебе мешает? Там найдешь все, что тебе следует знать. — Не смей так про мою мать! — рассердился Симус. — Я буду так про всякого, кто называет меня лжецом, а мою крестную молодой дурой, — сказал я. — Повежливей со мной, понял! — Как хочу, так и буду с тобой говорить, — сказал я. Злоба поднималась во мне очень быстро, и я схватил с тумбочки волшебную палочку. — Не нравится ночевать со мной в одной комнате — поди попроси МакГонагалл тебя перевести. И мамаша меньше будет беспокоиться… — Оставь мою мать в покое, Поттер! — Что тут у вас случилось? В двери показался Рон. Широко раскрытыми глазами он смотрел то на сжавшего кулаки Симуса, то на меня, я стоял на кровати на коленях, направив на Симуса волшебную палочку. — Он про мою мать высказывается! — завопил Симус. — Что? — не поверил Рон. — Да брось ты, не мог этого Гарри — мы же видели твою мать, она нам понравилась… — Нравилась, пока не начала верить каждому слову, какое пишет про меня и Лену вонючий «Ежедневный пророк»! — крикнул я срывающимся голосом. — Вот оно что, — проговорил Рон, и на его веснушчатом лице проступило понимание. — А… ну ясно. — Знаешь что? — разгоряченно сказал ему Симус, зло покосившись на меня. — Он прав, я не хочу больше с ним жить в одной комнате, он сумасшедший! — Так нельзя, Симус, — сказал Рон. У него уже начали пылать уши — недобрый знак. — Нельзя? — заорал Симус, который, в противоположность Рону, стал весь бледный. — Значит, ты веришь всему этому бреду, который он и мисс Дюма несут про Сам-Знаешь-Кого? Значит, по-твоему, они правду говорят? — Да, правду! — сердито воскликнул Рон. — Ну, тогда ты тоже сумасшедший, — с раздражением бросил Симус. — Да? Но, к несчастью для тебя, дружок, я еще и староста! — сказал Рон, ткнув пальцем в свой значок. — Так что если не хочешь в наказание сидеть после уроков, думай, что говоришь! Несколько секунд Симус выглядел так, словно готов был даже ценой наказания произнести то, что вертелось на языке, но потом, презрительно хмыкнув, резко повернулся, кинулся на кровать и дернул полог с такой силой, что сорвал его, и ткань пыльным комком свалилась на пол. Рон метнув напоследок на Симуса негодующий взгляд, посмотрел на Дина и Невилла. — У кого еще родители имеют что-нибудь против Гарри и мисс Дюмы? — угрожающе спросил он. — Мои родители маглы, — пожал плечами Дин. — Они про смерти в Хогвартсе и знать ничего не знают. Я не такой дурак, чтобы им рассказывать. — Ты не знаешь мою мать, она у кого угодно что хочешь выведает! — резко сказал ему Симус. — И твои ведь не получают «Ежедневный пророк». Им невдомек, что Дамболдора выперли из Визенгамота и из Международной конфедерации магов, потому что у него уже не все дома… потомучто он верит словам своей племянницы. — Моя бабушка говорит, что это все чушь! — крикнул Невилл фальцетом. — Она говорит, это с «Пророком» неладно, а не с Дамблдором и мисс Дюмой. Она даже подписку аннулировала. Мы верим Гарри и мисс Дюме, — бесхитростно сказал Невилл. Он забрался в кровать и натянул одеяло до подбородка, по-сонному глядя на Симуса. — Бабушка всегда говорила, что Сами-Знаете-Кто когда-нибудь вернется. Она сказала: если Дамблдор и мисс Дюма говорят, что он здесь, значит, он здесь. Я слушая Невилла, почувствовал прилив благодарности. Больше никто ничего не сказал. Симус вынул волшебную палочку, поправил с ее помощью полог и скрылся за ним. Дин лег в кровать, повернулся и затих. Невилл, сказавший все, что мог, влюбленно смотрел на свой кактус, освещенный луной. Рон, готовясь ко сну, принялся складывать одежду. Моя кровать была соседняя, снова положил голову на подушку. Ссора с Симусом, который всегда мне нравился, очень сильно на меня подействовала. От скольких еще мне придется услышать, что я врун или псих, а Лена молодая дура или сумадшая? Хочь бы только некто не узнал, что она жена Сириуса. Если узнают все начнут ее обзывать клеймом " жена убийцы" або еще хуже посадят в Азкабан или заставят сказать где сейчас находится Сириус. Если не дай Мерлин это случится я потеряю последних родных мне людей и тогда я навсегда останусь с Дурслями. Надо будет завтра поговорить с ней. Рон лег в кровать и потушил последнюю свечу, а я тем временем, чувствуя себя очень несчастным, думал: рано или поздно они все равно увидят, что мы правы. Но сколько до той поры придется вытерпеть атак, подобных сегодняшней? Конец POV Гарри Поттер