Легенда о Боге смерти

До больницы идти порядка сорока минут среди паутины дворов. Я иду медленно, разглядываю деревья, слегка подпаленные осенью. Всегда перед сменой беру себе время на размышления — дорога и шум отличные медитативные проводники. Обычно в это время я вспоминаю всех Перешедших за минувший день. О некоторых из них память пропадает на следующий день после перехода — люди, которых в последние часы окружали врачи или одиночество. Мне нравится думать, что таким образом я немного продлеваю их жизнь на земле. Иногда я вспоминаю по какому-то определенному признаку: дети, зеленоглазые, с татуировками, богачи. Я помню всех. В начале я записывала их имена. Но теперь мне хватает вспомнить их глаза, и все, чем они жили, всплывает передо мной. Часто это бывает больно. Я заново переживаю их последние ощущения. Это помогает не черстветь, хоть такой путь является отнюдь не легким. За воротами больницы я останавливаюсь и осматриваю окна. За мутноватым желтым стеклом на третьем этаже вижу Василису, сухую старушку, боровшуюся с раком кожи. На ее носу большой пластырь, скрывающий новообразование, он делает ее похожим на гордую утку. Василиса смотрит прямо на меня, сухо и с принятием. Она знает. Некоторые люди способны чувствовать их Переход. Обычно это старики или те, с кем долгое время живет болезнь. Такие не пугаются меня, но часто игнорируют или злятся. Мало кто способен принять свой конец и встретить меня радушно. Прохожу через охрану — кажется, персонал считает меня санитаркой. Я никогда не общаюсь с работниками, могу лишь помахать в ответ на приветствие — и этого достаточно, чтобы во мне не видели угрозу. Поднимаюсь по лестнице на третий этаж в отделение реабилитации онкологии. Я здесь довольно частый гость, так что без труда обхожу все посты медсестер и направляюсь в нужную палату. Василиса в ней одна. Тем лучше — в такие моменты переходящим проще без лишних людей. Василиса все также стоит у окна, тяжело опираясь на подоконник. Она выглядит спокойной, но я вижу, как дрожат ее руки. Прохожу вперед и сажусь на стул у ее койки. В палате душно, пахнет лекарствами и кислой тушеной капустой. Пару минут мы слушаем тишину. Я разглядываю ее отражение, запоминаю ее лицо. Василиса тяжело опускает веки и хрипло выдыхает. Ее нижняя губа слегка поддергивается. Я подхожу к ней и кладу руку на плечо: — Ты сегодня очень красивая, — говорю ее отражению, — ты хочешь поговорить со мной? — она коротко опускает голову вниз. Передвигаю руку к ее пальцам. Морщинистым и еле теплым. — Я думала, что не буду бояться. Я поняла, что ты придешь ко мне, вчера перед сном, — ее голос осип, губа стала дрожать еще сильнее. — Я знаю, — чуть сильнее сжимаю ее пальцы. Так мы стоим еще несколько минут, пока ее лицо не расправляется, — хочешь, чтобы я побыла с тобой? — Да. Скажи, какой меня увидят сын и внуки? — Василиса осторожно поднимает на меня взгляд. Я знаю, что сейчас мой вид должен ее успокаивать. — Они увидят, как к тебе пришел покой. Твои волосы будут уложены. Кожа станет ровнее и светлее. А кольцо будет блестеть, как в день вашей свадьбы, — вижу, как с каждым словом ее дыхание становится более глубоким. Кроткая улыбка сменяет дрожь на губах. Она поправляет кольцо на пальце, и улыбка становится увереннее. — Это хорошо. Я достаю яблоко из сумки. Протягиваю Василисе в раскрытой ладони: — Возьми, милая Васечка, — тихо говорю словами ее матери. Мое сердце ускоряет ритм. С минуту на минуту наступит боль Перехода. Василиса с легкой дрожью кладет руку поверх яблока. Мгновенье длится наш контакт. Я убираю руку и делаю шаг назад. Василиса медленно подходит к кровати и садится. Сейчас ее внимание полностью приковано к яблоку. Она поднимает его ближе к лицу и принюхивается. И одного запаха оказывается достаточно, чтобы начался ее переход.