Вода нового мира

Фронт, пришедший с востока, накрыл лагерь почти моментально. Когда Купер, спрятав последний ровер под брезентом и крепко зафиксировав карабины на кольцах, вкрученных во внешнюю стену складского модуля, вернулся в основной комплекс, — ветер, черный от пыли, хлестал потоками, способными сбить с ног. Едва Купер отдышался, стащил с себя гермошлем и перчатки, из лаборатории показалась Амелия. Она выглядела взволнованной. — Все в порядке? — на всякий случай поинтересовался Купер, не зная как реагировать на отсутствующее выражение ее темно-карих глаз. — Кажется, шторм гораздо сильнее, чем говорилось в предварительных сводках. — Кивнув в ответ на его вопрос, Амелия всмотрелась в крохотный иллюминатор. Купер, стараясь держать руки подальше от поля зрения, коротко прокомментировал: — В прогнозе говорилось, что буря будет короткой. Амелия надеялась, что он был прав, и долго ждать не придется. На периоды бурной непогоды приходилось уменьшать энергопотребление, поскольку резкий обрыв цепи мог спровоцировать выход из строя оборудования, которому ломаться было категорически нельзя. В особенности, конечно, это касалось оборудования лаборатории. Поэтому сильнее всего в плане сокращения издержек «страдали» жилые и складские модули. С убавленным почти до нуля освещением командный отсек совсем стал напоминать терпящее крушение судно. Люди явственно ощущали удары стихии по стенам. Мелкая пыль, конечно, не могла ничего повредить, но чем сильнее был ветер, тем большие куски породы он втягивал в поток и с яростью бросал на маленький лагерь незваных гостей. Им оставалось только ждать. Больше всего местные бури напоминали сухие грозы на Земле, только усиленные в несколько раз и с пылью — точнее, пылеводяным аэрозолем, страшно раздражавщим слизистые, — поэтому показываться в такую погоду вне наглухо задраенных жилых помещений негласные правила жизни колонистов категорически запрещали. Приходилось дожидаться, пока минует фронт, забившись в крохотное убежище, спрятавшись в раковину. Страшась бурь на поверхности и неведомой субстанции под землей. Тщательно вычищая забившиеся в складки защитного костюма пыль и мелкие камешки, Купер спрашивал у Амелии что-то про ее способ выведения клеток хвоща на малом питательном слое — конечно, она очень быстро раскусит, что он просто пытается отвлечь ее от стихийного бедствия снаружи. Или от чего-нибудь еще. Поэтому, убедившись, что гермокостюм вычищен и упакован по форме для последующей обработки, Купер ретировался в безопасную тишину и одиночество собственного жилого модуля. Нужно было перевести дух. Принять короткий, сберегающий воду вакуумный душ, чтобы смыть с себя пыль. Только вот… След на безымянном пальце левой руки, явственно подчеркнутый загаром и шероховатостью окружающей, отчаянно контрастирующей кожи. Он не сможет ничего скрыть. Надо бы заняться каким-нибудь делом. Может, пока он будет возиться, к примеру, с этим разбитым фонарем, Амелия соберется немного погреться и уснет в уголке над книгой. Это бы избавило Купера от лишнего внимания. Странно, но именно сейчас, когда им обоим требовалась поддержка и внимание, Амелия так отстранилась от него. Ничего похожего на памятное поддельное «свидание». Может быть, стоило снова отчалить в бурное пыльное море на поиски приключений, чтобы перехватить одинокий поцелуй на прощание? Очищая контакты разбитого карманного фонарика, Купер задумался о простой и, казалось, такой очевидной вещи. Она поразила его настолько, что он на секунду отложил инструмент. Черт, ну как он раньше-то не догадался? У Брэнд ведь просто нет выбора. Быть может, если бы она успела застать Вольфа, все сложилось бы по-другому? Да нет же. Был у нее выбор, и вместо живого Купера она вновь выбирала давно погибшего Эдмундса. И вот теперь, когда Амелию и его самого связали общие обязательства… Возможно, такая реальность ее не устраивает. Проклятье, конечно, он — не Вольф Эдмундс; с кривоватой усмешечкой и тяжелым сердцем Купер вернулся к прерванному занятию. Одноразовым, как и сломанным, вещам не было места в их жилище. Все, что могло хоть как-то работать, должно было быть поставлено на службу человеку. И эта маленькая вещица тоже научится высекать искры. Электрическая зажигалка могла когда-нибудь пригодиться. А ведь он, Купер, тоже — пригодился. Подвернулся под руку. Просто потому что так вышло. Неприятный озноб охватил его спину и плечи. В модуле стало чертовски холодно. Неужели весь сумасшедший перелет сквозь время и пространство окончится — вот так? Огромный путь уже проделан, но еще столько же, а, может, и больше — до ее сердца, да и неясно, нужно ли это… Кто знает?

***

Амелия поставила на середину обеденного стола самодельный светильник, сконструированный как-то Купером в час досуга: маленький домик из прозрачного пластика с вставленной внутрь лампой от вышедшего из строя хромоанализатора. Несмотря на чаяния Купера, Амелия не спала, хоть и почти с головой завернулась в штатный плед. Свернулась над книгой в круге теплого света. Домик, простенькая, грубовато сработанная форма — что поделаешь, Купер был пилотом, а не художником, — выглядел определенно чужеродно. В оке бури чужого мира. На краю Вселенной. — Им придется пояснять, что это такое, — медленно моргая произнесла Амелия; скорее всего, она была близка к тому, чтобы все-таки уснуть. — Им? — не понял Купер. — Ага, — кивнула Амелия в том направлении, где был выход в лабораторию, а за ней — в инкубаторный отсек. Она отложила книжку и опустила голову на сложенные на столе руки. Проходя мимо — к распределительному узлу, — Купер сочувственно-понимающе взглянул на глубокие тени от ресниц и рассыпавшуюся по щеке отросшую челку. И еще — немного с сожалением. Неужели он так и останется в ее жизни просто тенью? Суррогатом Вольфа? Отраженным светом давно сгоревшей звезды? Он отлично знал, что Амелия не любила чрезмерного внимания к своим слабостям, и Купера рвало на части от очевидного противоречия: она так легко поддавалась настроению, он не один раз видел ее искренние слезы и неподдельную радость — но когда дело касалось ее самой, она опускала на лицо это невозмутимо-пренебрежительное выражение, воздвигая невидимую границу. И он отступал, не понимая, где допустил оплошность в очередной раз. Но теперь все немного прояснилось. Самую малость. Поэтому прикоснуться — просто в качестве дружеской поддержки и ободрения — себе не позволил. Если она уснет, как не раз уже бывало, он просто унесет ее в жилой блок. Спала, кстати, она удивительно нечутко для их экстремального образа жизни. Слава богу. Но Амелия не собиралась пока засыпать. Она вскинула голову от очередного особенно мощного удара в стенку — совсем рядом с иллюминатором в модуль влетел довольно крупный камешек. — Им придется приспособиться. — Несмотря ни на что, Купер был счастлив, что не придется коротать время до того, как стихнет буря, в одиночестве. — Придется, Амелия. Ты слишком плохо думаешь о нашей расе. — Совершенно верно. — Она, убирая прядь за ухо, невозмутимо подхватила его мысль, — Иногда, помня некоторые твои подвиги, я сомневаюсь, что хомо — сапиенс. Купер развел руками. Он уже привык к ее выпадам и даже не подумал принимать на свой счет. Однако если им предстояло разделить будущее на двоих, просто потому что у каждого не было выбора, то, быть может, им стоило хотя бы подружиться? Несмотря на закипающий внутри бунт, Купер рассмеялся. Амелия, глядя на сдвинутые в притворно оскорбленной гримасе брови Купера, тоже не удержалась от смеха. Тот, считая, что мнения о себе уже не испортит, устроился с так и не выпитым утренним нормативом кофейного суррогата прямо на конторке. — Эй! — запротестовала Амелия, с негодованием глядя на Купера. Он отлично знал, что ее выводит из себя эта привычка. Но иногда трудно отказать себе в удовольствии мелко похулиганить. — Ну хорошо, хорошо. — Я надеялась, что ты бросишь так себя вести. Какие у тебя настройки по компромиссам, Купер? Она поднялась из-за стола, бросила взгляд в боковой иллюминатор, откуда немного просматривался пейзаж. Видимость упала почти до нуля, можно было разглядеть только чуть отходящую под сильным ветром обшивку стенки складского модуля, которую, казалось, заметает черным снегом. Купер подошел к Амелии, застывшей перед зрелищем бушующей стихии. Амелия не один раз пробовала смириться с мыслью о том, что они могут погибнуть в любую минуту — просто по капризу погоды, малейшему смещению орбиты или движению эдмундсианской коры. Теперь — от воздействия геобионта. Невидимого, коварного врага, который может быть опаснее любых штормов. Она вписалась в его объятие так ловко, что он и удивиться не успел. Прижал к себе — еще плотнее, так, чтобы она забыла о беснующейся над ними буре. Ничего другого, только защитить от всего мира. Укрыть от опасностей. Амелия повернулась и прижалась лбом к воротнику его штатской рубашки, сцепив руки за спиной в замок. Что-то успокаивающее было в этом жесте. Что-то вечное. Что-то неподвластное стихиям. Несколько опешивший от хода событий, Купер ответил взаимностью, притягивая Амелию к себе ближе. Смерть смотрела в лицо, стояла незримо за плечом; каждый день мог стать последним. И, обретая друг друга вот так, прикосновениями, просто присутствием в одном отсеке, когда случайный взгляд говорит чуть больше, чем радость от того, что пока живы, они учились жить в новой реальности. В новом мире. Пожалуй впервые c прибытия на эту планету Купер от всего сердца пожелал, чтобы буря или шторм, или черт его знает, что там за апокалипсис за порогом этого дома, не стихала как можно дольше. Гори оно синим пламенем. Он готов был поддаться иллюзии в эту минуту. Иллюзии, что Амелия не воображает на его месте никого другого. Порывы штормового ветра зло трепали брезент и гнули до земли флагшток с уже потерявшим всякий вид звездно-полосатым флагом. Черная поземка несла пыль и катила крупные камешки под яростным ветром. Весь мир, о, дивный новый мир, сжался до крохотного огонька в грубо сработанной поделке. До круга света, которого едва хватало на маленький жилой отсек. До точки на звездной карте.

***

Как долго они провели в таком молчаливом объятии — неизвестно. Фонарь-«домик» погас — закончился заряд крохотного аккумулятора. Теперь с перезарядкой всего, что отключилось, придется ждать до окончания шторма. Возможно, это и к лучшему. Не нужно было прятать руки, прикинул Купер, тут же устыдившись собственной трусости. Нет, это в любом случае рано или поздно всплывет на поверхность. Но лучше бы не теперь, когда сил обсуждать что-то личное у Купера просто не осталось. Пусть уж потом. Амелия отстранилась, и Купер готов был поклясться, что видел в слабом отблеске все еще проникавшего внешнего света след от слезы на ее щеке. Брэнд ведь тоже о чем-то сожалела, что-то прятала, о чем-то переживала именно в эту минуту. Нужно было бы посочувствовать… Поддержать. Сказать что-нибудь ободряющее. Но слова поддержки в голову не шли. Вместо этого Купер, намереваясь обрести устойчивую почву под ногами и принудительно возвращая себя на твердую опалубку модуля, поделился недавним открытием: — Помнишь сообщение, якобы отправленное по ошибке? Если бы было светло, то Купер бы увидел, как отчаянно краснеет Амелия. Она стояла буквально в шаге от него, и он сразу ощутил ее движение, изменение настроения, услышал прерывистый вздох. Амелия напряглась, внутренне подбираясь. Она и так слишком много себе позволила. — Да, помню. — ТАРС здесь и в самом деле ни при чем. Сообщение отправлено не им. Амелия повела бровью в сторону шлюзового отсека, где на время шторма стояли на приколе оба «брата». — Надо же. Значит, у нас синдикат? Преступный сговор? Купер улыбнулся. К счастью, в темноте о некоторых вещах говорить можно свободнее. Ему было бы в разы сложнее смотреть в глаза Брэнд, обсуждая ее, хм, репродуктивную стратегию, при ярком свете. Стратегию, направленную персонально на него, Купера. Не боялась ведь она забеременеть от призрака, верно?.. — Пока не могу сказать. Дешифровка еще работает. Опять повисла пауза. Купер тщательно тянул время. — Амелия… Если Купер так начинал разговор — жди беды. Она окончательно растеряла остатки сна. — М? — Слушай, это дело личное, конечно. Но, будучи здесь вдвоем, глупо было думать, что мы к этому не придем. — О чем это ты? — Или еще не все растеряла, потому что сначала не поняла, куда он клонит. Купер опять призвал на помощь все возможное терпение. Постарался внутренне отстраниться и соблюдать очень, очень спокойный тон и ласковые интонации. — Я понимаю, что здесь, в этом мире, у тебя нет возможности выбрать себе партнера по твоим высоким требованиям. Приблизительно осознав, в какую сторону может пойти развитие темы, Брэнд задохнулась от негодования. — Пожалуйста, Амелия, послушай. Это игра с нулевой суммой. Мы любим тех, кого давно нет с нами, помнишь? Но… — Купер осекся, подбирая слова. Амелия ждала. — Но живые — все еще здесь, — сорвался на шепот. Взволнованный, прерывистый шепот. Шторм снаружи продолжался. День окончательно угас. — Может быть, — подала наконец голос Амелия, — мы можем продолжить утром?.. Я вообще не считаю, что… Она отступила на шаг, явно намереваясь удалиться, понимая, что не готова к разговору подобного толка. Не сейчас. — Нет, Брэнд. — Тон ее собеседника все еще был ласковым, вот только в самом голосе, в интонациях, в настроении, проступило что-то еще. Скрытое до времени. Безапелляционное обвинение. Этого не могло быть. Не может же он всерьез думать, что… Амелия двинулась назад, к своему жилому модулю, но не успела. Видимо, это важное совсем не могло ждать. Уверенный, что она сейчас опять ускользнет, Купер притянул ее к себе, приподнял под бедра, довольно легко, и, несмотря на оторопь Амелии, усадил прямо перед собой, на конторку кухонного отсека, лишив возможности сбежать. — Так вот, леди. — Его дыхание обдавало жаром кожу, и темнота вокруг сомкнулась удушающим кольцом. — Я сделаю с вами что угодно; все, что вы попросите и что позволите. Кроме одного. Амелия страдальчески сглотнула, упираясь ладонями в плечи Купера. — Я не буду вашей игрушкой. И Вольфом Эдмундсом, при всем уважении, тоже не стану. Ну вот, теперь можно было начинать кричать или сердиться. Сумрак перед Амелией медленно остывал: Купер ушел, едва выплеснув яд пополам с гневом. Амелия закрыла лицо руками. Напыщенный болван. И растяпа к тому же. Потерял обручальное кольцо и думал, что она не заметит. Идиот.