***
Сон пришел на пятые сутки — без предупреждения, как смерть, как сердечный приступ. Амелия просто упала без чувств и без сил - лицом в стопку свернутых одеял, на случай ночных похолоданий, после которых в модуле температура падала до нуля. Почти через сутки она проснулась от ноющей боли в замерзших до синевы руках и ногах. Едва не свалившись с импровизированной лежанки - двух продолговатых ящиков для инструмента, накрытых свернутым в несколько раз изолирующим материалом и все теми же одеялами, - Амелия направилась в медотсек. Показатели аккумуляторов были близки к минимальным, расход для жизнеобеспечения двоих вырос соответственно. Нет, Купер, вопреки иррациональным опасениям Амелии, никуда не исчез, не растворился, опутанный проводами все так же в медикаментозном сне, дышал размеренно. Немного придя в себя и согревшись, она отрегулировала температуру. Нужно было срочно решать этот вопрос. КЕЙС… Она оглянулась в поисках своего верного спутника. Если ему пришла “в голову” идея менять аккумуляторы самостоятельно… Амелия надеялась на здравомыслие робота, поскольку, если окончательно иссякнет его элемент питания на середине пути, то вряд ли она в одиночку справится с транспортировкой стального великана к генераторам или обратно к модулю. Она, обеспокоенная, направилась к выходу, надеясь обнаружить КЕЙСа где-нибудь неподалеку. Но робот опередил ее — входной люк отъехал в сторону и стальной параллелепипед вошел внутрь. — Мэм? — Видимо, выражение лица Амелии смутило робота. Тревога Амелии была напрасной; КЕЙС, воспользовавшись ее беспамятством, всего лишь перенес одну из световых батарей ближе к модулю, так, чтобы она оказалась в доступности прямого проводного соединения. Разумеется, здесь, в лощине, не могло быть и речи о полном и быстром заряде элементов, но стабильный минимум маленькая батарея могла обеспечить. КЕЙС потратил массу усилий на укрепление соединения, так, чтобы пыльные бури не повредили его — и теперь направлялся проверить работу из модуля. — Молодчина, КЕЙС, — одобрила Амелия, понимая, что ее присутствие может потребоваться в жилом модуле гораздо чаще, чем раньше. А еще она не могла отделаться от досадного чувства: слишком сильный эмоциональный стресс вызвал такую неадекватную реакцию на простейший раздражитель. Видимо, она все-таки не настолько способна справиться с обстоятельствами, по крайней мере, как ей казалось. Постаравшись отбросить ненужные переживания, она направилась проверить самочувствие ее гостя. Мониторы выдавали неплохие показатели, что до определенной степени обнадеживало. Открытых переломов и воспалений не было — о прочих последствиях можно было говорить только после завершения карантина. Амелия застегнула лицевой щиток и проверила крепления перчаток — вполне надежно. Достаточно, чтобы провести осмотр или гигиенические манипуляции. Ощутить, насколько повреждены или, наоборот, целы ткани. Так, чтобы не допустить прямого соприкосновения, проникновения — возможно! — смертельных бактерий или вирусов. На какое-то время они принадлежали совсем разным мирам, экологическим системам. Было бы глупо убить друг друга вот так, почти на пороге… Амелия осторожно вложила пальцы в безжизненную руку Купера, собираясь заменить иглу в тыльной стороне кисти. Ей показалось на мгновение, что веки пациента дрогнули, так, будто готовился открыть глаза. Она затаила дыхание. Быть может, она сделала ему больно? Амелия внимательно осмотрела кисть с катетером — все было в полном порядке. Стараясь не беспокоить Купера лишний раз, она быстро поменяла иглу и отрегулировала подачу в резервуаре. Ей бы хотелось, очень хотелось, чтобы он как можно скорее пришел в себя. Пока Купер находился в этом состоянии, Амелия все еще не была уверена в том, что он не оставит ее вновь, и теперь уже навсегда. Это было бы еще мучительнее: потерять только что обретенную надежду. Не спеша свыкаться с мыслью, что теперь она не настолько одинока, Амелия изредка бросала взгляд на Купера за прозрачную перегородку, безо всякой цели, не доверяя своим глазам, но быстро стряхивала наваждение: устройство базового лагеря требовало ее неотлучного внимания.***
Вопреки опасениям, двухнедельный карантин шел без осложнений, учитывая, что пациент был практически неподвижен и без сознания. Амелия беспокоилась о том, как именно Купер перенесет выход из принудительного анабиоза — и как вообще отреагирует на ее методы терапии. Но одергивала себя, что, если уж он захочет и найдет силы устраивать скандалы, то совершенно точно пойдет на поправку. ТАРС, полностью разряженный, поскольку его блок питания требовал какого-то еще не изобретенного в мире Амелии элемента, был укрыт палаточным брезентом и поставлен на прикол между опорами жилого модуля. КЕЙС ей помочь ничем, кроме перемещения товарища не мог, поэтому Амелия должна была ждать, когда — если! — Купер очнется и починит робота. Черные мысли все еще посещали Амелию — по ночам, под вой пыльных бурь. Или перед самым рассветом, когда эдмундсианская ночь казалась непроглядной. Она ведь уже смирилась с тем, что не выберется из этого места живой, но теперь с надеждой рассматривала поврежденный кораблик, все еще стоявший там, на равнине, вокруг которого ветры из большой пустоши уже сформировали низкие наносы. Но как она сможет бросить их? По вечерам в одной и той же точке темнеющего стального неба маячила точка «Эндьюренс». Амелия поднимала голову и обещала им, что совсем скоро... Даже будь корабль-«крыло» полностью исправным, она сомневалась, что могла бы оставить роботов, свою лабораторию, перечеркнуть весь тот путь, который они — все — прошли, чтобы добраться сюда. Она суеверно подумала, что это дурной знак. Нет, она никуда не уйдет. Маленький холм из камней с поржавевшей у краев именной табличкой тому залогом. Пищали, требуя полной замены, индикаторы аккумуляторов освещения. Придется тащиться к запасной станции Эдмундса, чтобы взять готовые. Подключенной КЕЙСом батареи было слишком мало. Этот мир был суров, если не сказать смертелен. Их собственное существование висело даже не на волоске — на призрачном шансе, одном из миллиардов, что они выживут и преуспеют. Амелия в очередной раз возмутилась таким еретическим для настоящего ученого мыслям. Слишком много предстояло еще сделать, чтобы предаваться роскоши размышлений о смерти. Что ж, если Куперу приспичило восстать из мертвых в таком малопригодном месте — прекрасно, ему же хуже.***
Капля крови выступила на коже — Амелия вытащила катетер из предплечья и готовилась снять такой же с кисти Купера. Ловко промокнув кровь, она капнула на место прокола антисептик. Теплый сухой воздух должен был справиться лучше пластырей. Отсоединенные провода, уже свернутые в ровные бухты, были отложены в сторону. Лицо Купера было спокойным — он спал. Без дополнительной седации, теперь это было ни к чему. Пришло время возвращаться к жизни. Глубоко вдохнув и выдохнув, нарочно откладывая момент, Амелия ослабила застежки пластикового щитка и, чуть поколебавшись, отстегнула его. В нос ударил запах антисептика и нагретого пластика. Перчатки лабораторного костюма легли в специальный контейнер рядом с автоклавом. Пришло время подумать, какими словами она встретит его в этом новом мире. Еще один глубокий вдох. Амелия повернулась к капсуле. И улыбнулась собственному беспокойству — Купер все еще спал. Какие же глупости ее занимали... Она подошла ближе. Прямой контакт больше ничем не грозил, и Амелия, скорее инстинктивно, чем осознанно, вложила пальцы в ладонь Купера, провела большим пальцем по тыльной стороне кисти, где все еще темнел след от катетера. Рука была теплой, совершенно нормальной человеческой температуры. Глубоко под кожей — едва ощутимый пульс. Только теперь, в эту самую минуту, она наконец поверила в его присутствие. И от этого странное ликование затопило ее и выплеснулось — слезами радости. Наконец-то. Амелия даже не сразу сообразила, что ладонь Купера больше не была безжизненной или безвольной: он совершенно ощутимо держал ее руку в своей, отвечая на прикосновение. Поддавшись необъяснимой панике, Амелия сделала движение назад — но хватка только усилилась. Наверное какое-то время он следил за ней из-под опущенных век. — Здравствуй, Амелия. Этот тихий голос взволновал ее — она не зря вытаскивала его с того света. Теперь Купер был здесь, с ней, и она, Амелия, несла за него ответственность — и справилась. Он смотрел на нее. Амелия как-то слишком явственно поняла, что ее рука в его — слишком интимный, быть может — лишний, совершенно не укладывающийся в рамки медицинской необходимости жест. Может быть, ее смущение стало слишком очевидным. Купер выпустил ее руку и чуть пошевелился под простыней. — Скажи мне, — прошептал он, так тихо, что Амелия, превратившись в слух, склонилась к нему. — Скажи мне, Амелия… Она кивнула в знак готовности. — Ты сама раздевала меня? Или доверила КЕЙСу? Густо покраснев от того, насколько врасплох застал ее вопрос, Амелия едва не вспылила. — Купер! — У него еще не было сил улыбаться, но шутки шутить — видимо, уже появились. — Ты надеялся сохранить от меня что-нибудь в тайне? Две недели полноценного поддержания жизнеобеспечения не оставили тебе шансов.***
— Можно было и полюбезнее, Амелия, — поморщился Купер, с опаской прикасаясь к бедру, в которое она только что вколола какое-то не то укрепляющее, не то обезболивающее. — Рада видеть, что ты идешь на поправку, — ответила она через плечо, сбрасывая использованные перчатки и доставая из автоклава новые. Она вновь подошла спустя пару секунд, ловко задрав на нем темно-зеленую медицинскую рубашку, осмотрела все еще покрытую синяками спину. Обошла кругом, жестом заставила выпрямиться и ощупала ребра. Там, где, как она предполагала, могли быть трещины, ныло от прикосновений, хотя она старалась быть осторожной. — Поменьше двигаться, — вынесла она вердикт, окончательно отступая и снимая защитный экран с лица. Все еще? И сколько еще он будет вот так прикован к медицинской капсуле? — Пока не пройдут ушибы и признаки интоксикации. Тебя потрепало, знаешь ли. Да, она была совершенно права. Он не слишком удачно прошел мимо Гаргантюа — проложил самый короткий из возможных путей, не учел риски. Корабль, разработанный по формулам его дочери, все-таки был физическим объектом, и мог подвергнуться — и подвергся — разрушению вблизи превосходящего Солнце в миллионы раз черного гиганта, если хоть малейшая ошибка вкралась в расчет траектории. Его можно было понять. Он надеялся увидеть ее как можно скорее и рисковал — всем. Но теперь — и Амелия тоже это прекрасно понимала, — очень мало что сможет удержать его. Покорить этот новый мир, освоить, выжить и идти дальше — за горизонт, — эта первобытная жажда уже жила и билась пульсом в каждом сосуде, затягивая раны.