Вырвала страницу — пеняй на себя

It's you right there, right there in the mirror And you don't wanna hurt yourself, hurt yourself By looking too closely... Fink — «Looking too closely»

— Алло, да?.. Эмма! Эмми, как дела? Прости, немного опоздала, — Мойра смахнула со лба пот и больно дёрнула себя за волосы, зацепившись в них пальцами. В телефонной будке было тесно, а Эмма почему-то не спешила отвечать. — В школе задержали. Ну что, как ты? Эмм, хорош дуться, меня тут уже прессуют, ха-ха, если ты понимаешь, о чём я. — Мойра нахмурилась и обернулась. Её глаза встретились со скучающими глазами дамочки, которая хотела как можно скорее занять трубку после неё, и даже не старалась держаться хотя бы в паре шагов от будки. Она практически прилипла к стеклу. Мойра только сейчас поняла, что за шипением дождя снаружи не смогла сразу различить всхлипы подруги, царапавшие динамик. — Мой… — У Эммы будто не хватило воздуха, чтобы произнести её имя. — Я вообще… Не хотела звонить сегодня, но пришла… ты ж станешь думать, вот где я, куда… — Эмми, Эмми, в чём дело? Ты плачешь? Что стряслось? — Мойра крепче прижала трубку к уху, обхватив её ладонями. — У Джейн в школе… — Эмма снова приглушенно всхлипнула. — Эмми, Эмми, успокойся. Спокойней. Эти подростки со своими драмами, да? Эмми, это ж не повод, уверена, всё можно решить, расскажи, я, может, подскажу что. Всё решим… Из трубки послышалось что-то неразборчивое. У Мойры содрогнулось сердце: это не было похоже на какой-то пустяк. — Эмми… что с Джейн?.. — Её подруга… Покончила с собой. Дженни… просто никакая. Она всё видела. Вспоминая этот телефонный разговор, Мойра горько усмехнулась. Ей было около тридцати семи лет, и её старой подруге было столько же, но их обеих, уже, казалось бы, достаточно взрослых женщин, очень пугало самоубийство одной старшеклассницы, ещё и совершённое таким странным образом. Она вновь подняла к глазам уже давно прочтённое письмо. Нужно было освежить память. «Дженни сейчас очень не просто, она ушла в себя, постоянно плачет... Ей очень нужна поддержка. А я пропадаю на работе. Лиса была единственной, с кем она дружила. И она погибла прямо у неё на глазах. Что там творилось… Они ещё и поссорились прямо перед этим, и всё это вообще не помогает…» Мойра легко вспоминала голос Эммы, когда читала её письма. Они стабильно созванивались раз в неделю, но подруга писала ей письма. Мойре было это очень нужно. Раньше они обе жили в крохотном Найфсе, учились в одном классе, закончили школу с хорошим аттестатом, но потом их пути разошлись: Мойра вышла замуж и поступила в педагогический колледж, а Эмма спустя пару лет уехала из их ничем не примечательного города. Многие считали его дырой, и, пожалуй, были отчасти правы. Именно после этого письма она подумала о том, что стоит предложить приютить у себя Джейн. И вот, девочка теперь ехала к ней. «Конечно, в Найфс вернётся не Эмма, — так думала Мойра, — но зато я наконец увижусь с её дочкой. С её своеобразным подобием». Школьный психолог рекомендовал отправить Джейн туда, где ей могло бы стать лучше, и Мойра каким-то образом предсказала его рекомендации. Она едва улыбнулась, и, легко подавив кашель, продолжила чтение: «Они с Лисой два года всего продружили. Тебе может показаться это смешным, но Лис была для неё всем. Буквально — до Лисы у Джейн не было подруг. Я так радовалась, когда поняла, что моя Дженни наконец нашла ту, с кем ей было здорово, хотя Лис и показалась мне совсем другой... Вообще, Дженни давно заметила, что Лис ведёт себя как-то странно, часто расстраивается и прочее. Её, конечно, это беспокоило, но Джейн никак не могла повлиять на Лис, хоть и пыталась. Она сказала, что иногда могла приободрить её, и что всё совсем не так, как говорил школьный психолог. Его, кстати, уже уволили, мы к новому ходим, вот она нормальная... Но мне кажется, будто Джейн не хочет что-то говорить. А ведь это важно — её сначала вообще стали подозревать как причастную. Я бы хотела знать, что между ними случилось. Не хочу думать, что Джейн имеет к её смерти отношение, не хочу сомневаться в ней. Она даже прошла допрос у следователей, и они обещали позвать снова, когда найдут что-нибудь ещё… Хорошо, что Лис звонила ей за час до смерти. У нас хоть есть доказательство, что Джейн не просто так к ней пришла… Но один из них упорно всем заявляет, будто факт звонка — и есть доказательство её причастности. Я с ума схожу уже… Джейн с того дня мне так ничего нового и не рассказала, а вот в участке, кажется, была сговорчивее. Её можно понять, полиция её до смерти напугала. Мойра, прошу, не пытайся пробить барьер и всё узнать. Ей вот только не хватало ещё одного допроса. А то знаю, как ты любишь такое проворачивать. Психолог сказал, что это глубокая травма. Она два дня почти не ела после той поездки в участок». Мойра знала, что у Эммы сейчас нет ни денег, ни возможности, чтобы переехать куда-нибудь и сменить обстановку, устроить Джейн в новую школу и самой устроиться на новом месте, поэтому она и предложила отправить Джейн в Найфс. Весь последний месяц, начиная с момента своего предложения, Мойру беспокоило то, что с Джейн наверняка будет трудно общаться первое время, и она даже не подумала об этом, когда звала её к себе. Так же, как не подумала о всех тех документах, с которыми придётся разбираться ей с Эммой, если они хотят, чтобы Джейн смогла ходить в новую школу и жить отдельно от матери. «Дурья башка, “учительница” называется! И в школе с Джейн тоже могут быть проблемы...» — и такая мысль всплывала. Мойра была учительницей литературы, единственного, как она считала, школьного предмета, работающего именно с душой ребёнка, а значит, на неё ложилась ответственность исцелить эту душу. В Найфсе была одна-единственная школа, и Мойра не беспокоилась о том, что не сможет присмотреть за Джейн. Она привстала с кресла, держа в ладони письмо. Старый камин почти потух, и истлевшие поленья уже совсем слабо светились изнутри рыжим огнём, практически полностью обратившись в пепел. Точно так же догорало лето. Август вышел холодным, что совсем не радовало Мойру — она любила жару, и конец лета для неё был испорчен постоянными простудами и сидением дома. Она с нетерпением ждала начала учебного года, поскольку синоптики обещали, что сентябрь порадует всех теплом. Поворошив угли, Мойра подумала о том, что ей очень захотелось покурить. В голову полезли дурные мысли. Дочь Эммы скоро приедет к ней. С чего она вообще решила, что сможет наладить с ней контакт? Да она с собственной дочерью его не смогла наладить! Их с Табитой отношения, казалось, были уже почти как год безнадежно испорчены.

***

До четырнадцати лет Джейн никогда не думала, что ей нужен близкий друг, а в четырнадцать жизнь столкнула её с Лисой Арендт. Раньше Джейн всегда находила, с кем поговорить и чем заняться в свободное от учёбы время. Она не была отличницей, но училась хорошо, и её совсем не смущало, что круг общения ограничивался только взрослыми: мамой, дедушкой, парой маминых подруг, старым библиотекарем и его женой, которая работала в продуктовом напротив и время от времени захаживала в библиотеку, чтобы напомнить мужу принять лекарство. «Милая, неужели тебе ни с кем не хочется подружиться?» — иногда спрашивала мама. Джейн в ответ мотала головой и переводила взгляд куда-нибудь в сторону, чтобы не видеть её удивленное лицо. В школе Джейн должна была иногда говорить с ровесниками, но все эти разговоры так или иначе касались учёбы; всех всё устраивало: когда Джейн чувствовала, что ребята хотят поговорить о своём, она молча отходила, доставала из рюкзака книгу и проводила остаток перемены там, где её не доставали ни отзвуки крикливых голосов, ни брошенные в её сторону взгляды. Другие дети легко обходились без Джейн, а Джейн в свою очередь спокойно обходилась без них. Всем было всё равно. И у неё самой никогда не было ни единого стремления что-либо менять. Когда она пошла в среднюю школу, её поведение сперва вызывало у некоторых недоумение или раздражение, но довольно быстро всё то немногое, что к ней могли испытывать другие, перешло в равнодушие. Для всех в классе Джейн была бледной тенью, что изредка подавала голос и всегда занимала третью парту в ряду у окна. Никто ни к кому не лез, и наверняка так продолжалось бы вплоть до выпускного, если бы не Лиса Арендт, решившая накануне девятого класса сменить школу. Она изменила всё. Полностью переделала Джейн: её облик, поведение, мысли. А потом решила умереть.

***

Ранним утром прохладного августа по всё ещё мокрой от дождя дороге мчался автобус. Он часто резко подпрыгивал: в такие моменты его колеса попадали в дорожные ямы и трещины. Внутри него всё нескончаемо дребезжало. Ехать в таком автобусе было бы гораздо комфортнее, будь он битком набит людьми, но на борту была лишь Джейн. Она сидела позади водителя, а автобус продолжал скакать, шурша колёсами по старому асфальту. Внимая бесконечному шуму дороги, они ехали уже минут двадцать. Монотонность давила на уши. Джейн ехала, смотря в грязное запотевшее окно, погружённая в свои мысли. Точно так же запотело большое гладкое зеркало в ванной Лисы в тот день, когда оно стало матовым, а Лиса — мёртвой. По его поверхности медленно, одна за другой, стекали капли, будто желая сделать туманное явным, но зеркальные дорожки вновь запотевали. Голова Лис мирно опиралась на бортик, она словно заснула в ванне, и эта картина не вызвала бы у Джейн ничего, кроме смущения, если бы её подруга сняла перед купанием одежду, а вода была бы прозрачной и бесцветной, какой и должна быть. «Зачем ты позвонила и просила прийти, если собралась сделать это?..» — не раз думала Джейн. Она всё ещё не могла поверить, как и никто другой не верил, что Лиса позвала её просто посмотреть на то, как она умрёт, а следователям тем временем покоя не давали кровавые разводы и пятна на комбинезоне Джейн. У той было объяснение на этот счёт, но оно звучало очень странно. «Может, если бы я оставила в покое её дневник, всем бы уже давно стало ясно, что я виновата, но не так, как они могут думать?» — сердце забилось чаще от шаткого ощущения потери равновесия — Джейн вспомнила, как поскользнулась и упала вместе с ней на пол. Это произошло перед тем, как она побежала вызывать скорую. — Туманное утро, да? — вдруг скучающе произнёс водитель автобуса, словно хотел завязать разговор. Джейн вздрогнула. Водитель не поворачивал к ней лица, всё ещё следя за дорогой. На его почти облысевшую голову была натянута фуражка, которая сильно выделялась цветом на фоне потрёпанного пальто. — Д-да, ещё бы, — неуверенно ответила Джейн. Она на самом деле разговаривать не хотела, но она не могла просто проигнорировать этот вопрос. «И почему он вдруг заговорил? Куда лучше было бы доехать в тишине,» — подумала она. По её спине прошёлся неприятный холодок, а к лицу подступил жар; психолог говорил, что так теперь у неё проявляется волнение, но Джейн знала, что так проявляется нечто другое. «Ты подозрительная,» — ответила Лис ехидно. Вернее, голос Лис. А если ещё точнее — голос в голове Джейн. Её слишком пугал факт внезапно наступившего психического расстройства. Она не говорила об этом никому и крепко надеялась, что со временем ей станет лучше, и голос Лисы исчезнет. Джейн быстро кинула взгляд на запотевшее окно и увидела своё неясное отражение. Опять перед её глазами это невинное выражение лица, опять этот взгляд, слегка удивлённый и одновременно напуганный; тонкие губы нервно сомкнуты, из-за чего кажутся меньше, чем есть на самом деле. Каждый раз, когда Джейн слышала Лис, она спешила взглянуть в зеркало и убедиться, что не видит её. Она думала, что у неё есть шанс прийти в норму, пока к слуховым галлюцинациям ещё не подключились зрительные. Приподняв брови, Джейн быстрым движением прошлась рукавом куртки по стеклу, чтобы стереть себя, однако Джейн лишь избавилась от испарины и намочила рукав. «Он думает, что ты больная,» — с раздражающей уверенностью заявила Лиса и хмыкнула. Гул помешал бы нормально распознавать слова настоящего человека. Джейн, держась тонкими руками за поручни, в некоторых местах уже начавшие ржаветь, пересела на место рядом с водителем. Может, он скажет что-нибудь ещё? Джейн не хотелось показаться невежливой. Джейн не хотелось услышать Лису снова. Верхние пуговицы его пальто то ли отлетели, не в силах сдерживать тучную грудь, то ли нитки, на которых они держались, были слишком растянуты. Водитель на мгновение в недоумении повернулся к ней, затем опять стал глядеть через пыльное стекло на дорогу. «Он не собирался говорить дальше! Как стыдно!» — засокрушалась Джейн, и её лицо обожгло. Она обернулась, не совсем понимая, зачем, и, сжав губы, сразу же вернула взгляд к водителю, думая: «А перед кем стыдно-то? Ведь кроме нас двоих здесь больше никого нет». Не зная, как продолжить беседу, Джейн поняла, что поставила себя в дурацкое положение, и ей захотелось уйти, чтобы не докучать, как вдруг водитель «стукнул» голосом её по затылку: — Осенью и весной чуть ли не каждую неделю туманы. У нас частые дожди. Холодно. — Он едва улыбнулся толстыми губами, продолжая следить за дорогой. Его чрезмерная внимательность была не излишней — хоть машины встречались редко, дорога шла частыми поворотами, и, не уследив, можно было сорваться. — Я просто раньше никогда не была так высоко в горах, — слегка повысив голос, оправдалась Джейн, крепче прижав сумку к животу после очередного скачка. Она подумала, что могла показаться неоправданно удивлённой, когда ответила в прошлый раз. — Впервые у нас, значит, — водитель хрипло усмехнулся и взглянул добрым, даже снисходительным взглядом. Его глаза под жидкими бровями были приветливо приоткрыты, а лицо с глубокими лобовыми морщинами и тяжёлыми веками темнело многочисленными родинками, щетиной и неаккуратно разбросанными коричневыми веснушками, что блестели, будто капли машинного масла. — Да, только сегодня приехала на большом автобусе. Между городами ходит... — Джейн слегка оживилась, внимательно рассматривая профиль водителя. Она любила смотреть на людей, пока те её не видели, и ей иногда казалось, что, умей она рисовать, изобразила бы каждого, кто ей встретился, и составила бы таблицу зависимости характера от черт лица. Идея привлекала Джейн возможностью заранее понимать, каков человек перед тобой. Будь на самом деле всё так просто, она была бы счастлива: «Я бы сразу поняла, что ей на самом деле было нужно, чтобы я всё рассказала,» — уже не раз думала Джейн, вспоминая о последних днях Лисы. — Сколько тебе лет? Если не секрет, конечно. Выглядишь совсем юной, а уже по другим городам ездишь... Ты из соседнего? — Мне шестнадцать, — слегка замявшись, ответила Джейн, положив руки на колени. — Нет, не совсем. — Виктин, знаете? «Он решил, что ты сбежала из дома,» — в восторге рассмеялась Лиса. «Боже, нет!.. Что мне сказать, чтоб он перестал?..» — сердце Джейн забилось быстрее, большие от истощения глаза вот-вот могли начать в панике метаться по салону. Она нервно сглотнула и повернула голову, взгляд выцепил всё ещё не исчезнувшее влажное пятно на стекле, где ранее было её отражение. Если она попадёт в полицию, в Виктине решат, что она сбежала. Они решат, что она действительно хотела её убить. — Угу-м… Побольше нашего будет, куда больше. А зачем ты сюда, если не секрет? — вновь спросил водитель, но уже с некоторым подозрением, круто повернув облезший руль. — У нас город-то всего ничего и делать тут нечего, — честно признался он. — Лечиться что ли приехала? У нас же лечебница при церкви этой… Святой. Элизабет... что ли. Туда даже автобус отдельный ходит, тебе надо... — Совсем нет! Я не… — Джейн поспешила прервать его, вспыхнув, но тут же смущенно отвела взгляд. Его предположение было ужасным — он не мог не обратить внимания на бледность, от которой кожа на висках казалась голубоватой, на выпученные глаза, её тревожность и худобу. — Я просто… — Джейн осеклась. «Больная, больная,» — возразила ей Лиса. «Просто хочу спрятаться от себя,» — вот что хотелось сказать Джейн, но она произнесла вслух совсем другое: «Приехала к тёте». Слова Джейн, несмотря ни на что, прозвучали уверенно. Водитель сконфуженно умолк, нарочно не отрывая взгляда от пустой дороги без ближайших поворотов. Вновь возникла монотонность дребезжания всего, что окружало их двоих. Джейн молча ушла обратно, её серые глаза стали потихоньку краснеть.

***

Когда водитель крикнул, что они приехали на Викенд роуд, Джейн поспешила покинуть автобус, поблагодарив его и попрощавшись, хоть слёзы ещё не до конца высохли. Обшарпанная остановка, рифлёная крыша во многих местах проржавела и прохудилась; деревянная лавочка без досок, на которой невозможно было сидеть, и туман вокруг — всё это навевало ещё большую тоску. Мама рассказывала Джейн, что Мойра живёт в уютном двухэтажном доме, доставшемся ей от отца. Как помнила Эмма Пауэлл, участок Иглов был окружен прекрасной узорчатой изгородью, и вокруг всегда обильно цвела азалия, а недалеко было маленькое озеро с плакучими ивами. Иногда у него гнездились утки. Джейн не терпелось увидеть всё это своими глазами, она знала, что подобная чисто загородная красота успокаивает и дарит покой, и ей хотелось как можно скорее встретиться с миссис Игл, потому что быть совершенно одной в незнакомом месте страшно, особенно с чужим голосом в голове. Она чувствовала себя так, будто ей нужно было куда-нибудь скрыться, и поскорее. Раньше Джейн хотя бы могла прятать лицо за длинными волосами, но теперь они были очень короткими, неаккуратно стриженными почти под мальчишку. «Почему миссис Игл не встретила меня? Неужели забыла? Что делать?.. Я знаю адрес, но вокруг никого,» — Джейн почти уже впала в отчаяние, как вдруг услышала откуда-то издалека цокот каблуков. Туман всё ещё не рассеялся, и старшеклассница не могла пока увидеть, кто идёт. В ней затеплилась надежда, прогоняя всё неприятное, и сердце забилось быстрее. К остановке шла довольно колоритная женщина. Незнакомка напомнила Джейн о коренных жителях Америки; она сразу отметила широкие кустистые брови на смуглом лице и тёмно-каштановые волосы до плеч, разбросанные прядями в стороны. Казалось, женщина не причесалась перед выходом, зато успела надеть на шею колье из красной полированной яшмы и ярко накрасить губы. Она походила на миссис Игл, на Мойру Игл, которую описывала мама, но Джейн боялась обознаться, поэтому не подавала виду. Наконец, незнакомка подошла к ней и, протянув суховатую ладонь, заговорила: — Привет, Дженни. — Голос звучал приятно и дружелюбно; Джейн даже удивилась. — Меня зовут Мойра, помнишь? Ты можешь звать меня так, но в школе, будь уж так добра, обращайся ко мне, как подобает обращаться к учителям. Хорошо? — Мойра улыбнулась, и Джейн заметила, что её губы красны не от помады. Они были сильно обветрены, во многих местах потрескались, но вид их не вызывал отвращения; Джейн вообще очень редко испытывала такое к чужой внешности. — Добрый день. Как Вы меня узнали? — Миссис Игл внушала доверие, и только поэтому у Джейн вышло преобразиться с помощью улыбки. — Мне казалось, я сильно изменилась… — Эмма писала, что ты будешь одета в синюю куртку, — просто ответила Мойра, бросив взгляд на её дорожную сумку. — Да и много ли здесь людей на остановке? — С её губ сорвался смешок. — Тут не далеко идти, но, может, тебе помочь? — Нет, благодарю. После этого Джейн замолчала, и всякая радость тут же исчезла с её лица. Она не знала, о чём можно говорить с миссис Игл, а о чём нельзя, поэтому предпочла пока помолчать. Молчать она любила, по крайней мере, ей так казалось. Всё-таки только что они встретились спустя много лет, и началось всё совсем не плохо — не стоило портить к себе отношение какой-нибудь ненужной фразой или глупым вопросом. Мойра, как казалось Джейн, тоже не горела желанием продолжать разговор, поэтому лишь махнула головой, прося следовать за ней. Они вдвоём пошли вдоль дороги, по которой изредка проезжало две–три машины, а потом всё погружалось в тишину вновь.

***

Джейн успела подустать. Нет, её новой знакомой не было свойственно всё преуменьшать, и дом на самом деле был в десятке минут ходьбы от остановки — просто пришлось подниматься в горку, ещё и с сумкой, ещё и после многочасовой езды в душном междугороднем автобусе. Делая последние усилия, Джейн даже ненадолго прикрыла глаза, смотря себе под ноги. А когда открыла, в неуверенности застыла перед старой калиткой рядом с Мойрой, не решаясь войти. К удивлению Джейн, дом совсем не соответствовал её представлениям. Изгородь вокруг него, может, когда-то и была изящной и красивой, но теперь ржавела. Весь участок выглядел неопрятно и неприветливо. Стены дома давно не красили: старая краска нежно-голубого цвета поблёкла, в некоторых местах стёрлась или облупилась. О крыше тоже никто не заботился — листва с дерева, растущего напротив одного из окон, засыпала чёрный металлический свод; может, его не убирали уже несколько лет. — Всё в порядке? — вопрос Мойры прозвучал так снисходительно и ласково, что у Джейн тут же полегчало на душе. Самым разочаровывающим было то, что вокруг дома не было никаких пышных кустов азалии. Во дворе рос какой-то кустарник, самый обыкновенный чертополох и колючий репей. — Да. Просто я ожидала... — Отозваться о доме, в котором её приютили, она хотела как можно вежливее, поэтому было сложно подобрать слова. — «Немного другого»? — Мойра усмехнулась. — Не спорю, твоя мама видела этот особняк в куда лучшие времена. Мне жаль, что твои надежды обмануты. Ты не расстроена? — Она пристально посмотрела в глаза Джейн, и та впервые заметила, насколько глаза у миссис Игл тёмные: в них будто плескались чернила, и за этой смольной чернотой, на самом дне укрывалась горечь; Джейн стало неловко оттого, что она придумала что-то такое. «Забавно, что я, походу, теперь у каждого ищу что-то невнятное в глазах, а отчаянье в поведении Лис так и не прочла,» — Джейн скривила губы, и, чтобы Мойра не приняла это на свой счёт, решила для вида хотя бы ненадолго воспрянуть. — Конечно нет. Пустяки. Я очень рада, что Вы позволили мне пожить у Вас, — заверила Джейн, для доказательства улыбнувшись. Калитка противно скрипнула, и она невольно поморщилась, ей в голову тут же пришла мысль о том, как здорово было бы смазать петли; в голове Мойры, похоже, давно такой мысли не возникало. Дом, где Джейн предстояло жить, не был роскошным и современным, но в этих стенах таилось нечто тёплое и уютное, что заставляло закрыть глаза на раритетную в плохом смысле мебель и потускневшие обои. Внутри было совсем не так плохо, как Джейн уже успела представить, посудив по обстановке снаружи. Оказавшись в тесной прихожей, Джейн скользнула взглядом по своему отражению в большом зеркале над громоздким комодом и поспешила поменять выражение лица, поскольку выглядела растерянной и напуганной. Тут Мойра и взяла у Джейн тяжёлую сумку, чтобы та ненароком не свалилась с крутой лестницы — спальни явно были на втором этаже, на первом они бы просто не поместились. Пальцы Мойры едва ощутимо прошлись по пальцам Джейн, и её сердце неприятно ёкнуло от чужого прикосновения. При каждом шаге ступени поскрипывали, будто злясь на то, что в дом привели кого-то нового; перилами можно было легко занозить руку, поэтому Джейн опиралась на них очень аккуратно, а Мойра в это время озабоченно наблюдала за ней, опасаясь, что её тощие руки недостаточно крепко за них цепляются. На втором этаже были те же старые обои, что и внизу. Перед Джейн предстало три двери, и она, не зная, куда идти, застыла на месте. Здесь всё было слишком другим. Совсем не как дома, в квартире в черте города, где почти всё напоминало о Лисе и о том, что полиция обещала обязательно позвать Джейн на ещё один допрос, как только в этом деле всплывёт что-нибудь новое... Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а на душе стало страшно, одиноко и невыносимо печально, словно опять кровь мазала пальцы и всё больше залезала под ногти, а тот злополучный вечер всё никак не хотел кончаться, и она ехала сначала в больницу, потом в участок и только после — домой; а потом… появился голос. И последние три месяца ей снилось множество кошмарных снов: с Лисой и без неё, с кровью и водой, с глухими стенами и решётками и не только. — Джейн, ты чего? — Горячая рука Мойры коснулась плеча Джейн, опять совсем внезапно, и та очнулась. — Надо отдохнуть. Спасибо за всё, — выдохнула она и ощутила, как к горлу подкатывает ком, и слёзы вот-вот начнут душить её. Вспомнив о словах Эммы, Мойра решила оставить девочку в покое и, посоветовав ей хорошо отдохнуть после дороги, ушла писать письмо её матери — нужно было сообщить, что всё хорошо. Подождав, пока Мойра начнёт спускаться, Джейн медленно подошла к двери своей новой комнаты, надавила на ручку, и сразу отметила кое-какую странность: щеколда. С внешней стороны, а не с внутренней, где обычно и полагает быть замку на двери; она была расшатана, будто кто-то ломился наружу, пытаясь выбраться. «Отличное место, чтобы сойти с ума, Джейн,» — злорадствовала Лиса. Джейн, отгоняя жуткие предположения (она не знала всех подробностей ссоры миссис Игл с дочкой), переступила через порожек и приятно удивилась. Одинарная кровать стояла неподалёку от большого окна, выходившего на «задний двор» (участок земли был маленький — изгородь огибала дом практически по периметру, и не у всякого бы язык повернулся назвать то небольшое пространство позади дома, заключённое между ней и фундаментом, задним двором); на полу лежал мягкий ковёр того же цвета, что и полупрозрачные занавески — успокаивающего персикового. В комнате были комод, небольшой гардероб, письменный стол и шкаф, набитый книгами, — словом, всё, что нужно для удобства; миссис Игл, кажется, даже прибралась, готовясь к приезду Джейн. Она посчитала это очень милым и сама себе улыбнулась, при этом ощущая холод слёз на щеках. Положив сумку на пол, Джейн упала на заправленную кровать, и как же приятно ей было наконец-то лечь… Кажется, теперь она будет в порядке. Так ведь сказал психолог? Это, конечно, не крошечная квартирка в Виктине, но ей здесь были рады. Теперь слёзы впитывало покрывало, и утирать их совсем не хотелось. Иногда казалось, что от плача становится легче.

***

Мойра стояла на кухне перед открытым окном, опершись на деревянную раму своими когда-то сильными руками. Из её рта медленно выползал сизый дым, который обволакивал неострый, но резкий подбородок и сухие тёмно-бордовые губы. Она чем-то напоминала больное дерево с красной листвой, постепенно чахнущее всё больше, и при этом всё сильнее заволакивающее себя зловонным дымом. С того момента, как она оставила Джейн, прошла пара часов. Мойра переживала, что девочка всё ещё не захотела поесть. При их встрече утреннее небо было затянуто тучами, окрестности обволакивал прохладный туман, а теперь слегка потеплело, и через низкие облака потихоньку стала проглядывать синева. Влажная дымка практически рассеялась. Мойра курила вторую сигарету за час, что было нетипично для неё: даже самому последнему дураку уже было известно о вреде курения — всё-таки не зря более двадцати лет назад это окончательно доказали —, и, пусть это знание никак не повлияло на Мойру, и она курила последние лет пятнадцать, она старалась выкуривать не больше десяти сигарет в день; однако на грязном подоконнике в старой пепельнице лежало уже семь бычков, а в руке миссис Игл держала то, что совсем скоро превратится в восьмой. Учитывая, что ещё не пробило даже шесть вечера, она легко догадалась, что выкурит сегодня куда больше обычного. Джейн случайно запнулась о порожек, засмотревшись на обои, ей показалось, словно их расписывали вручную. На каждой из стен бережно, тонкими кисточками вывели веточки сосны, различавшиеся между собой не только пышностью иголок, но и тем, как они были изогнуты. Мойра тут же обернулась, слегка испугавшись неожиданного появления. Джейн опустила большие глаза: «Я ведь могла разбить её! Как хорошо, что удержала,» — подумала она. В её худых ладонях была крепко сжата белая чашка с принтом голубой сойки. Она сама её выбрала из тех, что предложила миссис Игл, и после этого Мойра заварила ей какао. С ним Джейн ушла обратно в комнату, потому что не хотела смущать свою новую учительницу во время курения. Правда, та бы совсем не смутилась, но девушка не могла этого знать. — Не сильно ударилась? — миссис Игл вяло ухмыльнулась. Только что уничтоженная сигарета действовала расслабляюще: она была довольно толстой, и дым от таких всегда был крепок. Тем не менее глаза миссис Игл выражали недоумение с примесью беспокойства, а массивные брови всё ещё были нахмурены — она будто была в глубоких размышлениях до того, как её случайно из них вырвали. Лениво выпуская последний дым, она затушила сигарету пальцами, небрежно смочив их слюной. — Да нет, всё в порядке. Спасибо. — Всё ещё чувствуя себя неловко, Джейн подошла к раковине и аккуратно опустила в неё чашку. «Совсем не каждая позволила бы себе подобное на глазах у ученицы,» — пронеслось в голове у Джейн; в тот миг она отметила, что миссис Игл совершенно не волнуется по поводу того, что о она может о ней подумать. По выражению лица Мойры в тот момент, когда Джейн решила взять себе именно эту чашку, можно было понять, что это была не просто кружка с модным принтом. «Возможно, я взяла кружку Табиты,» — Джейн хотела сквозь землю провалиться. Ещё толком не узнав Джейн, только в первые часы после её приезда, Мойра заметила, что некоторыми своими чертами она напоминала её дочь. У Таби были такие же глубокие серые глаза, но симпатично посаженные; такие же губы, которые никто бы не смог назвать пухлыми; Таби тоже любила какао, именно с двумя ложками сахара, сколько и насыпала себе Джейн. Такой шоколад был слишком сладким, но не для них обеих — Мойра же такой пить просто не могла. Как-то раз, когда Таби была ещё маленькой, она решила сделать глоток из её чашки, после чего тут же поморщилась под дочкин смех. «Думала, что вернётся Эмма, а вернулась Табита,» — эта мысль уже не первый раз приходила в голову миссис Игл. Мойра не понимала, что ошибается. В этот момент Джейн завороженно вела пальцем по одной из сосновых веточек на ближайшей к ней стенке, отмечая, что невозможно не ощутить давно засохший акрил, и, значит, обои и правда расписывали вручную. Машина не могла сделать такую тонкую работу и создать столь трепетную красоту. Оторвавшись от стены, Джейн обратилась к каштановому затылку: — Потрясающе, — её робкий голос прозвучал недостаточно громко, чтобы можно было расслышать. — М-м? — Мойра обернулась к ней: удивит ли её Джейн очередным сходством с дочерью? Та в ответ заломила худые пальцы. Ей определённо стоит чаще думать о том, услышат ли её, когда она заговорит так тихо и невнятно. — Я хотела сказать, что эти обои очень красивые, — уже погромче сказала Джейн, теперь не смотря на Мойру, а изучая взглядом стену. — Вы это рисовали? Миссис Игл и сама потупила взгляд. Вновь Табита. Обои не упрячешь в шкаф, не дашь на пользование чужому ребёнку. — Куда уж мне. Табита и ещё один... её друг. Почти четыре дня на это потратили, представляешь? Миссис Игл не очень хотела вдаваться в подробности: если бы не эти обои, кто знает, может, Табита бы всё ещё была здесь? Ей было неприятно думать о ней, и даже несмотря на все старания скрыть эти чувства, Джейн тут же о них догадалась. Вина сжала ей сердце: неужели так нужно было спрашивать об этих обоях? «Мне вообще не стоит лишний раз рот открывать,» — грустно подумала Джейн и изобразила на лице несколько глупую улыбку, через силу усмехнувшись. — Вот это да! Здорово вышло. У Табиты точно был высший балл по изобразительному искусству, — её голос прозвучал так бодро и жизнерадостно, что Мойра не сумела не выказать удивления в глазах — с момента знакомства Джейн ещё ни разу так не звучала. — Это верно, — скупо и совсем беззлобно подтвердила миссис Игл, застыв у окна и посматривая на Джейн. И тут её будто осенило. — Знаешь, ты мне кое-кого напомнила. Есть у меня один неуклюжий дружочек, такой же застенчивый, как ты. Только Джейн хотела сказать, что она совсем не застенчивая, как по всему дому прогремел звонок в дверь. Это был один из тех старых звонков, которые своим металлическим скрежетом способны не только вытащить хозяина посреди ночи из самого глубокого сна, но и превратить в сущий ад жизнь пугливого человека, не привыкшего к громким резким звукам. Джейн, к своему несчастью, в тот миг обнаружила, что, похоже, была как раз из таких. Она дёрнулась, широко распахнув и без того большие глаза, а Мойра, перегнувшись через подоконник, высунула свою лохматую голову из окна, чтобы посмотреть, кто пришёл. — Джейн, я тебя сейчас кое с кем познакомлю. На её лице, растерянном и понуром ещё менее минуты назад, появилась добрая улыбка, и это напугало Джейн. Тем не менее, она кивнула в ответ. Мойра прошла мимо, направившись к входной двери, и по пути крикнула, что откроет. Джейн стояла как вкопанная и начала мять руками свою бордовую водолазку. И зачем миссис Игл с кем-то её знакомить? Особенно в первый же день, когда всё вокруг и так чересчур не знакомо, и совсем не хочется ни с кем общаться, и тем более, когда мучают мысли о мёртвой подруге. Она не знала, что делать: остаться на кухне или так же пойти ко входу. «Может, стоило просто уйти и сделать вид, что меня нет?» — пронеслось у Джейн в голове. Почему-то сразу вспомнилось, как Лиса насмехалась над одной застенчивой девчонкой с их потока. Джейн хотела было оцепенеть, но сразу же пересилила внезапно охвативший её страх, ведь рядом не было и не могло быть ничего, что причинило бы ей вред. «Это странно. Зачем мне… вообще знакомиться с каким-то человеком… позвонившим в дверь?» — теперь Джейн обуяло устойчивое ощущение шаткости и уязвимости. Бледнея, она подошла к окошку, решив пока ни о чём плохом не думать, и попыталась увидеть пришедшего — это бы придало ей уверенности. Однако, как только Джейн высунулась наружу, таинственный гость зашёл внутрь. Стиснув зубы, она развернулась и в меру быстро пошла встретить его или её, лишь бы скорее покинуть кухню, на которой стало так не по себе. Она выглянула из-за угла и увидела лишь спину миссис Игл, а затем услышала её смех; потом до её ушей донёсся незнакомый голос. — И потом он такой: «Ох уж этот проклятый ревматизм! А ну-ка, дружочек, отнеси-ка почту миссис Игл вместо меня»! И вот я тут, — сказал какой-то парень и протянул Мойре что-то шелестящее. Когда он пародировал почтальона, изменил свой голос на хриплый, старческий, поэтому с наигранной интонацией это звучало ещё забавнее, чем могло бы. Мойра вновь рассмеялась, забирая у незнакомца пару тонких конвертов и свёрнутый журнал. — Роберту уже давно пора на пенсию, а он продолжает надрываться, — хмыкнула она, — ещё и тебя постоянно гоняет. В этот момент Джейн аккуратно, тихими шагами подошла поближе и встала за спиной у Мойры. В таком узком коридорчике было нелегко разойтись: хозяйка дома и комод заняли весь проход. — Зато совсем скоро я уже смогу называть себя Вашим личным почтальоном, миссис Игл, — послышался смех в ответ, а потом всё умолкло, стоило парню заметить за спиной учительницы нечто бордовое. Все соседи уже знали о ссоре в доме Иглов, да и Табиту давно не видели поблизости. Его светло-русые брови приподнялись, а рот хотел было приоткрыться от недоумения, но, наоборот, быстро захлопнулся и сплющил губы. Мойра не понимала причин такого резкого изменения и одним своим взглядом спросила, всё ли в порядке. Словно желая ответить на заданный в классе вопрос, парень неловко приподнял руку. — У Вас гости, миссис Игл? Немое появление Джейн однозначно произвело впечатление, и она, теперь уже порозовев, захотела извиниться, однако Мойра, повернув косматую голову в её сторону, перебила: — Да, можно и так сказать. Мой долгосрочный гость. — Она непринуждённо положила руку на плечо Джейн, отчего та ещё сильнее захотела провалиться сквозь землю, и легонько подтолкнула её, выводя вперед себя. Незнакомец в некотором удивлении глядел на Джейн. Мойра очень нечасто принимала гостей, ещё и таких юных: ученикам вход в её дом был закрыт — Мойра терпеть не могла, когда чисто деловые отношения переходили в личные. Тем не менее, как бы странно это ни прозвучало, Люк сумел пробить путь к её сердцу письмами и печатной прессой, которые она получала чуть ли не каждый день. — Дженни, это Люк. Люк, это Дженни. Джейн будет учиться в вашем классе в этом году. От подобного представления Джейн взглянула на Мойру так, словно та только что напрочь её дискредитировала. Этот взгляд остался без ответа. — Приятно познакомиться, — Люк скованно протянул свою тонкую руку Джейн. Она вздохнула и, через силу посмотрев на его ухо, вяло пожала костлявую ладонь, пробормотав: «Мне тоже». Мойра решила продолжить, как она заметила, своеобразную «экзекуцию», не видя в этом ничего плохого. Опытный учительский взор миссис Игл натолкнул её на мысль о том, что Джейн пойдёт это на пользу. — Люк живёт в доме по соседству, ниже по улице. Поэтому Роберт, наш почтальон, часто просит его отнести мне почту, чтобы выше не заезжать. Он, сдаётся мне, седой ещё с того времени, как я училась в школе. Вдруг Мойра закашляла, достала из кармана широких брюк платок и приложила его к обветренным губам. Повисла тишина, прерываемая лишь её кашлем. — Я отойду, — наконец выговорила она, после чего ушла вглубь дома, всё ещё содрогаясь плечами. Джейн стало не по себе от этого кашля. Она заглянула за спину Люка, минуя его левое проколотое ухо, частично скрытое отросшими локонами светло-русых волос. Только сейчас она мельком заметила, что её новый одноклассник носил «дурацкую» чёлку, которая полностью закрывала лоб, и оттого его приподнятые в растерянности брови будто исчезли с лица. Такая чёлка, ещё и в сочетании с гнутой серьгой в ухе, чуть было не заставила Джейн предвзято усмехнуться. К таким парням у неё с Лис было так себе отношение. Люку было неловко вновь открыть рот — новенькая выглядела странно; она словно чем-то болела — бледная и худая, а выпученные глаза и вовсе вызывали какую-то брезгливость. Это были глаза куклы, одной из тех, на которых не хочется лишний раз смотреть, особенно в полутьме. А эта странная причёска с бесформенной чёлкой, подстриженной словно впопыхах или каким-нибудь неопытным парикмахером, выглядела просто глупо. В общем, не хотел бы он пересечься с Джейн в каком-нибудь пустынном переулке пригорода в темноту: она бы с легкостью сошла за сбежавшую из лечебницы Святой Элизабет, ей для этого только больничной одежды недоставало, но сейчас ей было очевидно не по себе, и это вызывало неприятную жалость. Повременив ещё немного, он вдруг спросил: — Ты ведь знаешь, почему миссис Игл получает так много писем? Люк отвлёк Джейн, чересчур внимательно рассматривавшую деревья, растущие близ дома. В их листьях сейчас играло солнце, клонившееся к линии горизонта. — Нет, — коротко ответила она и перевела взгляд на свои узкие кеды. Люк тихонько вздохнул и почесал нос. Он у него был уточкой — самая выдающаяся часть его лица с мелким заострённым подбородком и укрытым под волосами лбом. Нелегко разговаривать, когда на тебя вообще не смотрят и даже будто не хотят смотреть, но всё же парень продолжил: — Письма для миссис Игл как телефонные звонки. — Теперь Джейн всё-таки подняла глаза. Она всё это знала, и ей было интересно лишь то, откуда Люку такое известно; он теперь увидел, что её глаза серые, такие же невзрачные, как волосы. — Ты, наверное, ещё не заметила, но у миссис Игл нет телефона. — Джейн молчала. — Кабель проводили несколько раз, и всякий раз в него била молния. В позапрошлом году от замыкания чуть пожар не случился. Джейн сжала плечи и, молча обойдя Люка, вышла из дома и посмотрела куда-то вверх. Парень последовал за ней, будто ничему не удивившись, и тоже поднял голову. Каждый раз, слыша от матери истории о злоключениях Мойры с проведением связи, Джейн хотела сама поглядеть на этот странный дом и убедиться, что с громоотводом всё в порядке. И вот она наконец увидела вытянутый блестящий штырь, торчавший строго вертикально из самой высокой точки на крыше; внешне он выглядел исправным. — А как же громоотвод? — спросила Джейн, прерывая размеренное перешёптывание листьев и трав. — Странно, что молния била в провод, который клали наверняка у самой земли. Люк был растерян. Он никак не ожидал, что она вдруг решит поговорить с ним о громоотводах и телефонных кабелях. — Я… не знаю. Никто не знает. — Он пожал плечами, хмыкнув. — В последний раз рабочих еле-еле уговорили прийти и попытаться вновь. А через пару дней собрался дождь, и телефон опять отрубило. Местная загадка, не иначе. — На лице Люка украдкой возникла улыбка. Он, наверное, был счастлив, что в ничем не примечательном Найфсе происходило хотя бы что-то необычное. Подобная мысль возникла и у Джейн, и она чуть прикрыла глаза. Быть может, ей суждено было разгадать эту загадку, и психолог не просто так посоветовал сменить обстановку, раз это привело к тому, что она покинула Виктин. Возможно, в Найфсе ей удастся прийти в себя окончательно, и тогда голос в голове исчезнет. А, может, и нет. Джейн оставалось только ждать и надеяться, что всё наладится.