The Second Chance

      Последние несколько дней своей жизни она смотрит на себя будто со стороны. Она помнит своё имя, понимает, где находится и что делает. Однако всепоглощающая тревога заполняет всю её душу до края. Она всматривается в перекосившееся лицо мужа и с испугом оценивает состояние. Его руки трясутся, по лбу стекает пот, а взлохмаченная неухоженная челка закрывает глаза. Он был тенью себя прошлого, и она не видела в нем больше жестокого и уверенного политика. Но она оставалась верной, даже несмотря на полубредовое сознание мужчины.       Его льдистые голубые глаза, казалось, не выражают ничего, но она давно научилась распознавать любую эмоцию за железной стеной безразличия. Они расписались всего несколько часов назад, но она стала волноваться ещё больше. Она помнит, как ставила подпись в брачном документе и так переживала, что поначалу расписалась по-старому. И скромное «Ева Гитлер» показалось ей таким огромным, что она видит это перед глазами все оставшиеся сорок часов своей жизни.       Он тянет её за руку в кабинет, и она ощущает каждой клеточкой приближающуюся смерть. Она идет с поднятой головой мимо подчинённых, но где-то в глубине чувствует страх. Перед тем, как взять бутылёк с цианистым калием, она внимательно глядит на него, запоминает каждую частичку. Он — самая большая любовь в её жизни и самое великое горе. Но она ни о чём не сожалеет, каждое мгновение рядом с ним — счастье, хоть их часы вместе можно сосчитать по пальцам. Она смотрит ему в глаза и молчит. Очень хочется сказать о большой любви, но слова кажутся ей слишком неуместными. Уверенно сжав в белоснежной ладони яд, только кивает. А он тяжело вздыхает, и рука с пистолетом трясётся ещё сильнее.       Она помнит гнетущую тишину и пронизывающий взгляд. Ей даже кажется, что он теплеет. Она глотает пилюлю. Её жизнь заканчивается. *** — И зачем, скажи на милость, надо было его возвращать? — юноша с беспорядком светлых кудрей на голове скептически уставился на женщину. — Чувствую в нём что-то особенное, — спокойно и немного мечтательно отзывается она. Отступаться от безумной идеи уже поздно, но она и не собиралась. Негодование в глазах напротив усиливается, и, возмущаясь и тихо шипя, белокурый ангел преграждает дорогу женщине. — Да его пол-Европы хотело со свету сжить скорее! Неужели не было других, более… Не желающих истребить человечество?       Женщина останавливает поток мыслей и кладет руку на плечо молодого человека. Ей совсем не кажется это безумным, она чувствует азарт. Каждый достоин второго шанса, она убеждена в этом. Нужно совсем немного времени, чтобы ангел успокоился и выслушал её. — Его душа многогранна и так необычна, — вздыхает она, — не перебивай! Она у него была. Когда-то. Я верю в исправление земных душ, только… Нужно дать ему понять, что он такой же, как и все. — Ты безумна! Я не понимаю, тебя не привлекают обычные старики с неординарными душами? Их же полно! — юноша делает вид, что всё еще сопротивляется, однако… Понимает, что собеседница права. Он вспоминает печальные голубые глазки молодой девушки, и душу щемит сочувствие. Женщина так хитро смотрит, заставляет смутиться. — Помнится мне, твоя подопечная как раз не мыслила своего существования без чудовища, в которого была так беспросветно влюблена. И была верна ему. И сейчас верна, я уверена.       Ангел тряхнул кудрявой головой. Он не может забыть её печальный взгляд. Её сердце разбилось вдребезги: она не увидела свою любовь даже после смерти. ***       Она находится в пустоте столько, что уже сбилась со счёта дней — минут, недель, лет — и постепенно сходит с ума. Горе захлестнуло её так сильно, что она кричит от боли. Пытается бежать, найти выход, выбраться из всепоглощающего пространства, но не может. И тогда наступает отчаянье. Её представления о мире после смерти рухнули в одночасье. Горячие слёзы заливают лицо — она и не думала, что мёртвые могут плакать. — Мне очень жаль, милая, — мягкий голос раздался неожиданно, и она на мгновение прислушалась. Казалось, звук заполнил пустоту полностью. — Таков иной мир. Хотя пока что я бы не назвал его иным.       Она оборачивается и замирает. На неё смотрит молодой светловолосый мальчик, лет двадцати, не больше. Копна пышных волос лезет ему в лицо, и он сочувствующе приподнимает уголки губ в улыбке. Он так безмятежен и добр, что она невольно отодвигает горе на задворки сознания. Ей хочется улыбнуться в ответ. — Скажи, почему всё не так? — вопрос звучит тихо, но твёрдо. Мальчишка вглядывается в заплаканное белое личико. Ему жаль её, безусловно. — Можно воспринимать это, — он обвёл рукой пустоту, — как ты хочешь.       И ангел знает, что она не хочет. Быть в одиночестве, находиться здесь без него невозможно. Ему бы утешить и заглушить боль, для этого юноша здесь. Помочь принять смерть, смириться с новым миром, хотя он знает, что со смертью она смирилась уже давно. Но мысли остаться без самой большой любви своей жизни она никогда не допускала. — Я сойду с ума здесь. Я не смогу… — она снова начинает плакать, и мальчишке становится неуютно. Он знает способ помочь, но не представляет, к чему приведёт это безумие. Он легонько касается дрожащего плеча, сжимая. Голубые глаза полны отчаянья и мольбы. Ангел убеждается в том, что она сойдет с ума рано или поздно, и тогда он точно не сможет ничего исправить.       Она не успевает даже вытереть крупных слёз со щёк, как сильная головная боль прошивает мозг через виски. Белокурый мальчик уверен в себе, как никогда.       Больше не было Евы Браун.