Рон Уизли и Собор Парижской Богоматери

      Клод Фролло испытывал странное желание кого-нибудь повесить, он почти ощущал ладонями шероховатость веревки и её натяжение под тяжестью тела. Рон, словно почувствовав опасность, попятился от него. Архидьякон же, погрузившись в неприятные воспоминания, на время словно окаменел. Горе тому, кто разбудил в нём дремлющую память!       — Я знаю про это место, — хрипло повторил он, медленно вставая на ноги, Квазимодо в страхе спрыгнул с его рук. — Но я бы предпочёл никогда не вспоминать об этом.       — Я тут ни при чём! — Рон оглядывался в поисках чего-нибудь тяжёлого, подходящего для самообороны.       Архидьякон стиснул кулаки, глаза его лихорадочно горели.       — Проклятые совы! — с ненавистью выплюнул он. — Меня чуть на костёр не отправили в то лето!       Рон остановился, до него стало доходить, что имел в виду священник.       — Вам письмо приходило? С совами? — спросил он с надеждой.       — Да, — жутко протянул Клод, глаза его зажглись совершенно безумным светом.       Квазимодо в ужасе подбежал к Рону, они вместе попятились от архидьякона. Неизвестно, какой бы бедой всё закончилось, если бы не Эсмеральда, которая выглянула из-за двери. Клод остановился и при виде девушки, а в особенности её смуглого плеча, с которого соскользнул ворот камизы, выражение его лица смягчилось.       — Ты проснулась? — даже голос стал ласковее.       — Ещё бы, когда ты так орал в моей голове! — она нахмурилась. — Я сейчас!       Девушка скрылась за дверью, священник с тоской смотрел ей в след. Рон взял кота на руки, тот не возражал. Вскоре девушка появилась уже одетая, она кутала плечи в цветастую шаль, архидьякон тихо вздохнул. Гренгуар всхрапнул во сне, что немного разрядило обстановку. Цыганка грациозно подошла к столу и, повозившись с кремнем, высекла искру, от которой зажгла свечу. После чего она прошла к очагу, чтобы подбросить в него дрова, Клод с восхищением следил за каждым её движением, Рон и Квазимодо подошли ближе. Наконец невозмутимая цыганка вернулась к столу и повернула прелестную голову в сторону неловко застывшего священника.       — Так что же с тобой случилось? — спросила она.       Клод набрал в лёгкие воздух и принялся рассказывать свою непростую историю. Это произошло летом 1458 г., в январе у него были именины, которые, естественно, никто не справлял, ибо семейство Фролло относилось к самым примерным христианам. Языческий обычай чествовать день рождения остался, к счастью, в прошлом. Клода тогда звали его мирским именем, полученным при крещении. Это был тихий любознательный ребёнок, его поместили в колледж Торши, где мальчик делал большие успехи в учении.       — А как вас звали в детстве? — поинтересовалась Эсмеральда, она и сама удивилась своему вопросу — ну какое ей до этого дело, и всё же…       — Это неважно, дитя, — вздохнул священник.       Архидьякон продолжил рассказ, в то злополучное лето он гостил у родителей на улице Тиршап. Ему не нравились шумные детские игры, вместо этого он посвятил время заучиванию Писания и чтению тех немногих книг, что имелись в родительской библиотеке. Пожалуй, это было последнее счастливое лето в его жизни, родители гордились им и прочили большое будущее, прислуга ласково и почтительно относилась к маленькому господину.       — И тут появилась первая сова, — упавшим голосом продолжил священник.       Настырную птицу прогнали, но она вернулась, а вместе с ней и десяток других. Самое страшное, что это происходило среди белого дня на глазах у многочисленных любопытных соседей. Любой из них мог обратиться в духовный суд! Опасаясь подобного развития событий, Фролло старший с огромным трудом попал на аудиенцию к его преосвященству епископу Парижскому, чьими вассалами были Фролло. Епископ милостиво взял под своё покровительство злополучное семейство, правда, со строгим наказом как можно быстрее покончить со всякой чертовщиной. Свитки, которыми забрасывали дом будущего архидьякона, уничтожались, сов отгоняли от окон и дверей. Мальчик смутно понимал, что происходит нечто недопустимое, но, движимый любопытством, он как-то завладел одним из свитков. Крадучись, как вор, ребёнок пробирается в свою комнатку под самым чердаком, чтобы, затеплив огарок свечи, по-детски взволнованно прочесть письмо странного содержания. У Рона начинала потрескивать голова от усилий уследить за мыслью архидьякона, Эсмеральда слушала очень серьёзно, Квазимодо задремал на руках у гриффиндорца. Клод обнаружил, что его приглашают поступить учеником в какую-то академию «Красивых палочек», которая располагалась в Пиренеях. Следовало самостоятельно добраться до Байонны, а там найти дом ювелира Сен-Мара на улице Золотых и Серебряных дел мастеров.       — Я особенно запомнил это место, так как едва прочёл эти строки и в мою комнату ворвалась матушка. Тогда меня сильно наказали, — он замолчал, а Эсмеральда вздрогнула и впервые посмотрела на него почти с сочувствием.       Рон совершенно ошалел, единственное его желание было поскорее вернуться домой. Из долгого рассказа архидьякона он понял только, что тот, скорей всего, был волшебником и ещё ему известно, как добраться до Шармбатона.       — Как нам попасть туда?! — вскричал гриффиндорец, Гренгуар подавился во сне и открыл мутные глаза.       — Это долгая и опасная дорога, — священник потёр высокий лоб. — Мне нужно подумать.       Думал он в полной тишине до первых петухов, затем велел Эсмеральде накинуть на себя плащ, а Рону собираться.       — Куда мы? — с опаской спросил волшебник.       — В собор Нотр-Дам, мне нужно распорядиться насчёт дороги, — коротко ответил архидьякон.       Гренгуар был разбужен и проинструктирован, ему следовало остаться с козочкой и ждать возвращения хозяйки дома. Поэт испуганно огляделся.       — Это ведь земля Двора чудес! — воскликнул он. — А вдруг девушку будут искать, что мне отвечать?       — Скажешь, что я в монастырь ушла, — нашлась цыганка.       — Но как вас зовут, моя прелестница? — Гренгуар, насколько это возможно, расправил плечи и выпятил костлявую грудь.       Клод, который наблюдал за тем, как этот галльский петушок пытается распушить свои облезлые перья, со скрежетом стиснул зубы. Квазимодо, как всегда чувствительный к настроениям мэтра, подбежал к поэту и впился когтями в его худые ноги.       — Ай-ай! — закричал Гренгуар, пытаясь сбросить кота, он словно заплясал по комнате, Эсмеральда даже улыбнулась.       Рон решил помочь, он осторожно снял фырчащего Квазимодо и, поглаживая того по голове, унёс в сторону. Если получиться вернуться, то можно попробовать наладить отношения с Живоглотом.       — Мэтр Гренгуар, — возвысил голос архидьякон, будто это была вина Пьера. — Вы слышали? Вам следует остаться с козой и ждать нашего возвращения.       — А как долго вы будете отсутствовать? — с опаской поинтересовался поэт.       — Возможно, очень долго, дорога до Байонны туда и обратно может занять несколько месяцев, — он вздохнул, а Эсмеральда посмотрела на него с ужасом. Затем священник отцепил от пояса худой кошелёк и протянул Гренгуару. — Здесь немного наличности на первое время. Я распоряжусь в соборе, чтобы вам выдавали скромную сумму на содержание. Будете являться за ней каждое первое число месяца.       — Хорошо! — с жаром согласился Гренгуар, взвешивая на руке кошелёк.       Поэт проводил странную троицу и кота. Эсмеральда трогательно прощалась со своей дорогой сестрой, Клод наблюдал за этим с едва сдерживаемым раздражением. После того, как они ушли, Пьер подозвал Джали, погладил козочку по голове и, ни мало не смущаясь, зашёл в спаленку Эсмеральды. Смятая удобная постель была куда предпочтительнее резной крышки сундука. Джали, привыкшая спать вместе с хозяйкой, устроилась рядом с ним. Но ему не удалось поспать долго, на рассвете раздался стук в дверь, мучимый страхом и сомнениями Гренгуар подкрался к выходу.       — Мэтр Гренгуар, откройте, — раздался знакомый голос.       «Забыли чего?» — подумал поэт, открывая дверь. На пороге стояли Клод и Эсмеральда, на священнике была надета чёрная сутана, на девушке зелёное платье, её волосы были распущены. Гренгуар, открыв рот, пропустил их в лачугу, радостная Джали бросилась навстречу хозяйке. Поэт ничего не понимал.