Принц несчастья

Когда Гияс оказался на свободе, пусть и став изгнанником, над городом стоял полдень. В середине дня столица вымирала, выжженная безжалостным солнцем, и мало кто решался выйти из дома в такой час. Гияс был один. Он брел по опустевшим улицам, не разбирая дороги, не обращая внимания на пекло, едва осознавая, где он находится. Было очень просто представить, что в городе действительно не осталось ни души, и Гияс позволил этой идее обернуться вокруг его усталого сознания. Вот ведь удивительно, думал он: он пробыл в тюрьме всего несколько дней, а за стенами его темницы целый огромный город лишился жителей. Он почти поверил в свою глупую фантазию, когда из-за угла показались двое солдат, патрулирующих улицы. — Прочь, убогий, — рявкнул один из них, и Гияс, неожиданно сам для себя, прижался к стене, пропуская стражу. Он прошел несколько кварталов, когда тошнота, с которой он изо всех сил боролся до конца суда, накатила мощной волной, и Гияса вывернуло желчью у чьей-то двери. Силы совсем его оставили, но на счастье скоро по пути Гиясу попалась безлюдная подворотня — тупиковый проулок между домами, где торговцы хранили пустые ящики и бочки. Гияс нашел укромное место в тени и уселся прямо на землю, вытянув покрытые пылью босые ноги. На нем до сих пор были все те же лохмотья, в которых он провел свое заключение: штаны из грубого полотна, слишком короткие для его роста, и его собственная нижняя рубаха — когда-то белоснежная, а теперь напоминающая старую ветошь. Борода его неприлично отросла, а длинные, до плеч волосы слиплись от пота и грязи. Гияс невесело подумал, что его собственное пророчество исполняется. Теперь он выглядит в точности как бездомный нищий, который побирается по рынкам и скрывается от стражников в темных углах, как змея прячется под камнем от ястреба. Вымотанный болью и гневом, Гияс забылся неглубоким, тревожным сном. Проснулся он только когда совсем стемнело, а на улицах стало шумно от бессчетных голосов людей и животных. Сон не принес существенного облегчения, но теперь по крайней мере у него было достаточно сил на то, чтобы добраться до городских ворот. Гияс и раньше не любил людные места: он всегда старался приходить на рынки пораньше, когда лавки едва открывались, чтобы не попасть в толпу, избегал пиров и приемов. Сейчас же, когда он был болен и ослаблен, заполоненные людьми улицы раздражали его как никогда прежде. Он буквально заставлял себя идти, глядя под ноги, чтобы не встречаться ни с кем глазами. Казалось, взгляни он хоть в одно лицо, его снова стошнит на месте. Наконец, Гияс оказался перед западными воротами, где она назначила ему встречу. Нетрудно было догадаться, кто передал охраннику таинственное послание — друзей у Гияса в этом городе не осталось, и лишь она была тем, кому еще было какое-то дело до него. Усевшись на ближайшую лавку, Гияс принялся ждать. Он вспомнил ее на суде — холодная и прекрасная как картина. Что она чувствовала, когда из простой служанки, хоть и приближенной к принцу, она стала называться королевской советницей? Почему-то Гияс подумал, что ей не по душе этот титул — ее всегда коробило от формальностей. Что она чувствовала, узнав, что наследник престола Кахир женится? Гияс множество раз видел их вместе. Они шушукались, как дети, в галереях дворца, смеялись, прогуливаясь по саду. Она не раздумывая готова была рискнуть жизнью ради наследного принца, а он защищал ее, не жалея сил. Она без труда узнала двойника и освободилась от наваждения, которое Гияс наслал на нее. Не ради этого ли она спасала жизнь Гиясу — чтобы ее драгоценному Кахиру не пришлось отнимать жизнь накануне свадьбы? Хоть это и была лишь догадка, Гияс злился, думая об этом. Где-то поблизости грянул колокол, возвещая о наступлении полуночи, и сердце Гияса замерло. В тот же миг, словно по волшебству, он увидел ее. Крошечная девушка в неприметных одеждах шла вдоль городской стены, петляя в толпе. Гияс мгновенно узнал легкую, быструю походку, которую он столько раз видел, отправляясь за покупками в город. Вот чья-то лампа выхватила из тьмы ее лицо — и Гияс понял, что не ошибся. Она, похоже, тоже заметила его и ускорила шаг. — Я надеялась, что послание дойдет до тебя, — сказала она, опускаясь на лавку рядом с ним. В ночной тьме Гияс почти не видел ее лица, но Гияс явственно слышал в ее голосе невысказанное извинение. — Как видишь, дошло. Оглянувшись, она быстро всучила ему в руки большой узел. — У меня мало времени, так что слушай внимательно, — заговорила она. — Там одежда, лекарство для твоих ран, немного денег и еды. Через час от этих ворот отправится караван — он идет в столицу Западных провинций. Тебе нужно пойти с ними, и через месяц ты будешь там. И вот еще что. Она взяла его ладонь, ту, где раны были легче, и вложила в нее что-то маленькое. Даже через повязку Гияс ощутил странное тепло, исходящее от предмета. Когда она убрала руку, он не сдержал удивленного возгласа. Это была его волшебная бусина. Но если раньше она была полна абсолютной черноты, сейчас она мягко светилась в ночной тьме. — Она никогда не была такой, — сказал Гияс обескураженно. — Точнее, очень давно, когда я только начинал… Что ты… Как? — Я нашла ее после… После всего, — произнесла она, и голос ее сорвался. — Она была черной, но, кажется, заклинание Лайта очистило ее. Я не знаю, почему, но я чувствую, что она должна быть у тебя. В ней есть какая-то сила, хоть я и не понимаю ее. Может, ты поймешь. После этих слов она резко поднялась. Гияс, отложив поклажу, тоже встал на ноги. Он крепко сжал бусину в руке, чувствуя, как от нее по телу распространяется тепло. — Мне пора идти, пока меня не начали искать. Не пропусти караван. Она развернулась и хотела было уйти, но Гияс остановил ее, придержав за плечо. — Зачем? Боги, скажи же, зачем ты сделала все это? — спросил он, кажется, в тысячный раз. Она молчала, казалось, целую вечность — хотя прошла едва ли минута. — Я просто делаю, что мне говорит сердце, — хрипло, через силу ответила она. — А оно говорит — хватит крови. Хватит злобы. Ты делал плохие вещи, потому что с тобой когда-то происходили плохие вещи, и я хотела, чтобы этот порочный круг разорвался. Прими это как подарок и просто живи, ладно? И не смей заставлять меня жалеть о моем решении. Они стояли друг напротив друга, безмолвные, и в этот момент что-то хрупкое, неосязаемое возникло между ними. Это чувство было таким ясным, что Гияс невольно задержал дыхание — чтобы не спугнуть, задержать его еще ненадолго. Ему показалось, что от его руки — той самой, в которой он все еще держал волшебную бусину — к ее маленькой ладони протянулась призрачная нить. Он моргнул, но видение не пропало: теперь Гияс явственно различал в темноте нежное свечение, запутавшееся вокруг ее тонких пальцев. — Ты странная маленькая служанка, — проронил он едва слышно. — Сколько еще странных идей в твоей голове? Она отшатнулась — и волшебство в миг рассеялось. — Прощай, Гияс. Береги себя. Мягко блеснули в полумраке темные глаза — и вот она уже шагает прямо в толпу, не оборачиваясь, словно промедление было опаснее огня. *** Рассвет нового дня Гияс встретил уже в пустыне. Когда караван расположился для сна в тени одиноких скал, он уснул, едва улегшись в своем крохотном шалаше. Ему снился дворец. Но не тот, откуда его накануне днем выгнали, как побитую собаку, нет. Это был дворец его отца, место, где он провел самые беззаботные дни своей жизни и которое навсегда потерял. Гияс шел по светлым прохладным коридорам, и каждая деталь на его пути была ему знакома — от узора роскошного ковра до цвета выложенных камнями стен. Ноги несли его туда, где он не бывал с самого детства — в любимый сад его матери. Это был крошечный дворик, в котором цвели огромные розы, нежные, как поцелуй, и алые, как рассвет. В саду его ждала женщина. Она наклонилась, чтобы понюхать красивую розу, а когда она обернулась и взглянула на Гияса, сердце его сжалось и тут же распахнулось настежь. На него смотрели глаза его матери. Лицо, которое он, казалось, позабыл навеки, было перед ним, совершенно четкое, такое же, каким оно было в его детстве. Гияс поразился сам себе — как он мог забыть его так легко? — Мама? Королева улыбнулась так счастливо, так радостно, как никто и никогда не улыбался ему за всю его жизнь. — Здравствуй, мой сын. Ты искал меня? — Я… — Гияс запнулся, смущенный. — Я хотел, чтобы ты вернулась. Ее улыбка немного померкла, но не угасла — лишь из счастливой стала печальной. Королева подошла к Гиясу и мягко взяла его руку в свою и крепко сжала. — О, мой дорогой, — сказала она ласково. — Разве ты не знаешь, что оттуда, куда я ушла, не возвращаются? Гияс лишь кивнул — в горле у него стоял болезненный ком, который совсем не давал говорить. — Но, кажется, ты меня все же нашел. Ну-ка, присядь со мной, — она повела его к маленькой скамейке, скрытой в зарослях. — Она помогла тебе, да? Та девушка, о которой ты сейчас думаешь? Гияс держал мать за руку — она была теплой, совсем как в реальности — и душа его была наполнена покоем, как никогда. Да, он думал об этой маленькой служанке, каждую секунду она занимала его мысли, и он ничего не мог с этим сделать — да и не очень-то и хотел. — Я не знаю. Но, кажется, она действительно помогла мне. Мама мягко пожала его ладонь. — Это хорошо. Она поступила правильно. Теперь твоя очередь поступать правильно, сынок. Ты знаешь, что ты должен делать? Он покачал головой. Западные земли славились своей школой волшебства, но было ли там место для Гияса, чьи силы исчезли в огненной схватке? Он не знал. И все же волшебная бусина теплилась в его руке, напоминая о невысказанном обещании: не заставлять ее жалеть. — Ничего. Ты найдешь ответ. Ты всегда был очень умным мальчиком, Гияс. Я очень горжусь тобой, слышишь? — Я сделал людям много плохого, — прошептал Гияс. — Я причинял боль и страдания. Я делал то, чего не следовало, и это чуть не разрушило весь мир. Я не должен жить, но я живу, и это хуже смерти. Но мама лишь продолжала улыбаться. — Значит, настало время искупления.