Принц несчастья

Пять лет спустя С самого утра сердце у Гияса было не на месте. Он проснулся от неясной тревоги намного раньше обычного — рассвет едва брезжил в темно-сизом небе — и снова заснуть уже не смог. Раздраженный, он приступил к утренней рутине, одновременно пытаясь понять, что же подняло его ни свет ни заря. Взошло солнце, пришли первые пациенты, а Гияс так и не обнаружил причины своего странного настроения. Оно воистину было странным: Гияса уже несколько лет не мучили кошмары, неприятных новостей он тоже не получил, все его подопечные были в порядке. И все равно руки его дрожали, из-за чего движения стали резкими и неуклюжими, а с языка то и дело срывались тихие проклятия. Он так и провел целый день в беспокойстве. Чем ниже к горизонту клонилось солнце, тем больше нарастало это чувство. Точнее, предчувствие — словно должно случиться что-то плохое. Заперев дверь за последним посетителем, Гияс, не в силах усидеть на месте, нервно метался по дому, пытаясь заниматься чем-то вроде уборки. Он переставил на полке все пузырьки с лекарственными настоями, аккуратно уложил на столе бумаги, предварительно их рассортировав, навел порядок в корзине с перевязочными материалами и даже вымыл давно забытый котелок, в котором несколько недель пытался сварить какое-то зелье. Оно свернулось в твердый комок на дне, и Гияс даже немного успокоился, пытаясь оттереть упрямое пятно. Но стоило ему отложить чистый котелок в сторону, как тревога обрушилась на него с новой силой. Измотанный, Гияс заставил себя лечь спать. Но сон не шел: как только он коснулся головой подушки, вся усталость мгновенно отступило. Внезапно в соседней комнате — той, где он работал с пациентами — раздался глухой удар. Что-то маленькое упало на пол, покатилось и остановилось, стукнувшись о стену. Выругавшись, Гияс выбрался из постели и, накинув халат, отправился на звук. Увидев вещь, которая решила свалиться со своего места, он оторопел. Гияс совершенно точно знал, что его волшебная бусина была надежно закреплена на маленьком постаменте — он и сейчас стоял на полке, опустевший. И все же маленькая сфера теперь лежала у входной двери, светясь ярче, чем когда-либо. Двигаясь медленно и осторожно, словно подбираясь к дикому зверю, Гияс подошел и поднял бусину с пола. Она была очень теплая, почти горячая, внутри нее взвихрились белые сполохи. Последний раз бусина была такой во время церемонии пробуждения магии, почти пять лет назад, и с тех пор он редко брал ее в руки. А теперь его собственная волшебная сила пыталась ему что-то сказать. Гияс вернул магический артефакт на место, и в тот же миг в дверь громко постучали. — Пожалуйста, помогите! — раздался за дверью встревоженный мужской голос. — Человек ранен! Нам нужен лекарь, пожалуйста! Не медля ни секунды, Гияс схватил лампу и распахнул дверь. В тот же момент его собственная тревога отступила, сменившись острым чувством реальности — словно все разом стало на свои места. У порога его хижины стояли трое мужчин, одетых как воины. Слабого света лампы было достаточно, чтобы заметить пыль и кровь на их лицах и одежде. Подняв лампу повыше, Гияс увидел, что один из них держал на руках женщину. Лицо ее было скрыто покрывалом, на котором расплылось огромное кровавое пятно. — Внутрь, быстро, — скомандовал Гияс, отходя в сторону. — Кладите на стол. Больше никто не ранен? — Нет, господин, — ответил один из них, самый старший на вид. — Благодарю вас, господин. Не удостоив его ответом, Гияс склонился над женщиной. Подняв покрывало, он увидел глубокую рубленую рану. Меч обрушился на худое плечо, вероятно, сломав ключицу и пару ребер. К счастью, шея была не задета, но кровь все равно текла слишком медленно. Что-то еще, помимо раны, ослабило ее тело. — На нас напали в пустыне, — произнес один из воинов. Голос у него был усталый, но полный ярости. — Наша госпожа отвлекла от нас воинов, чтобы мы успели… Успели защитить груз. Но мы не смогли спасти ее. — Ты, слева, — Гияс обратился к одному из воинов, который, бледный как полотно, смотрел на раненую женщину. — Сзади тебя таз, в углу за дверью вода. Неси сюда. Когда она пила последний раз? — Три дня назад, господин, — ответил старший. Гияс нахмурился. — Она… она умрет? — спросил третий, совсем еще молодой юноша. Губы у него дрожали. — Не думаю, — ответил Гияс. Другой воин уже справился с водой. Коротким взмахом руки Гияс разогрел ее; над тазом пошел пар. — Но на лечение нужно будет больше времени. Как по команде воины упали на колени и склонились перед ним в поклоне. — А ну быстро встать, — прикрикнул Гияс. Ему периодически принимались кланяться в ноги, благодаря за спасение близких, и его всегда это раздражало. — Мне надо ее раздеть, так что выметайтесь отсюда. Чтобы добраться до раны, Гияс принялся разматывать одежду раненой. Вышивка на ней, даже залитая кровью, выдавала богатство его владелицы. Гияс снял с нее покрывало и верхнее платье и, поднеся поближе светильник, наконец взглянул в ее лицо. Сердце его пропустило удар. Затем еще. И еще. — Джина, — выдохнул он. Бледное, с сухими от обезвоживания губами, залитое кровью — это было лицо, которое он много лет мечтал увидеть хотя бы во сне. Бережно, словно она могла рассыпаться в его руках, Гияс провел кончиками пальцев по ее щеке. Тепло ее кожи напомнило ему: в Джине еще теплилась жизнь, и он обязан был ее спасти. Рана ее выглядела плохо: в нее набился песок и попали волокна ткани. Гияс, нашептывая исцеляющие заговоры, принялся промывать глубокий порез. Он оказался прав: несколько костей были сломаны, и ему понадобится несколько дней только на то, чтобы срастить их. Гияс осторожно прижег рану самым щадящим заклинанием, какое смог вспомнить, и тут же наложил на нее повязку с целебной мазью. Теперь нужно было помочь Джине найти силы на борьбу. Он зачерпнул чашу чистой воды и, поддавшись неосознанному порыву, бросил туда бусину. Жидкость на несколько мгновений засияла белым, затем погасла, и бусина сама выпрыгнула из чаши прямо в руку Гиясу, как маленькая рыбка. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробормотал он. Придерживая ее голову, Гияс начал аккуратно вливать в рот Джины заколдованную воду. Когда чаша опустела, он прикрыл девушку чистым теплым покрывалом и вышел за дверь, где топтались трое ночных визитеров. Увидев Гияса, они тут же обратили к нему растерянные лица. — Она выживет, — произнес Гияс. Воины облегченно выдохнули. — Ей нужно провести здесь какое-то время. Дни или недели — я не знаю. — Но что нам делать, господин? — спросил один из воинов. Гияс пожал плечами. — Дальше по улице есть постоялый двор. Там вы сможете помыться, поесть и поспать. Если никто из вас не ранен, отправляйтесь туда, здесь от вас толку все равно не будет. Когда ваша госпожа придет в себя, я дам ей знать, что вы в безопасности. Старший из солдат задумался, нахмурив брови. Взглянув на товарищей, затем — на Гияса, который всем видом давал понять, что в их присутствии нет необходимости, он кивнул. — Спасибо, господин, — он коротко поклонился, и двое других повторили его жест. — Мы вернемся утром. Позаботьтесь о нашей госпоже. — Будь уверен, я сделаю все возможное. Выпроводив солдат, Гияс запер дверь и какое-то время стоял неподвижно, боясь повернуться к столу, где тихо лежала Джина. Ему казалось, что от одного его взгляда она исчезнет, испарится как видение, или, хуже того, превратится в незнакомку. Выдохнув, он обернулся — и, к его облегчению, она все еще была там. Стараясь ступать как можно тише, Гияс приблизился к ее ложу, но Джина не шевельнулась — она все еще была без сознания. Он проверил повязку, затем подтянул к столу большое кресло и приготовился провести в нем остаток ночи. Кресло было жестким и не самым удобным, а сам Гияс — уставшим после долгого неспокойного дня. Но в эту ночь он спал так хорошо, как никогда в жизни. Он проснулся только на рассвете, когда в окне забрезжил утренний свет. Солнце мягко осветило комнату, и Гияс, вздрогнув, вспомнил, что произошло накануне ночью. Он поднялся и поспешил осмотреть раненую девушку. Дыхание у нее было не очень глубоким, но ровным и тихим — Джина крепко спала. Повязка ее снаружи была сухой и чистой, без следов крови, и Гияс удовлетворенно хмыкнул. Он перевел взгляд на ее лицо и замер, не в силах оторвать глаз. Это была она — и не она. Когда Гияс видел ее в последний раз, она была совсем юной — вчерашний подросток с нежным пушком на гладких щеках. Сейчас перед ним была молодая женщина, с лица которой уже сошла детская мягкость. Даже во сне брови ее были чуть нахмурены, придавая ей строгий вид. Не задумываясь, Гияс мягко провел между ними пальцем, разглаживая тонкую морщинку. Смущенный, он одернул руку — но было поздно. Джина тихонько застонала, просыпаясь. Открыв глаза, она рассеянно заморгала, дезориентированная после забытья. Наконец, она заметила Гияса и сфокусировалась на нем. — Где я? — прохрипела Джина. Она попыталась поднять голову, но тут же со стоном легла обратно. — В безопасности. Не шевелись, ты серьезно ранена. Она сомкнула тяжелые веки и какое-то время лежала без движения. Гияс было подумал, что она снова уснула, но тут Джина заговорила снова, не открывая глаз. — Где мои люди? Гияс невольно усмехнулся — даже побывав на пороге смерти, она думала о других. — Они тоже в безопасности. Скоро они придут тебя навестить, — Гияс подтянул ее покрывало чуть выше, закрывая шею. — Они говорят, ты спасла им жизнь. Джина лишь тихо хмыкнула. — Тебя ударили мечом, — продолжил Гияс. — Рана была серьезная, но твои бойцы доставили тебя сюда вовремя. — Хорошо, — прошептала она с призрачной улыбкой. — Поспи еще. К вечеру станет полегче. Гияс легонько коснулся ее лба, погружая Джину обратно в сон. Даже глядя на ее умиротворенное лицо, он с трудом мог поверить, что она была с ним, здесь и сейчас. За те годы, что прошли с их последней встречи, изменилось слишком многое. И хотя сейчас Гияс умирал от желания узнать Джину заново, он боялся, что в ее сердце больше не было для него места. В его сердце она поселилась давно. Покинув столицу королевства Полнолуния, он отправился на запад, как и сказала Джина. Он был так вымотан болью и унижениями, что сил его хватило только на одно решение — довериться ей. Странно, но именно это оказалось самым простым — хотя раньше казалось самым трудным. Уходя, он уже ничего не ждал от будущего, но неизвестность приняла его неожиданно ласково. В Западных провинциях он в первые же дни столкнулся со старым знахарем, который принял его с радушием, вылечил и помог вернуть магию с помощью сияющей бусины. — Твоя сила не исчезла, — объяснил он Гиясу. — Она спряталась сюда и ждет, когда ты будешь готов снова ее принять. Гияс оказался готов. Когда магия снова побежала по его венам, он остался помогать знахарю, а затем ушел дальше, вглубь провинций, и скоро обосновался в небольшом городе, где нужен был лекарь. Он так и не научился угождать людям, но им оказались важнее его умения врачевателя, а не манеры. Однажды на улице с ним поздоровался человек, которого Гияс недавно вылечил от лихорадки, и внезапно маг понял: впервые в своей жизни он стал частью чего-то. Его узнавали на улицах, ему доверяли искрене, его сил не страшились. И помогла ему в этом магия, которую он всегда считал делом одиночек. С того дня Джина не покидала его мыслей. Ее он представлял всякий раз, когда наступали темные дни или ночи приносили дурные сны. Много дней и ночей подряд он думал: могли бы их судьбы сплестись иначе, встреться они в другом мире? Ему хотелось верить, что да. А теперь, когда Джина волей случая оказалась в его доме, спустя годы после их расставания, надежда эта окрепла. Джина крепко спала до самого вечера — Гияс специально сделал ее сон чуть глубже, чтобы ее ничего не побеспокоило. Даже ее воины, которые смущенно топтались у ее ложа, не разбудили ее, чем Гияс, как лекарь, был доволен. Убедившись, что ее рана достаточно закрылась, он осторожно перенес Джину на свою постель — она была куда удобнее жесткой кушетки для больных. Там она и проснулась вечером, уже более собранная и даже с небольшим румянцем. Она внимательными глазами следила за Гиясом, пока он шептал заговор над кувшином воды. — Вы напоминаете мне человека, которого я не видела очень давно, — произнесла Джина тихо. Гияс спокойно наполнил чашу и поднес к ее губам. — Выпей. Это нужно, чтобы кости быстрее срастались. Она послушалась и, осушив чашу, устало откинулась на подушку. — Тот человек исчез много дней назад, — продолжила она. — Я даже не знаю, помнит ли он меня еще. Гияс, собравшийся было выйти, остановился. Он чувствовал, что стоит на краю обрыва и не знает, что последует за шагом в пустоту: падение или полет. Наконец, он развернулся и взглянул на нее так уверенно, как только мог. — Помнит. Тогда он впервые увидел, как из ее прекрасных глаз льются слезы. *** Джина поправлялась очень быстро. У уже к концу второго дня она смогла сама встать с постели, а к концу третьего — немного двигать рукой. Но Гияс настоял, чтобы она осталась на минимум на неделю — отчасти чтобы понаблюдать за ее состоянием, отчасти потому что просто не хотел с ней расставаться. Джина рассказала, что продолжает работать на Синбада, но поездка на запад оказалась для нее последней каплей. Она везла важное сообщение для партнера старого купца, когда на них напала банда разбойников. Письмо удалось спасти и доставить адресату, однако Джина оказалась не готова заплатить такую цену. — Синбаду нужен преемник, но я не гожусь для этого, — призналась она. — Такой человек должен любить странствия, любить приключения, опасность и роскошь. Но я никогда не хотела этого. – Ты же была королевским советником, – напомнил Гияс, но она лишь отмахнулась. – Мы с Кахиром добрые друзья, но королю не пристало просить совета у вчерашней рабыни. – Между ними повисла тяжёлая пауза, и Джина продолжила уже более радостно. – Наверное, если бы я могла, я только и делала, что смотрела бы на звезды. Они всегда так прекрасны. Она мечтательно улыбнулась, и Гияс понял, что отдал бы все звезды с неба ради этой улыбки. В тот вечер он вынес во двор два кресла и они до глубокой ночи любовались ночными небесами. Он рассказывал Джине, как путешественники находят путь в песках по созвездиям, а она придумывала свои и смеялась, как ребенок, сочиняя им нелепые названия: Перевернутая Телега, Трубка Синбада, Куриная Лапа. А потом попросила его показывать ей звезды каждый день. — Я имею в виду, каждый день, пока я здесь, — добавила она. Гияс только кивнул, пряча глаза, которые могли выдать его волнение от ее слов. *** Неделя пролетела как одно мгновение, и камень на сердце у Гияса с каждым часом становился все тяжелее. Джина тоже притихла, и Гияс гадал, тревожило ли ее то же, что и его самого. У него больше не осталось причин, чтобы держать ее при себе. Стражники Джины постоянно справлялись о здоровье своей госпожи и каждый день спрашивали, когда они отправятся в обратный путь. «Скоро», — каждый раз отвечала она, и глаза ее грустнели. Последнюю ночь они провели под звездами. — Говорят, что сто лет назад к земле прилетела такая огромная комета, что заняла собой половину небосвода, — рассказывал Гияс глядя в бесконечность перед собой. — Она упала на землю? — тихо спросила Джина. Гияс покачал головой. — Кометы никогда не падают. Они приближаются к нам, иногда очень близко, но всегда уходят. А спустя сотни лет возвращаются. — Так долго? Гияс взглянул на нее и в хрупком свете звезд увидел, как в глазах у нее блестят слезы. — Такова их судьба, — с трудом произнес он. Тоска сдавила его, словно железным кольцом, и легким внезапно перестало хватать воздуха. — А наша? — голос Джины сорвался на горестный шепот. — Наша с тобой судьба тоже разойтись на много лет? Тысяча самых горячих слов рвалась из горла Гияса. Он хотел сказать — останься, и я расскажу тебе про каждую звезду на небосклоне, даже если придется придумывать нелепые сказки. Останься — и я расскажу, как твоя доброта спасла меня от самого себя. Останься — потому что абсолютно все в этом доме принадлежит тебе. И всегда принадлежало. Останься — и я никогда не позволю никому тебе навредить. Останься — и в моей жизни больше никогда не будет сожалений, ведь вся моя жизнь вела меня к тебе. Ее маленькая рука крепко держала подлокотник, когда он накрыл ее ладонь своей. Осторожно погладил пальцы — и те разжались, раскрылись, переплелись с его. Как же много вещей случались с Гиясом впервые, когда Джина была рядом. Первый раз довериться кому-то. Первый раз прикоснуться к руке — и ощутить, как она отвечает на его прикосновение. Первый раз прикоснуться губами к губам — таким маленьким и горячим, сначала замершим в изумлении, а затем страстно отвечающим. Путаться пальцами в темных волосах, мягких как шелк. Удивляться, как настолько простая вещь, как поцелуй, может так выбивать землю из-под ног. Первый раз уснуть, держа в объятиях женщину, за которую он бы умер, не задумываясь, и для которой решил бы жить, несмотря ни на что. Первый раз проснуться утром и всем своим естеством ощутить, что несчастья принца Гияса навсегда закончились.