Душа её умолит Господа

В местах для стирки белья парижане уже вовсю обсуждали не так давно появившиеся слухи, ненароком и дальше распространяя их. Если ещё пару дней назад здесь рождались слухи о том, что вскоре их ждёт непредвиденный рост цен или же начало войны, то теперь говорили о неизвестной девушке, с которой король прибыл в Париж. Давно известно: ничто и никогда нельзя утаить, правда обязательно вырвется на свободу, что, в общем, и случилось, когда попытались её скрыть от посторонних глаз. Теперь Париж только и говорил об неизвестной даме да гадал, какую роль играет для молодого короля — несомненно, многие разделяли мнение, что та любимейшая любовница, которую привёл во дворец после смерти жены. Сама Жанна отнюдь не была спокойна — ломала чуть дрожащие руки, расхаживая взад-вперёд по огромной комнате, обитой богатой тканью, роскошно расшитой и украшенной узорами в виде лилий — ничего подобного она в жизни не видела. У себя дома она спала на узкой кровати, сколоченной из досок и заполненной соломой. В этих же покоях ложе отличалось роскошью, комфортом и тем, что было шириной до четырёх метров: матрац был пуховой, стеганое одеяло же красного цвета, подбитое мехом и выкроенное по размеру постели. Ложе возвышалось на помосте с одной ступенькой, под балдахином, который держался на колоннах. Сев на кровать и оглядев ещё раз дорогое убранство комнаты, украшенной чудными гобеленами, Жанетта стала надеяться, что не заняла покои, предназначенные для королевы. По её мнению, она совсем этого не заслуживала, а ещё это было низко по отношению к почившей королеве. Вряд ли та могла предполагать, что её место займёт простолюдинка… На подобные мысли крестьянку наталкивали предметы туалета, все эти инструменты, притирания, пудры и мази, которыми пользовались дамы и хранившиеся в шкатулках — уже успела всё рассмотреть. Одежда же и какие-то ткани, явно дорогие, хранились в сундуках и саквояжах. Сама резиденция короля находилась на западе Парижа, а королевский парк, расположенный на остроконечности острова, выходил в порт. Франциск, судя по тому, что успела увидеть девушка, любил роскошь и пышность, он ни в чём себе не отказывал. Абсолютно ни в чём. — Жанна! — Она всем телом вздрогнула, услышав этот елейный голос — совсем внезапно появился. — Как тебе покои? О, дорогая, — вставь на одно колено, взял в свою руку маленькую ладошку девушки, — ты так прекрасна в этом платье, синий цвет тебе к лицу. Но кое-чего не хватает… С этими словами он поднялся на ноги и ленивым жестом руки подозвал к себе слугу, который всё это время стоял в сторонке и что-то держал в руках. Как оказалось, стоило Бонфуа достать украшение, это был гладкий золотой обруч с узором из лилий, которым тут же поспешил увенчать стриженную голову девы. Все искренне не понимали, что в ней было такого особенного, раз король даже изгнал из постели всех своих незаконных любовниц и фавориток — производила впечатление простушки с самым что ни на есть обычным и ничем привлекательным лицом, а также совсем не влекла мальчишеским обликом. — Нет… Это всё неправильно… — прошептала девушка с отчаянием в голосе, тут же сняв с себя красивый обруч. Она прекрасно понимала, что ничего даром никогда не бывает. Да и как Жанна могла занять место, предназначенное явно не для простолюдинки, чей взор небесных вод так печален? — Я не должна быть здесь, мой король. Прошу вас, одумайтесь, пока не поздно… Он заметно нахмурился; слуга, по одному лишь взгляду поняв, что от него хотят, быстро испарился, оставив их наедине. Сам Франциск сделал к ней шаг и, отобрав украшение, водрузил ей его обратно на голову, тут же расплывшись в миловидной улыбкой, исполненной заветной нежностью. Весь его облик словно засиял от одного лишь взгляда, брошенного на неё. — Ежель недостойна, то не быть мне королём. Жанна, — Бонфуа обхватил её лицо своими ладонями, и Жанетта тут же почувствовала холод стали его перстней, — я люблю тебя, посему и пошёл на такой отчаянный шаг. Только вдумайся: ни один из ныне умерших или же живущих королей не брал в жёны обычную девушку, а я готов. Разве это не любовь? Меня по-прежнему всячески отговаривают, говорят, что это принесёт несчастье как мне, так и моей стране, что это неприемлемо, но я всё равно хочу быть с тобой. Она отвернула своё личико, ещё сильнее опечалившись сим словами, ранее казалось, что хуже ничего не будет, ежель юнец и впрямь явится в дом её отца да попросит благословения. Но когда тот реально явился, чему Жанна сильно удивилась — думала, что таким знатным людям нужно лишь одно, посему и соблазняют сладкими речами, никогда не выполняя своих обещаний, — впала в уныние и изумление. С одной стороны, было приятно, что решил всё сделать по-людски и не опозорить дочь д’Арка, но с другой — быстро взгрустнула и пожалела о том, что в тот день пошла в дубовую рощу. И за что он только её полюбил?.. И точно ли это любовь?.. В итоге влюблённый в неё юнец оказался королём, и в то мгновение, когда сам об этом объявил, что-то внутри рухнуло. «Мой отец выглядел таким растерянным, когда король сказал, зачем явился… Он не хотел меня отдавать, но всё равно сделал это, ибо… вряд ли такой простой человек, хоть и староста деревни, станет отказывать королю. Никто не стал бы этого делать на месте моего отца…» Жанна оказалась в необычной для её сословия ситуации, из которой, как казалось, не было выхода — глядя исподлобья на Бонфуа, на то, как влюблённо смотрит или как ласково держит за руку, понимала: он не отпустит её. Ни за что на свете.

***

Стол ломился от всяких изысканных блюд; на нём было самое лучшее, что только могли предложить королю и его гостям на торжественном званом обеде, на котором сообщили о помолвке — расточительность выражалась не только в еде, но и в роскошной сервировке. Мясные блюда присутствовали в изобилии, чего ранее Жанна никогда не видела: кабаны, зайцы, куропатки, перепела, фазаны, вся эта дичь была принесена королём и его свитой с охоты, которой очень любил предаваться; а также домашний скот, к примеру, гуси, каплуны и цыплята. Все, кто сидел за столом, беседовали, пока менестрели тем временем играли на своих инструментах музыку, стараясь развлечь присутствующих. Когда снова подали вина и разные блюда, Жанне стало плохо от того, сколько же изысканной еды поглощают богатые, когда в это же время бедняки голодают и даже умирают. Сколько было голодных ртов в крестьянских семьях… — Поднимем же кубок за Жанну, простолюдинку, которая волшебным образом сумела пленить нашего короля, — язвительным тоном произнёс один из придворных, поднявшись. — Почему же вы ничего не едите, Жанна? Неужто не нравится? Никто из присутствующих не одобрял выбор Франциска, но старательно делали вид, что всё хорошо, улыбаясь. После они обязательно польют девушку грязью за её спиной и распространят заведомо ложные слухи. Такова была знать. Но не успела она и открыть рот, чтобы что-то на это ответить, как за неё это сделал Бонфуа, грозно и опасно нахмурившись; на его лице вдруг появилась едкая улыбка. — Жанна очень благочестивая, в отличие от многих, и прислушивается к церкви, которая призывает не только к милосердию и покаянию, но и к соблюдению постов. Моя будущая жена отказалась от мирских радостей и воздерживается от мясной пищи и животных жиров. — Он вдруг нежно посмотрел ей в глаза, подняв свой золотой кубок. — Потому выпьем за Жанну, за мою будущую супругу, у которой нам многим стоило бы поучиться. Неохотно, но люди последовали его примеру и выпили за крестьянку, понимая, что это всё очень неправильно. Так не должно быть… Франциск же, сев обратно, сжал под столом ладонь Жаннеты, тем самым словно успокаивая её и шепча: «Никого не бойся, я с тобой». Вот только ей это совсем не нужно. — Моя дражайшая голубка, — одарив кожу уха горячим дыханием, молвил он деве, — они все смотрят на тебя с высока. Видишь как недовольны моим выбором? Они никогда не оставят нас в покое, каждодневно будут докучать, быть может, пойдут и на кое-какой отчаянный шаг, но знай: я делаю это всё ради нашей любви. — Нет никакой «нашей» любви, — прошипела она, багровея от злости и сжав пальцы в кулаки. — Если вы смогли получить благословение у отца да силой меня сюда привести, это ещё не значит, что я вас люблю. Дочь д’Арка живо вспомнила, как хотела убежать, как сопротивлялась, царапалась и кусалась, не желая покидать отчий дом, а вместе с тем и стать женой человека, которого не любила и даже боялась в виду его положения. В руках этого ангелоподобного юнца было слишком много власти. Да и разве он был ангелом во плоти? Отнюдь. — Но ты вот уже который час покорно да молча сидишь средь знати, одетая в дорогую одежду и украшенная драгоценностями. Смотри, тебе сделали такой красивый венок, что даже эти коротко стриженные власы кажутся самыми прекрасными на свете, — растянув губы в широкой и победной улыбке, сказал Бонфуа, мягко заправив ей за ушко прядь. — Не волнуйся, вскоре волосы отрастут. И тогда… — И тогда я их снова отрежу, — отчеканила Жанна, повернувшись к нему с грозным лицом, но Франциск совсем не растерялся и лишь хмыкнул, отпив вина. — Что ж, посмотрим. И даже не думай опять пытаться выпрыгнуть из окна, не совершай такой тяжкий грех, моя дева...