Детективный Отдел: Дело Не Решить

      Он все же смог договорится о встрече с Ваджахаром. Время, увы, не терпело, так что Виктор, выполнив все запланированные дела на сегодня, отпросился у капитана за час до конца рабочего дня и направился в архив. Нужно было выйти через них — Баджад сказал, что они будут патрулировать переулки и так Форст избежит лишнего крюка.       Виктор, сжимая в руках ремень сумки, тихо приоткрыл дверь и так же тихо закрыл, причем настолько, что она даже не скрипнула. Никаких шумов. И он уже хотел позвать его, но… Услышал диалог с той, чей голос ну никак не ожидал услышать.       — Вот скажи, ну куда ты его могла положить?! Дура, — для аристократичного языка Максимильяна эти выражения были… Из ряда вон.       — Я правда клала его на третий ряд… — Присцилла шептала тихо, испуганно. — Не ругайся….       — Да как не ругаться?! Если я не найду дело, которое должна была достать ты, то кому отвинтят голову на глаза? Мне.       Понимая, что его не заметили и что это играло ему на руку, Виктор бесшумно прокрался к третьему ряду. Но не с тому, о котором подумал изначально — от двери архива — а к третьему ряду от стены. Действовать нужно было быстро и, желательно, незаметно.       Он не знал, что за дело должна была спрятать Присцилла на самом деле, но его понимание так и трубило о себе. И его эгоизм лишь подтрунивал к обыску, которого, по сути, он и не должен был делать.       — Я проверил ряды и от двери, и к двери. Ничего это не дало.       — Нх… Но я правда… — в тишине тихие шажочки Присциллы были слишком уж громкими. Форсту казалось, что она шагает по его черепу. — Дай поищу.       — Поискала уже. И нашла нам проблемы.       — Да ладно, тебя не тронут.       — Этот капитан вполне может. Этот аутист меня бесит.       — Не называй его так! У него девиация.       — Девиация, не девиация, мне все равно. Он слишком внимателен.       Чтобы не сорваться, Виктор прикусил губу и погрузился в шум собственного сердца. Было тяжело сохранять полную тишину, но он упорно проверял папки, не забывая посматривать в сторону голосов.       Ничего странного и нового в этих папках он не нашел. Лишь личные досье, пара дел Сигизмунда, на утерю которых он ругался… И ничего нового…       Так он думал, пока его взгляд не зацепился за пространство между стеллажами. Там, под легким слоем пыли, лежал листочек. Листочек с его подчерком!

«Найти дело Валиды, южанки с гетто»

      Он вздрогнул, быстро взял его в руки. Это была честь его дела. Малая, но часть! И его догадки стали возможными. Форст приник к полу, вглядываясь в тьму меж стеллажами. Это было неудобно, но усилившееся зрение впервые ему помогло. Еще один листочек лежал под следующим шкафом, причем так неприметно, будто выпал из дела. Дела, которое случайно пнули… Виктор повернулся и, с еле сдерживаемой радостью увидел дело, что лежало под полками у стены. Оно каким-то образом было меж ножек и лежало так неприметно, что он бы не увидел, если бы его организм не решил сломаться.       И он даже и думать забыл, что он не должен был так сделать. Он лег на пол, вытянул ладонь в сторону дела. Обычно он не использовал магию, не любил это, но сейчас время стало слишком дорого. В любой момент его могли заметить.       Вены зажгло, кончики пальцев стали немного фиолетовыми, а дело проехало в его руку. Тоже самое он сделал для листка. Виктор улыбнулся, чуть ли не расплакался. Его дело, самое первое и такое сложное, вновь было в его руках. Тот же номер, то же наполнение. Он прижал его к груди, обнимая, как самую дорогую вещь.       — Погоди, я что-то слышал, — Максимильян направился к нему. Виктор быстро сунул дело в сумку, и покрался к началу архива, к его столу. Нужно было сделать вид, что он только зашел.       — Привет! — крикнул он, пока Барсоди еще не вышел из-за рядов стеллажей. — Мне нужно выйти через твою дверь, приказ капитана!       — Неужели решил прогулять работу? — Максимильян улыбнулся, выйдя к нему.       — На работу и иду, — Виктор недовольно сжал в руках ремень сумки, выпуская весь свой гнев на нее, а не на наглое лицо. — Пропускай.       — Хорошо, пройдем.       Он сказал это, увеличив громкость голоса. Форст выдохнул, понимая, к чему он это делает, но виду не подал, надеясь, что его самого не раскусили.       Его провели через весь архив и даже открыли ему дверь, как даме. И он вышел, даже не высматривая Присциллу. Да, это было глупо, но он этого не хотел. Ему, в первую очередь, нужно было незаметно смыться с делом, желательно куда подальше и туда, где его могли защитить. И Ваджахар под это описание вполне подходил.       Плутать по переулкам было… Немного жутко. Он редко отходил от основных улиц, так что узкое пространство меж домов, ощущение, что здесь тебя могут легко убить… Вспоминая Иоганна, он лишь боялся еще больше. Нужно было побыстрее найти братьев, но они, как на зло, все не попадались ему. Это наводило жути…       Ускорив шаг, он уже хотел выйти на противоположную улицу, чтобы спокойно выдохнуть, но услышал, как чьи-то шаги быстро приближаются к нему. Не успел он даже вздрогнуть, как почувствовал на себе теплые руки, услышал знакомый, веселый голос, что прямо оглушал своей громкостью.       — А вот и Викки! — Аэрзе, обнимая, поднял его над землей и все тискал, как котенка. –Ух, милашка!       — Аэрзе, — Виктор протянул, щурясь и пытаясь хоть как-то защититься от его прикосновений. — Ну мы же договаривались!       — Да, на то, что сегодня ты на свидании с Ваджи, помню. Будет рассказывать тебе всякие массийские мифы и прочую лабуду.       — Массийские?       — Ох, ну…       — Тебе стоит учиться держать язык за зубами, — Ваджахар появился неожиданно, спрыгнув с крыши дома напротив. Правда, теперь он сбивал со своих плечей и треугольного капюшона сено. — Объясняй теперь.       — Если простым языком не для южан, это бандиты.       Звонкий хлопок по голове, и Виктор вздрагивает. Он вообще не ожидал, что такое возможно со стороны Ваджахара, но тот действительно приложил брата по голове. Причем сильно.       — Твои сыны тоже не особо отличаются. Иди в отдел.       — Ну и пойду! — голос Аэрзе дрогнул, пока сам он отвернулся от них обоих. — Иду вот уже, прям сейчас!       И ведь действительно шел. Виктор грустно вздохнул, наблюдая за этой картиной. Теперь Аэрзе больше напоминал потухшую свечу, от которой едва шла струйка дымка…       — Вот зачем ты это сделал?       — Он оскорбил мою семью, — Ваджахар запрыгнул на ящики, сложенные у стены наподобие лестницы. — Пойдем, прогуляемся, как ты хотел.       — Я туда не полезу… Высоко…       — Тогда стой здесь без информации.       И Баджад полез дальше, пока Форст стоял на земле, сжимая в ладонях ткань на локтях. Ему было страшно, пусть и подтверждение надежности конструкции было очень явным. Но даже при этом он все еще надеялся, что это просто шутка. Не хотел он лезть на крышу, с которой точно навернется…       Вот только шуткой это, что очевидно, не было. Ваджахар действительно исчез сверху, оставив его и без поддержки, и без возможности получить желаемое. Виктор вздохнул и, все же, переступив себя, залез на первый ящик. Он немного скрипнул под его весом, но на этом все закончилось. И он, убеждая себя, что так будет и с остальными, продолжил взбираться.       Крепкое дерево его выдерживало. И он все же смог добраться до верха круши, перелезть через ее край и упереться ногами в водосток. Видеть, на какую высоту он залез… Его сковало ужасом.       — Ну, уже что-то, — Ваджахар, оказывается, сидел на трубе напротив.       Поза его напоминала орла или другую крупную птицу. Пугало не это, а тот факт, что до этого Виктор его и не замечал толком, пропуская через свой взор и не обращая внимания, хоть и смотрел он на эту трубу, и на него на этой трубе.       — В чем смысл?! — Виктор крикнул, отползая подальше от края.       — Я просто не люблю быть внизу. Там персон много.       — Ты, блин, в отряде ходишь.       — Это работа. А тут я отдыхаю. И, прислушайся, тут тише.       И после этой просьбы сложно было сделать по-другому. И Виктор действительно прислушивается, и действительно слышит и понимает, что голоса здесь тише, пусть их источники были в паре метров от них.       Ваджахар немного отклоняется назад, покачивает ногой и смотрит на него взглядом прикрытых глаз из-под капюшона. Было похоже на то, будто он хочет его убить… Форст сглотнул, наблюдая, как тот медленно расправляется, чтобы спрыгнуть с трубы на крышу. И стоило ему только слезть, как из нее пошел дым.       — Так что ты хотел от меня узнать?       — Я перед этим могу поинтересоваться, что за глупая ссора? — Виктор недовольно сложил руки на груди, слегка нагнувшись к Ваджахару.       — Для тебя это глупая ссора, — Баджад вздохнул, подошел к нему, заглянул прямо в глаза. — Просто потому что для тебя «массиец» и «сын дюн» ничего не значит. А для нас это явление, которое может семью разрушить. И массийцы, и сыны песчаных дюн являются просто боевыми организациями, которые ведут бои друг с другом, если коротко.       — И ты массиец?       — Да.       — Тогда почему здесь?       — Аэрзе попросил. А я ради него на все готов. Ему без меня, конечно, плохо не станет, но я не хочу, чтобы… Не важно. На это не отвечу.       Виктор кивнул, понимая, что для них это была слишком важной информацией. И он лишь смущенно отвел взгляд в сторону, надеясь, что на него не слишком обиделись. Ваджахар был слишком неэмоциональным, отчего понять его было сложно. И ровный тон голоса, который ясности не вносил…       Над его ухом вздохнули и, взяв за локоть, повели дальше по крышам. И Форст, пусть и старался не смотреть вниз, все же увидел, как высоко они находятся, и задрожал, обмяк. Ваджахар же посильнее сжал его тело и направился к самому краю. Пространство между домами было такое, что надо было перепрыгивать.       — Давай.       — Я… Я не могу!       — Почему?       Ваджахар смотрит на него довольно безэмоционально. И от этого становится только хуже, потому что поддержки это не давало. Никакой уверенности, никакого чувства соучастия и сочувствия. Виктор, признаться, за это его не ругал — в этом взгляде чувствовался не отказ от эмоций, а просто невозможность их испытывать. Ему стало слишком грустно от этого осознания.       Только страх никуда не ушел, пусть он и слегка отвлекся от этого.       Его ладонь немного сжали и потом отпустили. Баджад быстро сорвался с места, после оттолкнулся от самого края и с легкостью перепрыгнул на другую крышу. Он даже не сорвался, пусть у него и был шанс. И Виктор, за эти секунды успевший сто раз его похоронить, почувствовал невероятной силы облегчение. Это было невероятно хорошо.       Он, конечно, и был рад за него, но он не хотел повторять то, что он сделать. В то время он просто повернулся к нему, посмотрел на него, слегка приулыбнувшись, и подошел к краю своей крыши. Ваджахар слегка присел и протянул руки, после взмахнул руками, подзывая. Форст почувствовал себя ребенком, который только делает первые шаги. Причем первые шаги к холодному Баджаду…       — Прыгай. Тебе стоит научиться не боятся такой маленькой высоты.       — Тебе легко говорить!       — Конечно. Мне просто было весело слушать о том, что ты творил в библиотеке, боясь стеклянного пола.       Виктор покраснел и от своего смущения и слова не мог вымолвить. Это замечание было слишком уж унижающим. Правда, доля правды в этом была — ему стоило научится бродить по крышам. Это стоило сделать хотя бы потому, что они были отличным путем отступления воров и других нарушителей, которые будут от него скрываться. И если его остановит такой переход… Это будет фатальным проколом.       Он вдохнул глубоко и выдохнул так же. Еще пару раз, а потом побежал, пусть и не так резво, как Ваджахар. Все же опыт у них был разный… Виктор успокаивал себя этим.       Прыжок! На секунду Форст чувствует, что у него нет веса, но после он возвращается, падает на него огромным комом сена. И этот ком тянет его вниз. Страх за жизнь захватил его, он замахал руками и ногами, стараясь вырваться из этого смертельного пути, но не мог.       Его дернуло за руки и его тянут наверх. Ваджахар сверху выдыхает весело, также и фырчит, пусть и не в укор. Это было странно ощутить, но и сам Виктор глупо улыбается, смотрит на его лицо, которое тронула улыбка, пусть и легкая, незаметная.       — Ладно, для первого раза неплохо. Но на следующем переходе не размахивай так конечностями, а то не допрыгнешь.       — На следующем?! Не допрыгну…       — Ты сильнее бьешь сердцем, когда видишь высоту. Не надо так.       Ему не оставалось ничего кроме посылания крайне доброжелательного испепеляющего своим гневом взгляда. Южанин на это никак не отреагировал и лишь направился дальше, ведя его за невидимый поводок. И поводок этот заключался в одном простом слове «информация». Аэрзе мифов не знал, книги их не записывали, а если верить отзывам брата и их сослуживцев, Ваджахар действительно был подкован в данном вопросе. Он был единственной доступной нитью, пусть и наглой.       — Зачем вообще эта прогулка?       — Я тебя учу, — Ваджахар запрыгнул на возвышение крыши. — Довольно безопасно, признаться.       — Не думаю…       — Вряд ли ты умрешь от нашей прогулки. Шанс нулю никогда не равен, но поверь, он к нему стремится.       Виктор цыкнул и встал на месте. Баджад заметил это только через пару шагов, повернулся к нему и склонил голову в удивлении. И оба смотрели друг на друга гордо, собираясь отстаивать свое.       — Ты знаешь, зачем я тебя позвал, а делаешь другое, — Форст зло встряхнул рукой. — Ты думаешь, мне это нравится?!       — Ты хочешь, чтобы я выдавал тебе поощрения, как собаке? — Ваджахар говорил спокойно, ровно, и все же вернулся в начало возвышения. — Ладно.       — Я хочу простого разговора, а не такого, но если ты…       — Не надо, — Ваджахар сел, согнул одну ногу в колени. — Я предлагаю искать компромиссы.       — И что ты предлагаешь?       Тихий вздох и Ваджахар отклоняет голову назад, немного крутит, так, что складывается ощущение, будто Форст высосал из него все силы. И это странное поведение, признаться, вызывало легкое недовольство. Да, Виктор понимал, что его учат, но это была учеба, которую он был вынужден принимать. А у него не было на это времени.       — Все просто: с каждой крышей я отвечаю на один твой вопрос. Мне от этого ничего не будет, а тебе двойная польза.       — А если я просто получу всю информацию и погуляю с тобой по крышам? Я хочу научится по ним бродить, но не в такой форме.       — Я мог бы, да скучно станет.       И он пошел дальше, оставив его одного. Виктор недовольно выдохнул, понимая, что за ним нужно идти. Он только сейчас начал видеть в его действиях хоть какую-то логику, так что теперь был более-менее спокоен. Его пугало только то, что для этой прогулки надо прыгать через крыши. Это было жутко. А если Ваджахар решит сменить улицу? Он вздрогнул от этой мысли.       Он вовсе забыл, как нужно прыгать на это возвышение. Оно было небольшое — от открытого балкона — и не должно было вызывать особого страха, но оно вызывало. И это было довольно ужасно.       Похлопав глазами, он подошел к стене, вспоминая, что Баджад это не делал. Далее он зацепился за черепицу ладонями, сжал, проверяя, устойчиво ли они положены, а потом подпрыгнул, подтягивая себя к поверхности.       Правда, не очень получилось — края чешуек впились в кожу меж ребер.       — Сильнее отпрыгни. Так, чтобы мог закинуть ноги.       Виктор опускается и делает новую попытку. И она удалась, пусть и не без боли и позора — он, конечно, забрался, но одной ногой и одной половиной тела. Вторая же неприятно потянула за собой вниз. От падение его спасло придержание за ворот и оттаскивание назад.       — Я не понимаю… Как у тебя так получается?       — Учили. Это опыт.       — Ты же не считал это за вопрос?       — Это и не перепрыгивание крыши. Но потом все же расценивай значимость слов.       Тихие шаги Ваджахара едва ли слышались. Можно было сказать, что это мозг Виктора сам подставлял под них нужный звук, чтобы самому не сойти с ума от беспокойства, что такой важной вещи, как звук, нет. Форст задумался об этом, лежа и наблюдая за тем, как он прошелся.       Нужно было подняться и идти дальше, но в ногах была легкая боль — сегодня часть рабочего периода он провел на ногах. А его ждала прогулка и путь к Дире, чтобы забрать Энни.       — Куда ты меня ведешь хоть?       — Да к дому твоему. Чтобы пришел и ты отдохнул. А я Энни заберу и приведу. Не по крышам, не волнуйся.       Благодарен он конечно был, но и возмущение было. Виктор, направляясь за южанином, думал, когда он вообще собирался ему об этом плане рассказать. Это было крайне невежливо.       За размышлением об этой проблеме он не заметил, как они пришли к очередному переходу. Тихий шелест, щелчок черепицы и Ваджахар уже сидит на той стороне, готовясь и его ловить.       Вдох, выдох, вдох… И разбежаться, оттолкнуться! Не смотреть вниз. Секунда полета, тянет вниз и вверх, когда Ваджахар берет его за руки. Виктор цыкает, понимая, что он вновь ошибся. Не смог допрыгнуть и теперь висит над улицей. Паника его захватила, но уже через секунду его вытягивают, а он только рад и отползает повыше, подальше от края и куда можно зацепиться руками.       — Fai mase?       — Расскажи мне миф.       — Какой?       — Про крылатую кошку и… Азамед?       — Азахрэд. Простая суть. Конец света для нас, в этом значение слова. Придет предвестник, что начнет уничтожать Богов, и Боги, в надежде его остановить, создадут свое создание, беса, что будет преследовать его и в свете луны, и в ее тени, для поддержания силы испивая кровь и выгрызая манариры.       — Конец…       — Разный. Кто-то верит, что она его догонит и загрызет, кто-то, что он ее заколит, а кто-то считает, что от нее его спасет белый орел.       — Если я спрошу, во что ты веришь, мне надо будет перепрыгнуть крышу?       — Я верю в версию с орлом. Романтичная она.       Легкая улыбка тронула губы Виктора. Он и не думал, что такой демон, как Ваджахар Баджад, будет верить в столь милый конец. Это… Раскрывало многое. И он уже заинтересованней направился за ним, к следующей крыше.       Прошлый гнев забылся.       Разбежаться, прыгнуть, и уже с непонятной радостью почувствовать это зависание. Форст не понимает этой радости, но хочет ощущать ее и чаще. Это захватывает….       — Органы с мифом связаны как-то?       — Возможно. Но не с этим, а с тем, что предстоит нашему: о создании предвестника. Там, правда, говорят, что он родится от плоти живой и полной и изродится в плоти мертвой.       — Чего?! Это бред!       — Мифы символичны, не думаешь?       Виктор закатил глаза. Он не понимал этого, да и рыться в символике, которую он часто трактовал неверно, он не хотел. Но странная чуйка говорила ему, что он прав в своем эгоизме он прав. Если связывать его дело и украденное Виллиамилом, то это выглядело логично.       Прыжок через крышу.       — Вас через этот миф призывали убивать?       — Мы не приближаем собственную смерть. Азахрэд — конец света для неверной расы, и нам это более чем понятно.       Вздыхая, Виктор идет следом за Ваджахаром, что смотрел на звезды. Внезапно он остановился. И они чуть не столкнулись. И пусть обычно Форст собирался возмущаться, сейчас он об этом не думал. Баджад взял его руки в свои, сложенные за спиной.       — Victoram… В чем смысл?       — Почему ты задумался об этом?.. — Виктор сглотнул и немного вздрогнул. — Я… Мне нужно это для дела, ты же знаешь…       — Я задумался о мифе о черном созвездии… У вас есть такой?       — Это про духа, что ворует удачу. Есть такой. В нем рассказывается о банкире, которому начало не вести на бирже и от этого он решился на страшное, известное лишь единому Главе заклятие, и… Ему начало вести, деньги пошли в гору, остальные банки начали терпеть крах, но в это время и любимые демоном личности… Начали чахнуть, страдать от болезней. И тот потушил созвездие, под которым родился, чтобы отразить проблемы на себя и из-за этого стал дичать. Вот.       — Вы, белые, так усложняете, — Ваджахар сел на крышу, начал смотреть на небо, потянув к себе и Виктора.       — А как у вас?       — У нас нет какой-то борьбы за выгоды или похожего. Богиня Луна позволила наделить каждое созвездие удачей, великой, поддерживающей силу княгини Фортуны и ее славящую. И если ты родился под ними, то тебе да, может не вести, но удача будет с тобой, но если ты родился при их смене, когда одно гаснет, а второе еще не зажглось… Воруй удачу у того, кого ты любишь.       — В смысле? — Виктор удивленно поднял бровь, слежка нагнулся в сторону южанина. — Как это, воровать удачу?       — Просто. У тебя есть любимый демон, и в то время как ему постоянно, перманентно не везет, ты же… Живешь нормально. И у тебя все время скачут объекты любви.       — Почему? Я не понимаю, в чем суть.       — Потому что Фортуна так спасла своих подчиненных. Чтобы не подчиняющиеся ей не убили ее «детей». То есть да, у тебя будут воровать удачу, но в последний момент, пока не придет приписанный Фэйт час, тебя возненавидят, даже по глупой причине, и ты выживешь.       Тихий вздох с его стороны, не разочарованный, а усталый. Было понятно, что он от этого устал, что был кто-то в его окружении такой, но Виктор не понимал. Да и спрашивать не собирался — это был слишком интимный вопрос.       — Как ты думаешь, мы сможем это все закончить? — Ваджахар не было тем, от кого он ожидал это услышать, но он услышал.       — Ну… Когда-нибудь… Все плохое закончится, и мы рванем куда-нибудь, куда захотим. Я в общежитие Академии, например. Да, там было плохо, но так атмосферно! И, не знаю, может начну учить других, если дослужусь до нужного звания. Ты куда хочешь?       — Я… — Ваджахар удивленно посмотрел на него, черные глаза тронула и тоска. — Я в пески хочу… Горячие, мощные. Родные…       — Ты… Не чувствуешь себя здесь хорошо?..       Было грустно от молчания Ваджахара. Он размышлял, правда размышлял, и по его лицу впервые это было прямо видно. Можно сказать, прямо читалось… Огромная задумчивость о том, стоит ли рассказывать, не принесет ли это иного эффекта, отрицательного по сравнению с тем, что принесло бы молчание и дальше.       И в конечном итоге Баджад повернул к нему голову.       — Да. Не чувствую.       Легкая обида тронула сердце, но Форст понимал, почему он это чувствовал. Смотря на ситуацию под их ногами… Ему самому было бы противно, если бы осуждали его расу.       — Тогда… Что мешает?       — Я не могу отпустить Аэрзе. Лучше уж он будет со мной, чем с кем-то другим. Я уже видел, к чему это его довело.       — Вы очень друг друга цените, но я немного не понимаю, — Виктор вздохнул. — Что у вас происходит?       — Не важно.       Ваджахар опять закрылся от него, начал молчать. И от ощущения этого молчания было даже жутко. Это было похоже на ползающих по коже жуков, что норовили забраться в рот или глаза… От этой метафоры Форст вздрогнул. Было настолько противно, насколько он от себя не ожидал.       Сидели они в течении получаса, совсем без движения, совсем без разговоров. И можно было, конечно, пойти куда-то, бросить эту явно неудавшуюся встречу, но… Виктор не мог понять, почему не уходит. Эти мысли об уходе, конечно, приходили в его голову, но даже так, задумываясь, понять он не мог.       И пришел он к выводу, что это происходит из-за атмосферы.       Да, здесь было довольно атмосферно: приглушенные голоса местных жителей, что просто жили своими жизнями, ни о чем страшном особо не задумываясь; хорошо видные звезды, не закрываемые крышами; ну и спокойный собеседник, с которым можно было просто помолчать, уложить мысли в голове. Это было хорошо.       Мысли приходили аккуратным потоком, единым, не разобщенном, и так он мог хорошо продумать то, что бы еще спросить.       — Ваджи… Я могу спросить?..       — Конечно.       — Ты… Почему ты увлекся мифами?       — Мне рассказывал… Любимый демон. Он заменил мне весь мир, — Ваджахар повернул к нему взгляд, грустно задумчиво опустил взгляд, — и спас от смерти.       — Ох…       — Он прекрасен был… — Ваджахар покраснел. — Бог в плотском обличье. И он выбрал меня…       — Прямо Бог? — Виктор похлопал глазами, улыбаясь. — Вы же не верите в них.       — Мы не верим в их силу, в их сверхъестественную сущность. А красотой Боги невероятные. Сильные, крепкие, с неестественными чертами… Обожаю.       Видеть, как Ваджахар, обычно не любящий раскрывать себя, свои отношения, разговаривает нежным тоном о ком-то… Это было непонятно, не гармонировало с обычным образом, но так хорошо.       — А ты кого любишь? Кто твой Бог?       — Ну… Она милая, наивная, у нее все часто валится из рук, но я ей отчего-то все прощаю, — Виктор покраснел, почесал кончик носа, по странному, непонятному желанию. Он ведь даже не чесался… — А еще она веселая, громкая, часто навязчива и лезет ко мне порой, когда я просто хочу отдохнуть, но она… Я люблю ее тепло, она теплее остальных, и я сам не понимаю, отчего таю перед этим теплом.       — Это неплохо. Только не расплавься окончательно… Это больно…       — Ты не описал качества своей любви, — Виктор отвлекся от своих мечт, поняв эту деталь. — Неужели ты любил образ?       — Я просто косноязычен. Но… Он вызывал во мне что-то, что заставляло чувствовать себя спокойно и в безопасности. Как в руках любящей матери или отца. И я любил это чувство, и его тоже.       Теперь на языке Виктора осела горечь. Он не понимал, какого это, чувствовать себя настолько плохо, как вообще можно жить, чтобы влюбиться в кого-то за ощущение безопасности. Но вспоминая ту реплику об отце и песках…       — Как у тебя с отцом? Я помню, ты рассказывал, что он бросал вас в пески… Это страшно?       — Песок… — Ваджахар слегка помрачнел, сжал губы в тонкую полосу. — Было не страшно, скорее… Не хотелось умирать… А потом приходило отчаяние и смирение.       — Ох… Это…       — Я редко об этом говорю, — Ваджахар сжал в своих руках черепицу, отчего один кусочек со звоном откололся. — Но держать в себе тоже сложно.       — Ты хочешь говорить и это нормально, — Форст согнул ноги в коленях, положил на них голову. — Я же вижу. Так что выговорись, может, полегчает.       — Мы это даже с Аэрзе не обсуждали.       — Давай. Я ему не скажу.       Легкий испуг отразился на лице. И это было удивительно, довольно удивительно для Ваджахара. Обычно за его эмоции отвечали лишь глаза, а теперь и все лицо… Это было необычно видеть, но одновременно и радостно от того, что он слегка приоткрыл оболочку. Это внушало надежду.       — Мы… Мы не были там вместе. Там был только я…       — Но вы же говорили…       — Да, говорили. Но это было не так, как тебе могло показаться: начинал отец с малого, рассказывал, что такое этот песок, показывал, как он в себя затягивает. Потом начал бросать в них всякую живность: тушканчиков, котят, один раз бросил щенка, которого я прикормил… А потом нужен был пример тела побольше.       — Ох…       — Но, как видишь, я здесь. Не бойся.       Виктор сглотнул, понимая, что ему все-таки жутко. Он не ожидал такого раскрытия, такой правды и откровения. Теперь тот смех, кажущийся довольно положительным, просто от воспоминаний детства, теперь представлялся скорее истерическим. Он вздрогнул.       И Аэрзе… Почему он не говорил об этом?       — Но почему?       — Одного из детей всегда любят больше, это факт. Одинаковой любви не существует.       — Но не настолько же!       На это ему ответили пожиманием плечами. Это, правда, лишь больше погружало в шок. Форст втянул воздух через зубы, прикрыл глаза, стараясь все-таки не закричать от тех эмоций, что теперь его наполняли.       — Проблема в том, что вы гонитесь за эмоциями и душевным состоянием, — Ваджахар, будто прочтя его эмоции, склонил голову, наблюдая за звездами. — Нас же интересует выживание тела. Те, кто проходят испытания и трудности жизни, живут, те, кто не смог… Что очевидно, мертвы.       — Это поэтому у вас ставят на сломанные ноги? — Виктор скосил взгляд на штанины Ваджахара, под которыми все же виднелись странные выступающие спицы.       — Именно. Ну, еще и потому, что вы лечите гуманно, без лишней боли. И после вашего лечения демоны мирятся с последствиями, что остаются на всю жизнь, в то время как у нас эти травмы перерастают в гордость и знак моральной силы.       — Звучит так, будто вы специально травмы получаете.       — Это против чести.       Это было странно и непонятно, но Форст решил, что это просто стоило принять. Разный биом, разные традиции. И он благодарил небо, что они эти традиции не переносили на них, а просто жили по здешним законам. Как минимум их врачи… Он вздрогнул о мысли о том, что его могли бы лечить так же, как их учили.       Луна медленно накрыла их своей тенью, показывая, что они все-таки засиделись. И они лишь вздыхают, осознавая, как же надолго они засиделись.       — Пойдем. Перепрыгнем пару крыш, и я спущу тебя с небес на землю.       — Почему пару?       — Ты смотришь на дело и информацию с одного ребра, так что не видишь, какие еще вопросы можно задать.       Виктор хмыкнул, начав размышлять, что же еще он не спросил, начал поднимать свою память и воспоминания в попытке вспомнить, планировал ли он вопросы, на которых еще не получил ответов. И Ваджахар помогал в этих размышлениях тихой ходьбой и гробовым молчанием.       Край крыши. Прыжок! В сердце слегка разливается удовлетворения от того, что он выжил при этом.       — Этот предвестник и мертвая, живая плоть… Он кто-то особый? Живой или его создают?       — Это не уточняется. Говорят, рождается из плоти. И в секунду, когда он был рожден, зажглось новое созвездие, потушив старое.       — Вау… И ведь тогда…       — Я думаю, да. Все поверхностно, ты же знаешь. В народ не вдается.       Крыша у них была долгая и по форме Виктор узнал рынок, на который он захаживал за мясом. Овощи здесь были такими себе, но в животных здесь толк знали. И он был в пятнадцати минутах от его дома.       Для того, чтобы спуститься, нужно было перепрыгнуть еще одну крышу и найти спуск. Он помнил это, так что с опаской смотрел на большое расстояние между домами, к которым подвел его Ваджахар.       — Эта тебе не подходит, — он вздохнул, сложил на поясе руки. — Прости, по привычке повел к канатам. Так, там есть поуже.       Они вновь прошли крышу и там действительно расстояние было меньше. Меньше настолько, что его можно было перешагнуть. По крайней мере, если вытянуться в шпагат. В общем, прыжок должен был быть совсем уж маленьким.       Виктор глубоко вздыхает, разбегается и… Прыжок! Ваджахар на другой стороне улыбается и тоже прыгает к нему. И от этой картины только улыбка натягивается. Он поверить не мог, что по действиям обогнал Ваджахара.       — Ты только расценивай черепицу — крепкая или нет. А то вниз полетишь.       — Почему ты говоришь мне это только сейчас?       — Потому что ты забыл, где мы находимся и чего ты боишься. И начал получать удовольствие, лезть вперед, не зная. Пойдем, покажу тебе пример, раз негодник такой.       Ваджахар прихлопывает по бедрам, зовя его за собой, как собаку. И Форст цыкает, закатывает глаза, но за ним идет. Все же он был прав, стоило различать, но легкое возмущение играло. С этого же стоило начинать лекцию, разве нет?       Его подводят к краю крыши, и он слегка отшатывается. Была видна земля и так он понимал, где же он все-таки находится…       — Это плитка поедет, — Ваджахар становится немного в стороне от выцветшего участка. Черепица была растрескана, серая и грязная, а также в сколах. — Она на вид ненадежна, не плотна положена и расшатана.       — Как ты это понял?       — Расщелины между нормальной черепицей больше. Да и выглядит как шатающийся зуб, — Ваджахар надавил ногой в подтверждение своих слов и, действительно, черепица полетела на пол балкончика под ней. — Пойдем, я видел лестницу вниз.       Снизу послышалась ругань хозяина этого балкона, явно возмущенного столь беспрецедентным нарушением его покоя и целостности эстетики, но им уже было все равно — они шли домой. На спуск ушло немного не мало пять минут, и то в большей части из-за Виктора, что смотрел вниз и от этого пугался. Ему казалось, что он даже поседел, но на этот выдох и грусть Ваджахар лишь фыркнул.       Они быстро разошлись кто куда: Ваджахар за Энни, а Форст домой, собираясь приготовить что-то к их приходу. Все же теперь он не готовил много — обед они вместе пропускали — так что нужно было потратить время и на это.       Ради экономии как раз столь важного времени он, осмелев, направился через переулки. Так можно было выиграть не много не мало семь, а то и десять минут пути и этим было грех не воспользоваться. И сначала все было хорошо: он шел, напевая под нос незамысловатую мелодию, но потом…       Хлюпающий звук.       С ним нож выходит из плоти…       Он, оцепенев, наблюдал за тем, как худощавый демон отпускает тело женщины и перекладывает ее глаза в банку с слегка светящимся отваром серемяты. И только когда крышка стукнула, плотно закрывшись, он отмирает, все осознав. И начинает бежать на него, понимая, что это, возможно, его единственный шанс.       Вот только его быстро стучащие шаги в полной тишине, конечно же, замечают и убийца и сам побежал, быстро оторвавшись. Даже с форой Виктор был на большом расстоянии от него, нагнать, не то что сбить с ног, было сложно.       В скором времени заболели легкие. Бегать долго — не его стезя, а о технике он и вовсе забыл, выбирая скорость. И от этого он то замедляется, то вновь убыстряется, но от этого не легче. Шалят нервы… Сердце стучит в висках. У него бешеный темп.       И вот! Он почти его нагнал, выиграв время на повороте, но мужчина уворачивается от него, резко поворачивая не туда. На возвращение и поворот уходит несколько драгоценных секунд, за которые он уже успел взобраться по ящикам. Вот только Форсту уже все равно на то, как высоко они его приведут — у него была цель. Явная, забрезжущая физической оболочкой. И он не мог ее потерять.       Взбежать по ящикам. Быстро. Успешно. После пробежать по шаткой крыше, на которой никак не устоять, на которой шатает, но на это так плевать перед целью. И вот, брезжит надежда! Виктор, чувствуя боль уже не просто в легких, а в самих ребрах, практически догоняет его, но! Взрыв маны!       Он похож на дымовую шашку, иначе это не назвать. И его зрение плывет, меняется, он не может это изменить. Вот только… он все равно продолжает бежать, понимая, что надо. И раздвоенная картинка снова срастается в одну, единую.       Убийца от него оторвался, воспользовавшись моментом… Но так ли это важно?       За это время он смог слегка перевести дыхание, так что в их борьбу врывается с новой силой. Бежит, как раньше не бежал. Надежда есть.       И вот, конец длинной крыши… Нужно прыгать.       Преступник ловко перепрыгивает, дав себе толчок посередине импульсом вниз, отчего приземляется на середину, но Виктор так не может. Но расстояние позволяет и к обычному прыжку, так что он разбегается и… Прыжок!       Под ногами заскользило… Громкий шелест… Нет, это не может закончится так! В отчаянной попытке хоть как-то противится судьбе, Форст выкидывает руку в сторону убийцы. Боль по венам, и из рук вылетает спица из маны, пробивает сумку. В тишине, которую дал странно изменившийся слух, он слышит взрыв стекла и воды…       Хоть как-то помешал…       А после секунды идут в нормальном темпе, и он чувствует, как от падения в доски боль рассекает ноги на двое…