Детективный Отдел: Дело Не Решить

«Прижала Природа огонь яростный к рыбьей плоти его и не смог более Рек Властитель дышать вдоволь…»

      29 июня 1702       Двенадцать дней пронеслось так незаметно, в такой буре дел, что Виктор едва замечал их бег. Его едва ли хватало на Энни, что хотела с ним побыть хоть немного. Она скучала без него, а теперь и без Аэрзе с Ваджахаром… Ему надо было что-то придумать. Так же надо было как-то попытаться уладить баланс между делами обычными и делами D-I…       За такими сонными мыслями, которые иногда посещали его при медленном пробуждении не при нужде, Форст почуял слабый запах гари. Быстро вскочив с постели он увидел, как Энни спокойно выкладывает ему на тарелку омлет с сыром. Горелый… Он вздохнул и прошел к ней. Диван она уже научилась собирать и сейчас он был в сложенном состоянии.       — Ты проголодалась? Могла меня разбудить…       — Нет, это тебе сюрприз. Чтобы ты не готовил завтрак, как встанешь.       — Это очень мило, но, — он сглотнул, понимая, что придется это есть, чтобы ее не расстраивать. — Но не слишком ли рано ты начала готовить?       — Нет. Ты просыпаешься через пятнадцать минут. Иди спи, а потом удивись.       — Я уже удивлен.       Горелый завтрак… Такое у него часто было, но не в таком масштабе. И тогда можно было кривить лицом. Впрочем, от мыслей, что это могло быть еще и холодным, становилось немного, но легче. Виктор вздохнул и взял тарелку. Энни рядом довольная стала делать его и себе. Он подметил, что надо проследить, чтобы она не сожгла еду хотя бы ей. Ребенку такое есть не стоит.       — Очень вкусно, — Форст выдавил из себя улыбку и потрепал ее по волосам. — Мне нравится, только…       — Сильно пожарила?       — Ага. Но это тоже вкусно, не волнуйся.       Энни вздохнула, явно все понимая. Да уж, девочкой она была не такой уж глупой, чтобы так явно ее обманывать. Виктору даже стало немного стыдно.       Вскоре он доел и помог сестре выложить себе завтрак. Так же он отрезал ей кусочек хлеба, как она просила, и прошел к шкафу. Надо было переодеться. Смотреть на свой шкаф, раньше не столь заполненный, теперь было немного непривычно. Теперь вместе с его одеждой ютилось пара юбок и рубашечек, одно простенькое платье да колготы. Не будь рядом шумящей Энни, что невероятно успешно будила, то старый он, спросонья, мог бы подумать о себе что-то не то.       Уход на работу и теперь пролегал через единую схему: одеться, почистить зубы, собрать сумку и, попрощавшись с Энни, уйти. Она всегда недовольно надувала щеки. Сидеть дома ей откровенно не нравилось, но она и не требовала чего-то.       Но в эту лунную фазу, она, видимо, решила, что это надо изменить. Когда Виктор вышел с ванны, она стояла перед ним, аккуратная, одетая в белую рубашечку с темно-синей юбкой, и уже хотела надевать такие же темные туфельки.       — Ты чего это?       — Возьми на работу. У меня даже форма почти как у тебя, смотри.       — Но тебе там скучно будет… И я не знаю, можно ли будет…       — Ну пожалуйста, — она по-детски растянула последний слог, вымаливая, и посмотрела на него так, как обычно щенки смотрят на еду, что не могут ее получить.       Виктор понял, что противится ей не может. Она так не выпустит его из квартиры, так еще и обидится. А этого не хотелось… Вздохнув, он указал ей на диван. Надо было ее заплести и выходить.       Идя по улице, Энни радостно сжимала его ладонь и все осматривалась по сторонам. Она в этой части города никогда не была, так что интерес в ее глазах прямо горел. Иногда она останавливалась, рассматривая очередной красивый дом, и приходилось в прямом смысле дергать ее дальше. Как бы он ее не любил, Форст начинал медленно, но злиться. И она, поняв это, остаток пути спокойно шла, рассказывая о том, что хвостики у зайчиков, оказывается, довольно длинные. Надо было только потянуть.       В отделе его встретили удивленными взглядами. Ничего не говоря, Виктор протянул Золтану значок «в коробе» и сказал приписать к нему и Энни. Она заинтересованно смотрела на секретаря, а он явно начал чувствовать себя неуютно.       Работать, к удивлению, удавалось спокойно. Может, это потому что Энни заинтересованно изучала папку одного из его дел, которые были всего лишь отметки «A», так что особых переживаний у старшего не вызывала, а может потому что из-за ее общества все решили не лезть к нему. Впрочем, он не жаловался ни на одно, ни на другое.       Ровно до того момента, пока в отдел не завалился Геральт с громким, глубоко выраженным «Блять!». Только после этого он заметил девочку, но лишь повел бровями и продолжил свои высказывания у стола Сигизмунда. Виктор, конечно, прикрыл Энни рожки, но было понятно, что на пару слов ее словарь уже увеличился.       — Братик Викки, а я эти слова уже знаю, не надо закрывать, — она повернулась к нему и невинно похлопала глазками. — Папа такие кричал, когда у него было похмелье.       — Как она тебя назвала? — с широкой улыбкой Сигизмунд показался из-за Геральта.       — Кричал когда что? — Геральт вмиг успокоился и обеспокоенно посмотрел на них.       Энни загадочно улыбнулась и, гордо задрав носик, отвернулась от них. Видимо, она уже почувствовала свою популярность и от этого стала недоступной. Выглядело это более чем мило. Виктор вздохнул, кожей чувствовав, как Сигизмунд наблюдает за ним своими маленькими ехидными глазками, и продолжил работу.       Через время показалась Присцилла, что была довольна своим выходом с непреднамеренного отпуска, и уже несла коробку с делами. Еще три было у несчастного Юлиана, что дрожал от тяжести. Цираночка дошла до их стола и улыбнулась.       — Что это за крошка? Откуда такая? — было видно, как она хочет затискать Энни за щечки, но не может из-за занятых рук.       — Моя сестра напросилась ко мне на работу… Боюсь, что капитан скажет…       — Ты бы слышала, как она его называла, — Сигизмунд неожиданно подал голос, заставляя Виктора уткнуться в папку со стыда. — «Братик Викки». Я считаю это надо закрепить.       — Я тоже так думаю, — Присцилла хихикнула и поманила Энни за собой, в архив. Видимо, достала себе помощницу. — Только имя то женское. Это мило даже, Форсти!       И скрылась за дверью своего «кабинета». А тот, кто не скрылся за своими дверьми, сейчас улыбался во весь рот, стоя у Золтана. Виктор почувствовал, как щеки заливает краской от стыда.       — Викки… Имя женское, определенно, — капитан Де ла Тур усмехнулся. — Вот уж не знал, что в ряды моих солдат затесалась женщина под прикрытием.       — А дашь грудь пожамкать в доказательство, что мужик? — Гильом подошел к нему, оперся на стол и нагнулся через него так, что они чуть не соприкасались носами.       — Не дам я себя трогать!       — Тогда на ближайший праздник скидываемся и дарим нашей маленькой Форст юбку, — капитан, проходя мимо, прямо засмеялся. — А пока иди со мной. У тебя дополнение в одном старом деле.       Виктор, наблюдая за тем, как остальные чуть ли не смеются, смотря на него, быстро зашел в кабинет. Так как капитан только пришел на работу, здесь было ни одного огонька — свечи не горели. А комната из-за закрытой двери погрузилась в темноту. В нависшей тишине было слышно, как он напряженно сглотнул. Впрочем, уже через пару секунд в темноте растекся свет от спички. Ее тихое шипение, и ее приятный запах горения.       Капитан зажег свечу, от которой всегда зажигал другие, и пока не спешил говорить. И Виктор по старой доброй привычке не спешил спрашивать у него о том, что ему хотели сказать. Ему же было лучше, намного лучше. Правда, вскоре свечи закончились, и капитан достал из своей сумки папку.       — Ребята Агнетты обнаружили сегодня и сразу донесли ей, а она мне. У нас такая дружба, с частым обменом, — он прохрипел, садясь в свое кресло. — Нашли мужчину, вскрытая грудина. Случай был точно твой, и точно метки «D-I», так что они уже знали, к кому обращаться.       — Где? И моя сестра…       — Присцилла за ней последит. На крайний случай я или Геральт займем ее зарисовками с мест преступления. Не пропадет, если ты заберешь ее вечером. Но если ты приведешь ее вновь, превратив отдел в детский сад, я сверну тебе шею. Давай, сейчас мне не нужно, чтобы ты сидел на стуле ровно и решал дела метки «A»!       Виктор вздрогнул от того, как на него легко прикрикнули и, быстро кивнув, ушел с кабинета. Быстро взяв сумку он, попросив Юллиана сказать Энни, что он ушел, выбежал из отдела. Надпись на первом листе отданной ему папки сказала, что надо идти в восточный район города, туда, где он немного граничит с гетто.       Жертву убили недалеко от посольства Восточного города. Стало даже жутко от вида, что открылся ему через пару поворотов в переулки. Демон, мужчина третьей возрастной группы, что явно уже был одной ногой в могиле, был подвешен за колья к стене. Ходящие мимо патрульные пока не собирались его снимать и лишь оцепляли местность так, чтобы его точно не увидели. В таком лабиринте из домов сделать это было довольно легко.       Показав значок и получив утвердительный кивок, Форст прошел ближе к телу. Выглядело все скверно. На грудную клетку, вскрытую, то и дело приземлялись мухи, но из-за частых прохожих быстро улетали. Было видно сердце, немного поврежденное, но это уже было не так важно жертве. А вот ему… Вскрытие покажет.       Колья были совершенно обычными. На концах их были отметины того, что по ним били довольно сильно, да и, признаться, Виктор мог понять, почему — пара из них прямо пробивало колени. Еще два было вбито в локти, два под подмышками и один во рту. Поза, в которой был прибит старик, напоминала подвешенную марионетку.       Одежда его была темная и так, а с кровью — еще темнее, только белоснежная рубашка теперь была в черно-синих пятнах. Осматривая ее, Виктор заметил небольшую круглую эмблему, что была не видна из-за того, что потемнела, напитавшись жидкостью.       — Аорский оркестр, контрабас, — вздохнул рядом один из патрульных, заметив, куда был направлен взгляд детектива. — Теперь мне страшно.       — Почему же? — из уважения поинтересовался Форст, понимая, что для этого ему и сказали последнюю фразу.       — Да у меня там сестра на фаготе… Не допусти Луна, эти южные и до нее доберутся…       Виктор вздохнул. Да уж, он тоже начал бы бояться, убей они ребенка… Пройдя к Аэрзе, что уже давно на него посматривал, он хотел уже поздороваться и обняться, но был встречен странным холодом с его стороны. Он лишь кивнул и повернулся к одной из крупных луж, у которой и стоял.       — Тут восточная кровь, вся, — он, в доказательство, начал просвечивать все, что было. — Только тут небольшой след от меди, но не от крови.       — В плане? — Виктор подошел к нему, и посмотрел другу под ноги. Действительно, там была пара крапин, горящих медно-рыжим цветом. — А…       — Больше похоже на то, что ни уронили сюда медное кольцо. А может пару, а после быстро подняли. Но тебе это не поможет.       — Аэрзе, что происходит? — тише, чтобы остальные не услышали, спросил Виктор. — А Ваджахар… Где он?       Он увидел, как у Аэрзе от гнева напряглись челюсти. Он кинул на него невероятно злобный взгляд, а после ушел на другой конец площадки, стал для вида просвечивать очередное пятно. Грустно вздохнув, Виктор решил не упускать его из виду и подойти позже, когда он, возможно, перебесится.       По аналогии со своим первым делом, он начал искать взглядом Хайза, а после понял, что глупо это делать. Он теперь не ходит в патрули, а сидит под теплым боком паладина и явно радуется этому. Она с ним странно нежная, а он с ней странно застенчивый. Форст заметил это, когда за неимением в архиве хоть каких-то дел направился к ним.       Пройдя по площадке, он высматривал хоть малейшие улики. И нашел, но за периметром. В свете луны слегка поблескивало кольцо, одиноко лежа в луже у прохода меж двух домов. Медное. Указав на него сборщикам, Виктор и сам подошел к нему, начав рассматривать, не касаясь. Оно было явно для печатей — было выгравировано изображение. Крылатая пантера в круге.       — Аариджа, зверь, что бежит по свету казнить род, что для них chavter, а после всех неверных.       — А? — Виктор удивленно посмотрел на Аэзре, что все еще выглядел грозным, но все же подошел к нему.       — Это из наших мифов, — южанин посмотрел на него, как на глупца. — Аариджа — существо, что создадут Боги, когда поймут, что надо уничтожить неверную расу. И создание ее будет венчать становление Араала, предвестника Азахрэда и великой печали.       — Как то слишком много «а»…       — А у вас в мифах слишком много вознесения слабых, и притеснения сильных и справедливых.       — Прости…       Аэзре фыркнул и освободил дорогу подошедшим сборщикам. Они тут же зарисовали место, а после отметили специальной меткой и забрали кольцо, трогая через пакет. Виктор в это время записывал все, что сказал ему южанин, делая помету прочитать этот миф. Казалось, в нем и кроется корень.       Он немного не понимал слова, что он сказал на своем родном, но понимал, что просто так его не скрыли бы. Может, Аэзре просто не знал перевода, а может просто это было не так важно, но это пугало и одновременно заставляло хотеть узнать. Вздохнув и поняв, что дальше ему остается лишь отправлять тело в смертный зал и ждать результатов за поиском нужной эмблемы, он подошел к другу и аккуратно взял его над запястьем. По руке разлилось легкое, приятное тепло, а южанин вздрогнул. Он выглядел злым, но и задумчивым.       — Аэзре… — ласково позвал его Виктор, улыбнувшись. — Ну что ты, в самом деле? Что случилось?       — Ваджи ноги сломали… — хрипло прошептал он, опуская голову.       У Виктора сердце в пятки ушло. И от случившегося, и от того, каким тоном это сказали… Все это было просто ужасно! Не зная, как реагировать и что говорить, он просто застыл, подобно статуе, и все держал Аэрзе за запястье.       Тот немного подержал голову опущенной, а потом резко поднял, посмотрев на широко раскрытыми глазами. Форст знал, что это значит — друг не хотел плакать и от этого и делал такое лицо. Да и злость ему раньше помогала, а он так нагло забрал у него этот способ.       — Слушай, — Аэрзе сглотнул и шумно втянул в себя воздух. — Я знаю, странно это говорить, но мне тяжело… Возвращаться домой каждый раз тяжело… Так может… В один из вечеров сходим куда-нибудь? Выпьем, может, — он натянул на свое лицо улыбку, но ему это совсем не шло. Да и не умел он.       У Аэрзе всегда было видно, что улыбка была искренней. Не смотря на все тяготы жизни, он всегда улыбался, но теперь… Теперь его прекрасную улыбку убрали, и Виктору было от этого необычайно больно. И даже так он беспокоился не за себя, а за его двух друзей, что столкнулись с проблемой лицом, а не как он.       — Ты уверен?.. Я не думаю, что тебе будет от этого хорошо… Да и Ваджахар…       — Пожалуйста, — южанин сглотнул, взял его ладонь в свою, скрещивая пальцы. — Я не могу… Возвращаться… Завтра, после работы… Можешь взять с собой Энни, и мы просто погуляем, мне нужно хоть что-то…       Виктор не сумел сдержаться и обнял его. Крепко, как когда-то делал Уильям, и даже попытался приподнять его, но Аэрзе был тяжелее и выше его. Не на много, всего на пару сантиметров и килограмм, но почему-то это уже было существенно. Поняв, что его так успокаивают, южный так же положил на него свои руки, удрученно вздохнул. Немного отстранившись, Форст посмотрел в его глаза. Темные, они теперь выражали великую печаль, а не радость и задор. Такое сыграть было невозможно…       — Я приду. Без Энни. Тебе надо будет выговорится, а прогулка с ребенком для этого не подходит.       Аэрзе, поджав губы, закивал. Виктор уже видел, как ребята с его отряда кидают на него взгляды, но не злые, а сочувствующие. Все они уже давно стали одной командой и это было видно по их сожалению и немой поддержке с пониманием. Только пока он не спешил оставлять друга одного, так что покрутился у них еще немного, минут с пятнадцать.       И благодаря этому нашел еще один окурок «Кафцона». Это показалось бы обычному прохожему несущественной вещью, но для него… О, это была вещь, намекающая на связь поболее, чем одним мотивом и способом. Убийца мог оставлять их как свою собственную метку, намекая и играя. А может, это просто совпадение, о котором было глупо думать, но он думал.       Начиналось завязываться то, что намекало, прямо намекало на то, что у него еще может быть выход из столь глухого дела. Не нужно было и думать об этом, он чувствовал это кожей. И так он начал раздумывать о том, что могло произойти в тот момент, когда убили жертву.       Он наверняка шел с репетиции, или на нее, если судить по форме. Было глупо предполагать, что он носил ее всегда — члены аорского оркестра слишком педантичны к своей форме, как и к своему инструменту, что предпочитают хранить лично. Кстати, о нем… Нигде не было видно контрабаса, что должен был быть при музыканте. Даже футляра от него нигде не было. Задумчиво хмыкнув, Виктор стал заходить в переулки между домами, что окружали площадку, и проходить в нем то расстояние, которое, по его мнению, было достаточным для того, чтобы выбросить столь тяжелый инструмент, если не он был главной целью. А он, что было очевидно, им не являлся. Так через время он все же нашел инструмент — контрабас был весь изломан и едва ли держался благодаря чудом не порвавшимся струнам. Вызвали сборщиков.       Теперь, понимая, что вырезанный орган скорее всего унесли в футляре, Форст засобирался к Дамьену. Тот, как капитан первых отделов, наверняка должен был знать хоть что-то. Так что Виктор обнял на прощание Аэрзе — это ему явно понравилось, и он хотел еще — и убежал, обещав прийти на встречу. Они не обговорили, где это будет, но он понимал, что к нему, скорее всего, придут, как в их первый день. Он все еще вспоминал его с легкой, радостной дрожью.       Прибежав в отдел, он увидел, что Энни спокойно сидит у Геральта за столом и, с его позволения, рассматривает картинки. Облегченно выдохнув, он прошел в кабинет капитана, не забыв постучатся. Ему разрешили войти грузным «да».       Капитан сидел за столом и разбирался со своими делами. У самого его их было около трех на столе, но Виктор понимал, что это лишь те, что он готов показать — остальные были спрятаны в ящики.       — Что необходимо? — Дамьен даже не поднял на него взгляд. — Цветные карандаши, косметика, платья?       — Не смешно, капитан. Меня интересует аорский оркестр. Кто, как не вы должны быть проинформированы о том, кто они и кто его члены.       — Не могу помочь. Я закреплен за садом Главы, а не за его спальней или бальным залом.       — У него один отдел закреплен за одним местом, где он бывает?       — Да, — капитан сказал это тоном, которым обычно оговаривают список покупок — сугубо равнодушным. — Знаешь, мне очень жалко сорок восьмых…       — А что там?       — Нужник.       — Вы надо мной издеваетесь, — Виктор закатил глаза.       — Конечно, — Дамьен с довольным лицом взял кружку и отпил из нее совсем немного. — И мне очень это нравится. Но одну правду я все же тебе сказал — ничем не помогу, не закреплен за ними.       — Поделитесь хоть, как вы устроены?       — Государственная тайна. Я так понимаю, жертва кто-то из них. Ну, пиши рапорт в… Вроде бы за них ответственные семьдесят седьмой и восьмой… Ах, память ни к черту, ничего уже не помню.       — Хватит шутить, капитан, — Виктор зло фыркнул, сжимая кулаки от нарастающего гнева. — Следствию мешаете.       — Тебе проще дождаться вскрытия и установления личности, — Дамьен вновь отпил. — У них нет табу на разглашение имен таким как ты детективам, а потом и с тебя снимется на его дело. А пока единственное, что ты получишь, в попытке выяснить имя не знаю кого уж ты установил, то кучу нервов истратишь. А у тебя теперь доченька маленькая, нервы нужны в этом деле, — еще глоток и капитан отключился.       — Вы пьяны?       Признаться, запах и правда витал, но совершенно не алкоголя. Он был странный, землистый, до жути противный и слабо отдавал, что странно, гнилым сеном. Виктор сразу вспомнил этот запах, от которого все выворачивало. Быстро взяв кружку из довольно слабых рук, он едва ли поднес ее к носу, когда почувствовал его отголоски. Его немного скрутило, но было понятно, что сейчас важен не он.       Слабость одолела его от одного лишь запаха — ноги стали слегка ватными. Его залило легкой паникой, и Форст кое-как дошел до выхода, надавил на дверь. Открыть он ее, конечно, открыл, но и сам выпал, как мешок со старой одеждой. К нему сразу же подбежал Юллиан, постарался взять его на руки, но Виктор быстро вывернулся.       — Капитана отравили! — язык заплетался и хотелось лить всякую чушь, отчего на эти два слова пришлось очень много сил и концентрации.       Геральт и Сигизмунд быстро забежали в кабинет и спустили Де ла Тура на твердый пол, в то время как Гильом с еще одним рядовым выбежали на улицу, за врачом. Присцилла вместе с Юлланом усадили Виктора у двери, а Энни быстро принесла чашечку воды.       — Давай, маленькая, — Присцилла взяла у нее чашку и поднесла к его губам. — Пей давай!       — Я не знаю, не люблю воду… А вот в бодрящем есть еще что-то такое, хорошее…       — Да пей же, сестру пугаешь! — Юллиан немного прихлопнул его по щеке, заставляя открыть рот и замолкнуть.       Это было трудно. Хотелось говорить и говорить, а также выпить ту жидкость, что была в кружке. Она манила, невероятно манила, и он ее хотел, очень.       Виктору показалось, что он видит то, чего не видит. У Юллиана выросла борода и усы стали длиннее, часы побежали с неведомой скоростью, а Присцилла сыпала что-то в воду прямо из рукава. И ее никто не видел. Она невидимая? Это было забавно. Он заулыбался и в это время ему надавили на скулы, заставляя открыть рот. И он открыл. Прямо как кошка… Захотелось мурлыкнуть, да только рот был занят.       Через много-много часов, что пробежали по часам, по его организму что-то поднялось. Горло неприятно обожгло желудочной кислотой, оставляя в нем и на корне языка неприятный привкус, а после жидкость эту можно было чувствовать и во рту. Стало невероятно неприятно, и он быстро нагнулся и открыл рот. Из него полилось прозрачной струйкой.       Выглядело это довольно красиво. Он даже завис на пару секунд, все наблюдая за тем, как из него течет, и лужица эта становится все больше. Только тихие всхлипы Энни заставили быстро вытереть губы рукой и поднять голову. Он совсем забыл, что она здесь…       — Ну хэй… — он тихо позвал ее, не в силах сказать громче. — Со мной все хорошо…       — Нет, — Энни всхлипнула, вытирая слезки. — Не хорошо, ты бледный и слабый.       Наблюдать за тем, как она плачет по его вине, было противно. Как он вообще мог посметь такой глупый поступок, как понюхать тот чай?! Это было очень непрофессионально… Он протянул к ней руки и она, все плача, забралась к нему, прижимаясь, как испуганный зверек.       Уже через минуту прибежал врач и заменил дежурящих в кабинете сержантов. Они, конечно, отошли, но встали в дверях, наблюдая. Виктор не спешил подниматься и смотреть туда. Все же у него тут плачущая сестра, пусть и негромко. Надо было ее успокоить.       — Так что это, док? — спустя пять минут, подал голос Геральт.       — Редкость в наши дни, — врач до сих пор не отходил от Дамьена. — Чай из листьев мойши. Что были заражены сенным грибком.       — Опа, — Сигизмунд поднял брови. — А откуда у нас это?       Взгляд его тут же направился на Форстов. Виктор, готовый покусать за сестру не хуже собаки, прижал ее ближе к себе, защищая от возможного выпада. Да, в этой ситуации они оба выглядели подозрительно.       — Не спеши, — Геральт одернул его, встав между ними. — Как этот яд действует?       — Все просто. Его заваривают кипятком, а после охлаждают. Этот гриб опасен только в холодной воде, если принять его внутрь горячим, то наоборот, получается неплохое средство лечения кишечных заболеваний.       — Дайте угадаю, от запора, — Геральт явно пошутил, но делал он это абсолютно равнодушным. — Видишь? Виктор пробыл у него минуты три и с собой ничего не приносил. Отравить не мог.       — А его сестрица — вполне.       — Возражу, она ему ничего не приносила, — Юллиан встал с пола и всплеснул руками. — И все время сидела то с Геральтом, то со мной. Была под надзором что ни есть постоянным.       — Значит не они, хорошо, — Сигизмунд нехотя, но принял точку их зрения. — Если это не они, то кто, простите? Я, что сам только пришел с дела? Или, может, убежавшие рядовые?       — Это оставим на разбирательство первого отдела. Нам сейчас главное семейку домой отпустить.       — Соглашусь с златоглазым господином, — врач вышел к ним, наблюдая, как его подоспевшие помощники под предводительством рядовых заносят в отдел крупные носилки со специальным ремнями-креплениями. — Юноша, как я понимаю по его реакции, лишь немного глотнул, и…       — Понюхал… Я не пью то, что чужое…       — Ах, тогда еще лучше. Пара дней постельного режима не изменят ваших планов?       — Мы все равно не сможем работать на время разбирательств. Я верно понимаю?       Сержанты закивали. Вздохнув, он так же выразил свое согласие и кое-как поднялся на трясущиеся ноги. Чувствовать такую слабость было невероятным мучением, но перед Энни надо было выглядеть как можно здоровее и сильнее. И по этой причине он начал собирать свою сумку. Раз уж вход в отдел будет закрыт на эти пару дней, он возьмет с собой немного чернил.       На улице не было так свежо, как вчера. Было душно и противно пахло. Он, по старой привычке, застыл совсем ненадолго, и потом взял сестренку за руку. Если по дороге сюда он вел ее, то теперь она вела его домой. Ему нравилась такая смена обязанностей.       Она все лепетала, что дома сделает ему вкусно покушать, а он будет только лежать и ничего не делать. Ей, видимо, нравилась перспектива стать ему врачом, но он не понимал, что скрывается там, за ее улыбкой, что признаться, настораживало. Было глупо предполагать, что случившееся не отразилось на Энни…       — Эй… — Виктор позвал ее, когда они уже подходили к дому. — Как ты? Сильно напугалась?..       — Да, — голос ее сочился грустью, а на глаза выступили слезки, но она не спешила плакать. — Мне страшно за тебя и дядю… Что, если он умрет?       — Дядя сильный, он не умрет, — он обнадеживающе потрепал ее по голове и присел перед ней. — Прости, что все так случилось. Я не думал, что сегодня случится такой ужас…       — Я тоже, — Энни вздохнула, сжимая его ладонь. — Но, знаешь, я много за чем понаблюдала… На меня ведь не особо обращали внимания…       — Ого, и что ты узнала?       — Что чай к вам приносит блондинистая тетя. А сегодня она поменяла полную пачку, я видела. Она увидела, что я увидела, и сказала, что это просто новый, а старый испортился — вы его не часто пьете.       Виктор сглотнул. Это было очень странно. Невероятно, он бы даже сказал. Чай они, конечно, не часто пили, но не так, чтобы он прямо портился. Пакетика им всем хватало примерно на три недели, и то в самом непопулярном времени. А тут она меняет… Он надеялся получить объяснения, но все это он сделает после того, как узнает заключение расследования.       Зайдя в квартиру, он, по всем указам Энни, быстро переоделся и лег на постель. Ну, как лег — он сидел на ней, пока под спиной была подушка. Было весьма удобно… До того момента, пока сестренка не стащила ему все свои игрушки, называя это поддержкой. А потом она, приставив стульчик, стала рыться в ящике с едой. Он был полным после вчерашнего похода на рынок, так что теперь она мучалась в выборе.       — Мы можем ненадолго замариновать куриную грудку… Или сварить суп, ты любишь суп?       — Нет.       — Я тоже. Но больным говорят его пить.       — Думаю, я не такой больной, — Виктор улыбнулся и подсел ближе к ней, на другой конец кровати. — А ты у меня маленький поваренок?       — Я смотрела, как братик Уил это делает, — Энни достала завернутый в бумагу кусок грудки и, раскрыв, потыкала его пальцем. — Иу, какой он неприятный…       — Я могу помочь, — Виктор улыбнулся, наблюдая за ее лицом.       — Да, давай. Я думаю, эта мерзость стоит того, чтобы вытащить тебя с постельки.       Виктор коротко рассмеялся и, чмокнув ее в макушку, достал доску. Энни же, убрав стульчик, которым пользовалась исключительно для осмотра высокого ящика, встала у него под рукой и стала смотреть. Резал он довольно быстро. Грудка у них была одна, но на опыте они уже знали, что им столько хватит.       Порезав на кусочки несчастную курицу, Форст присел на стул рядом, дав сестре власть над мясом. Она, порывшись в их немногочисленных запасах специй, достала немного соли, перца и «красной пыли». Добавив всего понемножку, она с лицом мученицы перемешала все руками и пошла мыть их в ванну, в то время как Виктор накрыл тарелку полотенцем, чтобы ничего вдруг не упало лишнего.       Энни вернулась из ванны довольная. Она не только помыла руки, но и вся вымокла — темная полоса воды тянулась по центру от воротника рубашки до пояса юбки. Он уже хотел наругать ее за это, но потом понял, что смысла в этом не было. Все же она ребенок, неаккуратный, маленький ребенок… Он лишь проверил, не налила ли она луж.       — А ты видел братиков Аэрзе и Ваджахара? У них все хорошо?       — У них все хорошо, — Виктор повторил так же, как заведенные часы повторяют свой ход. — Они скучают, но пока не могут прийти.       — Жалко, — она вздохнула, забравшись ему на ноги. — А я хотела поиграть с братиком Аэрзе… Он очень хороший.       — Да… — Виктор вздохнул, вспоминая тепло его рук. — Он очень хороший…       — А ты любишь не его, а тетю.       Виктор пожал плечами. Он, признаться, не знал, что чувствовать сейчас. Присциллой он дорожил, они уже давно были знакомы, а вот до Аэрзе с Ваджахаром… С ними все было урывисто и они едва ли знали друг друга. Лишь пара встреч, но столь долгих, что, казалось, с ними прошла невероятно великолепная вечность. И он любил в них это. С ними было легче, свободней. А с Наив, его милой Наив все было более правильно в его картине мира. И он не знал, как объяснить это Энни. Да даже самому себе он не мог объяснить себе то, что чувствует, и то, чего желает. С ее приездом все завертелось вовсе не так, как было в его планах.       Он не жаловался на это. Она не жаловалась на то, что ей одиноко и что не такого она ожидала от жизни с ним. Если так подумать, то они были квиты. Но сейчас, держа Энни на коленях и все прижимая ее к себе, он понимал, что квитами они никогда не будут. Он слишком много боли ей доставляет, слишком много разочарований и обид… Страхов, как сейчас… Было глупостью сказать тогда те слова.       — Скажи… А ты скучаешь по братьям, сестрам?.. Хочешь вернуться?..       — Нет, — Энни грозно ударила его кулачком по груди. — Не смей меня от себя увозить снова. Я не хочу расставаться.       — Но я же вижу, что тебе тут плохо… Я приношу тебе только грусть, тебе скучно.       — Ничего не знаю, ты меня не прогонишь, — Энни крепко обняла его, доказывая свои слова. — Но мне бы друга моего возраста… Мы так сможем играть.       Виктор понял, что для этого ее придется отпускать на улицу тогда, когда он не сможет за ней следить. Перспектива эта пугала, невероятно. Она весь день непонятно где, с кем и в каком состоянии… Нет, он вряд ли это переживет. Но и с осознанием, что запереть такую гиперактивную девочку он не может, он стал думать над вариантом того, что могло бы им помочь.       И все опять упиралось в Дире, что так не вовремя исчезли из его жизни.