Детективный Отдел: Дело Не Решить

      Пройдя в сени, он сжал в руках стебли цветочков. Они немного помялись, но своей красоты не потеряли, ведь он все же не задел лепестки. Дальше, вдохнув посильней, он оттянул тяжелую дверь, открывая, и прошел внутрь. Мама сидела за столом, смотря в окно, и кормила Энни. Рядом, к корзине, лежал уже накормленный Валерий, перебирая ручками. Гришэн и Айми играли во второй комнате, вроде как в куклу и птицу-свисток, которые папа вырезал им из дерева.       Форст вздохнул, и подошел к маме, немного привстав на носках, чтобы выглядывать из горы горшков и посуды с едой, которую она резала до кормления. Она кинула на него усталый взгляд и отвернулась к Энни, которая начала засыпать, кушая.       — Мам, — тихо позвал он, протягивая ей колокольчики. — Это тебе, я с Уильямом нашел за…       — Убери от еды, мне ее еще готовить, — тихо прервала она, даже не посмотрев.       Она уложила Энни во вторую корзину и вернулась к чистке картофеля. Форст хотел предложить ей помощь, но прикусил язык. Она всегда ругала его и отнимала после первой картошины, так что он просто прошел дальше. Но, уже подойдя к двери в следующую комнату, он остановился и посмотрел вновь.       — А можно помочь? — он вернулся, положил цветы на скамейку и взял в руки ножичек. — Я все идеально сделаю, обещаю-обещаю!       Мама молча дала ему картошку и продолжила чистить. Двойняшки тихо гукали рядом с ней, а игра Гришена и Айми начинала принимать воинственных характер. Впрочем, это не сильно волновало, так что они просто сидели. Высунув от усердия язык, Форст пытался срезать как можно тоньше. И у него получалось, правда получалось — он даже форму сохранить сумел.       Через пару картошин в дом зашел Уильям и протиснувшийся под ним Диккенс. Он радостно подбежал к маме, улыбнулся широко-широко, и протянул ей один кависек, погнутый, помятый, без пары лепестков. Валерий в это время заплакал, и мама взяла его на руки, начав укачивать.       — Это тебе! — крикнул он, глупо щуря глаза. — Я сам нашел!       — Милый, какая красота, — мама вмиг отвлеклась от младшего сына, начала рассматривать цветок с радостью в глазах. — Я поставлю это в воду, только дай найти подходящую вазочку.       Форста грустью кольнуло в сердце, и он отложил картошку на стол. Она была наполовину не дочищена, неидеальная, но сейчас ему было так горько, что это стало неважным. Он быстро выбежал, отчего его чуть не придавил дверью закрывающий ее Уильям.       Пробежав через высокую траву у двора, за деревню, он запнулся и упал вниз по холму к реке. Кожу на руках содрало о камни, и теперь стало больно еще и физически. Вытерев выступившие на глаза слезы, он сел у воды, смотря, как волны останавливаются почти у его ног.       Сзади раздался шорох шагов о траву, а после и стук камней друг о друга. Но он так и не обернулся.       — Эй, ну что ты, — Уильям сел рядом и слабо ущипнул брата за нос. — Ты ведь знаешь, они его больше любят. Это особо не поменяешь…       — Я просто стараюсь недостаточно, — Форст вытер слезы, и сложил руки на коленях. — Ничего не идеально.       Уильям вздохнул и обнял брата. У того самого руки были напряжены так, что вены были видны. Форст был еще маленьким десятилетним мальчиком, но от одного их вида возникла мысль «неправильно». Все же у них была разница в небольшие три года и ему казалось, что это не было тем, что естественно для такого возраста.       Устало откинув голову на грудь старшего, он посмотрел в темную воду. Тут было спокойно и отчего-то не так горько, как дома. Мерное дыхание успокаивало, отвлекало, и он практически перестал ощущать грусть в том же объеме, что раньше. Слезы больше не выступали на глаза.       — Знаешь, что? — Уильям опять ущипнул его за нос и похлопал по плечам. — Давай пошлем их в дальнее пешее? Будем только ты и я, раз уж на нас всем все равно.       — А почему на нас им все равно, а на Диккенса нет?       Уильям сглотнул и странно отвел потускневшие вмиг глаза.       — Его хотели…       Форст вмиг проснулся и осознал, что плохо видит. Сыграли ли в этом роль слезы, вмиг выступившие, или странное явление с его глазами — он не знал, но и ему было как-то все равно на это, как минимум сейчас. Горло сжало той же грустью, что он испытывал тогда.       В те дни, в детстве, он не осознавал всей тяжести этих слов, он лишь понимал, что это плохо, по эмоциям брата и принимал это как нечто должное. А сейчас, «прожив» этот момент вновь, услышав их снова, он прочувствовал весь их вес. То, что тринадцатилетний ребенок осознает, что родители не планировали его и брата… Угнетало до сих пор.       Трясясь, он сжал в ладони ткань своей майки на груди, чувствуя, как бьются два сердца, и рвано глубоко вздохнул. Нужно было успокоится. Встав с кровати и почувствовав ногами холодный пол, он прошел к столу. Усталость все еще окутывала его тело, сон не окончательно отпустил его тело.       Раскрыв ящик с едой, он достал оттуда оставшиеся с вечера остатки мяса и тушеных овощей. Пока не испортились, так что на завтрак вполне пойдут. Поставив тарелку на стол, он с десяток секунд смотрел на нее и думал ни о чем. А после, отмерев, он достал сыр и так стало выглядеть хоть немного презентабельно. И, сев, он промычал, стараясь хоть как-то начать действовать.       Внутри него, после этого сна, открылась пустота, бесконечная и гнетущая. Сил не было ни на что и сейчас он благодарил все, что можно за произошедшее вчера. Можно было не идти в отдел, но стоило сходить в смертный зал. Благо, сегодня это можно было сделать в пределах рабочего дня.       Медленно жуя твердый кусок мяса — вчера он его пережарил — Форст смотрел в стык дощечек окна и стены. Сами окна выходили на улицу, откуда уже были слышны разговоры и прочие шумы, благо, что приглушенно из-за третьего этажа и закрытых ставней. Но все же это не спасло его от относительного спокойствия и сверху начали спорить соседи, громко крича. Обычно к этому времени он уже уходил на работу, но теперь и у него выходной, и проснулся он на пол часа позже, из-за чего и наложился завтрак на спор.       Из овощей у него была морковь и капуста. В детстве он воротил нос от их тушеной версии, но войдя в самостоятельную жизнь он прочувствовал на себе всю их прелесть… И дешевизну. Это все еще было невкусно, но хотя бы желудок забивало.       Закончив завтрак сыром и кружкой воды, он прошел к шкафу. Его он бы не купил, выбирай мебель он, но хозяйка, которая сдавала ему эту однакомнатку, решила, что такому милому юноше как он данный предмет мебели крайне необходим. Открыв его, он пробежался взглядом по комплектам одежды, что у него была: армейская форма, состоящая из пальто или пиджака на лето, и две сменные рубашки, штаны. Домашний комплект сейчас был на нем, да и с ним все выглядело бедно. Если подумать, то все можно было умесить на одну полку, но на них он разместил личные вещи. Так хоть немного ощущалась наполненность.       Надев рубашку и сменив штаны, он прицепил к ремню значок и футляр со стилетом. Он приобрел его вчера — после работы к нему на квартиру пришел курьер и передал своеобразный подарок от Аэрзе. И Форст не мог отрицать, что он не имеет практической выгоды. Это было полезно.       Далее его действия были просты: накинул на плечи пальто, даже не просунув руки в рукава, чтобы не упало он придавил его ремнем от сумки и вышел. В коридоре он столкнулся с бабулей-соседкой и, стараясь не обращать внимания на ее пристальный, подозревающий взгляд, закрыл дверь. Его явно не любили в этом доме, он чувствовал это кожей.       Пройдя по улице, он уже начал ощущать приход летнего Ветра через одиннадцать дней — уже пахло цветами. Он не мог это объяснить, но он всегда различал, как меняется запах за пару недель до смены. Это даже расслабляло.       Ему казалось, что он тек по толпе, что она сама была рекой, а он — каплей в ее огромном объеме. И от данных сравнений ему становилось спокойней. Проще успокаиваться, когда понимаешь, что от жалкого тебя мало что изменится.       В своих размышлениях он и дошел до смертного зала. От него тянуло холодом, ощущалось само явление смерти. Да и сам он своим внешним видом напоминал храм: резные колонны из белого камня, вырезанный под крышей миф про Смерть забирающую, и вся тихая обстановка, которая складывалась здесь подталкивала к сравнениям. Но это был лишь смертный зал.       Оставалось только зайти внутрь. Стоило ему пересечь порог, как в лицо ударил холод, покрыл все тело своей неприятной пленкой. Вздохнув, Форст прошел дальше по холлу, слыша тихий разговор двух мужчин. Один из голосов казался ему знакомым, причем казалось, что слышал он его недавно. Из-за эхо все здесь различалось от реального звучания, так что он мог не узнать даже Присциллу, будь она здесь. И, размышляя об этом, он свернул к столу секретаря, у которого ему надо было сначала отметится, да и вообще понять, может ли он пройти.       Форст удивленно раскрыл глаза на секунду, а после прошел к столу. Константин сидел рядом с секретарем, спокойно общаясь.       — А что вы тут делаете? Ой, да еще и с ребенком…       — Решил прогуляться, не дома же нам сидеть, — Константин перехватил свои руки, стараясь не тревожить Базилевса, который жевал грызунок. — Ну, а еще у Азарата экскурсия в музее неподалеку, я обещал его встретить. Он хочет купить книжек в честь окончания учебного года.       — Да, но с ребенком… Вы же сами говорили, что…       — Константин у нас странный мужчина, не ищите в его действиях логики, — усмехнулся секретарь, взяв перо в руки. — Вы из его отдела и не понимаете, почему он не показывает сына остальным? Не думайте об этом, лишь храните тайну. Вы в тайном обществе, что знает о Базилевсе Дире. Кстати, нас теперь сколько?       — Ну, ты, Дами с Геральтом… Не считая моей семьи вас шестеро, ну, кто прямо видел его. Ладно, Новичок, назови свое имя, звание и номер и пойдем глядеть на трупы, — Константин по странному счастливо улыбнулся ему под гул Базилевса.       Непонимающе хлопая глазами, Форст назвался. Секретарь, сладко улыбаясь, быстро записал все в книгу и отпустил их с подошедшим к ним врачом. Тот, не задавая вопросов ни о ребенке на руках, ни о том, кого они хотят осмотреть, просто повел их ниже, к трупам. Рядовому стало еще холоднее, а Базилевс притих, теперь только тихо сопя носиком.       От вида многих столов, накрытых тканью, у Форста скрутило желудок. Ко рту поднялась недавно съеденная капуста, но он смог сдержать себя, да и этикет не позволял. Причем он не был демоном слабого темперамента, он спокойно смотрел на труп четыре дня назад, но сейчас, от пережитого перенасыщения ртутью, это желание могло вызвать любое потрясение. Хотя должно скоро пройти.       Патологоанатом прошел к одной из кушеток и откинул ткань. Там лежала жертва в деле Форста, теперь уже без одежды. Грудина все еще была вскрыта, но заблокирована маной от проникновения вредоносных частиц. Новичок сглотнул, и посмотрел на Дире, который стоял рядом. Тот равнодушно осматривал тело своим цепким взглядом, одновременно поглаживая сына по боку. А от взгляда на сына Форста будто облило холодной водой. Он смотрел, осознанно смотрел на труп так же, как и его отец — цепко осматривая. А потом взгляд переместился на него, и малыш вытащил из рта грызунок, тихо гукнул.       — А, эм… — Форст прокашлялся, а после достал из сумки купленную вчера пустую папку с листами в ней. — Не могли бы вы описать, от чего умерла жертва?       Со стороны Дире раздался тихий выдох, но не осуждающий. Это было походе на то, когда отец делает вид, что ему все равно, но на самом деле рад твоему маленькому успеху. Форст кинул быстрый взгляд на капитана и заметил, как он дал своему сыну взять его ладонь и играть с ней. Мальчик тянул его за пальцы и сгибал, как хотел, будто изучая. Это… Было мило.       — Это более чем очевидно — жертва умерла от потери крови из-за разреза в груди. Но перед этим ей успели сделать вивисекцию. А она, как вы знаете, запрещена.       — Его просто вскрыли или провели определенную операцию?       — Почек нет, — врач сложил руки на груди, огонь от свечей отразился от его линз. — Одну вырезали при жизни, а вторую уже с трупа — разрез лучше и не имеет насильственных отметин. Жертва у нас северный, мужчина, триста восемь лет от роду, на средней стадии второго старения.Значит, есть семья. Наш архивариус направил в пятьсот первый портрет, они дали ответ прямо перед вашим приходом. Гришэн Ставрогин.       От имени у Форста пробежали мурашки. Он любил младшего брата, поистине любил, и от этого он вдруг начал видеть в нем его черты, чего не хотелось. Он быстро встряхнул головой, стараясь отогнать это наваждение, и посмотрел вновь. Этого уже не было и перед ним лежал обычный северный, даже не похожий на Гришэна. Форст рвано выдохнул, сжав в руках листы.       — Есть какие-нибудь индивидуальные черты у этого убийства, если не брать в расчет почки? Есть что-то, что может указать на убийцу?       — Все вполне обычно, — врач покачал головой. — Если не брать в расчет вырезанные почки, все походит на рядовое убийство маньяком: взяли нож, который у каждого есть, неожиданно прижали и разрезали. А дальше все упирается в почки.       — Почки… — Форст вздохнул. — Мне почему-то кажется, что я про них где-то читал.       — Произведений с повреждением почек много, — Константин неожиданно подал голос. — Некоторые даже детские.       — В детских книгах и почки? — Форст удивленно вскинул брови.       — Угу. Вчера читал Базилевсу книгу о том, как их готовили маленьким лисичками.       Форст рассмеялся и повернулся к жертве. Ему не давал покоя его внешний вид. Может, все дело в его родне? Не может же он быть простой жертвой, что проходила мимо. И было необходимо узнать, что он делал в гетто. А для этого обратится в пятьсот первый за делом, а не просто именем, опросить родственников и возможно даже оповестить их о смерти. Обычно письмам с смертного зала не верили и считали за ошибку.       Постучав пером по листу, он кивнул врачу и, закрыв, убрал все в сумку. У него будто открылось второе дыхание, то, что было ему необходимо. И так он почувствовал в себе покинувшие его силы.       — Кстати, вам бы стоило попросить другие отделы отслеживать такие дела. Вырезание почек может быть связью, пометой убийств.       — Он знает, Жан, — Константин фыркнул и направился к выходу. — Мальчик новенький, но не глупый.       Врач помотал головой. Видимо, у него в голове не вязалось то, что рядовой пришел в обществе отставного капитана настолько, что он принял его за полного идиота, хотя он даже… Кстати, стоило об этом спросить. Но пока Форст был слишком смущен для этого, да и в этом тихом обществе и здании не очень хотелось вызывать возможный конфликт.       Так что он, выйдя практически одновременно с Константином, пошел в едином с ним направлении — к музею искусств. Базилевс уже мирно засыпал в корзине-переноске, закрытый от остального мира тканевой накидкой.       — А почему вы пришли мне помогать? Что вообще происходит, почему одним вы с радостью показываете сына, а ребятам нет? Я вас не пойму.       Константин остановился, напряг лопатки, а после расслабился, выдыхая.       — Они мои друзья… Я понимаю, ты не поймешь, но… Ребята довольно резкие. Да, они меня любят, и мы друг для друга важны, но порой их слишком много. Когда родился Азарат им отбою не было, он их теперь не любит и даже сторонится. Мы хотели вырастить Базилевса спокойно, в кругу семьи и действительно близких демонов. Так что я тебя молю, не надо трепать языком. А то вырву.       — Вы не ответили на первый вопрос.       — Я и не обязан, — капитан повернулся к нему, усмехнувшись. — Я же не на допросе, Виктор.       — Чт… Откуда вы узнали?!       — Я все еще капитан шестьдесят восьмого, — Константин улыбнулся и пошел дальше. — Я обязан за вас всех отвечать.       Форст похлопал глазами, а потом побежал дальше за ним. Капитан был таким же странным, как Де ла Тур и теперь он понимал, почему они дружат так тесно. Константин дошел до музея и остановился, присел на лавочку рядом. Молча наблюдая за посетителями, они сидели рядом. Виктор не понимал, что его держит здесь. Все же он теперь свободен, а сидит тут. Это странное непонимание сдерживало, то, что его не прогоняли, играло свою роль.       — Ты странно вздрогнул, когда услышал имя жертвы. Друг?       — Брат… У меня… Проблемы с осужденными, у которых их имена…       — Например? — Константин повернулся к нему.       — В самый первый день мне сказали задержать Уильяма Брисса, вашего подозреваемого… Моего старшего брата так зовут и я все оправдывал. Если бы не страх перед капитаном, кто знает… Может, я бы его даже отпустил…       — Это нормально, но… Надо уметь держать себя. Так я в самом начале не отпустил подозреваемого, просто потому что влюбился в его дочку. А теперь смотри, он за решеткой и у него второй внук.       Форст посмотрел на корзину, где спал Базилевс. Сказать, что надо держать себя, было легко, но он не понимал, что будет делать, убери у него страх в лице вышестоящего. Ему было даже страшно представить такой вариант. И в этих размышлениях он осознал, что скучает. Скучает по им всем, даже по матери, но не по отцу и Диккенсу. Они у него ассоциировались не с самыми лучшими днями.       Минут через десять из музея вышла группа учеников с учительницей во главе, и Виктор заметил, как на секунду взгляд Константина помутнел, выражая безграничную грусть и боль от разлуки. Он скучал по жене… К учительнице как раз подбежал мальчик, сказал что-то, указывая на них, и отделился от группы. А через секунду он уже радостно обнимал капитана.       — Мы столько картин видели, представляешь! Много-много! Даже мамину любимую!       — Это великолепно, — Константин радостно улыбнулся ему, вставая. — Завтра выходные, так что мы пойдем к ней, и ты ей все расскажешь?       — Конечно! Она тоже должна узнать! А тебе я сейчас расскажу, — Азарат обернулся и посмотрел на Форста. — А этот дядя твой друг?       — Знакомый.       — А почему тогда ты показал ему братика?       Константин смутился и отвел от сына взгляд. Да и что говорить, на его месте и Виктор бы попытался скрыться, настолько жутко мальчик смотрел. Это, видимо, было у него с младшим семейной чертой. Старший Дире как раз посмотрел на него, извиняясь, и взял сына за руку, начав уходить.       — Потому что он особенный. Все-все знает и раскрывает дело, которое я начал раскрывать только в двадцать семь. А ему всего девятнадцать, представляешь!       — Вау! А я смогу такое же расследовать, если у вас так снижается время становления капитаном?       Ответ сыну Виктор так и не услышал — они потерялись в толпе, несмотря на то, что Константин в ней весьма выделялся из-за роста в двести десять сантиметров. Просидев так еще несколько минут, отдыхая, Форст услышал, как часы бьют десять. До конца рабочего дня было еще много времени, так что он решил добежать до пятьсот первого за делом. Заодно и узнает родственников, так что сможет опросить и их.       Понимая, что за этот выходной он может нагнать все то время, что он потерял, рядовой сорвался с места. Новые силы бурлили в нем, так что он чуть ли не летел в сторону нужного ему отдела. И, начиная вновь загораться идеями, он начинал даже верить, что все еще не потеряно.       Добежав до пятьсот первого, он остановился отдышаться. От его вида накатили воспоминания о вчерашнем дне, все, что тогда произошло, пусть и не было приятным, все же вызывало улыбку. Он тогдашний казался Виктору таким глупым. Если он вырос, если в этом мире он ценен только Уиллу, то почему бы и не рисковать?       Он зашел внутрь, отметился у бумажницы и прошел в архив, встретившись взглядом с Агнеттой. Она стояла на возвышении у своего кабинета, молча наблюдая и не противясь его ходу, так что он понимал, что она разрешает ему пройти. Форст улыбнулся ей, зайдя, а потом встретился взглядом с Хайзом. Он перебирал папки по своему новому порядку и дела буквально летали по пространству архива.       — Привет, — Виктор нагнулся, проходя под одной из лент дел. — Мне нужна информация по Гришэну Ставрогину, имя которого вы отправили сегодня в смертный зал.       Хайз молча взял в руки журнал пересыла и пробежался глазами по последним строчкам, а после выцепил из одной полосы папку. Она упала ему четко в руки, причем почти раскрытой, отчего ему оставалось только проверить портрет, который он магией достал из ящика. Дальше он просто отдал дело Форсту и продолжил наблюдать за своим делом.       — Ты обиделся на меня за что-то?..       — Н-нет, пр-рост-то с-сос-сред-доточен. Хоч-чу сд-делать все ид-деально.       Форст кивнул и, сев рядом, начал изучать дело. Личный адрес и родственники с их адресами были указаны на самом первом листе, но он хотел узнать, что из себя представляла жертва. Это тоже могло сыграть мотивом, так что он достал свою черновую папку и стал записывать показавшиеся ему важными события.       Гришэн был рожден в семье виолончелиста и монахини храма Времени, отчего был весьма развит в интеллектуальном плане. И с этой чертой он весьма хорошо закончил обучение на год быстрее обычного, отправился обучатся в институт Торгового Света и там познакомился со своей невестой Вайлет Басконни и довольно молодым женился на ней. А десять лет назад у них родилась дочь Маргарита, которая на данный момент обучается в Мазарьевой школе.       У жертвы с самого детства диагностировали маннариоз почек, отчего он всю жизнь отпускал боль серемятным настоем. Возможно, это и могло стать мотивом. Серемята в своем изначальном виде являлась наркотиком, причем довольно страшным в своей привязке. Одна только физическая зависимость длится две недели, а от ломки жертвы ломали себе кости и выворачивали суставы в приступах. Так что слезть было тяжело и за ее приемом у больных следили, даже если он был не в чистом виде. Он вполне мог упустить ту грань и пойти к южным за внесистемной дозой.       Но Форст не мог утверждать голословно, так что решил отправится к его семье. И жена с ребенком, и отец с матерью жили в одном районе, так что можно было быстро их опросить. И потом он спокойно пойдет домой составлять версии.       Их жилье располагалось на другом конце города, у Западных ворот на окраине, но даже это не останавливало его. Да и недолжно было, ведь он детектив, и он не должен искать оправдания свей лени. Он наоборот должен ее преодолевать, это его обязанность.       К концу пути его ноги болели. Он не привык ходить так быстро, но его желание решить все как можно быстрее играло свою роль, так что он прошел к ним под дом в рекордный час, хотя до него обычным шагом надо было идти два с половиной. И, осознавая это, он решил, что домой он поедет на экипаже. Стоит будет в два серебряных, но хотя бы ноги не отвалятся.       Пройдя в дом, в котором жили старики, он поднялся на пятый этаж, нашел необходимую квартиру. И это было намного проще, чем разобраться в системе устройства Канала Базэфора. Постучавшись, он поправил рубашку и пальто, надеясь, что выглядит более-менее презентабельно. Остановился он в самый нужный момент — ему открыла старушка с практически поседевшей головой и непонимающе посмотрела на него.       — Добрый день, рядовой Форст, — он показал ей значок, и принял положения, чтобы руки были перед ним, на случай, если она посчитала, что он в них что-то прячет. — Я пришел спросить вас о вашем сыне.       — Ох помяни Время, он что-то натворил? — Марселла — а именно так звали мать Гришэна — схватилась за сердце, беспокоясь. — С ним все хорошо?       Форст понял, что ей еще не пришло письмо с смертного зала, да и не могло — личность установили только три часа назад. Так что он, с болью в сердце, посмотрел в ее глаза чисто-голубого цвета, увидел в них великого размера испуг.       — Нет, он… Стал свидетелем преступления, мы проверяем, случайно ли оно произошло рядом с ним, или намерено.       — Время сохрани… — старушка ссутулилась и пропустила его в квартиру.       Она провела его в гостиную, а сама ушла на кухню, приговаривая, что сейчас сделает им чай и ответит на все вопросы. От этого тепла, которое она ему дарила, стало странно, но и вспомнился Уильям. И от этого стало приятно, даже уютно.       С кухни слышалось цоканье кружек и чайника, и под это сопровождение он осматривал гостиную. На стенах висели различные рисунки: детские, с подписью внучки или сына, уже более профессиональные с подписями незнакомых ему демонов, которые, видимо, были либо художниками, либо близкими друзьями пары.       Марселла поставила на столик перед ним чай, пахнущий мятой, и расставила им чашки. От этого вида Виктору стало неловко и даже тошно.       — Так что вы хотели спросить? — она улыбнулась, разливая.       — Ну, эм… — Форст достал папку и перо, надеясь с ними в руках справится со страхом и неловкостью. — У вашего сына были враги?       — Хммм… — старушка отпила немного, раздумывая. — Да нет, не было у него врагов. Ну, существенных врагов. В школе и университете были небольшие склоки, но это простое учебное соревнование между двумя учениками, не более. А так ничего страшного, он у меня же золотой и правильный, его не за что ненавидеть.       — Хорошо, — Форст отметил это в листе и продолжил. — Нам известно, что у него маннариоз. У него не наблюдалось зависимости от лекарств в последнее время? У нас подозрение, что он мог задолжать торговцам, которые так ему угрожают.       — Да что вы! — Марселла замотала головой, не соглашаясь с ним. — Он не мог, он сразу же бы рассказал нам или Вайлет и ему бы помогли! Ему важно свое здоровье.       — Хорошо, я вам верю, — записывая, он подметил, что надо спросить тоже самое у жены. Она должна лучше знать подноготную жизни мужа.       — А если рассматривать, что это завистники? Ему могли угрожать, завидуя его успеху…       Форст ей кивнул, благодаря. И он сделал вид, что это важное предположение, даже записал, но понимал, что эта версия весьма маловероятна. Завистники не забирают почки, даже если бы они решили так надругаться над телом, то бросили бы органы рядом, или сделали бы детективам и патрульным целую инсталляцию. Он размышлял об этом, попивая чай.       Виктор уже хотел уйти, но в самый последний момент понял, что у него есть еще один вопрос, который он мог спросить.       — У вашего сына не было сделок или иных дел в гетто?       — Нет, молодой человек, — Марселла нахмурилась. — Не было, нет, и никогда не будет у него связей с этой грязью.       — Хорошо, спасибо.       Прижав папку подмышкой, он поклонился и вышел из квартиры. На лестничной клетке он встретился со стариком с портретов, что шел с стопкой писем. И Форст не без грусти заметил среди них конверт с черными краями.       Быстро выбежав, чтобы его вдруг не смогли нагнать, он скрылся в толпе. Нужно было дойти до невесты Гришэна, но теперь он волновался, что его там найдут. Хотя, он детектив, и не должен бояться… Собравшись, он быстро направился в нужную сторону.       Дом, в котором шил Гришэн, выглядел довольно богато. Да и это не могло удивлять в отношении к торговцам, причем тех, кто закончил университет в числе лучших. Он явно был богатым и труда с торговлей не испытывал. По крайней мере до начала этой недели. Теперь семье либо придется переехать в дом поскромней, либо они смогут продержаться на окладе жены… Она, вроде бы, была наследницей довольно богатого рода историков, и сама владела парой обществ.       Вайлет с Маргаритой жили на втором этаже и, если верить охраннику, который пропускал его внутрь, сейчас были дома. У девочки начинались каникулы, и мама разрешила ей не идти в последний день школы. От этого стало неловко. Теперь нужно будет подбирать слова… Девочка наверняка волнуется за пропавшего папу. И их не обманешь, как мать, что не живет с сыном уже давно.       Постучав, Форст начал нервничать. Он допрашивал обычных свидетелей и это было спокойно, но теперь… Теперь ему предстоял самый близкий демон для жертвы и это пугало, так что он медленно дышал, стараясь успокоится. Ему открыла блондинка лет двадцати восьми, но он понимал, что ей много старше. Сглотнув, он поклонился ей.       — Рядовой Форст, прибыл поговорить о вашем муже.       — Где он? — голос Вайлет был хриплым, трясущимся. — Он уже пятый день как пропал, вы его нашли?       А потом она заметила знак на плече его пальто и ее глаза наполнились страхом. Она сама затряслась, чуть не упала. Обычно, если демон пропадал, в шестисотый сообщали сразу, но эту реакцию Виктор понял сразу — он не был демоном, который ведет это дело.       — Какой отдел ведет ваше дело о пропаже?       — Д-двадцать третий, — она испугано пропустила его в квартиру, и сама прошла к дивану, чуть не упав на него.       От надежды в ее глазах стало дурно. Форст вздохнул и сел рядом. Прикусив губу, он посмотрел в сторону детской, откуда шли радостные крики игры.       — Я из шестьдесят восьмого… Ваш муж фигурирует в моем деле жертвой. Его убили.       — Что?..       Руки женщины опустились. На глаза выступили слезы, и сама она стала выглядеть на несколько измененных лет старше. Сему самому сделалось плохо, а то, как девочка в комнате напротив играла в лавку стало еще хуже.       — Как он умер? — хрипло спросила она, вытирая текущие слезы. — Ответе и я отвечу на все ваши.       — Его разрезали ножом… Он истек кровью.       Вайлет всхлипнула, но посмотрела на него со сталью и силой в глазах. Было видно, что она уже привыкла к допросам и даже в таком состоянии она была готова отвечать.       — У вашего мужа были враги? Пожалуйста, попытайтесь вспомнить.       — У него на работе с месяц назад был конфликт с коллегой, но вряд ли это он. С две недели назад он переехал в Восточный город. Но если вам необходимо, то его звали Линкольн Уайлс.       — Хорошо… У него не проявлялась зависимость от лекарств, в частности от серемяты? — Форст решился на боль и с кухни напротив поднес ей стакан воды. Вены неприятно сжало.       — Спасибо, — Вайлет отпила и продолжила уже относительно спокойной. — Он стал чаще принимать обезболивающее, говорил, что боли участились. Но я не уверена, он не показывал мне ни одного свидетельства от врача. Да и я не спрашивала…       Форст вздохнул. Удивительно, как сильно различаются версии матери и жены. Да и оно понятно — для матери желанный ребенок всегда самый лучший и правильный. Постучав пером по листам, он записал все и посмотрел ей в глаза.       — Дела в гетто были? По работе, просто встреча с друзьями…       — Он не любил их, относился крайне негативно, все время нос воротил… Да он даже отказывался от торговли с ними, хотя это золотая жила! Так что он бы пошел туда под угрозой жизни, я думаю… И все…       Форст вздохнул. Учитывая это, он вполне мог выдвинуть еще несколько вопросов.       — Выражал свою позицию открыто на большую аудиторию? Особо на жителей гетто.       — Нет, что вы! — Вайлет вскочила. — Он бы никогда…       Ее остановил звук открывшейся двери. Девочка выглянула из образовавшегося проема, окинула взглядом гостиную. Взгляд Маргариты наполнился грустью, когда она заметила Форста и осознала, что это не папа. Она скромно вышла из комнаты, сжимая в руках куклу, и встала прямо перед ним.       От ее зажатой позы стало неловко и немного грустно. И она напоминала ему Энни, такую же скромную, боящуюся новых чужих людей.       — Вы нашли папу? — тихонько спросила она, перебирая в ручках подол кукольного платья.       — Мы уже напали на его след, — соврал Виктор, заметив молящий взгляд матери. — Скоро мы его найдем и сразу же вернем к тебе.       Вайлет, более-менее расслабившись, села назад, на свое место на диване. Ноги у нее немного тряслись от напряжения и испуга. А Маргарита, не заметив ничего странного в поведении матери, счастливо улыбнулась, обняла Форста за шею и поблагодарила искренне-искренне, как только может ребенок.       Девочка пробежала на кухню кипятить чайник, а мама ее указала взглядом на дверь. Все понимая, Виктор встал и прошел к выходу, проверяя, все ли на месте и не забыл ли он ничего. И, к слову, он все забрал, ничего не оставив, пусть и был такой страх. Повернувшись к Вайлет, вставшей в дверях и проверив, не слышит ли их Маргарита, играя с куколкой на кухне. Эта игрушка была довольно дорогой, даже с нарисованным, детализированным лицом. У нее был хороший папа…       — Ваш муж пошел бы в гетто, угрожай они вам? — шепотом спросил он, смотря прямо в глаза.       — Я не знаю… Но я очень на это надеюсь…        Форст вздохнул, понимая, какой глупый вопрос задал. Все же она не была ее мужем и могла только предполагать, даже если он и говорил ей это лично. Поблагодарив за информацию и кивнув на прощание, он вышел из дома. Со стороны прошлого дома были слышны громкие обсуждения, но не Марселлы и ее мужа, а сплетниц, что сидели на скамейке неподалеку. Покосившись на них, Форст вздохнул и пошел искать общий экипаж. Он то и стоил дешево, а личный он уже не мог себе позволить.       Экипажи размещались у стен, а именно у ворот, так что пришлось немного пройтись. За это время он смог понять, что здесь очень хорошая архитектура и строения, а совсем рядом со стенами он чувствовал себя совсем жалкой букашкой. Они были такими высокими, что даже дома были игрушечными по сравнению с ними. И он не понимал, от кого может быть такая защита. Оставалось только вздрогнуть от этих мыслей.       На самом верху и у ворот дежурили солдаты четырехсотого отдела. Они с слабым удивлением посматривали на Форста и его метку шестисотого отдела. Он и сам понимал, что в этих взглядах нет ничего странного, ведь он сам удивился бы, увидь их в самом центре. И, скорее всего, напрягся и начал бы искать себе убежище от природных условий.       Сев в тот, что шел совсем рядом с его районом — на поиск более ближнего уже не было сил, да и идти нужно было не более десяти, даже пяти минут — он стал наблюдать. Окружающие здесь все время погладывали друг на друга, будто следя, и явно ожидали друг от друга новой сплетни. И не обязательно, чтобы ты ее рассказывал, они сами придумают про тебя сплетню. Про него, наверняка, тоже будут рассказывать. Может и к Вайлет приплетут, как бы ему и не хотелось это говорить.       Через время экипаж дернулся и он, в компании разговаривающих друг с другом бабушек и милого дядечки с его сыном, которые обсуждали кузнечиков, он поехал домой. Часы били двенадцать, а он уже устал, был совершенно выжат, и от этого, как бы женщины не старались затянуть его в свой диалог, он просто слушал их и вялым взглядом наблюдал за меняющейся обстановкой. Время шло медленно, как и экипаж. Пусть и шел он быстрее обычного демонического хода, он все равно казался довольно медленным. И от этого он все не мог перестать гневаться и размышлять одновременно. В его голове складывалось все и ничего одновременно: о том, что бы он сказал отцу и матери при встрече, что он сделает дальше, о том, как его судьба повернется. И в этих размышлениях он осознал, что почти ничего не знает. Он не знал даже то, что будет делать после поездки.       Приедет домой и будет отдыхать в компании тишины и запаха тушеной капусты, наверное.