Ведьмы Люциана

      Стоило собранию закончиться, а людям разойтись по домам, как Кеторин покинула оранжерею, не в силах больше находиться там. Хоть вид оттуда на главную площадь и открывался, пожалуй, лучший во всей Шарпе, но всё же пустота родительского дома давила на женщину. Здесь никто не жил уже слишком давно: Клем с детьми ещё много лет назад перебралась в дом Люка на правах если не хозяйки, то очень близкой к тому женщины. «Мать его детей» — это ведь тоже какой-никакой статус.       Да и Кеторин практически не жила в родительском доме, хотя и у Люка она уже давно не была постоянной гостьей. Ровно как и «хозяйкой» его дома она себя тоже не считала.       Домом Кеторин была вся Шарпа. Она могла зайти в любой пустующий дом и остаться там, ведь в Шарпе было не принято закрывать двери на замки. Замки — вещь вообще бесполезная, честно говоря: порядочные люди не полезут даже в открытый дом, а людям непорядочным — и замки не помеха.       После смерти матери родительский дом тоже стоял открытым, готовый приютить любого. Вот только судя по тому, какой слой пыли лежал на всём, что попадалось на глаза, никто так и не воспользовался гостеприимством Чубоски. Тут бывала разве что госпожа Ева, которая продолжала ухаживать за оранжереей. Результаты её посещений были везде: где-то подвязаны помидоры разорванными на лоскуты старыми наволочками, где-то прополоты грядочки, а где-то —подстрижены деревья. Из всех ведьм Шарпы именно госпожа Ева больше всего тяготела к земле. В ней оставалось какое-то древнее родство с природой, которого так не хватало современным ведьмам.       Кеторин иногда казалось, что пройдёт ещё пару десятилетий — хотя, скорее, все же столетий — и ведьмы как раса просто вымрут. Их дар растворится в эпохах и станет сказкой, которую рассказывают детям. Им придётся покинуть междумирье и выйти в мир, ведь без магии Шарпа существовать не сможет.       Потерять Шарпу было для Кеторин, пожалуй, самым большим кошмаром. Куда страшнее Болезни.       Может быть, не зря её всегда называли фанатичкой?       Улицы города опустели. Все разбрелись по домам, продолжая предаваться массовому психозу уже там. А Кеторин, никого не опасаясь, пошла к зданию советов. Сейчас она была меньшей из проблем города, и редкие прохожие даже не обращали на неё внимания.       В отличие от Марка, который своеобразным сторожем стоял на ступенях. Он удивлённо посмотрел на Кеторин, но лишь кивнул ей, пропуская внутрь здания. Белокаменное, с окнами, оно напоминало Кеторин старые вокзалы своими длинными коридорами. Создавалось впечатление, что если пройти до конца, то можно оказаться на перроне и уехать куда угодно.       В детстве Шарпа представлялась ей неким портовым городком, в котором люди оставались, чтобы пережить ночь, а не провести всю жизнь.       На самом же деле Кеторин так и не смогла понять, как была построена Шарпа. Родной город противоречил законам природы. Люди строят на земле, под землёй, да даже на деревьях и воде. А Шарпа… Она просто существовала. Её каменные улочки словно зависли в пространстве и времени. А подвалы библиотеки и вовсе казались чем-то странным, ведь нигде больше их не было.       Иногда Кеторин представляла город как картину, нарисованную во мраке, словно дома в нём не достраивали в общепринятом смысле, а создавали, вырисовывали. Цельно каменные, похожие друг на друга. Исчезающие там, где не хватает магии.       Голоса Старейшин Кеторин услышала издалека: так громко те орали друг на друга. И то был не спор, в котором рождается истина. То была загнанная в рамки одной маленькой комнаты истерия целого города.       — Ну, конечно, — вопила Клем на кого-то, — давайте будем обвинять во всём мою сестру. Это же так просто, Гильди!       — Если бы она не украла регалии, ничего бы не произошло, — гораздо тише отвечала ей Брунгильда.       — О, просто чудесно! Если следовать твоей логике, то, если бы кровавые не связались с охотниками, ничего бы тоже не произошло, — столько иронического скепсиса в голосе сестры Кеторин, наверное, никогда не слышала. Да и не думала она, что Клем будет так рьяно её защищать. А как же распри и нелюбовь? Или всё-таки сестринские чувства выше всяких там мальчиков? Пускай и лучших их представителей.       — Не передёргивай. Сговор кровавых никак не умаляет заслуг Кеторин.       — Но и не делает её первопричиной, — стояла на своём Клем.       — Может быть, хватит? — спросила Торин. — Споря, вы делу не поможете. И не измените того факта, что завеса междумирья пробита.       Кеторин, которая до слов Старейшины думала, что можно уже и войти в зал, решила, что лучше ещё немного постоять в коридоре и подождать — вдруг они озвучат ещё что-то, не предназначенное для её ушей.       — И мы опять возвращаемся к твоей сестре, — с холодным торжеством провозгласила Брунгильда. — Если бы Кеторин сразу сказала, кто такая Марта и что её сестру похитили, мы бы к этому не пришли.       — Брунгильда, — чуть ли не шипела Клементина, — прекрати!       — Правда глаза колет?       — Нет, всего-то твоя дотошность бесит по-страшному, — ответила Клем, и её слова потонули в приступе кашля.       — Если бы ты меня слушала, не пришлось бы сейчас беситься. И предлагать глупые идеи.       Что ж, ничего нового… Эти двое всегда умудрялись быть хорошими друзьями и поддерживать друг друга, и при этом ругаться так, словно они непримиримые враги.       — Тебе настолько претит видеть Кеторин главой, что ты готова повесить на неё все беды, лишь бы не допустить её до… — вмешалась Торин.       — Нет, — перебила её Брунгильда. — Я просто хочу, чтобы вы все понимали, кого Клементина предлагает на свою замену.       — Единственно возможную замену, — впервые подала голос София, и Кеторин вздрогнула, потому что слова её прозвучали подобно смертельному приговору. — Ведь все мы понимаем, что Джуди ещё не готова к ответственности. Тем более в сложившихся обстоятельствах.       — Клем, — устало и куда спокойнее произнесла Брунгильда. — Это же не может быть концом? Болезнь… Я не представляю, как её можно было вызвать.       Тишина в зале стала какой-то гнетущей, как показалось Кеторин. Она живо представила, как четыре женщины сидят за круглым столом и растерянно смотрят друг на друга. Главы народа, надежда и его опора, те, кто должны вести Шарпу к светлому будущему, сами не знают, что им делать.       — Они использовали кровь, — всё-таки произнесла Клем. — Кровь королевы кровавых, если верить Вивьене. Она в таких красках рассказывала, как больна их королева и как они держат её живой, чтобы брать заражённую кровь…       — Больше не держат, — сухо напомнила Брунгильда. — Они провели коронацию, и Люк засвидетельствовал, что корона выбрала Джульетту.       — Похоже, они все-таки получили, чего хотели, раз уж решили её убить, — хмыкнула Клем, и по спине у Кеторин побежали мурашки. Какова вероятность, что сожжение Церкви не принесло никаких результатов? Если заразу уже вынесли оттуда раньше, чем ведьма туда пришла.       В этот момент в голове Кеторин что-то щёлкнуло, и до Кеторин наконец-то дошло. Картинка сложилась. Клем — больна. Она больше не может быть Главой. И главной кандидаткой в качестве замены является сама Кеторин.       Разве не этого ведьма всегда хотела? Именно этого.       Но не так.       Осознание, что её сестре отмерен короткий срок, накрыло волной. Осознание, что она её не спасла — хлестнуло по щекам.       Кеторин редко боялась. А ещё реже испытывала стыд. Смесь этих чувств она и вовсе считала чем-то эфемерным. Вот только именно они накрыли её сейчас с головой.       Она оплошала. Провалилась по всем фронтам.       Марта и Мегги. Клем и Люк. Есть ли хоть кто-то, кого она ещё не подвела?       Кеторин не любила чувствовать себя проигравшей. А потому, набравшись скорее не смелости, а наглости, схватилась за ручку двери и, распахнув ту, широким шагом вошла внутрь.       — На вас посмотреть — и сразу кажется, что весь мир катится в бездну, а вы забыли пристегнуться, — с усмешкой произнесла она вместо приветствия.       Клем, теперь уже без личины, мало чем отличалась от той, которую Кеторин сдала Старейшинам пару часов назад. Разве что умытая и причёсанная, одетая в своё извечное приталенное платье-футляр. На этом изменения заканчивались. Тот же усталый словно выцветший взгляд одного целого глаза. То же припухшее лицо с синюшным носом. Те же искусанные бескровные губы. Та же болезненная худоба. Если раньше платье сидело на Клементине, как перчатка, то теперь висело мешком.       Как Кеторин сможет показать сестру её детям такой?       — Явилась, — хмыкнула Брунгильда и встала из-за стола, скрестив руки на груди. — Не стыдно показываться здесь?       — Гильди, пожалуйста, — устало попросила Клем, закашлявшись.       — Да, Гильди, — улыбнулась Кеторин, — пожалуйста оставь свои нравоучения для тех, кто хочет их слушать. И без тебя тошно.       — А должно быть стыдно, — произнесла она и, пройдя мимо Кеторин, вышла из-за зала. Брунгильда, конечно, не хлопнула дверью, но даже то, как тихо она её прикрыла, резануло по ушам.       — Она скоро успокоится, — с улыбкой сказала Торин, которая сидела по правую руку от Клем и являла собой картину чистого умиротворения. Она гладила свой порядком раздувшийся живот и единственная по-доброму улыбалась Кеторин.       — Я бы на твоём месте не была так уверена, — подала голос София. Она стояла у окна и изучала пустующую площадь. Проследив за её взглядом, Кеторин заметила фонтан, вокруг которого поднималось точно такое же марево, как от нагретого на солнце асфальта. Не пар и не дым. Тонкая едва уловимая пелена тумана. — Она из тех, кто подолгу кипит и не умеет прощать.       Кеторин настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу поняла, о ком говорит София, а, поняв, напустила на себя хорошо знакомую маску мнимого веселья и ответила:       — Надеюсь, её мозги не сварились ещё в этом котелке?       София нахмурилась и перевела взгляд на Кеторин.       — Жаль, что первая дочь вашей матери умерла, даже не родившись, — произнесла она, и по тому, как она при этом смотрела, Кеторин поняла, что это не была издёвка. София имела в виду именно то, что сказала. — Возможно, она сгодилась бы на эту роль больше вас обеих.       Клем вздрогнула и вновь зашлась диким кашлем. Торин пододвинула к ней стакан с водой, за которой сестра тут же ухватилась, когда приступ сошёл на нет.       Кеторин же сочла за благо проигнорировать слова Софии. Первая беременность её матери хранилась в тайне, ведь дитя погибло, даже толком не сформировавшись. На пятой неделе, если Кеторин правильно помнила, у матери случился выкидыш. Об этом редко говорили, вот только Клем слова Софии задели куда больше Кеторин.       — Но уже имеем, что имеем. Завеса междумирья пробита. Девчонка Грабс проклята. Наша Глава больна, — она загибала пальцы. — Из фонтана того и гляди пойдёт вода. А Люк пропал вместе с другой младшей Грабс. Ну, девочки, и что мы со всем этим будем делать?       Из слов Софии Кеторин не могла сложить картину происходящего. Словно у неё не хватало пазлов, чтобы всё заняло свои места.       — Может, начнём с объяснений? — предложила Торин, послав Кеторин в знак поддержки ободряющую улыбку. — Раз уж наша будущая глава не посвящена во все тонкости.       София хмыкнула и, пожав плечами, вышла из залы. У них что, хобби такое — уходить в разгар разговора?       Вот только прежде, чем Кеторин успела возмутиться, Клем произнесла:       — Да. Объяснение — это то, что нам нужно. Только, пожалуйста, пообещай мне, что история, которую мы тебе поведаем, не выйдет за двери, пока не придёт подходящее время.       Кеторин коротко кивнула.       — Ты же изучала историю вместе со мной. Помнишь историю происхождения магии? — Клем зашла издалека. Кеторин кивнула в ответ на вопрос сестры, а затем добавила:       — Боги. Создатель. И множество миров, — с нотками иронии протянула она.       — Да, всё так. С той лишь разницей, что все эти истории прошлого не этого мира, а другого, — дополнила Клем и вновь зашлась кашлем, подарив Кеторин секунды на то, чтобы обдумать услышанное.       В принципе слова сестры не противоречили уже известной истории о богах и прародителях, которые и не боги вовсе. Как и не противоречила самому факту существования междумирья. Ведь нигде и никогда не говорилось о том, что всё вышеперечисленное было частью этого мира.       И, так как Клем была не способна говорить по-многу, Торин продолжила за неё. Не переставая поглаживать свой живот, Старейшина тоном милой девочки разложила для Кеторин недостающие кусочки пазла.       — Мы потомки тех ведьм, что пришли в этот мир вслед за кровавыми, чтобы не дать им разрушить его. И не позволить вернуться в «наш».       Поведай это Торин кому-нибудь другому — да тому же Коулу, закостенелому мальчишке — и получила бы совершенно в ответ полное недоверие сказанному и скептицизм. Ведь глядеть на вещи, не опираясь на собственные стереотипы, действительно сложно.       Вот только Кеторин, сколько себя помнила, всю жизнь искала подвох. Привычный мир не укладывался в голове, практически везде её ждали вопросы, остававшиеся без ответов.       — Междумирье — не наш дом? — задумчиво спросила Кеторин, катая на языке вопрос, не ожидая получить ответа.       — Шарпу создали лунные ведьмы, потомки младшей дочери Луны, — голос госпожи Евы раздался откуда-то из-за спины, и Кеторин, вздрогнув, обернулась.       Древняя Старейшина, не озаботившись накинуть на себя личину, стояла в дверях зала. Её старые опутанные морщинками глаза буравчиком сверлили всех собравшихся. А с рукавов мантии на ковры капала вода.       — Мы покинули наши леса и пришли сюда стражами, — продолжила она. — И эта девочка, Марта, ничто иное как ключ от ворот, которые мы сторожим.       — Она потомок… — начала было Кеторин, но её перебили.       — Нет. Она носитель магии, — вновь вступила в разговор Клем. — Фермина — лунная ведьма, закрывшая междумирье от других миров, считала, что оставлять здесь своих потомков неразумно. При таком раскладе дар со временем начал бы так же иссякать, как у нас.       — Фермина была очень сильной ведьмой, — продолжила госпожа Ева. — Королевой лунных ведьм. Но её потомки не были бы и в половину такими же сильными, как она, будучи оторванными от источника своей силы. Ведь она полностью закрыла междумирье. И тогда Фермина решилась на передачу дара. Будучи ведьмой, которой подвластно влиять на пространство, она смогла оторвать свои силы от крови и привязать магию к действию.       — Если Марта колдует — её семья становиться успешнее, — вспомнила семейную сказочку Рудбригов Кеторин.       — А ещё, пока она колдует, её дар не может полностью иссякнуть. И в её ребёнке он проявится в полной мере, ведь таковы изначальные условия, — добавила ещё немного ясности госпожа Ева.       — Ну вы и намудрили, — хмыкнула Кеторин.       — Не мы, а наши предки — поправила Торин.       — И что теперь?       — А теперь мы действительно в полной заднице, — весомо так припечатала Клементина. — У Грабсов никогда не рождалось больше одного ребёнка. И, судя по тому, что произошло с твоей Мартой, вторым ребёнком магия пыталась компенсировать то, что сломалось в первой.       — Ох, Клем, у магии нет разума, — рассмеялась Кеторин.       — Нет, Кетти, это не смешно. Клем отчасти права. Марта совершенно точно нестабильна, и я не могу привести её в чувства. А тем временем её младшая сестра пробила завесу междумирья, создав в ней огромную брешь. И если она разрушится полностью, всех нас, в ком течёт хоть капля магии, утянет в наш мир, а здесь останутся лишь те, в ком сил не осталось и вовсе.       — Кровавых тоже утянет?       — Да, — кивнула Клем. — И мы не можем этого допустить. Мы обещали, что не дадим им вернуться.       — Мы не обещали, — поправила Кеторин.       — Мы нет, а наша с тобой прабабка — да.       — Да что такого в том, что они вернутся туда, откуда пришли?! — вспылила Кеторин.       — Сейчас они слабы. Так же, как мы, — вмешалась госпожа Ева, не дав их спору разгореться по-настоящему, — Так же оторваны от магии. Но если они окажутся в родном мире, то начнут мстить, а это значит, что развернётся ещё одна война. Они бежали сюда, потому что проиграли, и в них всегда было слишком много жажды реванша. Кетти, я понимаю, тебе сейчас сложно разобраться во всём, что мы на тебя вылили. Но на это сейчас нет времени. Нам нужно залатать прореху раньше, чем кого-то туда утянет. А для этого нужна Марта. Очнувшаяся Марта.       Кеторин ещё не получила всех ответов, но она всегда умела расставлять приоритеты. Встав со стула, она спросила:       — Что нужно?       — Королева кровавых ведьм. Отец Марты. И сфера.       Что ж… похоже, Кеторин придётся вернуться в Рупи ещё раньше, чем она думала.