Ведьмы Люциана

      Бас, известный в широких кругах как «Бастьян-без-фамилии», ведь «Короли принадлежат народу, а не своему роду», в узких же кругах именовавшийся как «Бас Кроут», сидел на последнем ряду лектория и откровенно скучал. В целом, он скучал редко, потому как в его перенасыщенной событиями и людьми жизни просто не находилось места для скуки.       Однако сейчас перед ним стоял лектор — старенький колдун с таким скрипучим и заунывным голосом, что, окажись он дверью, Бас непременно бы предложил смазать ему петли, — и именно он-то и стал причиной беспросветной скуки. В любой другой день Бас бы с радостью отсидел пары по истории — его любимой истории, между прочим. В любой другой день он записывал бы каждое слово, жадно глотая всё, что мог бы дать их постоянный преподаватель.       В любой другой день, но не сегодняшний.       Бас не любил, когда преподавателей заменяли. Конечно, он понимал, что причина отсутствия их постоянного лектора, по совместительству ещё и одного из самых умелых стихийников огня, важна, но никак не мог отделаться от недовольства, грызущего его изнутри.       Нынешний скрипучий старик не мог даже толком разложить историю Кровавых войн, то и дело тыча пальцами в объёмную карту мира. Если бы Бас не изучил этот исторический отрывок заранее, он бы не понял ни слова из того, что рассказывал лектор. Как и остальные, он бы сидел с непонимающим взглядом и молился Матери об окончании пары или же плевал в потолок, как его сосед. Хотя плевать в потолок Басу не позволяло врождённое чувство ответственности и уважения к окружающим.       Когда тебе с детства внушают, что на твоих плечах лежит ответственность за целое государство и что ты не можешь подвести своих людей, потому что «Короли принадлежат народу, но народ не принадлежит Королям», крайне сложно вырасти безответственным, как ни пытайся.       Вот и у Баса не получилось.       Да и его мать, по совместительству Королева горной страны Мафает, по границам которой сейчас вёл пальцем скрипучий профессор, очень любила метафоры со словом «Король», а ещё, в глубинах своих прячущая нутро поэта, иногда неосознанно рифмовала фразы, которые застревали в голове юноши лучше, чем любые нравоучения.       Сказать по правде, душа Баса была далека от поэзии, и, хотя практическую сторону рифмы он никогда не умалял, всё же с большим трудом пытался понять мать, которая, несмотря на всю полноту власти, сконцентрированной в её руках, и дворцовые интриги, кружащиеся вокруг неё, умудрялась оставаться натурой возвышенной и тонко чувствующей.       Его взгляд на мир был куда более прагматичным. Кто-то даже мог сказать, что вещевым — и оказался бы прав. Бас никогда не стремился рассмотреть в людях красоту их души, в которую в принципе не верил, он сразу смотрел на поступки и пытался понять, кому то или иное событие может быть выгодным. Бастьян верил в выгоду и не верил в чувства, а потому считал, что король из него получится куда лучше, чем из матери.       Прагматик может привнести в мир больше порядка. Главное, чтобы прагматик не становился фанатиком.       А фанатиком Бас себя не считал, да и мать любил, а потому свергать не собирался. Как-никак её тонкая душевная организация привела страну к расцвету художественного искусства, архитектуры, литературы. Что ни месяц, то в столице Мафаета — Лузарии — проводится какой-нибудь фестиваль, открывались новые музеи и библиотеки. За годы её правления, которых не набиралось и двух десятков, столица разрослась, да и провинции развивались нешуточными темпами.       К тому же Бас был не в том возрасте, чтобы свергать правителей и брать на себя ответственность за целое государство. Шестнадцать лет. Мальчишка, да и только. Он ещё даже малую коронацию не прошёл, что означало две вещи: прав на трон у Баса нет, пока Матерь — великая богиня, младшая дочь Луны — не вручит ему эти права на малой коронации; и если королеву Мафаета свергнут, что даже в теории невозможно, государство останется без правителя, потому что без малой коронации Корона просто не признает Баса.       Поэтому-то Бас учился и отдавал учёбе всего себя, чтобы, как сказала бы мама, «быть достойным своего народа». И учился он не абы где, а в главном учебном заведении страны — Магической школе Лузарии, где обучали ведьм и колдунов начального уровня. Сюда поступали сразу после пробуждения магических способностей, а так как те могли проявиться как в раннем, так и достаточно позднем возрасте, то и классы делились не только по уровню способностей, но и по возрасту. Благо, с рождаемостью в стране проблем не было, и классы, в принципе, были укомплектованы. Недобор был лишь в детской группе — мало у кого способности проявлялись до пяти лет.       Способности же Баса пробудились как раз-таки поздно. Ему было двенадцать, и мать уже начинала переживать, проявятся ли они у него вообще, ведь для членов королевской семьи с их близостью к Матери раннее открытие дара было своеобразной нормой. У самой королевы магия вырвалась из-под контроля, когда ей было не больше пяти лет, и своим напором обрушила мост между левым и правым крылом родового поместья.       Когда способности Баса появились, а было это аккурат перед его двенадцатым днём рождения, мать вздохнула с облегчением, написала стишок о поздно распускающихся цветах, а после собрала малый совет Аристократии и большой Магический совет, чтобы тайно решить, куда отправить будущего короля на обучение. Хотя при таком количестве людей, посвящённых в происходящие, слово «тайно» вряд ли неуместно. Разве что в тайне от простого народа.       Вопрос стал ребром. Аристократы били пяткой в грудь и требовали оставить единственного наследника в стране, отправив его в свою, так сказать, «отечественную» школу. А большой Магический совет буквально полностью выступил за Адованскую Школу, мол, там уровень магической и боевой подготовки выше.       Мать тогда уступила аристократии. Исключительно в политических целях она уступала то одним, то другим попеременно. Хотя, возможно, просто побоялась отправлять сына и единственного наследника престола на острова Адова в другое государство. К чужому народу, с которым у Мафаета имелись исключительно религиозно-любовные разногласия. Видите ли, покровительница рода Бастьяна, Матерь, отказала в любви водному богу Адову — отсюда-то и брала начало тысячелетняя вражда народов. Ситуацию осложняло ещё и то, что так называемые «Боги» были вполне себе реальны.       Так и получилось, что за несколько дней Басу изготовили мощнейшую личину, под которой спрятали его светло-русые волосы и голубые глаза, и утренней почтой выслали в школу.       В результате на парах по истории сидел не светловолосый принц Бастьян, а сероглазый брюнет Бас Кроут. И между этими двумя никто не смог бы уловить схожести — разве что главный придворный маг, изготовивший личину.       Магами называли стихийников, специализирующихся более чем в одной стихии. В их мире было всего шесть основных стихий: огонь, вода, земля, воздух, кровь и пространство. Пространство было сильнейшей стихией, стихией богини Луны и её младшей дочери Матери. Кровь же и вовсе стихией как таковой не являлась, хотя в учебных пособиях к ним причислялась.       — Границы Королевства Кровавых ведьм отделены от нас магическим контуром, и никто из ныне живущих не может через него пройти, — проскрипел профессор и, взмахнув пальцами так, словно пропускал между ними толстую нить, потянул карту на себя. — Хотя барьер и проницаем для животных, люди сквозь него пройти не могут. Контур появился сразу же после того, как Королева Фермина закрыла междумирье, заперев всех кровавых ведьм за его границами…       Бас скривился не столько от неприятного голоса профессора, сколько от самой истории. То, что преподавалось в школах, было правдой лишь отчасти. Её безопасной частью. Всё остальное, что было связано с Кровавым Королевством, по обоюдному согласию правящих верхушек стран континента и Адованских островов, держалось в строжайшем секрете. Кровавое Королевство оставалось не зарубцевавшейся раной, язвой посреди континента. Север королевства граничил с горами Мафаета и снежными пиками Ледяных Великанов, юг — с песками и вулканами Валазии. На западе границы вгрызались в просторные степи и леса Фейшалских ведьм, а на востоке — слегка касались туманных и пологих равнин Луналии.       Земли детей Охотницы были самыми плодовитыми: их испещряли реки, тянувшиеся через весь континент, у них были леса, степи и горы. Но не было народа, который мог бы их населять. Часть кровавых ведьм была заперта в другом мире и, возможно, уже вымерла, отрезанная от своего магического источника — своей богини. А другая же часть, стремящаяся не отдать свои земли никому, накрыла их магическим куполом и впала в летаргический сон. Никто толком не знал, спали ли они до сих пор или же умерли во сне.       Первое время после того, как купол появился, он ещё был проницаем, и несколько колдунов смогли под него проникнуть, а вот выйти обратно – уже нет. Пока они были живы, то изучали территории и спящих ведьм, а записки со своими исследованиями отправляли, привязав к лапкам птиц. Но то было более пяти тысяч лет назад, и они уже давно умерли, и о том, что происходит сейчас на землях Кровавого Королевства, никто толком и не знает. Ведь купол не только нельзя преодолеть — через него даже нельзя взглянуть.       Столетия назад предпринимались попытки посмотреть с воздуха, но купол становился мутным. Он точно так же не пропускал следящие магические артефакты, привязанные к животным. Зверьё проходило, а артефакты оставались перед границей. Поговаривали, что артефакты недостаточно сильны, чтобы пробить брешь. А истинно верующие уверяли, что Боги их туда не пускают.       Бас, будучи прямым потомком Матери, верил в божественный запрет.       Да и информация о ведьмах, спящих там, публичной не являлась. Так что Бас слушал общедоступную версию и пытался делать вид, что ему безумно интересно. Чисто из вежливости.       — ...Столица была вырвана с корнем. Наша великая королева Фермина перешла грань вслед за кровавыми ведьмами и закрыла междумирье изнутри. Во имя великой цели и победы лишив нас порталов, — профессор зевнул так сильно, что зевок прошёлся поветрием по аудитории и не обошёл Баса стороной. — Извините, ребята, я сегодня немного не выспался. Ну так вот… На чём я остановился? Ах да, на портальных камнях...       Речь профессора казалась Басу безумной каруселью: он прыгал с темы на тему, не давая конкретики ни по одному вопросу. Начав с Великой Кровавой Войны, охватившей весь континент, он закончил престранной попыткой рассказать о родовой магии королевской семьи. А Бас всё сидел и думал: это так старость влияет на мозг или у профессора изначально там была каша?       В итоге, когда пара закончилась, Бас вывалился в коридор, чувствуя, что его собственный мозг пропустили через соковыжималку. Бас только диву давался, откуда столько закостенения может быть у человека — профессора, который учил других! Ведь он абсолютно серьёзно говорил о том, что королевская магия исчерпала себя. Мол, всё, на что были способны Мафаеты — создание портальных камней, которые связывали различные точки их мира с междумирьем. Мол, закрыли междумирье — и всё, эпоха их силы закончилась, и теперь миром правят технологии и стихийники, ими управляющие.       Вот только магия Мафаетов, первых детей Матери, была магией пространства и не ограничивалась лишь портальными камнями. Да, те были верхом их силы, венцом магической науки. Но между тем Мафаеты могли взаимодействовать с любым пространством. Пространством времени, пространством мысли, пространством действия. Всё в мире подчинялось законам пространства, а их род контролировал его.       К примеру, мать Бастьяна не обладала магией воздуха и не могла сдвинуть предмет с помощью него, но могла изменить его местоположение, работая с пространством. Точно так же она могла повлиять и на мысли и действия других людей, если очень того хотела, а иногда даже могла заглянуть в недалёкое будущее, растянув время.       Так что Бас злился на профессора, который свёл все их способности лишь до создания портальных камней. Которые уже никто не мог создать в принципе.       Бастьян настолько погрузился в свои мысли, что вздрогнул, когда ему на плечо опустилась чужая рука.       — Дружище, он выжал из меня все соки. Я чувствую себя, как корка апельсина без мякоти.       Бас усмехнулся и повернулся к другу. К единственному и неповторимому Килу. Киллиан Хомшир был потомственным дворянином, и его отец состоял в малом совете аристократов. Кил унаследовал типичные черты мафаетского аристократа: светловолосый и зеленоглазый. Хотя зелень его глаз имела примесь охры — сказывались гены валлийских предков. Черты валлийцев проглядывались и в крупном носу, и широком лице. Парень был так же широк в плечах и куда коренастей других аристократов.       Но ничего удивительного в этом не было. Если изначально мафаеты как народ и были светловолосыми и зеленоглазыми, только костными и высокими, славящимися своей хрупкостью, то годы смешений потихоньку стирали расовые различия. И, скажем так, порода сохранялась только в королевских семьях, потому что партнёров для членов королевской семьи тщательно отбирали, да и приближённость к божественной силе Матери играла свою роль. Однако даже здесь система иногда давала сбой — глаза того же Бастьяна от рождения были голубыми, а не зелёными.       — Хотя это всё равно не сравнится с нотациями моего дражайшего папули, — вздохнул Киллиан. — Такой нудный, что после него даже корки от апельсина не останется.       Бас хмыкнул. Дор Хомшир — отец Кила — как ни странно находился в королевской оппозиции, вечно что-то высказывая против. И Кил был прав, говорил он настолько нудно, что в его присутствии хотелось сбежать. А ещё он очень сильно кривлялся. Бас навсегда запомнил, как взрослый мужчина начинал строить недовольные рожицы и крутить пальцем у виска, когда Королева выступала с речью на совете.       И тот факт, что именно Киллиан Хомшир подружился с безродным, как тому было известно, Басом Кроу, казался Бастьяну не смешным, а важным. Кил оказался простым и понятным и с Басом дружил абсолютно искренне, считая его равным себе. Безусловно, в первое время Бас сомневался в их дружбе.       С чего вдруг аристократ связался с богатым, но безродным мальчишкой?       А именно такой была рассказанная публике биография Баса Кроута: сын банкира Кроута, недавно разбогатевшего на продаже воздушных накопителей для ветмобилей. Хотя, конечно, в год поступления Баса ни о каком Кроуте никто даже не слышал, так как это была искусственно созданная личность. Мужчина, чьего настоящего имени Бас не знал, прежде чем стать его псевдоотцом работал в разведке, а потому был скрытным до безобразия.       Но роль доброго папочки и банкира играл замечательно. Посещал родительские собрания, попутно приумножая финансовое благосостояние Королевы. Ведь никто в королевстве не знал, что активы банкира Кроута принадлежали её величеству Луизе Мафает и её сыну Бастьяну. Разве что внутренняя разведка, но они обычно знали всё и благоразумно помалкивали, связанные клятвами.       Так что первое время Бас сомневался, но потом перестал. Потому как если бы Киллиан знал, кем на самом деле является Бас Кроут, он вряд ли стал бы крыть благим матом его высочество принца Бастьяна в присутствии того. Да, в их отношениях имелась ещё одна забавная деталь: Кил дружил с Басом и при этом люто ненавидел принца Бастьяна. Он настолько не переносил его высочество, что даже затеял однажды публичную драку с принцем, за что получил запрет на посещение королевского двора.       И Басу не было смешно. Басу было паршиво. Ведь его лучший друг всецело принимал одну его часть и презирал другую. Бас не знал, что ему делать.       Он ценил честность превыше всего, а сам был заперт в рамках вынужденной лжи.       — …благо, занятия скоро закончатся. Нацепим наши блокираторы и разлетимся отсюда до осени, — продолжал тем временем Кил. — Потерпеть осталось не больше недели.       — Ещё экзамен по боёвке, — пожал плечами Бас, а Кил отчаянно простонал.       — Добрая Матерь, за что нам всё это? Я ничего не имею против боёвки, но только если её преподают в высших заведениях, когда тебя целенаправленно натаскивают, как боевика. Но школьникам-то это зачем? Вот честно, Бас, моя жизнь расписана на годы вперёд. Сейчас закончу школу, поступлю туда, куда папочка отправит. В прошлом году он всё грезил, что отправит меня на агронома, чтобы потом пропихнуть в Совет. На высшую должность меня не поставят, оно мне и не надо. Так что буду отвечать за коровок. Хотя, если честно, я не уверен в том, за что отвечает агроном. Зато уверен, что никогда в жизни не попаду на поле боя. Собственно, как и ты. Перейдёт к тебе папин бизнес по стопам наследования — и всё.       Они шли по коридорам школы в сторону внутренних дворов, где располагались летние площадки для занятий.       — А как же постоять за себя в драке? — хмыкнул Бас и получил снисходительный взгляд друга.       — Я, безусловно, понимаю, что ты у нас не читал свод законов, и он тебе, наверное, и не нужен, но мне его папочка вместо сказок на ночь читал. Ну так вот, за применение боевой магии против неспособного колдовать мне может грозить до тридцати лет тюрьмы. А в случае летального исхода — пожизненная блокировка магии вкупе с заключением. Оно мне надо?       Бас рассмеялся.       — А как же мечта о рыцарском подвиге? Как там звали твою зазнобу? Лидия? Как ты защитишь её, если не будешь знать, как применить боевую магию?       — О добрая Матерь, «зазноба»! Бас, ты серьёзно?       — Возлюбленная? Дама твоего сердца? — перечислял Бас. — Королева твоих чресел?       — Кроут, заткнись! — заржал Киллиан. — К сожалению, она всего лишь моя безответная любовь. Я ей и даром не сдался. Она грезит о высокородном ублюдке и его короне.       Басу как-то расхотелось смеяться. Высокородным ублюдком в переводе с языка Кила именовали никого другого, как принца Бастьяна.       — Она ведь уже много лет пытается добиться от родителей, чтобы они предложили её в качестве невесты принцу, а родители не соглашаются, — продолжал тем временем Кил. Они свернули в коридор, ведущий к раздевалкам. — Говорят, что она недостаточно хороша для него. А я так скажу — для него хороша только параша. Ну или лошадь. Отличная была бы пара — Бастьян и Кобыла.       В паре с кобылой Бастьян себя представлять отказывался, но над абсурдностью посмеялся.       Они зашли в раздевалку, где уже было не поговорить, слишком много народу вокруг, и, переодевшись, поспешили на улицу. На занятиях по боёвке их обучали применению магии непосредственно в процессе боя. И с ней у Бастьяна всё было максимально плохо. В мирное время принцев учат не сражаться, а думать и избегать конфликтов. Да и мать его была пацифисткой, которая меч держала в руках лишь во время коронации.       Отсюда и вытекало, что с боёвкой у Баса имелись проблемы. Во-первых, слабый дар. Во-вторых, физически слабое тело. Та драка с Киллианом стала огромной раной на гордости Баса. Его размазали и раздавили.       Так что занятия по боёвке Бас воспринимал, как необходимость, а не навязанную тяготу. Хорош же будет король, который за себя ни физически, ни магически постоять не может.       Здание школы было огромным, почти как королевский дворец, а то и больше, и вмещало в себя корпуса студентов и преподавателей, а также корпуса для занятий и практик. Огромное растянувшееся по поляне, окружённое горами, словно стражами, здание школы, было местом, куда стекались дети со всей страны, чтобы научиться контролировать свою магию на базовом уровне, чтобы потом разлететься по другим учебным заведениям, где их научат уже взаимодействовать магией по специализации.       Школа была уникальной в своей каменной простоте и отличалась от хрустальных сводов Адованской школы, занимавшей целый остров в бескрайнем океане Адова. Не была она похожа и на маленькое белое поселение, затерянное в лесах, где обучали Фейшалских ведьм. Стены школы сложены из известняка — такого старого, что его практически полностью покрывал мох, и летом величественный замок казался зелёным, а зимой его жёлто-белые рельефы можно было даже не разглядеть сквозь бураны — частых гостей в горах.       Лето в Мафаете всегда было недолгим и холодным. Сол — бог тепла и света, — не любил страну своей падчерицы и редко заглядывал сюда. Отчего и люди в их стране были слегка замороженными, словно вечно хранили в себе след ледяной магии. Хотя мнение это было глупым и суеверным. Точно так же про Адованцев говорили, что они изменчивы, как вода, и потому им не стоит доверять. Говоря о Валазийцах, всегда упоминали их темперамент, мол, вспыхивают и горят веками — и так во всём: что в любви, что в ненависти. Фейшалийцы же были синонимом закостенелости и упёртости, верные традициям и корням. Лишь о Луналинах никогда не ходили стереотипы. Их называли страной разных людей, мол, туда стекались все, кто не прижился в других странах. Были и другие народы, разбросанные по континентам, и стереотипов о них тоже ходила масса. И только о кровавых старались просто не говорить.       В отношении себя Бас считал стереотип рабочим. По крайней мере, мозг его всегда оставался холодным, а разум незамутнённым. Точнее, ему хотелось в это верить.       Занятия по боёвке были тяжёлыми, и сохранять на них равнодушие с каждым разом становилось всё сложнее. Баса валяли по песку и траве, раз за разом опуская его гордость всё ниже и ниже, здесь он буквально пробивал дно. И злился, очень злился. Магия пространства ему не давалась даже в статичном положении, что уж говорить о постоянном движении. Природная предрасположенность определяла многое, но не являлась обязательной. В целом, любую стихию можно было освоить, если знать как, потому что магия давно перемешалась, и в каждом по факту звучали отголоски всех стихий. Просто каких-то стихийных проявлений было больше: они-то и определяли предрасположенность. А в школе их учили основам обращения со всеми стихиями. Вот только Басу не давалась ни одна из тех стихий, на которые делался упор на занятиях. В Мафаете тяготели к воздуху и земле, частично обучали магии пространства, и лишь косвенно задевали огненную стихию и водную.       Как ни странно, единственная стихия, которая более-менее сносно откликалась Басу — водная. Когда произошёл его первый магический всплеск, Бастьян сорвал краны в своей спальне и буквально затопил целый этаж дворца.       Бас навсегда запомнил ошалелый взгляд придворного мага, который пытался собрать воду, стоя по шею в ней, перепуганные глаза матери и совершенно равнодушный взгляд принца-консорта, второго мнимого отца Баса.       О том, что Бастьян был бастардом королевы, слухи ходили всегда. Масло в огонь подливал и поспешный брак королевы и то, что наследник родился всего через семь месяцев после свадьбы. Это, конечно, объяснялось тем, что принц родился недоношенным, но при этом Бастьян был совершенно не похож на предполагаемого отца — разве что высоким ростом.       Чертами лица и мимикой Бас походил на Мафаетов. Волосами тоже. Но это объяснялось магией, ведь именно магия влияла на потомков Матери, делая их так похожими на неё саму.       Вот только глаза у Бастьяна были небесно-голубыми с тоненькими прожилками зелени. Настолько тоненькими, что заметить их было невозможно.       И ещё одним аргументом для заговорщиков было то, что у королевы и принца-консорта больше не рождалось детей. Даже слухов о возможной беременности не ходило, а вот о бесплодии то одного, то другого — масса.       Однако мер в отношении слухов никаких не принималось. По главной линии Бастьян в любом случае был наследником, первым и единственным сыном королевы. И его права на трон не оспаривались, а вот происхождение всё же становилось поводом для судачества — тот же Кил нередко проходился по этому пункту.       После занятия Бас ополоснулся и ушёл, не став дожидаться друга, который, несмотря на все свои недовольные комментарии, в боёвке преуспевал и у преподавателя ходил в любимчиках. Поэтому его часто оставляли после занятий для дополнительных тренировок.       В общежитие Бас возвращался один, чувствуя себя побитой собакой. Экзамен через пару дней, а ему ещё повезёт, если он наберёт проходные баллы. Отчисление ему, конечно, не грозило — в школе детей тянули до последнего, — и единственное, что его ждало в случае провала, так это остаться на лето в кампусе и продолжить занятия с преподавателями, но этого Бас себе не мог позволить. И не только из-за гордости. В середине лета, после его семнадцатилетия, пройдёт малая коронация. Масштабное событие должно растянуться на несколько недель и включить в себя и королевские балы, и выезды к народу, и фестивали для простых людей. Это если не говорить о самой малой коронации, которая пройдёт длинной процессией через всю столицу от королевского замка к Дому Матери, где на голову Бастьяна возложат тонкий серебряный венец с тремя лунными камнями.       Грядущие события вызывали у Баса чувство благоговения и усталости. Столько всего нужно было сделать, чтобы сыграть постановку по нотам. И всё нужно было сделать идеально. Так что перфекционист и прагматик буквально выли внутри него.       А ведь Басу было всего шестнадцать, и до принятия титула короля впереди ещё годы, долгие, очень долгие годы. Если всё пойдёт хорошо, мать будет править ещё лет сорок, не меньше, а он станет для неё опорой и поддержкой.       Но сколько же всего было уже возложено на его плечи.       Сейчас он был в том самом возрасте, когда другие ребята веселятся и бедокурят, делают ошибки, набивают шишки, влюбляются, теряют невинность. А он? Он не мог себе этого позволить. Чувство ответственности перед народом, как ни странно, было и его стержнем, и его ношей.       И единственным человеком, который понимал бы его в полной мере, была мать. Мать, которая приняла корону, когда ей едва исполнилось двадцать. По сути, немногим старше самого Баса. В коронации Луизы Мафает не было ничего трагичного. Бабка Бастьяна, королева Мальвина, долго не могла забеременеть, и потому родила дочь чуть ли не в преклонном возрасте. Принцессу Луизу считали буквально благословением Матери. Так что к двадцатилетию дочери Мальвина была уже стара, и сама сняла с себя корону, оставшись советницей, а потом после рождения Баса и вовсе удалившись из дворца, чтобы не подрывать авторитет новой королевы. Бабка уже давно жила в их небольшом поместье у озера недалеко от границ Кровавого Королевства.       Бас, вымотанный донельзя, рухнул на кровать в комнате, которую ни с кем не делил, да так и уснул.       И снилась ему плачущая зеленоглазая девочка со светлыми волосами, заплетёнными косой вокруг головы на манер короны. В её лице угадывались черты Мафаетов, и Бас подумал, что его сознание подбрасывает ему своеобразные шарады и метафорические образы.       Даже во сне он не смог просто наблюдать за тем, как плачет девочка, и попытался её успокоить. А она, перестав плакать, вдруг посмотрела на него круглыми глазами, будто бы не понимая, о чём он говорит. Ещё и хмурилась так, словно пыталась разгадать загадку. Бас уже хотел спросить, почему она так на него смотрит, но сон развеялся, и парень проснулся в своей кровати. Оказалось, что он не проспал и пяти минут.       Это было странно.