***
Госпожа Ева провела их обратно в Шарпу через портал уже ближе к вечеру, и накупавшиеся дети настолько устали, что сразу же разошлись по домам. И, только лёжа в своей постели, Кетти вдруг осознала, что Старейшина уж больно долго их продержала вне междумирья и намеренно измотала, чтобы ни Алекс, ни Кетти не отчебучили чего-нибудь. Госпожа Ева иногда так делала, когда в городе намечалось нечто важное и нужно было не допустить эксцессов. И о чём-то важном Кетти узнавала уже после, что каждый раз её бесило. У Кеторин словно второе дыхание открылось. Она подскочила в кровати, как ужаленная. В городе что-то происходит, а её хотят удержать в стороне! Быстро переодевшись из пижамы, Кетти выскочила из спальни и маленьким ураганом пронеслась по тёмным коридорам дома. Как оказалось, и папа и мама отсутствовали — девочка специально проверила все комнаты. В доме была только Клем, которая расположилась в небольшой гостиной в кресле возле зачарованного хрусталя и читала какой-то любовный роман. Старшая сестрица была любительницей похабной литературы и читала её запойно, а покупала во время вылазок в мир, которые ей позволяли время от времени совершать в силу возраста. Что, кстати, было ещё одним камнем преткновения между сёстрами. Почему одной открыт весь мир, а второй только Шарпа, да лес рядом с порталом? Кетти пару раз даже воровала книжки у сестры из чувства противоречия и читала на досуге, но так и не поняла, что такого Клем в них находила. Учебник по анатомии и то детальнее и информативнее. Стоило ей войти в гостиную, как сестра смерила девочку недовольным взглядом — таким, которым взрослые смотрят на избалованных детей, — и приказала: — Иди к себе! — О, Питер, пожалуйста, не надо! — театрально-возвышенно воскликнула Кетти, которая терпеть не могла, когда Клем вела себя, как взрослая. И да, Кеторин назло сестре процитировала одну из книжек, и сама же себе ответила басом: — Надо! Я сделаю тебе хорошо! Лицо Клем запылало. Её буквально начало трясти от злости. Она захлопнула свою книженцию, забыв о закладке, и отбросила её на стол. — Ах ты, мелкая дрянь! — голос Клем сорвался, и она вскочила на ноги. — Питер, ты так прекрасен! Я смотрю на тебя, и мне кажется, что я вижу звёзды, — продолжала Кетти, отбегая на достаточное расстояние. — Слушай, Клем, а как она видит звёзды? Он нарядился в костюм звезды или у неё галлюцинации? Или он носит серёжки? Хм… много вопросов, мало ответов… Да и вообще, может быть, хватит читать такие книжки? Пойди почитай гримуар и научись в конце концов варить нормальные зелья. Ты же ведьма, а не потерянная принцесса! Клем с криком «я тебя удушу» бросилась к Кетти, но та вовремя успела ретироваться из гостиной и выбежать из дома. Как Кетти и ожидала, сестра за ней по улице не погналась. Бегать по городу и орать угрозы на глазах у других ведьм было выше достоинства «великой» Клементины. А Кетти уже давно заметила, что сестра слишком зациклена на мнении окружающих, и умело пользовалась своим знанием. Драконить сестру очень забавно: Клем мгновенно превращалась из степенной идеальной дочери в достопочтенную пиратку — ту, которая ругается матом так вариативно, что хоть в блокнот записывай выражения, чтобы не забыть. По опустевшим улицам Шарпы Кетти шла быстрым шагом. Взрослых нигде видно не было, только в окнах первых этажей изредка мелькали макушки детей. Это насторожило Кетти. Сначала она думала пойти к залу Старейшин, но, как только поняла, что никого там нет, а двери закрыты, направилась прямо к амфитеатру — единственному месту, где могло собраться такое количество людей. И не прогадала. Кетти прошмыгнула в распахнутые, никем не охраняемые двери и застыла на входе на пару секунд, даже позабыв, что её могут заметить. Амфитеатр оказался заполнен до отказа. Ни одного свободного сидения, и на каждом — ведьма. Детей с непробудившимся даром или не способных колдовать здесь не находилось, что немного удивило Кетти и заставило задуматься. Мол, не умеешь магичить — значит, и секретные собрания не для тебя? Собственные размышления заставили Кетти возмутиться, пока она, стараясь не пыхтеть, пробиралась за задними рядами скамей к невзрачному алькову, в котором обычно пряталась. И чуть не взвизгнула, когда увидела Брунгильду, уже занявшую её место. Брунгильда, известная в народе, как «Королева Ледышек» или же просто «Гильди», прятала лицо под глубоким капюшоном мантии, но Кетти сразу же узнала её по торчащим из-за края пепельно-русым волосам. Гильди была единственной обладательницей такого цвета во всей Шарпе, за исключением своего отца, обычного сапожника, которого госпожа Мульфи привела с собой из большого мира. Отец и мать Гильди являлись комплементарной парой, и потому их дочери пророчили великое будущее. Кетти как-то подслушала разговор матери и госпожи Евы, когда они обсуждали, что Брунгильда непременно займёт место госпожи Мульфи, когда придёт время, и никак иначе. — Что ты здесь делаешь? — как кошка прошипела Кетти. Гильди была на несколько лет старше Кетти, и её бояться было бессмысленно — у девчонки ещё не пробудились способности и, получается, они обе проникли сюда незаконно. Кетти, конечно, совершенно не ожидала увидеть здесь Брунгильду: правильную, но заносчивую девчонку. Губы Кеторин сами собой растянулись в ехидной усмешке. Гильди вообще мало кому нравилась: чересчур принципиальная, чересчур въедливая, чересчур дотошная, чересчур умная. Иногда даже казалось, что Ледышке комфортнее жить в компании со своими принципами, чем с реальными людьми. Кетти вообще сомневалась, что у Гильди есть друзья и что она умеет улыбаться, и потому вела себя с Королевой Ледышек так, как она того заслуживала. Гильди схватила Кетти за руку и втащила в альков. Склонившись над ухом, она прошептала: — Тихо ты! Нельзя, чтобы нас застукали и отправили восвояси. Я хочу увидеть её! — Кого? — заговорщицким шёпотом спросила Кетти, устраиваясь на пол рядом с Гильди. Их альков располагался очень удачно. На достаточном возвышении, чтобы можно было рассмотреть орхестру, в центре которой располагался постамент. Сейчас к нему были приставлены массивные деревянные стулья с высокими спинками, больше похожие на троны. Стульев было шесть, пять из которых занимали Старейшины и Глава. А за спинкой стула матери стоял отец Кетти. Его руки покоились на резных столбиках. Высокий, статный, темноволосый, с сеточкой морщин на лице. Он казался невозмутимым и каким-то величественным. Кетти даже загляделась на секунду. Её отец был невероятным. Таким можно было гордиться — не то что седой и побитый жизнью отец Гильди. Ториф Чубоски был колдуном. Не сильным, конечно, — он мог лишь немного взаимодействовать с огнём, — но даже этой малости было достаточно, чтобы возвысить его над другими. И он хорошо смотрелся рядом с их матерью, Патрисией Чубоски, на которую дочери были похожи не то чтобы сильно. Волосы у матери были мышиного цвета с проблесками седины. Вокруг зелёных глаз собрались лучики морщин, такие же были и возле губ. Патрисия была старой ведьмой, гораздо старше своего мужа, и магия уже не могла поддерживать в ней молодость. Но из-за того, что в её муже магии было куда меньше, выглядели они почти на один возраст. Кетти как раз перевела взгляд на шестой пустующий стул, когда Гильди ответила: — Гертруду. Королеву Кровавых ведьм. Глава согласилась принять её в Шарпе. Если бы челюсть Кетти могла, отвалившись, пробить пол, она это сделала бы — настолько сильно удивилась девочка. — Рот прикрой, а то муха залетит, — посоветовала Гильди. — Откуда ты узнала? — проигнорировала её замечание Кеторин, хотя при других обстоятельствах непременно бы напомнила, что в Шарпе насекомых нет. Они не могли выжить в междумирье. — Мама сказала, — пожала плечами Гильди, сосредоточив всё своё внимание на главном входе в амфитеатр. — Правда, она ещё попросила меня сидеть дома и избегать кровавых, но я не послушалась. Мне нужно понять, в чём именно между нами разница. Кетти хмыкнула. Гильди, которая не слушается матери, не вписывалась в её представление о мире. — У нас ковен, у них — королевство, — продолжала тем временем Брунгильда. Тон у неё был такой же, как у матери, безэмоциональный и холодный. — У нас Глава, у них — Королева. Наши Старейшины весомы, их Старейшны… я не знаю, какие они. А ещё их магия. Кетти, я читала, что раньше кровавые ведьмы могли заставить кровь течь в обратном направлении, и люди из-за этого умирали. Кетти попыталась представить себе подобное, и её передёрнуло. А Гильди всё рассказывала и рассказывала о возможностях древних кровавых ведьм, и её слова были такими вдохновлёнными: девочке действительно нравилось говорить об этом. Так Кетти могла часами болтать о своих любимых пиратах. Гильди как раз шёпотом рассказывала о том, как кровавые ведьмы могли лечить открытые раны с помощью своей крови, когда через главный вход в амфитеатр ввели Королеву Гертруду под конвоем из шести ведьм Шарпы. Женщина оказалась так же стара, как мать Кетти. Рыжие пышные кудри волнами рассыпались по её плечам, а у лба их держал тяжёлый медный венец. Одета ведьма была завораживающе: облегающее длинное платье в пол из красного бархата подчёркивало все изгибы, а сзади тянулся шлейф длинной накидки, которая цеплялась за плечи платья эполетами — такими же медными, как и венец. Наряд Кетти оценила, хотя и понимала, что в жизни это платье абсолютно бесполезно, а шлейф — даже опасен. Попробуй побегай в таком наряде по лесу: шлейфом зацепишься за первую же ветку, а подол разорвёшь на второй, и от потрясающего платья не останется ровным счётом ничего. То ли дело её свободные блузы и брюки, заправленные в сапоги. Жаль только, что мать отобрала сапоги за прошлую выходку, и сейчас Кеторин приходилось таскать неудобные мягкие тапочки. За спиной королевы, чуть правее, чтобы не наступать на подол, шла невысокая рыжеволосая девушка, чертами лица похожая на королеву. Её кудри собирались кверху несколькими заколками и убирались от лица, а платье было не таким длинным и не таким кроваво-красным, скорее винным или бордовым, но тоже бархатным. И если королева Гертруда шла с достоинством, величаво, словно весь мир расстилался перед ней, то девушка семенила за ней, зажатая и скованная, опустив глаза к полу. — Это принцесса Мориган, — пояснила Гильди, проследив за взглядом Кетти. — Мать сказала, что Гертруда прибыла, чтобы представить Главе Шарпы свою наследницу. Они считают, что в ведьмах пробуждается магия крови с первой кровью. — Месячными? — переспросила Кетти, которая считала себя очень умной и разносторонне развитой для своего возраста. Гильди кивнула. — У нас магия не привязана к крови — сильные эмоции могут привести к тому, что и у грудничка появятся способности, в чём я, конечно, сомневаюсь, но всё же. А они… они другие, — Гильди закусила губу, задумавшись. Другие? В целом Кетти была согласна с этим определением. Королева Гертруда, занявшая свободный стул у постамента, была явно другой, а вот её дочь, слабое и трясущееся создание, другой не казалась. Девочка была старше Кетти лет на пять, не меньше, но отчего-то казалась младше и беззащитнее. Мориган встала по правую руку от матери, так и не подняв глаз от пола, даже когда мать Кетти, а по совместительству и глава ковена, Патрисия Чубоски, поднялась, чтобы поприветствовать гостей. Тон матери был почтительный, жесты размеренными, а во взгляде пряталась насторожённость. Мать не доверяла им, и Кетти тоже решила не доверять. — Рады приветствовать вас в Шарпе. — Рады присутствовать, — церемониально ответила Королева, и голос её показался девочке странным, пугающе холодным, скрипучим, как не смазанная дверь. Кетти настолько погрузилась в созерцание кровавых ведьм, что не сразу заметила, что отец отошёл от маминого стула, когда ведьм только ввели в амфитеатр, и вновь обнаружила его уже слишком поздно. Она даже ничего сказать не успела, а он уже вздёрнул её на ноги одной рукой, а второй жестом приказал Гильде подняться и тихим шёпотом приказал: — Немедленно идите по домам. Вас здесь быть не должно. — Но, пап! — попыталась протестовать Кетти, пока Брунгильда покорно поднималась, продолжая во все глаза смотреть на королеву ведьм. Отец даже слушать не стал: схватил Гильди за одну руку, а Кетти — за другую и поволок их прочь из амфитеатра. Последним, что услышала девочка, были слова Королевы Ведьм: — Мориган станет моей наследницей, если в ближайшие пару лет успеет обзавестись ребёнком. И в этих словах Гертруды Кетти послышалось столько пренебрежении, словно ведьма не очень-то и хотела, чтобы её дочь когда-нибудь становилась Королевой вместо неё.Глава 2. Кетти
9 августа 2022 г. в 10:00
Кетти бежала. Бежала так, что пятки сверкали. Рукава её «пиратской» свободной блузы разлетались по ветру. Стопы в мягких тапочках то и дело утопали в сыроватой, слегка заболоченной земле. Пару раз ей даже пришлось останавливаться и искать обувь, что делать было крайне сложно в сумраке густого леса, кроны деревьев которого скрывали солнце.
А Кетти любила солнце и воду. Ох, как же она хотела быть пираткой: стоять на тёплой палубе босиком, чтобы губы были солоны от воды, а не от пота; чтобы впереди — лишь бескрайний горизонт, удаляющийся по мере приближения. Свобода, а не бесконечная беготня на занятия к госпоже Еве через весь лес.
Солнце лишь изредка подмигивало своими лучами через зеленеющие кроны, в тени которых всегда было влажно и душно. Под подошвами тапочек мелькала зелёная трава, хрустели ветки. Кетти казалось, что она бежит по изумрудному царству, и ей это не нравилось. Ей не нравился сам лес.
Почему нужно проводить занятия именно здесь? Чем Шарпа хуже?
Хотя и Шарпа, если честно, не так уж и прекрасна: так, белые дома и никакого разнообразия. Кетти же грезила о бескрайних морских далях, подводных чудовищах и величественных деревянных кораблях, о пушках и ядрах, о саблях и шляпах, о людях со специфическими представлениями о чести и совести.
Девочка мечтала стать пираткой, а не ведьмой. Кетти было скучно бесконечно штудировать бестиарий, сидя на полянке в лесу. Да и существа из бестиария хоть и внушали трепет, но все уже давно вымерли. Какой толк изучать мёртвых гестериев — что-то вроде помеси медведя со змеёй, преимущественно водящихся вдоль русла рек — и то, как с ними бороться и как использовать части их тел, если ни бороться, ни варить из них зелья уже не получится? То ли дело рыба-меч! Она же невероятна! А киты? Кетти с радостью бы прокатилась на ките, вместо того чтобы бежать через весь лес к полянке.
Вот только на занятия всё равно нужно было идти, даже против желания. Кетти в последнее время стало категорически нельзя прогуливать, чтобы не попасть в немилость матери. Она и за прошлую свою выходку ещё из опалы не до конца вышла. Хотя девочка до сих пор не могла понять, что такого плохого совершила. Подумаешь, забрала у папы бутылки из-под рома, вылила алкоголь и наполнила их водой, чтобы демонстративно пить, чувствуя себя пиратом — она же не пила настоящий ром! А мать так взъелась, что, даже когда поняла, что в бутылках всего лишь вода, кричать не перестала. В результате у Кетти отобрали все её книги о пиратах и сказали, что вернут только за хорошее поведение.
Поэтому-то и опаздывать на занятие к госпоже Еве Кетти было нельзя.
Ни в коем случае нельзя!
Кетти прибавила скорости и чуть не упала, зацепившись заострённым носком тапок за неудачно попавшуюся корягу, но удержала равновесие и побежала дальше. Всё-таки Кетти не любила лес с его деревьями и корягами, хотя должна была бы, ведь ведьмы ковена Шарпы верили в великую древесную богиню Фейшал. Женщину-древо, из чьего чрева появились первые древесные ведьмы, похожие на людей и не похожие вовсе. Первых ведьм было пять, если верить сказкам, которыми и объяснялось количество Старейшин.
Первая дочь Фейшал — дева Терпин: с живицей вместо крови, с корой вместо кожи, с глазами, напоминающими деревянные бусины; с волосами, как длинная сосновая иголка — в общем, как заключила Кеторин, когда читала историю, страхолюдина та ещё. Однако Терпин умудрилась охмурить обычного человека и даже родить от него ребёнка — девочку куда больше похожую на человека, чем её мать. Девочку с магическими способностями. Девочку, умеющую слышать голос земли.
Затем, спустя какое-то время — по какой-то непонятной причине в гримуарах не указывались точные даты — Фейшал даровала миру ещё четырёх дочерей: близняшек Литу и Вицу, таких же древесноподобных дев, разве что эти двое больше походили на кустарники или же кусты: с мягкой, бархатистой зелёной кожей, со сладким ягодным соком под ней, с шапкой из веток и листочков на голове.
И уже потом свет увидели ещё две дочери Фейшал — красноволосая, похожая на бутон цветка Ута и самая младшая — Года: приземистая и кругленькая, с тонкой красноватой кожицей, зелёными листьями на макушке и слегка туповатым взглядом, если верить рисункам из гримуаров.
Все они, как и первая сестра, обзавелись детьми и сформировали первый ковен, где Терпин заняла место Главы, а остальные встали рядом с ней, как Старейшины.
В богиню-то, как и в древесных дочерей, от одной из которых вёлся её род — дочь Терпин как раз и звали Чубоски — Кетти тоже верила. Да и как вообще можно верить в магию, но не верить в существ, её породивших? Тем не менее, так как магия в Кеторин ещё не пробудилась, она не считала, что должна любить деревца и цветочки.
На поляну, залитую тёплым весенним солнцем, девочка вбежала, сопровождаемая недовольным взглядом госпожи Евы. Та заметила её издалека и так и буравила взглядом, пока Кетти бежала. Кого-то другого такой взгляд мог смутить, но Кеторин прекрасно знала, что госпожа Ева не была злой — пожалуй, она являлась самой доброй из всех Старейшин и очень любила детей, однако это не мешало женщине быть крайне требовательной к своим подопечным.
Кетти заняла место рядом с Алекс, светловолосой ведьмочкой, её погодкой, такой же непробуждённой, как и сама Кеторин. Девочки общались и дружили не потому, что нравились друг другу, а потому, что ровесников в Шарпе практически не было. Только она, Алекс да Марк, который, кстати, сидел на пне рядом с госпожой Евой и болтал ногами, недостающими до земли. Марк рос мальчишкой хиленьким, и Кетти с Алекс частенько его мутузили.
Конечно, в Шарпе имелись и другие дети. Много детей. Но все они были либо младше, либо старше. И для Кетти разница в год казалась существенной, в три — просто огромной, а двадцатилетние ведьмы казались настолько невероятными и взрослыми, что Кетти на них даже смотреть побаивалась. Хотя она обрадовалась бы, предложи ей кто-нибудь из них дружить, но те в сторону малышни даже не смотрели — наверное, тоже считали такую разницу в значительной.
Алекс улыбнулась Кетти, приветствуя её, но улыбка эта была скорее насмешливой, чем доброжелательной, мол, «ты опять опоздала, Курва». Алекс вообще любила давать людям клички, словно животным, и смеяться над ними. Так, с лёгкой руки Алекс, Марк в их узком кругу был известен, как «Цветочек». Сначала его прозвище было чуть длиннее — «Нежный Цветочек», но потом Алекс решила, что это слишком сложно и начала звать его попеременно то «Нежным», то «Цветочком». В итоге, так как Цветочком она звала его чаще, это прозвище за ним и закрепилось.
А вот Кетти в результате какой-то неведомой логической цепочки девочка звала «Курвой», и логику появления этого прозвища объяснять не собиралась. Кетти же звала её просто Алекс, но вкладывала в звучание имени столько пренебрежения, что девочку каждый раз передёргивало, когда она слышала протяжное «о-о-о, А-а-але-е-екс!»; даже Марк смеялся в такие моменты, хотя обычно на подобные шутки реагировал далеко не положительно. Первое время мальчишка даже плакал, когда Алекс кликала его Цветочком.
Госпожа Ева покряхтела, привлекая к себе внимание, и начала урок, посвящённый ещё одному вымершему животному: маленькой рыбке с красными глазами, вытянутым плоским телом в жёлто-фиолетовую полоску и маленьким хвостом, чешую которой использовали в приворотных зельях. А затем были цветочки и коренюки, необходимые для простейшего сонного зелья. Тут уже Кетти записывала: от зелий ей хоть какой-то толк в будущем будет, в отличие от маленьких вымерших рыб.
Как таковое зельеварение интересовало Кетти, но, пока её магия не пробудилась, любые попытки сварить зелье ни к чему не приведут. Госпожа Ева объясняла это следующим образом: недостаточно заложить нужные ингредиенты в котёл и сварить их, если так сделать — получится суп, а не зелье; ведьма не просто варит зелье, а напитывает его своей силой — если силы нет, то и зелье напитать нечем. Оттого-то у одних варева получались рабочими, а у других, как у Клем, к примеру — не получалось ничего.
Хотя все и говорили, что у Клементины Чубоски, старшей сестры Кетти, огромный потенциал, та раз за разом доказывала, что ведьма из неё так себе. От её сонного зелья выпивший максимум мог зевнуть. Разъедающее — делало маленькую дырочку на столе, хотя должно было прожечь тот насквозь. От зелий роста растения в теплицах Шарпы дохли на корню. Зато любое её зелье можно было использовать как вонючку, отпугивающую всех и каждого.
А Кетти со всех неудач сестры лишь забавлялась и тихонечко злорадствовала. Сколько девочка себя помнила, они со старшей сестрой всё время соперничали. За внимание матери. За любовь отца. За похвалы бабушки. И Клем, так как была старше, перетягивала одеяло на себя. А Кетти никогда не нравилось быть в чьей-то тени, поэтому каждую неудачу сестры она воспринимала, как свой маленький подвиг, и в тайне надеялась, что, когда её магия наконец-то пробудится, она окажется сильнее сестры и тогда все лавры будут её.
Кетти хотелось быть лучшей. Она не хотела быть второй.
Поэтому-то и строчила за госпожой Евой, как заведённая, не упуская ни единого слова, даже того, которое считала бесполезным. В отличие от Алекс и Марка, которые то и дело летали в облаках, Кетти была прилежной ученицей, хотя для этого и приходилось ломать себя.
И именно из-за учёбы Кетти бедокурила в свободное время. Ей нужна была отдушина, и она находила её в маленьких — иногда и не в совсем маленьких — проказах, которые практически никто не мог оценить. Только отец смеялся над выходками Кетти. А мать… она считала, что девочке стоит равняться на старшую сестру. Иногда Кетти казалось, что матери хочется иметь правильных и идеальных дочерей, но в то же время именно мать чаще всего потворствовала желаниям девочек.
Госпожа Ева продолжала вести урок. Вдумчиво и рассудительно, раз за разом возвращаясь к уже пройденным деталям. И закончили они лишь после того, как солнце достигло зенита и принялось печь им головы. На поляне стало так жарко, что Кетти перестала усваивать информацию, а перед глазами заплясали цветные пятна. Заметив, что её ученики больше похожи на варёные овощи, чем на детей, госпожа Ева прервалась и предложила искупаться в речке возле портала, прежде чем возвращаться в Шарпу.
И ребята сразу же согласились.
Однако даже плавание госпожа Ева умудрилась превратить в своеобразный урок. Несмотря на палящее солнце, бьющая чуть выше по течению из подземного родника вода ещё не успела прогреться, и Старейшина принялась читать заговор, чтобы создать круг тёплой воды, в котором дети могли бы поплавать. И, пока они барахтались на небольшой глубине, она заставляла их заучивать его, то и дело повторяя, чтобы поддерживать температуру стабильной, что было очень сложно делать в реке, течение которой вечно находится в движении.
— Научитесь держать реку в одной температуре, и ваше зелье никогда не закипит больше, чем надо. Огонь под котлом лишь условность, — вещала она, пока Кетти загребала руками, лёжа на спине. — Он лишь немного облегчает задачу, чтобы вы могли сосредоточиться на чём-то другом.
Из всех учителей госпожа Ева нравилась Кетти больше всего. Она встраивала уроки в жизнь, и оттого их было легче запомнить. В отличие от душной госпожи Мульфи, которая заставляла детей сидеть над гримуарами и зубрить до тех пор, пока из глаз не посыплется песок — видите ли она считала, что знания можно усваивать только так и никак иначе, чем очень не нравилась Кетти, которой сложно было усидеть на одном месте так долго.
Примечания:
Актуальное расписание глав вы можете найти в нашей группе вк - https://vk.com/dariashatil
И не забудьте подписаться на рассылку, чтобы точно не пропустить выход следующей главы!