Джеймс и Анна

На следующий день Джеймс проснулся с рассветом. Былая сила начала возвращаться, пусть и ощущалась едва заметной тонкой нитью. Анна ещё спала, расположившись на лавке недалеко от нежеланного пациента. Инквизитор не стал будить её, сам нашёл отвар, приготовленный для обработки оспин, и, выполнив все необходимые действия, бесшумно покинул дом. В скрытой ото всех глаз деревушке он раньше не бывал и насчитал в ней чуть более сотни жителей. Однако доброта, проявленная к двум незнакомцам, один из которых болен страшной болезнью, его немало тронула. Гневные слова язвительной ведьмы въелись в память и постоянно напоминали, что он, инквизитор, всё это время находился под опекой своего врага. Осознание, что самое ненавидящее Джеймса существо спасло его от смерти, заботилось о нём, лечило и кормило, отыскав крышу и мягкую постель, не укладывалось в голове. Какой бы безбожницей Анна ни являлась, но даже Джеймс считал, что на её месте предпочтительнее было добить ослабшего конвоира. Зачем заботиться о том, кто готов отправить тебя на смерть? Зачем вкладывать столько трудов? «Безумная ведьма!» — с досадой думал он, замахиваясь колуном. Пришло время и ему начать отрабатывать свой хлеб. Проснулся парнишка, которого он смутно видел в бреду, и с любопытством вышел посмотреть на своего гостя. Джеймс почти не переживал, что его может кто-либо узнать из недоброжелателей. Оспины и отросшая борода искажали облик до неузнаваемости. Однако знакомых лиц, потоков ненависти или взглядов, полных неприязни, он не заметил, пока рубил дрова. Парнишка принёс ему воды, представился Тедди и предостерёг от излишней нагрузки. Да и сам Джеймс чувствовал, что силы следует беречь, и слишком резких движений старался не делать, чтобы пузырьки на лице и теле не полопались. Благодаря трудам Анны оспины ощущались почти высохшими. Любопытство парнишки совсем не раздражало. Болтун, почти не переводя дыхание, рассказывал про деревушку, их простой быт: у кого коровы, а кто выбрал разводить птицу или коз, какая девушка ему очень нравится. Последними стали подробности той ночи, когда он встретил Анну. Джеймс хмурился всё больше. Теперь не только от внезапной доброты его заклятого врага, но и от заботы со стороны тех, для кого он монстр. На эмоциях парнишка невольно выдал свою сущность. Да и по его отношению к оспенному больному становилось понятно, что больного инквизитора не погнало от себя подальше только племя оборотней, защищённых от человеческих болезней. Всю возвращающуюся силу теперь приходилось тщательно в себе душить и прятать, чтобы всеподавляющая сущность инквизитора не вызвала гнев на место доброты. Внезапно, инквизитор и ведьма поменялись ролями в новом обществе. Анна не скрываясь называла себя ведьмой, но из-за угасшей магии уже ничем не могла помочь вопрошающим. Зато её опыт общения с матерью-травницей помогал не только лечить Джеймса без осложнений, но и по мелочам помогать всем оборотням деревни. Правильно заваренные травы прекрасно снимали у молодняка мышечную боль после первых превращений и смягчали мигрень самых старших оборотней, возникающую в периоды лунного затмения. Инквизитор был вынужден скрывать ото всех, кем на самом деле является, зная, что разгневанная толпа не станет слушать Анну, если она вновь решится его спасать. А решится ли? Анна продолжала обрабатывать его ранки, каждый раз одаривая таким красноречивым взглядом, что Джеймс невольно думал о страшных ядах, добавленных в отвар. Ведьма будто сама сожалела о содеянном и старалась не разговаривать с инквизитором. Она ограничивала их общение короткими запретами что-либо делать, чтобы не свести на нет всё лечение. Но вопросов меньше не становилось. И наконец Джеймс не выдержал. Волки — ночные животные и большая часть деревни бодрствовала почти до самого рассвета, а потом до полудня спала. В это время Анна ходила на ручей за водой и отлучалась к ближайшей опушке посмотреть травы и распускающиеся цветы бузины. За водой ходить и рубить дрова она Джеймсу запретила, впрочем, не все её запреты он выполнял. В этот раз он поймал её уже с вёдрами воды. Настало время поговорить без свидетелей. Даже прижатая в угол напором и силами инквизитора Анна продолжала угрюмо молчать. Джеймс добивался ответа, как на допросах: сухо ставил перед ней факты и требовал покаяния. Но чем громче он повторял своё «почему», тем крепче становилась защита ведьмы. Последней каплей стало непривычное ощущение собственной беспомощности. Уважаемый инквизитор старательно притворялся никем, обыкновенным человеком, чтобы местные случайно не прознали о его истиной сущности. — Почему? — прорычал он, утратив самообладание и, вцепившись в плечи ведьмы, хорошенько её встряхнул. Вёдра воды выпали из девичьих рук, обрызгав обоих ледяной водой. Не совладав с собственной силой, инквизитор приподнял Анну над землёй, словно куклу. Но карие глаза продолжили сверлить его с враждебностью, а пунцовые губы упрямо сжались в нитку. Нехотя он поставил её на землю и отпустил. — Я клянусь тебе, ведьма, если ты не расскажешь, то я… — начал было он, но даже невысказанная угроза заставила ведьму выйти из себя. — Что тогда? — вызверилась она, бросив в него пустым ведром. — Перевернул, наполняй сам! Следом полетело второе ведро, а Джеймс с удивлением стал свидетелем, как милая с виду девушка превращается в настоящую озлобленную фурию. Ведьмин гнев, который он видел на допросах, и вполовину не был таким ярым, как у разгневанной Анны. — Хочешь знать, почему? А почему бы тебе сначала не сказать своё чёртово христианское спасибо? И благодарить меня каждый раз, когда я лечу тебя и зарабатываю тебе на хлеб и кров! Оставить бы тебя подыхать от оспы, как ты того и заслуживаешь, но знаешь что? Я глупая и слишком мягкотелая ведьма! — кричала она, швыряя в него всё, что попадалось на пути. Джеймс лишь осторожно отходил в сторону. — Даже такого, как ты, не могу оставить умирать! А за все твои чёртовы костры ты заслужил вечно в аду умирать от оспы, задавленный камнями в горящем доме! Она делала паузы, только чтобы перевести дыхание. Злости в ней накопилось столько, что инквизитор диву давался, как столько огня могло скрываться в девушке. — Что, инквизитор, привык к злым и страшным ведьмам, которых легко и просто сжигать? А вот не жди от меня такой милости! За всю свою поганую жизнь я не обидела ни человека, ни зверя! Да, преподобный, в своей чёртовой христианской благодарности ты сожжешь на костре невинную душу, которая спасла тебе жизнь! А потом что, божий воин? Вернёшься в эту деревню и убьёшь здесь всех жителей? Мужчин, женщин и детей, может и скот забьёшь? «Добрые» люди всех городков гнали тебя прочь, и только так называемые нечестивцы приняли тебя! — наступала Анна. — Так кто из нас всех монстр? Кто же?! Плюнув на землю рядом с ним, ведьма зашагала прочь. Джеймс не решился следовать за ней, чтобы не услышать ещё больший поток гневной брани. Его не раз проклинали, называли монстром и желали гореть в аду, но почему-то именно ярость Анны ощущалась иначе. Инквизитор подошёл с вёдрами к водоёму. Прозрачная гладь, словно издеваясь, почти в точности отразила его лицо. Изуродованный подсыхающими оспинами, он даже себе казался неприятным. Осунувшись после болезни, он выглядел ещё более злым и страшным, чем когда-либо. Колючий взгляд водная гладь передала очень достоверно. «Теперь на допросах я ещё и своей физиономией буду пугать всех обвиняемых!» — невесело усмехнулся он. Нехотя Джеймс признал, что от привычной стратегии следовало отступиться. Он больше не инквизитор на допросе ведьмы, он теперь просто Джеймс. Больной немолодой мужчина, лишившийся почти всех своих сил, когда магия ведьм угасла, и теперь вынужденный смотреть на мир под другим углом. «В этой деревне инквизитора никогда не станут почитать и уважать. Повезёт, если не убьют, когда узнают, кто я! — выдохнул он, набирая очередную порцию воды для Тедди и его матушки. — Кто из нас теперь всеми ненавидимое существо, а кто уважаемый представитель силы?» Ирония судьбы заставила думать. Размышлять. Даже посмотрев по сторонам, Джеймс поймал себя на мысли, что раньше видел всё вокруг совсем иным. Трава стала казаться… нет, не зеленее. Раньше это была просто трава. После исчезнувшей устойчивости инквизитора к любой хвори и яду, трава стала источником возможного исцеления. Даже пробираясь сквозь зелёные заросли, следовало внимательно смотреть под ноги, чтобы случайно не затоптать что-то бесценное. Загубленная под ногами в первые дни прогулок, ромашка стала ему уроком. Как оказалось, она была частью отваров для обработки его оспин и росла вокруг деревни очень плохо. Вторая попытка разговорить ведьму началась с мыслей о возможном подарке, который мог если не расположить её к себе, то хотя бы смягчить начало беседы. Но для этого следовало выполнить большую часть работы Анны, чтобы она не была вымотанной или занятой к концу дня. Пока разгневанная ведьма выпускала пар вдали от его глаз, он нарушил почти все её запреты, пусть и старался не беспокоить подживающие ранки. К моменту возвращения Анны в деревню, вся вода была перетаскана, работа в доме и на огороде выполнена, а немногочисленные животные семьи, их приютившей, накормлены и ухожены. Любопытный Тедди помог Джеймсу отыскать поспевшую землянику в лесу. На закате после скромных водных процедур, Анна осторожно прошлась отваром чёрной бузины с ромашкой по частично высохшим оспинам. По её лицу было отчётливо видно, что утренняя злость утихла и уступила место усталости. Настало время действовать. Всё же ожидая новый виток обвинений с её стороны, он осторожно протянул ей чашу, наполненную спелой земляникой. — Спасибо… — тихо проговорил он, стараясь не отводить взгляд. От неуверенности в собственных поступках хотелось провалиться сквозь землю. — Спасибо, что спасла мне жизнь и заботилась обо мне все эти дни. В первую секунду он был совершенно точно уверен, что она просто выбьет чашу из его рук и демонстративно отвернётся, припечатав напоследок несколькими едкими фразами. Девушка даже характерно дёрнулась для этого, но быстро передумала и приняла дар перемирия. Жаль растрачивать вкусную ягоду, даже для того, чтобы лишний раз макнуть инквизитора в его же нечистоты. — Вкусная, — наконец сказала она, уплетая красные ягодки. В доме они временно остались одни. Хозяева отправились в гости к соседям. Посиделки могли продлиться почти до самого утра, поэтому Джеймс надеялся, что Анну получится разговорить, хоть и не мог себе объяснить, зачем. — Считай, что благодарность принята, — проговорила она, присаживаясь на лавку, напротив его. — Но не забывай, что всей деревне землянику не натаскать. Они не слишком любят сладкое. — Что же они любят? — Многое другое, — пожала она плечами. — Можно подарить им лекарственных трав, а можно покой и защиту от таких, как ты. — От Инквизиции? — уточнил он, намеренно не поддаваясь на провокацию. Собеседница явно хотела вывести его на агрессию или как минимум заставить выйти из роли благодарного пациента, которого непросто обвинять и проклинать. — Они не заслужили, чтобы за всю доброту в конце пути их ожидал костёр. — Я не собирался приводить к ним никого из Ордена, — старательно подбирая слова, сообщил Джеймс, — мы уничтожаем только монстров… — Монстров? — вскинулась Анна, получив предлог. — А как иначе ты назовёшь чернокнижников, убивающих целые деревни? — не повышая тон, поинтересовался он. — А как ты назовёшь жителей этой деревни? — вывернулась Анна. — Опасные? На людей они не охотятся. Безбожники? Может быть, но так называемая христианская добродетель им не чужда. Чего не сказать о других людях! — Для этого Орден и ведёт расследования… — Всем известны «расследования», — фыркнула она, — запытать, вырвать признание и отправить на казнь. Мне уготован огонь, хотя я всего лишь провидица. Я при всём желании не смогу навредить ни одной живой душе. Ни сейчас, ни тогда, когда магия ещё не иссякла. Но ваше «расследование» отчего-то упустило эту деталь! — Возможно, сейчас просто не лучшие времена. Расследование и суд прошли бы в Старом Свете и тогда… — Пытать здесь, пытать там — какая разница? Я готова поспорить, что твоя обожаемая церковь осудит меня на «очищение огнём»! — уступать Анна не торопилась, напротив, его слова лишь убеждали ее в собственной правоте. Джеймс замолчал. Подходящие слова никак не появлялись в голове. Профессия наложила свой отпечаток. С годами он разучился мирно убеждать собеседника в верности избранного Инквизицией пути. Простой люд всегда послушно кивал, едва понимая, что преподобный говорил. Братья по Ордену всегда безоговорочно разделяли все его мысли. Ведьмы… а кто слушал по-настоящему все их проклятия. Они — создания Дьявола, в их речах одна только ложь. Возможно, впервые с момента основания Ордена, инквизитор услышал слова ведьмы и не сумел возразить. — Я расскажу тебе о добрых людях любого соседнего городка, пусть даже Салема или Портсмута, или… неважно. Я расскажу о правосудии, которое существует исключительно в твоих речах, инквизитор! — продолжала говорить Анна. Долгое отсутствие сочувствующего собеседника сыграло с ней злую шутку. — В одной деревне жили две сестры-ведьмы. Дочери ведьмы-травницы, не совершившей за всю свою жизнь ничего дурного. Мать-травница жила исключительно помощью каждому из своих соседей и не брала за свой дар ни гроша. Она считала, что оплату следует получать за честную торговлю целебными травами, а помощь должна быть от души. Слишком уж набожной она была. Но вот беда — её дочери родились провидицами, а не травницами. Старшая Изабель родилась с невероятно сильным даром, лишь тенью которого обладала младшая Анна. Изабель верила, что должна помогать своим даром, как матушка, всем, кто в том будет нуждаться. Все беды и невзгоды их соседей она видела заранее и предупреждала, чтобы люди успели подготовиться к беде или попытались избежать её. Анна перевела дыхание и забросила в рот горсть земляники, чтобы дать себе немного времени остыть и не сорваться в крик от второй части своего рассказа. — Но люди глупы. Они боятся и ненавидят то, чего не могут понять. А не понимают они практически всё! Маленькую провидицу обвинили в злых чарах, в том, что она не предрекает беды, а насылает их на своих добрых соседей, и запретили ей словом или действием творить свои «злодеяния». Девочка послушалась, но не смогла сдержать слёз, когда увидела обвал в угольной шахте, забирающий множество жизней. Увы, добрые глупые люди так и не поняли, что провидцев следует слушать, — выдохнула она, смахивая подступившую слезу. — После свершившегося несчастья маленькую Изабель силой вытащили из отчего дома, отрезали язык, зашили рот и бросили умирать в разлом угольной шахты, завалив единственный оставшийся выход камнями. Родителей, пытающихся спасти девочку, избили и пригрозили сжечь вместе с домом. Анна горько улыбнулась, показывая, что история на том не закончилась. — Думаешь, их кто-то наказал за содеянное? — поинтересовалась она у Джеймса, но, не дав ему ответить, продолжила: — Спустя несколько месяцев в деревню явился инквизитор. Деревенские рассказали ему сказки о страшной девочке-ведьме, проклинающей соседей на несчастья. Как думаешь, он решил расследовать это дело? Спрашивал ли он семью девочки, чтобы узнать истину? О, нет, инквизитор! Он заявил, что всю семью маленькой ведьмы следует предать огню, чтобы больше не творили зло, которое всенепременно исходит именно от ведьм! Вот они — ваше правосудие, ваше расследование и ваша доброта! Она замолчала и угрюмо уставилась в стену. Воспоминания вызвали поток горьких слёз, который девушка отчаянно сдерживала, чтобы не показать врагу свою слабость. Джеймс поймал себя на мысли, что сам бы никогда не стал открываться перед ведьмой. Враг не должен знать о нём ничего. Так проще уничтожать. — И что сделала ты? — нарушил он молчание. — Сбежала и больше никогда не возвращалась домой, — пожала она плечами. — Я увидела Пер… увидела знаки, что мне следует бежать дальше от дома. Узнала о случившемся уже от детей соседнего селения. Они рассказали, как сожгли дом «страшной ведьмы» с ней и её супругом внутри. — Неужели даже не попыталась никого проклясть? — Не могу я проклинать, до сих пор не понял?! — рявкнула Анна. — Никто из нашей семьи этого не умел. Интересно, где в мире искать справедливость, если мы оба с тобой не люди, но тебя уважают и тебе подчиняются, а мне уготована дорога на костёр?