Навсегда твоя

Кому-то может показаться, что Пчёлкина была очень сильной и даже в некоторые моменты бесчувственной девушкой. Она не рассыпалась на кусочки в моменты, когда её жизнь рушилась, а наоборот, собиралась, словно её организм был заточен на стресс. После фразы Ольги о том, что Вити нет в живых, Юля не плакала и не кидалась на стены. Она взяла себя в руки и ответила, что сегодня же вылетает в Москву. Ей нельзя было расклеиваться. Точно не сейчас. Юля, словно робот, выполняла то, что от неё хотел бы муж. Была стойкой. Он всегда поражался тому, как девушка умеет действовать чётко в ситуациях, которые для любого другого были бы поводом паниковать и впадать в истерику. Она взяла телефон и набрала номер Юрьевой. Та, спросонья, даже не разобрала, кто звонит, но как только услышала, что Вити больше нет, стала слушать внимательно и запоминать каждое слово. Юля попросила подругу три дня пожить с Аней. Объяснила, где лежат вещи дочери и чем ту кормить. Естественно, Ольга согласилась. Уже через час она стояла на пороге квартиры по улице Конде и смотрела на Пчёлкину, которая прощалась с дочерью. Юля ехала в аэропорт и старалась не думать ни о чем. Ей было это физически тяжело. Мысли о Вите буквально с ноги открывали дверь в её сознание и заставляли крутить, словно на повторе, все воспоминания их последней совместной ночи. Господи, да если бы она знала, что это был последний раз, когда она его увидит, то не отпустила бы от себя ни на шаг. Но ты никогда не можешь предугадать, что преподнесёт тебе новый день. Возможно, самое большое счастье в жизни, а возможно и смерть любимого человека. Уже сидя в аэропорту и ожидая рейс, до которого оставалось три часа, Пчёлкина позвонила Беловой и сказала, что скоро прилетит, но отказалась от предложение подруги переночевать у них дома, обещая приехать на следующий день. Оля сообщила второй удар, который нужны было выдержать: Фил и Тома тоже убиты. Юле казалось, что это страшный сон, не иначе. Ну не бывает, блять, так! Не может разрушиться жизнь стольких людей в секунду! Пчёлкина сидела на стуле в зоне вылетов и, сцепив зубы, заставляла себя не рыдать. Только не сейчас. Сейчас нужно быть такой, как учил Витя: ничего не бояться и верить, что всё будет хорошо. Даже когда точно знаешь, что нихера уже хорошо не будет. Юля летела в самолёте и проклинала Париж. Он стал ассоциироваться у неё с самыми отвратительными моментами в жизни: его измена, её побег, его смерть. Лучше бы Пчёлкин изменял, спал с кем угодно, да хоть на её глазах, лишь бы был живой. Или пусть умерла бы она, но только не он. Да кто угодно, но только не он! Аэропорт Домодедово был заполнен улыбающимися людьми. Кого-то встречали родители, кого-то друзья, а кого-то любимый человек. Девушка в чёрных джинсах, такого же цвета водолазке и пальто, с абсолютно бледным лицом, выделялась на фоне общего счастья. Она смотрела на влюблённых и думала… даже не так. Она мысленно молила их не расставаться ни на секунду друг с другом. Стоять вот так в обнимку, со слезами на глазах, и не отпускать никуда. Потому что она отпустила. А его больше нет. Он никогда не встретит её с цветами. Никогда не будет ворчать, что самолёт задержался и он мог ещё покурить. Никогда не начнёт целовать её в шею на парковке аэропорта в машине. Юлю встретил Антон. Он молча кивнул головой и пошёл в машину. Характер Пчёлкиной тот знал, а потому прекрасно понимал, что выражать ей сейчас соболезнования — только душу травить. Не была Юля одной из тех, кому нужны слова. Пусть даже и не пустые. Хитров привёз её к дому уже около десяти вечера, когда на город опустились сумерки и давящая темнота. Она зашла в их квартиру на Цветном. В ту самую, где когда-то разбирала коробки вещей, перевезённых из Отрадного. В дверном проёме спальни которой стояла обнажённая, с подвязкой на ноге и впервые услышала, как муж назвал её Пчёлкиной. На кухне которой пообещала Вите всегда быть рядом. Откуда бежала в Париж после измены. В той квартире, которая столько раз видела мокрые смятые простыни после их секса. В ту, куда они принесли новорождённую дочь. Свет везде был выключен, а в комнатах ещё чувствовался запах «Самца», который он так часто курил. Юля повесила на крючок своё пальто и сняла с соседнего Витин зелёный плащ. Он не носил его, кажется, год или около того. Она скинула сапоги и прошла на кухню. В раковине стоял бокал из-под конька, а рядом тарелка и вилка. Видимо, торопился и решил помыть, когда вернётся. В пепельнице на столе лежала пара окурков. Опять не убрал её на подоконник. Юля медленно шла в спальню, сжимая в руках плотную ткань верхней одежды, цепляясь за неё пальцами до побелевших костяшек. Она аккуратно легла на его сторону кровати, укрывшись любимым плащом супруга, как одеялом, и уткнулась лицом в подушку, ещё пахнущую им. Запах тела смешался с терпким парфюмом и сигаретами, но всё равно главенствовал. Пчёлкина вдыхала родной аромат, пытаясь окутать им лёгкие. Белая подушка пачкалась её слезами, которые перемешивались с нанесённой утром тушью и растекались мокрыми пятнами. Юля не издавала никаких звуков, боясь нарушить тишину и заглушить фантомный голос Вити, который, казалось, ещё звучал где-то на кухне. Или в её голове. Чёрт знает. Она проваливалась в сон, представляя, что сейчас её обнимает любимый человек, а не пустой рукав его изумрудного плаща. — Я так сильно люблю тебя, — прошептала Юля, глотая ком, что стоял в горле с пяти утра. Ей не снилось ничего. Впервые за долгие месяцы была чёрная пустота. Но это Юлю не радовало. Она бы так хотела, чтобы ей приснился Пчёлкин. Чтобы улыбался, наклонял вбок голову, жевал жвачку, а потом пил коньяк, обязательно из горла. Чтобы затягивался сигаретой и щурился. Чтобы подходил к ней вплотную и брал её лицо в ладони, а потом требовательно целовал. Он всегда требовал от неё всего. А самое главное, он требовал быть только его. Навсегда. На следующий день Юля проснулась уже в обед. Звонила мама Вити и кричала в трубку, захлёбываясь слезами. Невестка пыталась успокоить Наталью Ивановну, подобрать слова. Но что она могла сказать женщине, потерявшей единственного сына? Только то, что Юля потеряла мужчину, которого любит так сильно, что готова уйти за ним. Да, это очень эгоистично, ведь у неё есть дочь. Но мысль о том, что где-то там она может быть вместе с Пчёлкиным, грела одним своим существованием. Юля не решилась перебирать снимки и искать тот, который поместят на памятник. Это было слишком даже для неё. Да и Витина мама сообщила, что уже приезжал Саша, и они выбрали фото. Как оказалось, это была фотография со свадьбы Беловых. Девушка лишь подумала, что именно тогда всё и началось. Ровно в тот день, когда он пригласил её на свидание, пошёл обратный отсчёт. Или раньше, на Дне Рождении Власова? Теперь это уже было не важно. Всё равно время вышло, и таймер сработал. В доме Беловых было тихо. Оля отвезла Ваню к бабушке и уложила спать, а Юля сидела вместе с Сашей на кухне за большим столом, где когда-то праздновали Ольгин День Рождения. Она тогда так же прилетела из Парижа, так же сидела и не знала, что будет дальше. Белов, видя, что Юля садится к нему, налил коньяк во вторую стопку. Они залпом осушили его, чуть сморщившись, но не закусив. Юля взяла на столе пачку «Самца» и, вытащив одну сигарету, закурила. — Я думал, ты у нас не куришь, — глядя в стол, пробормотал Саша. — Полагаю, сегодня можно, — выдыхала терпкий дым девушка. — Прости меня, Юль. — Даже фразы одинаковые, — усмехнулась Пчёлкина. — Он тоже всё время говорил, мол, прости меня, маленькая моя, я соскакиваю. — Ты меня ненавидишь? — поднял глаза на Юлю Белов. — Даже если бы очень захотела, то не смогла бы, — она сделала ещё одну затяжку. — Ты в этом не виноват. Не смей винить себя, понял? Они были с тобой и за тебя до самой последней секунды. Поэтому даже не вздумай допускать мысль, что они погибли зря! Не предавай их! — Я так перед тобой виноват. Господи, как же хуёво, — Белов встал со своего стула и, подойдя к Юле, крепко обнял её, опускаясь на соседний. — Никогда в жизни я не думала, что полюблю кого-нибудь так сильно, как его. Никогда. Пчёлкина, затушив сигарету в пепельнице, схватилась руками за Белова. Они сидели и тихо плакали на плечах друг у друга. Это был их первый откровенный разговор. Даже те, что были в офисе, когда у Юли умерла мама, казались теперь более фальшивыми. Сейчас им не нужно было притворяться сильными. У каждого отобрали жизненно необходимую часть, и справиться в одиночку было нереально. В светлое помещение зала прощаний Юля зашла практически на цыпочках. Она так боялась нарушить тишину, что даже дышала через раз. Или это было от того, что она увидела всё своими глазами? Неизвестно. Перед девушкой стояло четыре гроба. Три из светлого дерева, а один из тёмного. Пчёлкина подошла к первому, где лежала Тамара, и впервые за все эти дни её пробила дрожь. Такая молодая, красивая. Она так хотела ребёнка с Валерой, который лежал чуть левее. Юля даже подумала, что они счастливчики, ведь отправились туда вместе, и смогут быть рядом теперь навсегда. А Фил… врачи так долго боролись за его жизнь и выиграли эту битву лишь для того, чтобы острое лезвие ножа свело всё на нет. Космос. Пчёлкина практически услышала, как он закричал «чемпионка». Несмотря на то, что в последнее время они общались не часто, он был её другом. Тем, которому бы Юля позвонила среди ночи, если бы что-то произошло. В самом крайнем гробу лежал Витя. Она осторожно приблизилась к нему и посмотрела на её любимые руки, которые так нежно гладили Юлю по голове. Которые обнимали, прижимали к себе. Девушка подошла ближе и чуть наклонилась, будто хотела прошептать ему на ухо какую-то тайну, точно зная, что муж её сохранит. Юля гладила его подушечками пальцев по векам, невесомо касалась губ и прикрывала рот, который открывался, словно Витя что-то хочет сказать на прощание. Она смотрела на его умиротворённое лицо с такой нежностью во взгляде, что можно было подумать, будто супруг просто спит, а Пчёлкина проснулась чуть раньше и любуется им. Она бы так хотела смотреть сейчас на то, как трепетали его веки в моменты бурных сновидений, как он чуть подрагивал, как выше натягивал одеяло и искал рукой рядом тело жены. Притягивал ближе. Но ничего этого не было. Единственная похожая черта на те, что она знала так хорошо- это закрытые глаза цвета васильков на солнце. Пчёлкина ладошкой аккуратно гладила его по одной щеке, прижимаясь ко второй своей и целуя супруга куда-то в скулу. Она, как Герда из сказки Андерсена, пыталась отогреть своего Кая. Чтобы он вернулся к ней, обнял и никогда не отпускал. Он же обещал всегда быть рядом! Но он не отогревался. Не распахивал глаза и не шевелился. Не шептал ей на ухо, как сильно соскучился. Витя просто спал. Юля, чтобы не нарушить его покой, совсем близко наклонилась к уху и прошептала: — Прости меня. Я тебе наврала тогда, в 91-ом на свадьбе, когда сказала, что никогда не буду твоей, — по щекам девушки потекли слезы, оставляя после себя мокрые дорожки. — Клянусь, что останусь только твоей, Пчёлкин. Навсегда твоей. Она погладила Витю по голове и поцеловала в холодные губы, которые впервые в жизни не ответили ей взаимностью. Посмотрев в последний раз на лицо самого прекрасного мужчины в мире — своего мужа, Юля развернулась и пошла прочь. Холодный воздух дал ей волю. Только выйдя за порог, Пчёлкина заорала так, что редкие птицы, которые сидели на дереве, улетели прочь. Хитров, ждущий девушку у входа, подбежал и подхватил её под локти, потому что Юля упала на колени и била землю. Ей было не важно, как она выглядит со стороны, что о ней подумают и прочий бред. Она надрывно вопила и срывала связки, захлёбываясь слезами в рыданиях. Антон пытался поднять Юлю на ноги, но та лишь отталкивала его и снова кричала. Боль не уходила. Она только сильнее разрасталась внутри, сжигая всё на своём пути. Пчёлкина даже не заметила, как подъехала машина и из неё вышли Саша и Шмидт, которые ожидали увидеть подобную картину. Ей что-то говорили, но она не слышала, лишь истошно орала и кашляла. Белову удалось поднять Юлю на ноги и довести до машины, сказав напоследок: — Верь мне! Всё будет хорошо. И Юля поверила. Уже через пол часа она стояла на кладбище рядом с Витиными родителями и держалась так стойко, что позавидовал бы любой. Четыре катафалка везли самые счастливые годы в жизни девушки на отпевание. Четыре венка на крышах рассказывали о всех тех букетах цветов, что он подарил ей за эти почти восемь лет. «Витеньке от родителей, жены и и дочери» гласила красная лента. Юля обнимала Наталью Ивановну с одной стороны, а Павел Викторович с другой. Свекровь плакала, причитая, что связала Вите носочки, которые он так ни разу и не надел. Невестка, сжав челюсти настолько сильно, что зубы рисковали треснуть, обняла её крепче. Она должна быть сильной. Ради него. Ради них. Ради дочери. Юля просто обязана быть сильной! Во время отпевания какой-то мужчина, подбежав к прощающимся, громко закричал очередной удар, который Пчёлкиной нужно было выдержать: на въезде в Москву был взорван автомобиль Александра Белова. Люди вокруг стали разбегаться, будто бы их самих сейчас начнут убивать. У гробов остались неподвижно стоять лишь несколько человек: Люда, которой Космос сделал предложение, как оказалось; Юрий Ростиславович, Катя, Елизавета Андреевна, Наталья Ивановна, Павел Викторович, родители Тамары и Юля. Девять человек, жизни которых были разрушены. Девять человек, которые бы очень хотели рассмотреть счастливое будущее впереди, но за пеленой из слёз этого сделать не получалось.