Навсегда твоя

Ровно в восемь вечера Юля включила телевизор, устроившись на диване с пачкой чипсов. Она вообще в последнее время стала много есть разной гадости, списывая это на нервы. Девушка косилась на картофельные слайсы и с ужасом думала, что завтрашняя тренировка будет из-за них минут на двадцать дольше, как минимум. Пчёлкина так и не смогла перебороть в себе спортивное нутро, а потому ежедневно занималась аэробикой и калланетикой. Только благодаря этому девушка даже после рождения ребёнка осталась в отличной форме, а не расплылась. Хотя с тем количеством вредной еды, которую она в себя пихала, сделать это было не сложно. Начались дебаты Белова и Каверина. Юля смотрела за происходящим на экране, словно сериал включила, ожидая следующей реплики каждого из оппонентов. Саша передал привет семье, и Юля, которая знала, что подруга с мужем помирились и теперь переживают второй медовый месяц, расплылась в счастливой улыбке. Владимир Евгеньевич же Пчёлкиной абсолютно не понравился. Выражение лица, как у него, девушка называла «улыбкой гиены»: вроде, уголки губ вверх смотрят, а глаза такие, будто через секунду вцепится прям в глотку. Кандидаты в депутаты перекидывались вопросами, словно в пинг-понг играли. Каверин спрашивал про «коммерческую деятельность» Белова. Тот уходил плавно от ответа и рассказывал, как его фонд построил две церкви и сейчас финансирует три благотворительных проекта. Юля понимала, что на потенциальных избирателей образ семьянина и благородного рыцаря сработает однозначно. Белов же задал, как он сказал, личный вопрос и поинтересовался, по какой причине Владимир Евгеньевич покинул службу в органах. Каверин стал что-то рассказывать про то, что он не успел посадить многих преступников, что они остались на свободе и процветают, намекая на своего оппонента. Но было очевидно, что мужчина занервничал. Белов продолжал давить на больное Каверину, на что тот, разозлившись, потребовал от Саши рассказать о своих отношениях с законом. Когда же Белый упомянул о Чечне, Юлю передёрнуло. Она прекрасно помнила, как тогда обстояли дела и кто конкретно сопровождал груз, что разгрохали на приёме. Когда Каверин спросил у ведущего, может ли он продемонстрировать некую видео-запись в качестве вопроса, которая должна развеять всякие сомнения относительно личности Белова, Юля напрягалась, потому как Пчёлкин рассказывал ей, что буквально на днях они смотрели очень интересное кино с бригадирами в главных ролях, а операторами были никто иные, как сотрудники органов. На экране появились кадры из «Крёстного отца» и Пчёлкина, не сдержавшись, расхохоталась так громко, что разбудила мирно спящую дочь. Благо, девочка лишь недовольно посмотрела на родительницу, совсем позабывшую все правила приличия, и уснула дальше. После небольшой рекламы, которой телевизионщики перебивали кадры нестареющей классики, Белов взял слово. Впервые Юля видела Сашу, что называется, в деле, и поняла теперь, как он смог построить вокруг себя такую огромную машину из бизнесов и схем. Белов был не просто располагающим к себе, он был убедительным, что на фоне его оппонента выглядело ещё более ярко. За ним хотелось идти, его хотелось поддерживать. Он что-то говорил, но Пчёлкина не вслушивалась в слова. Юля была под впечатлением от его интонации. Жёсткая, безапелляционная, дающая понять, что его слово- это кремень. Витя зашёл домой уже ближе к полуночи, когда дочь смотрела десятый сон, а жена читала на кухне. Быстро поцеловав Анечку, Пчёлкин отправился к супруге, ожидающей его добрых два часа и думающей, как бы начать нелёгкий разговор. — Вить, надо поговорить серьёзно, — ставя перед супругом тарелку с отбивными, заговорила девушка. — Не нравится мне этот Каверин. И то, что покрышка у него федеральная, тоже. — Ну, уже поздно назад идти, Юль, — пережёвывая мясо, ответил Пчёлкин. — Я понимаю всё, но, блять, можешь смеяться на до мной… боюсь я. — Что ты предлагаешь? — Давай улетим? Втроём возьмём завтра билеты и улетим в Париж на неделю? — Я не могу, ты сама это знаешь, — нахмурился Витя. — Какие ещё мысли? — Тогда давай хотя бы мы с Аней? — этот вариант Юле не нравился от слова совсем, но она прекрасно понимала изначально, что втроём супруг лететь откажется. — Одно дело ты себя, если что, сможешь прикрыть, а другое за нас ещё переживать. — Мысль здравая, — протянул Витя и, достав телефон, набрал номер. — Алё, Шмидт? У тебя паспортные данные есть Юлькины? Отлично. Тогда возьми два билета на завтра в Париж. На неё и Аню. Нет, я тут остаюсь. Да и ещё: завтра утром надо будет съездить к нотариусу нашему. Всё, давай. Пока. Пчёлкина выдохнула. Она ожидала куда более сложного диалога, но Витя и сам думал на счёт Парижа уже несколько дней, а потому облегчение приятно опустилось на его плечи, когда жена предложила ему первая. — И всё-таки я гений, Юлька, — довольно улыбаясь, сказал Пчёлкин. — Да? И в чём же заключается твоя гениальность? — А в том, что я правильно выбрал себе жену. Юля лишь рассмеялась. Она наблюдала, как муж ест, и думала, что это какое-то заболевание, не иначе, наслаждаться видом человека, поедающего отбивную. Наверное, она действительно была безнадёжно больна вот уже на протяжении восьми лет. И название этой болезни было: Виктор Павлович Пчёлкин. Отпускать Юлю даже на неделю ему физически было тяжело. Расставаться с ней и на день казалось невыносимым, а тут такой срок. Поэтому, пока жена, упираясь руками в стол, что-то рассматривала в лежащей перед ней газете, Витя медленно подошёл сзади и осторожно стал вести пальцами по её бёдрам, собирая в ладонях шёлк халата. — Будешь скучать по мне? — спросил Пчёлкин на ухо, плавно прижимая её ягодицы к своему паху. — Вот ещё, — улыбнулась Юля, получая укус в шею. — Боже, — цепляя нежную кожу зубами, шептал Витя, — ты так отвратительно врёшь. Она выводила его из себя. Каждый раз открывала какие-то новые грани, заставляя эмоции взлетать вверх. Пчёлкин уложил супругу на живот и одним движением избавил от белья, которое сейчас было до ужаса лишним. Он дважды ласково прикоснулся к ней там, и она уже не могла стоять спокойно, подаваясь назад и выгибая спину. За все восемь лет Витя так и не привык к тому, насколько сексуальной выглядела Юля. И сомневался, что когда-нибудь это произойдёт. Он резким движением расстегнул ремень и спустил брюки вместе с трусами, взял в руку возбуждённый член и поднёс ко входу, упираясь, но не проникая: — Так что, ты будешь по мне скучать? — издевательски протянул Пчёлкин, пресекая попытки Юли продолжить начатое им. — Вить… — буквально хныкала Юля. — Сначала ответь. — Конечно буду, — плавный толчок внутрь заставил девушку сладко простонать. Витя двигался размеренно, наслаждаясь тем, как Юля оборачивается и смотрит ему в глаза во время очередного удара телами. Звуки секса заполняли кухню. Пчёлкин запрокидывал голову назад, когда Юля одной рукой бралась за его ладонь, лежащую на её бедре, и ускорялась. Ей всегда было мало его, недостаточно. Даже когда он был внутри, когда сжимал её кожу. Пчёлкина хотела больше. Он нужен был ей целиком, навсегда рядом. С каждым движением бёдрами узел внизу живота становился всё более тугим. Нити, которые связывались в клубок, натягивались до предела и норовили разорваться. Пчёлкин двигался так, словно хотел впечатать себя в Юлю, навсегда оставить на её теле свой след. Хотя, по правде говоря, она уже давно целиком и полностью принадлежала ему. — Я никогда тебя не отпущу от себя, — прохрипел Витя, кончая в Юлю, пока она выгибалась и закусывала ладонь, чтобы не кричать от накрывшего её оргазма. — Не в этой жизни. Он стоял на балконе и курил, глядя на спящий город. Хотя Москва, а особенно её центр, не спали, казалось, никогда. Проносящиеся мимо их дома автомобилисты и не знали, что где-то там, наверху, любящая друг друга пара только что два часа занималась сексом сначала на кухне, потом в душе, а после и на кровати, хотя обещали самим себе, что вот сейчас так точно лягут спать. — Ну, ты идёшь? — выходя к супругу, спросила Юля. — Надень тапки, заболеешь же, — посмотрел на босые ноги жены Пчёлкин. — Знаешь, говорят, что если муж с недовольным лицом уходит куда-то ночью, то брак под угрозой. — Тебе трёх раз не хватило, чтобы понять, что у нас с семейной жизнью всё в порядке? — затягиваясь, улыбнулся Витя. — Неа, не убедительно, — вернула ему улыбку жена. — Да что вы говорите? Ну, придётся ещё раз объяснить, — щелком отбросив окурок с балкона, Пчёлкин посмотрел хищно на Юлю и, подхватив на руки, понёс обратно в кровать. Они прощались быстро и даже как-то бегло. Юля торопилась к нотариусу. Ей нужно было успеть до вылета забрать разрешение на вывоз дочери заграницу. Да и заставлять ждать Антона, который уже был у подъезда, не хотелось. Пчёлкин расцеловал Аню и раз сто повторил ей, что сейчас им с мамой нужно полететь в самый красивый город в мире, а совсем скоро к ним прилетит и папа. Юля же проверяла билеты и паспорта, которые Шмидт привёз за час до этого. — Я тебе позвоню, как голосование закончится, хорошо? — целуя жену, прошептал Пчёлкин. — Только не забудь, — ответила Юля, — и не напивайся сильно, иначе я выскажу всё, что о тебе думаю. — Мне казалось, ты уже ночью это сделала. — Когда это? — Когда говорила, что я лучший. — Так это я врала, — рассмеялась Юля и поцеловала супруга на прощание. Квартира в Париже за те полтора года, что Юля в ней не была, совсем не изменилась. Она сразу, как зашла, набрала Юрьевой и договорилась послезавтра встретиться, раз уж они с Аней прилетели в город. Пчёлкин же позвонил жене, как приземлился самолёт, и сказал, что сегодня будет допоздна в офисе, а потому вечером поговорить не получится. Весь следующий день Юля была как на иголках, даже нормально не могла с дочерью играть. Она представляла, как сейчас тысячи избирателей приходят на свои участки, чтобы проголосовать за одного из кандидатов. Пчёлкина всем богам молилась, чтобы люди выбрали именно Белова. Целый день девушка ничего не ела, а ближе к ночи, когда уже уложила Анечку спать, так и вовсе решила на голодный желудок опрокинуть шампанского, бутылка которого стояла в серванте на кухне. Юля ворочалась в кровати и смотрела на время. Два часа ночи. Ну сколько можно? Либо так долго считали результаты, что было обычным делом во время голосования, либо Витя забыл ей позвонить, что на него очень похоже. Телефонный звонок не успел разбудить мирно спящую дочь рядом, потому как Юля нажала на зелёную кнопку моментально. — Алло? — громко зашептала девушка в трубку, уходя на кухню. — Вить? — Маленькая моя, мы победили! — кричал на том конце провода Пчёлкин. — Белый теперь депутат! — Ура! — крикнула Юля и тут же заткнула себе рот рукой. — Поздравь его от меня. Вы там празднуете? — Обязательно поздравлю, — кивнул Витя и отпил из горла коньяк. — Ну, пируем немножко. Щас Белый за Олей поехал. — Ты помнишь, что я тебя просила? — Обещаю, не напьюсь, — рассмеялся он. — Но если так получится, что обещание не сдержу, то готовься слушать серенаду по телефону. — Без проблем, — расплылась в улыбке Юля. — Маленькая моя, я тебя так сильно люблю, ты даже не представляешь, — отойдя в сторону от идущего рядом Космоса, быстро зашептал Витя. — Я скоро прилечу к вам. — И я тебя люблю, родной мой. Больше жизни люблю! — Ладно, я пошёл гостей встречать. Поцелуй от меня Аньку. — Обязательно, пока, — улыбаясь, Юля сбросила звонок и, схватив со стола остатки сыра, который ела перед сном дочь, пошла ложиться спать. Ей снились какие-то пальмы. Она почему-то отказывалась наотрез заходить в воду рядом, в которой плескались Витя и Анечка. Те же, в отместку за занудство Юли, брызгались в неё водой и хохотали. Даже сквозь сон Пчёлкина улыбалась, наслаждаясь абсолютным умиротворением и беспечностью семейства. От приятных сновидений её оторвал телефонный звонок, уже, кажется, четвёртый или пятый. Аня рядом плакала из-за надоедливого звука, который мешал маленькой девочке видеть сны. Разлепляя веки, Юля подумала, что однозначно выскажет Пчёлкину за его неконтролируемые порывы нежности и желание услышать голос жены, когда он выпивал. Нащупав трубку и параллельно пытаясь успокоить ребёнка, Юля, не глядя, ответила на звонок: — Пчёлкин, время пять утра! Ну можно же не названивать? — ворчала Юля, но в ответ она не услышала ничего. Никакого пьяного голоса, а лишь странные всхлипы. — Алло, кто это? — Человек на том конце продолжал тихо вздыхать в трубку и не говорил ни слова, а потом и вовсе затих из-за какого-то шипения. — Юль, это Оля, — Белова, забравшая у супруга телефон, пыталась собраться с мыслями и произнести самые страшные в своей жизни слова. — Витя… — Что с ним? — вмиг проснувшись, спросила Пчёлкина. — Вити больше нет. Их с Космосом убили. Наверное, Оля говорила что-то ещё. По крайней мере, Юля слышала голос в трубке, которая валялась на кровати, выпав из рук девушки. Вот так. Вити больше нет. Три слова, с которыми не стало и жизни Юли Пчёлкиной.