***
Ещё на подходе к царству кастрюль и поварёшек я почувствовала умопомрачительную смесь запахов жареной рыбы, пряностей и сладкой бобовой пасты, от чего мой живот выдал длинную руладу. То тут, то там раздавались звонкие удары крышек и весёлое лязганье ножей. Что-то постоянно жарилось, кипело и парилось, кто-то куда-то бежал, а большая раскалённая печь то и дело вспыхивала жаркими языками огня. Кухня жила своей беспокойной жизнью. Оглянувшись в поисках знакомых лиц, я несколько подрастеряла ту уверенность, с которой летела отвоёвывать свой ужин. Малышка Чинацу никогда раньше здесь не была и никого из здешних обитателей не знала. Лишь слышала краем уха, как Мэй-тян упоминала о некой Нами с кухни, получившей десяток ударов палкой за то, что разбила фарфоровую чашу из любимого сервиза Сузумэ-сама. Весь изукрашенный летящими ласточками, набор был на диво хорош, и госпожа не раз хвастала им перед своими «сёстрами». Не удивлюсь, впрочем, если помимо десятка палок, нерадивая служанка получила и десяток золотых рё в свой карман. Вперёд, назад, влево, вправо — работники кухни носились, как сумасшедшие! Постояв так пару минут и поняв, что на меня совершенно не обращают внимания, я попыталась одёрнуть одну из пробегавших мимо служек. Куда там! Девушка лишь отмахнулась от меня, выкрикнув: «Не мешайся под ногами, девочка!», и побежала дальше. После того, как эта сцена повторилось ещё пару раз, я махнула рукой на попытки добыть себе еду законным путём и направилась к одному из раздаточных столов, на котором пару минут назад заприметила блюдо со свежими паровыми булочками бао, ароматно пахшими бобовой пастой. Пользуясь тем, что на меня никто не обращает внимания, я взяла тёплую булочку и уже открыла рот, мысленно предвкушая будущее наслаждение от растекающейся по языку начинки — Чинацу любила сладкую бобовую пасту, и её пристрастие к этой сладости передалось и мне, — как неожиданно чьи-то цепкие пальцы схватили меня за ухо. — Вы только посмотрите на неё! Ишь, чего удумала! Хватать еду с господского стола! — Пустите, тётенька! — от неожиданности завопила я. — Ещё чего! Вот я тебе, — приговаривала почтенная повариха, а это была именно она, продолжая теребить меня за ухо. — И кто только такую малявку к работе пустил? — Да пустите же! — вырваться всё никак не получалось. — Я не… — Али, кто с собой дитё взял? Вот что, отведу ка я тебя к старому Камази, поможешь пока ему, а там разберёмся. Нечего тут без дела слоняться! С этими словами дама, не отпуская моего многострадального уха, поволокла меня вон из кухни, по дороге не прекращая причитать о нерадивых работничках и их бестолковых отпрысках. Подойдя к очередной неприметной дверце, женщина открыла её и одним сильным движением протолкнула меня в комнату. Внутри было темно и душно. Помещение освещалось лишь жаркими красновато-оранжевыми всполохами пламени, то и дело вырывавшимися из жерла огромной печи, от чего скрюченная фигура перед ней казалась злобным они из сказок Мэй-тян. От испуга глаза у меня расширились, точно плошки, и я осторожно попятилась назад, но лишь упёрлась спиной в притащившую меня сюда повариху. — Принимай помощницу, старик! Фигура перед печным зёвом зашевелилась, и моё желание бежать отсюда пока ноги несут неожиданно обрело новую силу. Огромный горб, длинные, точно наделённые дополнительными суставами, тонкие руки и такие же неестественно вытянутые фаланги пальцев, с уродливо толстыми костяшками. Человек — да и человек ли — до жути напоминал гигантского паука. — Кого это ты ко мне привела, Айко-чан? — голос оказался под стать телу: хриплый и ломкий, точно сухой хворост, брошенный немилосердной рукой хозяина в жадное пламя костра. — Кто-то из этих остолопов приволок ребёнка в дом главы, биджу на их головы! Надо же было додуматься! Хорошо ещё, что эта, — она пренебрежительно кивнула в мою сторону, — не ушла дальше кухни, а то было бы нам на орехи. Ты, в общем, присмотри за ней тут, пока в господских покоях не лягут, а там глядишь и мамка девчонки объявиться. С этими словами кухарка развернулась и вышла, хлопнув дверью, а я осталась стоять напротив жуткого старика. Тот посмотрел на меня, и неожиданно устало вздохнул. — Ну и что нам с тобой делать, маленький человечек? Какой из тебя работничек с такими тощими ручонками? И угораздило же… Как хоть звать-то тебя, детёныш? Совершенно не своя от всего происходящего, я не нашла ничего лучше, чем склониться в приветственном поклоне и пробормотать: — Чинацу, моё имя Чинацу, господин. Я вовсе не… — заговорила я, желая прояснить сложившееся недоразумение, но неожиданно для самой себя замолчала. В голове мелькнула мысль о том, что мне не повредит обзавестись парой знакомых вне круга общения «Чинацу-химэ». — Чи-тян значит. Ну что ж, Чи, ко мне можешь обращаться старик или дедушка Камази. Здесь меня все так зовут, — сказал он, на что я склонилась в ещё одном поклоне, выражая своё согласие. Вежливо. Так, как учили Чинацу. С меня не убудет, а старику приятно. Да и… не съест же он меня в самом-то деле. — Да, дедушка Камази. — И хватит уже стоять на пороге! Проходи уж… Неожиданно у меня снова забурчало в животе, от чего я густо покраснела. Старик как-то по-доброму усмехнулся: — Что, есть хочется? Ну-ка где тут у меня было, — он быстро развернулся и, бормоча себе что-то под нос, стал копаться в маленьких ящичках стенного шкафа. Его длинные, похожие на паучьи лапы, руки мелькали туда-сюда, выдвигая то один ящичек, то другой. Наконец, старик достал небольшую жестяную коробочку. Чуть потряс её, от чего по комнате полетел лёгкий стук, и с удовлетворённым хмыком, протянул мне. — На-кась, пожуй пока. Для себя берёг. Из страны Мёда. Ещё из старых запасов. Тогда Кайджу ещё не заполонили красноволосые, и наши корабли часто ходили в Кикё… С лёгкой опаской — если верить словам старика, этому «сокровищу» никак не меньше трёх лет — я взяла жестянку и, покрутив так и сяк, вскрыла. В носу неожиданно защипало. Внутри коробки лежали кусочки засахаренного имбиря. — Спасибо вам, дедушка. — Ешь уже, горе. Пока господа оттрапезничают, пока кухню справят. Ужин когда ещё будет… Так я познакомилась с дедушкой Камази.***
Мэй опаздывала. Сегодняшнее свидание с Араши — мальчишкой с соседней улицы, недавно получившим чуунина на редкость затянулось. Не то чтобы Мэй была в него сильно влюблена, а от того совершенно теряла голову… просто приближалась Танабата, и молодой девушке не хотелось справлять праздник влюблённых в одиночестве. Поддавшись всеобщему предпраздничному настроению, она обратила своё внимание на старого знакомого, уделявшего ей знаки внимания, и вот уже вторую неделю то и дело сбегала к нему повидаться. Проворачивая всё не впервые раз, Мэй отлично знала, когда можно исчезнуть из дома главы так, чтобы тебя не хватились. Не раз и не два она оставляла свою госпожу то во время уроков Цубаки-доно, то во время визитов к матушке, и, пользуясь тем, что в саду камней Соры-химэ редко кто бывает после полудня, проскальзывала в небольшой узкий лаз между валунами прямо за пределы поместья. До сегодняшнего дня всё обходилось удачно, и Мэй-тян позволила себе небольшую небрежность во времени. За что и поплатилась. Ситифукудзин явно разгневались на неё, раз послали в пустынный обычно сад саму Сору-химэ и достопочтенного Кэйташи-сама! Пришлось бедняжке затаиться и ждать, пока высокие господа изволят налюбоваться лаконичной красотой сада, и молиться милостивым ками о том, чтобы разговор сиятельной четы не был тайной, и господам не пришло в голову попрактиковать свои навыки в искусстве шиноби. Не иначе как Бэнтэн сжалилась над влюблённой дурочкой, но спустя час томительного ожидания Мэй, наконец, удалось покинуть это «чудное» место. Ждать пришлось долго. Так что теперь Мэй торопливо шагала по коридорам поместья, мысленно поминая биджу и их хвосты. Особенно как всегда доставалось нежно любимому народными присказками Кьюби — не иначе как за количество хвостов. Быстро залетев на кухню и под причитания кухонной служки подхватив поднос со споро собранным ужином, она поспешила к покоям маленькой химэ. Вот тоже… та ещё головная боль! В последнее время Чинацу-химэ была странной. Начала смотреть более холодно, чуть иначе склонять голову и полюбила читать свитки из клановой библиотеки. Стала относиться к сказкам с едва уловимой насмешкой… Даже вкусы юной химэ поменялись! Госпожа не говорила этого прямо, однако по тому, как она передвигала те или иные кусочки на тарелке, было видно, что теперь ей куда больше нравится рыба и раздражает обжаренный лук. А вот пасту из красных бобов она любит по-прежнему сильно… Мэй не совсем отдавала себе отчёт, отчего эти мелочи так цепляли её внимание, в конце концов, это могло быть обыкновенное взросление, но продолжала наблюдать. Не сказать, чтобы она была такой уж преданной слугой Чинацу-химэ, но, как всегда говорила Мэй её ка-сан, лишние знания лишними не бывают. Даст Рикудо, пригодятся! И в карман сметливой девчушки потекут полновесные рё. В конце концов, раз уж ей довелось жить в этом змеином кубле, стоило знать и змеиную дорогу. За размышлениями Мэй-тян подошла к покоям госпожи и, распахнув двери, аккуратно внесла груженый поднос комнату. — Госпожа моя, простите за задержку. Эта нерадивая слуга подвела вас! — склонившись, произнесла Мэй, и, не поднимая головы, поторопилась быстрее расставить тарелки. — Это всё кухонные! Кто-то испортил лапшу для рамена, вот и… Мэй врала напропалую. Она сочиняла, на ходу добавляя в воду правды яркие краски лжи. Осторожно, капля за каплей, девочка вливала багрянец в воду, готовясь остановиться за мгновение до того, как она потеряет свою прозрачность. Мэй лгала. Но ведь для собственного спасения не грех было и приврать? Сейчас главное было отвлечь юную госпожу от самой себя, а там уж — хоть поля, хоть горы! Да и потом… за всё то время, что служанка работала у Чинацу-химэ, она успела отлично изучить свою госпожу. Та, конечно, была высокомерна и вспыльчива, но быстро остывала, уже через десяток минут забывая о чужих проступках. «Память, как у рыбки!» — частенько говаривала Мэй, не забывая этим пользоваться. Она всё говорила и говорила, но лишь закончив расставлять посуду и подняв голову, осознала всю бессмысленность этого действа. Чинацу-химэ в комнате не было. Сердце словно на секунду прошило ледяной иглой. Всё ещё на что-то надеясь Мэй осторожно позвала: — Госпожа? Где вы, маленькая госпожа? Прошу вас не смейтесь над бедной слугой! Смотрите, я даже принесла вам ваши любимые булочки бао. Если вы не вылезете, они остынут и будут не такими вкусными! Она с какой-то безумной надеждой в последний раз оглянулась по сторонам, прежде чем окончательно признать факт свершившейся катастрофы. Чинацу-химэ была где угодно, но только не там где должна была быть. Сама ли она ушла, или ребёнка увёл кто-то из взрослых — на данный момент это было уже не важно. Гораздо важнее было понять, что теперь будет с самой Мэй. Она не уберегла доверенную ей малолетнюю госпожу. Потеряла ребёнка и теперь, перед лицом нависшей угрозы наказания, напряжённо пыталась понять: что же ей делать?