Черновик судьбы: Никогда

– Я никогда от этого не отмоюсь, да? – тихо спросила Селия Сэнда, когда он выводил ее из дворца через коридоры для прислуги. Все, чего ей сейчас хотелось – это закрыть глаза и сдохнуть. Несмотря на их с Сэндом усилия и решение лорда Нашера, Селия вовсе не была уверена, что, когда она выйдет на Арену Испытаний, в нее не полетят гнилые фрукты: хорошую репутацию так трудно приобрести и так легко потерять. Всего-то и нужно заронить сомнение – и вот, ты уже никакой не герой, а гнусный интриган и лицемер. Селия знала, что суд станет для нее тяжелым испытанием, но даже представить себе не могла – насколько. Торио Клэвен вываляла ее в грязи просто мастерски, со вкусом и азартом, вызвав бурную реакцию зрителей, которых набилось в тронный зал немало. «Я всего лишь хотела помочь», – возражала ей Селия раз за разом. Она предъявляла суду доказательства, задавала логичные и справедливые вопросы. Но оказалось, людям куда интереснее верить не в скучные факты, а в созданный красочными словами Торио миф об опасной проныре, изгнанной из Западной Гавани за какое-то жуткое злодеяние. – Очень жаль, что узнать его подробности пока не представляется возможным, ведь жители фронтира всегда слишком рьяно охраняют свои тайны, – драматически понизив голос, вещала госпожа посол. – Вы сами понимаете, там, вдали от цивилизации, действуют свои законы, предрассудки и запреты. Какая дикость… Но здравомыслящие люди, такие, как мы, конечно, знают, что просто так из родной деревни не уходят, особенно сразу после таинственного на нее нападения. Ответом на эту чушь был взволнованный ропот голосов. Дальше Селия услышала, что помогала разбойникам на большой дороге, где и снюхалась с их сообщницей-тифлингом. А затем, когда доблестный лейтенант Валлис попытался положить этому конец, посеяла в форте Локке раздор, который закончился трагической гибелью отважного офицера. – К сожалению, командир Танн еще не оправился от полученных в новом бою ран и не смог лично присутствовать на суде, – скорбно склонила голову Торио. – Но он отправил в Невервинтер своего представителя – сержанта Белуса. И сержант охотно нам расскажет, чему он стал свидетелем. Самое странное, Белус даже не врал, всего лишь немного исказил факты. Бескорыстная помощь беженцам превратилась в трусливую попытку замести следы, а выступление на стороне командира Танна стало вмешательством во внутренние дела Серых Плащей. За нее заступился сначала инспектор Кормик, а потом священник Тор, но его слова потеряли всякую убедительность после того, как тот признался, что искренне благодарен Селии за возвращенный ему святой символ. – Видите? – картинно развела руками Торио. – Именно так и действует эта убийца – сваливает вину на других и откровенно подкупает лояльность власть предержащих. Возвращенная пропажа – не более, чем взятка! Она попросту воспользовалась простодушием и слепотой этого доброго человека. Такой же взяткой была помощь командиру Танну, доведенному до отчаяния собственной неспособностью вести дела форта. А беженцы, которых она якобы спасла, где они сейчас? – посол подпустила в свой голос слезливой дрожи: – Боюсь, их следы затерялись после того, как они покинули форт Локке. Не исключено, что эта негодяйка передала их в руки каких-нибудь работорговцев… Но мы не дадим ей уйти от ответственности, мы знаем, какой след из хаоса и смертей за ней тянется! Деяния Селии в порту Хайклифф тоже не остались без внимания. Драка с пьяной матросней в устах Торио превратилась в резню мирных жителей прямо на улице города, разведка в замке Хайклифф – в мародерскую экспедицию, а договор с людьми-ящерами – в коварный план по окончательному уничтожению порта. Сгоревшую ферму Шандры ей, разумеется, тоже припомнили. Бороться с Торио при помощи фактов у них не выходило: Селия старалась говорить как можно более сдержанно, Сэнд предпочитал тонкую иронию, зато госпожа посол обрушивала на слушателей настоящий фонтан примитивных эмоций – и взамен щедро получала от них сочувствие. И когда Селия поняла, что правда вполне способна сдаться под напором балагана, ее отчаяние сменилось знакомой огненной яростью. – Вы узнаете эту женщину, сержант Клайв? – Торио пригласила на середину зала своего нового свидетеля. – К несчастью, да. Это лейтенант Селия Фарлонг. – Клайв посмотрел на нее так настороженно, словно опасался, что она кинется на него прямо посреди тронного зала. Селия уже знала все, что он скажет – снова обвинит в смертях товарищей, в подрыве доверия к страже, в подтасовке информации. А все ее доказательства опять сбросят в выгребную яму пустословия и передергиваний. И решила, что на сей раз они будут барахтаться там вместе. В ее жилах опять тек огонь, гнев снова поднял ее на волну куража, подарил бесстрашие и развязал язык. Публика желает фарса? Она его получит. Селия терпеливо ждала своего права задавать вопросы, лелея разлившийся внутри нее поток. А потом спросила с фальшиво-приторной интонацией, скопированной у Бишопа: – Сержант Клайв, скажите, а как именно мне удалось в одиночку очернить дюжину ни в чем неповинных стражников? – Ложью и оговорами, – буркнул тот. – Мне грустно думать, что вы считаете капитана Брелейну и инспектора Кормика… как это? – Селия обернулась к зрителям и процитировала с издевкой: – «Добрыми, слепыми и простодушными людьми». Ведь они моим сведениям поверили. По залу снова прокатился ропот: Брелейну и Кормика в городе уважали. – Твое извращенное хитроумие причинило немало горя! – Торио тут же поспешила на помощь сержанту. – К моему искреннему сожалению, даже внимание столь опытных и умных людей было обмануто. Что, несомненно, лишь увеличивает твою вину. – А напомните, сержант Клайв, где именно случилось злодейское убийство уволенных стражников? – снова спросила Селия. – Ах, в районе складов? Эти трое бедняжек, должно быть, заблудились. Иначе что они делали там ночью? Ну, рассеянность, с кем не бывает – пойдешь в уборную, нечаянно забредешь на пакгауз… Кто-то на балконе рассмеялся. За ним отчетливо хмыкнул кто-то еще. – Немного странно заблудиться для того, кто не один год прослужил в страже, – пожала плечами Селия. – И то, что они оказались у пакгаузов именно во время моего патруля, конечно же, случайность… Кстати, свидетелей убийства действительно не было, я могла бы с легкостью избавиться от трупов. Но вместо этого зачем-то позвала других патрульных, чтобы они составили протокол происшествия. Может быть, тоже по рассеянности, а, сержант? Смешки в зале стали чуть громче. – Откуда уважаемому стражу порядка знать, как устроены мозги кровожадной убийцы? – снова вмешалась Торио. – Может быть, ты хотела заманить в ловушку новые жертвы, но тебе помешали! – Точно так же, как я заманила в ловушку мирный лусканский десант, который высадился в нашем порту? Безобидных торговцев, обвешанных оружием и наплевавших на таможню и портовые власти? – переспросила Селия, пряча ярость под ядовитым хмыканьем. – Действительно, полное безумие. Так вы определитесь, госпожа Торио, кто я все-таки: расчетливая и трусливая тварь или безумный мясник? Смешки перешли в хохот, и Сэнд отчетливо выдохнул за ее плечом: – Продолжай, продолжай. Они тебя, наконец, слушают. Селия продолжила. Ей казалось, будто она ведет настоящий бой, что в ее словах горит сейчас столько же магии, сколько и в заклинаниях, а насмешка разит так же, как разрывные арбалетные болты. Но в момент, когда она услышала оправдательный приговор и уже возрадовалась победе, Торио Клэвен ударила в спину, разом обесценив всю дорогу через ад, которую Селия только что преодолела. Все это оказалось зря. И сила огня ее покинула, оставив лишь пустую оболочку. Она брела по городу, вспоминала лица Торио и Лорна, но не чувствовала былого бешенства и жажды убийства. Ей было всего лишь бесконечно грустно и противно. Пусто и холодно. Так холодно! Служители встретили ее на пороге храма, отвели в комнату для молитв, и к ней сразу же потянулась череда посетителей. Сэнд сообщил, что намерен остаться в отряде, пожелал удачи и подарил несколько полезных зелий. Кипящий, как медный котелок на костре, Келгар сказал, что хочет выйти на Арену вместо нее, а Дункан принес пирожки и вино, посоветовав плюнуть на бдение и хорошенько выспаться. Когда Селия его проводила, заметила в другой молельне знакомую коленопреклоненную фигуру. Глаза Касавира были закрыты, руки стиснуты, а губы плотно сомкнуты, но его лицо дышало такой одухотворенностью, такой страстью, каких Селия никогда не замечала в нем раньше – оно вновь словно светилось. Она на несколько мгновений замерла, завороженная и вдохновленная этим возвышенным сиянием. Селия не собиралась сегодня молиться, но все-таки тихо затворила свою дверь, подошла к статуе Тира и тоже опустилась перед ней на колени. – Ты – бог справедливости, ты и сам все знаешь… – начала она и в растерянности остановилась, осознав, что это, в общем-то, все, что ей было ему сказать. А что еще? Просить о победе? Требовать отмщения? Но разве не этим она сама собирается заняться завтра утром? – Хорошо, – все-таки произнесла она после долгой паузы. – Мне нужна помощь. Я хочу наказать зло и прошу – помоги мне в этом, Беспристрастный. Пусть на Арене Испытаний восторжествует справедливость. Дверь снова скрипнула, и на пороге застыл Касавир: – Прости, Селия, – он выглядел сконфуженным. – Я не хотел мешать твоей молитве. Мне показалось, ты уже закончила. – Я действительно закончила, – улыбнулась она, вставая. – Рада тебя видеть. Ты не пришел на суд… – Я был здесь, молился за твой успех, – он немного поколебался и продолжил: – И за то, чтобы Справедливый Бог наставил тебя на правильный путь. Последняя фраза почему-то вызвала у нее желание ответить резкостью. Паладин не сказал ни слова укора, ей и вправду не помешал бы совет бога, она и в самом деле чувствовала себя запутавшейся. Но его слова напомнили об их с Касавиром неозвученном разладе, о том, что Селии становилось с каждым днем все сложнее оправдывать его ожидания. И это лишь добавляло груза на плечах. Селия устало опустилась на скамью и вытащила из корзины пирожок. Тот успел остыть, но пах все еще чудесно. – Спасибо, – она вонзила зубы в хрустящую корочку, а потом достала второй пирожок и протянула Касавиру: – Будешь? А еще Дункан принес вино. Но не знаю, можно ли пить вино во время ритуала. Паладин подошел, принял угощение и сел рядом. – Позволь мне завтра представлять тебя на Арене, – интонация Касавира звучала твердо, но во взгляде была тревога. Селия едва не подавилась и поспешно запила непрожеванный кусок из фляги. Она смятенно прижала ко рту кулак, но потом все-таки выпалила: – Значит, ты думаешь, правоты и молитв недостаточно? Ты же паладин Тира. Это она сомневалась в полезности молитвы! И собственные сомнения ее пугали и казались кощунством. Но Касавир-то доверял своему богу безраздельно. Неужели он… тоже сомневается? Хотя всегда выглядел таким убежденным, а его лицо во время молитвы могло бы принадлежать целестиалу. – Если бы молитвы было достаточно, мир не нуждался бы в таких, как я, – ответил Касавир сдержано. – Тогда зачем, по-твоему, все это? – Селия кинула огрызок и флягу обратно в корзину и обвела руками молельню. – Зачем нужен этот ритуал, зачем вообще нужна Арена Испытаний? Если Тиру на самом деле тоже наплевать? Ей показалось, что сейчас Касавир точно рассердится, и они все-таки поссорятся. Но он лишь бросил на нее кроткий взгляд и медленно произнес: – Ему не все равно. Но Тир и не должен вершить справедливость вместо нас, это наша задача. И ритуалы нужны не только ему, но и нам – это возможность заглянуть в свое сердце и сказать себе правду. – Правду? – Селия покачала головой. Она так и не поняла, услышала она сомнения в его голосе, или они ей примерещились. – Какую правду? Честно говоря, не понимаю, о чем еще можно с ним разговаривать, кроме как попросить поддержки в бою. Я хочу мести! И я знаю, что одержу победу не из-за покровительства Тира. А потому что я – я сама! – желаю прикончить Лорна собственными руками! – Ты заранее отказываешь ему в милосердии? – негромко спросил Касавир. Селия спрятала лицо в ладонях, чтобы не нагрубить. Она, как наяву, увидела сгоревшие улицы, заваленные гниющими трупами, снова почувствовала их смрад, снова окунулась в свою горькую беспомощность, и в страх, и в стыд. – Да, – прошептала она. – Ему – никакого милосердия. Тот, кто сжигает мирные деревни, не заслуживает милосердия. Только мести. Ее плеча коснулась рука. – Я согласен с тобой, Селия. Некоторые вещи прощать нельзя... – Голос Касавира внезапно сделался непривычно мягким: – Тебе сейчас нелегко. Поверь, я очень хорошо тебя понимаю. Добро и справедливость – тяжелое бремя и нелегкий труд. Но я знаю, ты с этим справишься, в тебе гораздо больше силы и благородства, чем ты думаешь. – Он помолчал. – Если ты не хочешь принять мою помощь – пусть будет так. Ты все равно победишь, я верю в это. И Касавир ушел, оставив нетронутый пирожок на краю сидения. Селия скормила его прожорливому Кайтору и развалилась на скамье, доедая остатки снеди и прихлебывая вино. – Вот такое бдение мне нравится, – раздалось у двери. Бишоп стоял, привалившись к косяку, и наблюдал за ней с традиционно недовольной физиономией. А потом подошел и бесцеремонно запустил руку в корзинку. – Что ты тут делаешь? – пробормотала Селия, отчетливо ощущая, что ее сердце забилось громко и радостно, а в горле стало сухо, как в пустыне Анаурока. Так теперь было всегда, когда он к ней приближался. С того самого разговора. – А менее тупые вопросы в запасе есть? – хмыкнул Бишоп, жуя пирожок. – У тебя завтра дуэль, и я видел, как ты дерешься. Магической дури много, а вот понимания, что ты делаешь и зачем, – ни шиша. Так что, тебе нужна моя помощь: как сражается тот олух, я тоже видел. «А Мэлин говорила, что он не помогает никому и никогда», – пронеслось у Селии в голове. Но нелепая радость и еще более глупая надежда быстро затихли, призванные к порядку осторожностью. – И зачем тебе это? – снова спросила она, с трудом выровняв дыхание. – Если меня убьют, твой долг перед Дунканом исчезнет. Бишоп резко втянул носом воздух. Селия подозревала, что этот вздох у него вместо вразумляющей кого-нибудь зуботычины. В данном случае, вразумляющей ее. – Не забывай, ты тоже мне должна, – процедил он. – А получить должок с трупа довольно хлопотно. К тому же, Лорн меня раздражает, мне будет приятно посмотреть, как ты его поджаришь. А еще приятнее – нашпиговать его стрелами самому, потому что я не слишком-то верю, что ты справишься. Наверное, я так и сделаю, если ты меня попросишь. И Бишоп, не дожидаясь ее согласия, принялся рассказывать о слабых и сильных сторонах Лорна – так подробно, словно тот был его привычным партнером по спаррингам. Селия слушала, стараясь не хлопать глазами от изумления. Она знала, как Бишоп ценит свою шкуру, но сейчас он, похоже, был настроен ею рискнуть. Ради чего? Уж точно не из кровожадности или любви к искусству – это было не в его стиле. Она старательно запоминала все советы, но невольно вспоминала и о троих убийцах на Поляне Утешения, и о запытанных лусканцах, о которых говорила Мэлин. И не могла отделаться от ощущения, что Бишоп ведет собственную маленькую войну. Только вот с Лусканом или со своим прошлым? Все это очень напоминало затянувшуюся месть. Выгнать на ночь глядя на улицу и привести в храм Тира могло лишь что-то очень и очень личное, такое, что было способно завести еще дальше – на Арену Испытаний. Разумеется, дело в мести, а вовсе не в ее прекрасной чешуйчатой физиономии. – И еще совет – постарайся его разозлить до начала боя. Тогда он станет туп и предсказуем, как хезру, – Бишоп снова отхлебнул из фляги, выуженной из корзины. – А когда он окончательно одуреет, смело призывай свой летающий меч, и придурок начнет сражаться с ним вместо тебя. – Ладно, – Селия взяла вино из его рук и тоже отпила. Мысль, что она касается ртом места, где только что были его губы, заставила ее залиться огненным румянцем. Вместо того, чтобы думать о бое, она посмотрела на Бишопа. На его черные, будто подкрашенные углем, ресницы, на красиво очерченные брови, на четкие линии скул и челюсти. И покраснела еще сильнее: жар пощипывал теперь и уши, и шею и даже грудь. – Значит, наш совместный побег отменяется, да? – ляпнула Селия, чтобы скрыть жесточайшее смущение. Лучше бы она промолчала! Сердце застучало еще громче и мучительней, потому что даже ей была слышна хрипотца, прозвучавшая в собственном голосе. От предложения, сделанного ей Бишопом на обратном пути из Эмбера, Селия все еще не пришла в себя. Думала об этом и думала, вспоминая каждое слово и каждый направленный на нее взгляд, стараясь понять, что за ними стояло. И с яростью кусала губы, утихомиривая несущуюся вскачь фантазию. В ту ночь в лесу она долго не могла уснуть: сначала пыталась представить их с Бишопом вместе, потом отгоняла навязчивые и совершенно неприличные видения, которые преследовали ее до сих пор. И не переставая корила себя за то, что увлеклась совершенно неподходящим мужчиной. Мужчиной, который хотел ее убить! Только правда была такова: теперь ее колени слабели, а дыхание сбивалось с ритма даже когда она просто о нем вспоминала. А уж находиться с ним рядом и вовсе становилось испытанием для воли. И этой самой воли ей отчаянно не хватало. Будь иначе, разве ответила бы она ему: «Хорошо, давай сбежим, но перед этим убьем Торио и Лорна»? Разве сказала бы, что Касавира не касается то, что происходит между ними двоими? И ведь что-то действительно происходило. Понять бы только – что? Светло-карие волчьи глаза напротив прищурились, разгоняя кровь в ее жилах до окончательно сумасшедшей скорости. Вожделение. Это всего лишь обоюдное вожделение. Но лучше оно, чем проклятое «никогда». Пусть он видит в ней очередную дурочку, которой может раздвинуть ноги. Главное, он ее видит! Ей стало противно от собственных мыслей, но головокружение даже не думало пропадать. – А тебе бы этого хотелось? – Бишоп слегка наклонился к ней, Селия опять почувствовала его запах, и ей пришлось вцепиться в край скамьи, чтобы не пошатнуться. – Убить Лорна я хочу больше, – она опустила глаза и без нужды поправила волосы, надеясь, что ее голос не дрожал хотя бы сейчас. – И доказать правду. – Без второй фразы было бы лучше, – вздохнул Бишоп, отобрал у нее вино и поболтал флягой, определяя остаток. – Доказывать свою правоту – это так тупо. Распоследнее ничтожество с пеной у рта орет, что правда за ним. Правда, ложь – просто слова. Все зависит от того, кто и как их говорит. Селия вспомнила судебный процесс, ее передернуло от отвращения, и возбуждение немного улеглось. – Правда и оправдание – одно и то же жалкое понятие, – продолжал разглагольствовать Бишоп, и ей показалось, что он немного навеселе: все-таки большая часть выпитого вина была на его совести. – Куда интереснее жить, когда тебе становится похрен до правды. То есть, совсем. Сделано то, что сделано, сказано то, что сказано – так какой смысл сотрясать воздух пустыми разговорами и ломать голову пустыми мыслями? Селия задумалась. Эти рассуждения ей совершенно не нравились, хотя что-то в них все же было. – Погоди, но ты же сам говорил, что в мире стало бы меньше зла, если бы все боролись за то, во что верят? – И какое это имеет отношение к правде или лжи? Убеждения – это как скелет, это то, из чего ты сделан. А правильные они или неправильные – неважно. Главное – они твои. Бороться за них, значит бороться за себя. Селия расстроилась окончательно. Неужели в первый раз она неправильно его поняла, и все, что интересует этого человека – только его персона? Ей ужасно не хотелось в это верить. А потом она вспомнила, как яростно Бишоп спорил с Касавиром. Разве тот, которому на все плевать, стал бы так рычать и сочиться ядом? Нет, она отчетливо видела – ему не все равно. – Но… если тебе без разницы, прав ты или нет, как ты тогда сам себя оцениваешь? – Ну что за торгашество, детка, – протянул Бишоп снисходительно. – Самооценка – тот же самый торг с собой за возможность считать себя правым. И в этом тоже нет никакого смысла. В своих глазах я всегда бесценен, а чужое мнение по этому вопросу меня не волнует. Тебе бы стоило над этим подумать. Это прозвучало так по-мальчишески хвастливо, что Селия едва сдержала улыбку: он что – пытается произвести на нее впечатление? …Или искренне хочет верить в то, что говорит? Хочет верить, что его маска и есть лицо? Улыбка умерла, сменившись смутной тоской. Наверное, веру и желание верить легко перепутать. Она ведь перепутала. И может быть даже Касавир… Эту мысль она бросила, не додумав – слишком страшной и неуместной та была. – А как же ошибки? – продолжила Селия ковырять Бишопа. Ей так хотелось проковырять эту маску! – Ты же не можешь не осознавать, что их делаешь. Ошибки – это неправота. А если есть неправота, значит и правота тоже есть! Селия посмотрела на него с гордостью за собственную логику и увидела, как Бишоп беззвучно смеется, прикрыв лицо ладонью. – Тебя Торио покусала? – спросил он из-под руки. – Надо было все-таки пришить ее до суда… Детка, ошибки – это память и опыт, и ничего больше. Ничего! При чем тут правда? Ну все, хватит об этом. У Селии не было способностей Касавира, но она почуяла, что Бишоп врет. И что на самом деле разговор резко перестал его забавлять. – Я целый час на тебя потратил, так что пора поговорить об оплате, – буркнул он. – Золото? Или ласковые слова? – она попробовала превратить все в шутку, но Бишоп одним движением убрал разделяющую их корзину и придвинулся ближе, обдав пахнущим сладким вином дыханием. У Селии даже потемнело в глазах – настолько недвусмысленно он на нее посмотрел. И будь она проклята, если это не доставляло ей удовольствия! Она и не подозревала, что такой неистовый жар во всем теле может вызвать всего лишь взгляд. Ей казалось, еще немного, и она задымится, ее собственное дыхание сбилось и стало частым, а во рту снова мгновенно пересохло… Наверное, чтобы компенсировать переизбыток влаги в совершенно другом месте. Может, у него и вправду пунктик насчет полуэльфиечек. Хотя, Мэлин, конечно, куда красивее нее. Или ему кажется забавной мысль трахнуть командира. Или у нее задница приятной для него конфигурации. Да какая, к демонам, разница, если она готова ему отдаться прямо на этой проклятой скамье, во время ритуала в храме Тира?! – Я… – Селия сглотнула, пытаясь взять себя в руки. – Ты помнишь, о чем я говорила на поляне? Бишоп тихо фыркнул ей в ухо, заставив прядь ее волос всколыхнуться, а низ живота зайтись в сладкой судороге: – Ах да. Но я-то тебе меня трогать не запрещал, м-м? – Нет, – ответила она почему-то шепотом, представив, как прямо сейчас стащит с него куртку, усядется верхом и вопьется долгим-долгим поцелуем, а потом будет изучать его лицо губами, языком и кончиками пальцев, спускаясь все ниже и ниже, как прижмет зубами его горло, как запустит ладони под его рубашку, а потом… Селия решительно прокашлялась и сухо клюнула Бишопа в щеку. Ну и пусть это просто вожделение. Ее страсть никогда не будет оплатой за услугу. Настолько низко она еще не опустилась. – Это все? – спросил он с нескрываемым разочарованием. И даже обидой. – Да! – кивнула она с той же непреклонностью. Бишоп оглядел ее внимательно и задумчиво, а потом поднялся на ноги. – Ты же понимаешь, что твой долг только растет? – Селия снова услышала в его голосе угрожающие нотки. Кажется, он действительно рассердился. Неужели был настолько уверен, что она оплатит его советы натурой? Ох, ну и мнение же о ней у него сложилось… – Именно поэтому я не стану просить тебя убить Лорна. Я справлюсь сама, – она надменно вскинула подбородок, от души надеясь, что ее голос не дал петуха. – Дура, – пожал плечами Бишоп и зашагал к двери. Как-то так Селия себя и ощущала. Она сердито вздохнула, растянулась на скамейке, прижала к себе теплого сонного хорька и, следуя дядюшкиному совету, постаралась заснуть сама. Но безумное возбуждение оставило ее далеко не сразу, заставив помучиться от череды откровенно непристойных видений. А может, его мнение о ней не такое уж и неправильное? Она ведь действительно слушает все, что он говорит, мечтает, чтобы он запустил руку ей под юбку и до ужаса, до сердечной боли хочет ему верить. Утром Селия перекусила чуть зачерствевшими пирожками, допила остатки вина и отправилась на Арену Испытаний с твердым желанием убить убийцу. А потом поговорить с Бишопом в более подходящей обстановке.