Часть 45. Отцы и дети. Часть 2.
30 июля 2022 г. в 11:09
— Мы почти на месте, не отставайте, — подзывал их громко Генри, хлюпая где-то далеко впереди.
Левша торопливо следовал за ним, и Шарлотта ощущала каждый шаг мишки весьма болезненно: девочку раскачивало из стороны в сторону и неоднократно било головой о стенки металлического корпуса, после чего она стремилась найти более безопасное и удобное положение для себя, но всякая новая попытка оканчивалась неудачей. Чарли чувствовала, что медведь ступал очень плавно и нежно, он старался ради неё, но её голову, видимо, ничто не могло спасти от непредвиденных топей и кочек, на которые неожиданно ступал Левша, заваливаясь на одну из сторон.
Чарли хотела бы сказать, что она и сама дойдет (в крайнем случае, долетит) до прохода в душу отца, но надвигающееся чувство давки и истощения закрывали ей рот, вгоняя в полусонное состояние.
Чем ближе они были к цели, тем Шарлотте становилось хуже: силы уходили, тяжесть налегала на одурманенный мозг, а желание что-либо делать распадалось на кусочки, превращаясь в лень.
Девочка чувствовала, как медленно подкрадывается к ней сонная пелена, и, чтобы хоть как-то себя расшевелить, Шарлотта решила обратиться к медведю:
— Левша, а ты скажешь мне, как выглядит изнутри душа папы? — с любопытной наивностью спрашивала девочка.
Мишка усмехнулся и тихо зашептал:
— Я уже там бывал. Ты думаешь, она сильно отличается от других душ?
— Ну, да, полагаю, — неуверенно промямлила она. — У Майкла в душе не было ничего, кроме него самого, у Кэсседи — целый кошмарный парад, а у Элизабет — красивое заведение с живым вокалом. У папы явно должно быть что-то интересное в душе, — рассудила девочка. — Я не поверю, если не будет.
— Ну, если ты так считаешь, — пожал плечами Левша, — то я, пожалуй, опишу тебе это место. Пыльное, старое, с затхлым запахом. Ничего необычного и ничего привлекательного.
— Это не может быть правдой! — не веря своим ушам, воскликнула девочка. — У папы настолько скудно?
— Я бы не назвал это место скудным. Напротив, в нем полно интересных вещей: горы сломанных эндоскелетов, разорванные чертежи и бумаги, вечно скорбящий ветер, завывающий над ухом, и одинокая тусклая настольная лампочка, освещающая всё это уныние.
— Это по-твоему «ничего необычного и привлекательного»? — поинтересовалась девочка. — Это же буквально вся папина жизнь, погребенная под слоем разочарования и сожаления!
Левша тихо усмехнулся:
— Вы, люди, такие чувствительные.
— Это не смешно, а очень грустно, — борясь со слабостью, возмутилась Шарлотта. — Да и что значит «мы, люди»? Вы, роботы, не менее эмоциональные создания…
— Только те, у кого есть чип личности, Чарли, — с некоторой ноткой грусти отвечал медведь. — Я его лишён, поэтому мои эмоции ограничены в своей «эмоциональности».
— Ну, в некотором плане ты и вправду непробиваемый камень, но далеко не во всем, — не соглашалась с ним девочка, подпирая свою щеку ладонью. — Ты очень ревнивый и саркастичный.
— Я ревнивый? — с нескрываемой усмешкой вопросил Левша. — Когда же я позиционировал себя как ревнивца?
— Когда отгонял от меня куклы моих друзей, — напомнила ему Шарлотта, и мишка промолчал, хотя Чарли могла чувствовать каждой частицей своего тела, как он закатил глаза и снисходительно улыбнулся.
— Я не ревновал, это просто была мера защиты. Если бы я ревновал, я бы не стал спасать их из плена Афтона, — отрицал Левша.
— Мера защиты от чего?
— Не придирайся к словам.
Девочка немо произнесла: «бла-бла-бла», и осталась при своем. Медведь будто заслышал мысли Чарли и произнес твердым голосом:
— Я не ревную.
— И я в это охотно верю.
— Потому что это правда, Шарлотта, — раздражаясь с каждой секундой все сильнее, отвечал Левша.
— Я знаю, — ехидничала девочка, еле сдерживая смешки.
— Шарлотта Эмили, — тихо гаркнул мишка, и Чарли остановила свой поток насмешек.
— Прости, я не хотела тебя задеть, — с досадой в голосе произнесла она. — Я просто пыталась отвлечь себя.
— От чего?
— От сна, — как в доказательство Шарлотта громко зевнула и развалилась внутри Левши. — Я совсем размякла…
— Похоже, в этом месте концентрация токсинанта, — рассуждал мишка. — Откуда бы ему тут взяться? Если только не…
— Если только не что? — уточнила Чарли.
— Если только Фредди не принес, — загробным голосом вымолвил Левша и кинулся бежать, оповестив об этом Чарли сильной тряской.
— Что происходит?! — отрывисто прокричала Шарлотта, упёршись руками в стенки корпуса, как испугавшийся воды котенок.
— Мистер Эмили! — звал того Левша, не обращая внимание на слова Чарли. — Мистер Эмили! Не уходите далеко без меня!
— Что-то с папой? — испуганно вопросила девочка, но в ответ получила лишь тихий резкий шик. «Кажется, там, снаружи, что-то происходит…» — заключила Шарлотта, прикрыв рот руками.
— Мистер Эмили!..
Звук резко оборвался. Чарли сжалась в комочек и внимательно вслушалась в звуки, раздававшиеся снаружи: шаги затихли, голоса замолкли. Слышался лишь отдаленный лязг металла и механический голос, визжащий на высоких нотах.
— Это ФанТайм Фредди?.. — прошептала как можно тише Шарлотта.
В ответ Левша медленно направился в сторону голоса, оставив девочку теряться в догадках и дальше.
Не было ничего хуже для Чарли, чем сидеть взаперти и бездействовать, пока где-то там бушует битва или происходит нечто ужасное. Она из последних сил сдерживала себя от того, чтобы вырваться из груди Левши и осмотреть ситуацию самолично, но предупреждающие похлопывания медведя по животу сбавляли градус нетерпения и интереса, позволяя мишке взять главенство над ней.
— …Врун! Врунишка! Решил, что я так просто позволю себя обманывать?! — доносились отрывки горестной тирады ФанТайм Фредди. Его голос местами напоминал звучание Солнца: такой же надрывный, временами писклявый и чересчур эмоциональный. Иногда у Чарли возникал вопрос: зачем наделять маскотов такими протяжными и тонкими голосами, но ответ сам собой всплывал перед ней: дети любят ассоциировать себя с любимыми персонажами, а, как известно, голоса малышей не отличаются особой грубостью и твердостью. В контексте робота-убийцы эта деталь омрачала и без того гнилую подноготную заведений Уильяма Афтона: ребята приходили посмотреть на своих любимцев, которым доверяли и любили, а в итоге умирали от их рук. «Жутко», — подумала про себя Шарлотта, вслушиваясь внимательнее. — Да ты знаешь, что я с тобой сделаю, старпер!
— Я не собирался обманывать тебя, клянусь!.. — звучал голос Генри. В страдальческих возгласах мужчины были слышны мольбы о помощи, и Чарли не выдержала, начав вырываться из живота Левши.
— Сиди смирно, тебя же просили, — шипел медведь, видимо, находясь в засаде. — Нас же раскроют из-за тебя!..
— Дай хоть взглянуть, что там происходит! — молила Шарлотта.
— Тебя так хочется посмотреть, как твоего отца скрутили щупальца?
— Моего отца скрутили щу…?! — Чарли замолкла, когда раздался крик. Это был Генри. Девочка всё же приоткрыла люк и увидела, как металлические змеи обхватили руки её папы и заломили за спину, чуть ли вырвав их из плеч. Шарлотта вскрикнула от испуга, и Левша резко захлопнул живот, грозно рыкнув.
— Ну вот! Другое дело! А говорили, что вы не гимнаст! Врун-врунишка! — самодовольно произнес Фредди. — Теперь вы меня точно не обманете! Я ещё слышал, что человек не может лизнуть свой локоть! Давайте попробуем, и, если получится, попробуем провернуть голову на 360 градусов! Только старайтесь очень хорошо! — протянул заинтригованный ФанТайм.
— Прошу, не надо… — на последнем издыхании шептал Эмили.
— Левша, выпусти меня! Я не могу позволить издеваться над моим отцом! — требовала девочка, барабаня по стенкам корпуса. Силы покидали её с каждой секундой всё быстрее и быстрее, но Чарли всё ещё желала сопротивляться влиянию токсинанта и прекратить эти издевки над её папой.
— Ты хочешь стать ещё одной игрушкой в его коллекции? — с пренебрежением в голосе спросил медведь. — Прекрати издавать звуки, ты же нас выдашь!
— Да пусть хоть раздерет меня на части, я не дам папу в обиду! — твердила Чарли, ломясь из него наружу, пока Генри пытался отвадить монстра от его затеи.
Препирательства Левши и Шарлотты закончились в один миг, когда девочка почувствовала сильную тряску и невесомость на мгновение. Без экстрасенсорных способностей можно было догадаться: их повязали.
— Доигралась, — недовольно прошипел медведь.
— Ого! Дружище! — раздался голос Фредди в нескольких сантиметрах от Чарли. Девочка дрогнула и прижалась к спине Левши, ерзавшего в металлических цепях. — Я не видел тебя со времен нашего заточения! Как поживаешь?
— Как давно мы с тобой стали друзьями? — раздражённо вопросил медведь. Шарлотта легонько стукнула его изнутри, прошептав: «Молчи, глупый!», но на мишку эти слова подействовали несильно. — Когда ты пытался выпотрошить меня?
— Нет, нет, нет! Я же тебя спас! — обиженно протянул ФанТайм и потряс Левшу в щупальцах.
— А, точно, совсем забыл, что это так называется, — саркастично отвечал Левша. — Когда тебя сначала пытаются убить, а потом из пожара вытаскивают наружу, в ещё больший пожар…
— Не нужно благодарностей! — отмахнулся Фредди, не понявший юмора медведя.
— С чего на тебя снизошла такая доброта? — решив подыграть ему, спросил Левша. — Я думал, что ты выполнял приказы твоего хозяина.
— Это тоже был его приказ.
— Тогда почему мы с тобой друзья? — недопонимал медведь.
— Ну и дурак! — рассмеялся ФанТайм. Чарли не могла этого видеть, но она чувствовала, как сильно язвительный смех Фредди и его поведение тяготили и раздражали Левшу, но тот, видимо, опасаясь за Шарлотту, учтиво помалкивал и ждал своей возможности заговорить. — Фух! — успокоился наконец монстр. — Давно я так не смеялся! Ладно, разъясню для тебя, так и быть! Мы с тобой оба медведи, мы оба следуем приказам наших создателей (правда, твой создатель очень противный и лживый тип), и мы оба оказались заперты в ловушке против нашей воли, а также хозяин велел присматривать за тобой, значит, он сказал, что ты мой друг.
— Это немного притянуто за уши, но пусть будет так, — смирился Левша. — Можешь ли ты опустить меня на пол вместе с моим хозяином, друг? — в его голосе явно слышались нотки брезгливости, но медведь пытался это скрыть и надеялся на то, что ИИ ФанТайм Фредди не распознает в его фразе никакой уловки. Надежд Левша особых не питал, ведь за всё то время, что он знал Фредди, тот наглядно показал ему, что интеллект ФанТайма равен половине картошки, но попытаться стоило.
— Конечно нет! — нервно усмехнулся ФанТайм.
— Почему? — безучастно спросил Левша, как бы говоря себе: «Чего я мог ожидать от него?»
— Как же я отдам вас моему хозяину, если вы опять сбежите через ремнантные каналы, ты, глупец? — до Шарлотты донеслось гневное тихое рычание её мишки, она предположила, что в этот момент Фредди потрепал Левшу за голову, чем в очередной раз вызвал у медведя агрессию. «Дела плохи, — пронеслось в мыслях у Чарли. — Если он доставит нас к дяде, нам крышка!»
— Кто сказал, что мы тут же убежим? Зачем мы по-твоему сюда возвращались? Чтобы быть пойманными тобой? — хрипел Генри. Его длительное молчание начинало напрягать Шарлотту, но и звучание голоса её отца успокоение девочке не принесло. С одной стороны, ФанТайм мог просто безболезненно обхватить мужчину за грудь и живот, удерживая в воздухе, чем дал бы возможность ему говорить, но, с другой стороны, мистер Эмили мог просто привыкнуть к боли и говорить через силу, что куда сильнее омрачало ситуацию для Шарлотты. «Ох, как же неловко! — хваталась за голову девочка. — Почему я не могла просто посидеть! Неужели моему характеру вечно нужно брать верх над разумом? А вдруг нас теперь окончательно схватят?! Привет, рабство, прощай, свобода!»
Казалось, вопросы Эмили заставили мозг Фредди впервые за несколько лет задуматься, и Генри продолжал, пока у него была такая возможность:
— Скажи, зачем тебе всё это: вся эта власть, влияние, если их некому показать?
— Что ты несешь, старик? Вы прямо сейчас находитесь в моих руках, и я могу сделать с вами всё, что захочу! — хвастался ФанТайм.
— Но, если ты нас отдашь Афтону, кому ты будешь показывать своё величие? — поддержал Левша Генри. — Ты же останешься тут совсем один.
— Нет! Это не так! Я не один! — отрицал Фредди. Его голос чем-то напоминал Шарлотте обиженного маленького ребенка, отчаянно спорившего со своими родителями и пытавшегося доказать свою правоту. — У меня есть куча душ внутри, и каждая из них сможет лицезреть мою мощь!
— Кстати об этом, их там уже нет, — добавил Левша.
— Что?! — не веря своим ушам, воскликнул ФанТайм. — Это вранье! Я буквально пять минут назад был внутри… эм… меня! И там было полно душ!
— Но разве ты не чувствуешь, что тебя перестали подпитывать ремнантом? — спросил его Генри. — Я тоже чувствую опустошение внутри, мы же с тобой связаны.
— Ты и я?! Ха! Не смеши! — убежденный в своей правоте смеялся Фредди. — Меня бы никогда не заключили в одном теле с престарелым вруном! Ты тут временно, пока хозяин так хочет!
— Ты не знаешь, как работает одержимость, не так ли? — протянул Генри, уже зная ответ заранее.
— «Одержимость»?
— Да, одержимость, тупица, — не сдержался Левша, за что, видимо, получил от ФанТайма оплеуху, судя по тому, что мишка болезненно шикнул и замолк.
— Одержимость — это связь между роботом и душой. Ты убил меня, ты пропитался моим ремнантом, так что теперь мы с тобой связаны, — снисходительно отвечал Эмили, под конец цокнув краем губы. — Даже твой хозяин нас не разделит.
— Не-е-е-ет! — протянул жалобно Фредди. — Я не хочу проторчать остаток своей жизни с каким-то старым вонючим мужиком, из которого песок сыпется!
— Больше акцента на его возрасте, пожалуйста, — саркастично подметил Левша.
— Но ты можешь помочь нам разлучиться! — успокаивал ФанТайма Генри. — Для этого всего лишь нужно образумить твоего создателя!
— Хочешь сказать… что я, ФанТайм Фредди… должен пойти против своего хозяина?! — гневно воскликнул монстр.
Послышался треск. Чарли заметила появившиеся в корпусе Левши трещины, разраставшиеся во все стороны. С каждой секундой их становилось всё больше, и жуткий хруст сопровождался сдавленными криками отца и шипением мишки, пытавшегося высвободить себя. Шарлотта закрыла рот руками, и она тихо произнесла: «Простите меня! Я не хотела, чтобы так получилось!»
Капля ремнанта стекла по её щеке, и на мгновение всё прекратилось. Ни треска, ни криков слышно не было. Девочка настороженно прислушалась и подобралась поближе к люку, приложившись ухом к холодному металлу.
Раздался лязг. Щупальца вырвали брюхо Левши, раздался механический глухой рев боли медведя, и Шарлотта оказалась перед бело-розовым лицом ФанТайм Фредди, сверкавшим своими холодными голубыми глазами. Его взгляд казался стеклянным, будто бы в этот момент он решал внутри себя — разорвать ли девочку на кусочки или же сделать что-то похуже. Чарли вжалась в заднюю часть корпуса и затаила дыхание, надеясь, что этот монстр не заметит её.
— Дружище, разве можно скрывать от друзей такие подарки?! — радостно, но с нотками злобы пропел Фредди, протянув к Чарли свои металлические жгуты.
— Только тронь её, ты…
— Или что? — самодовольно протянул ФанТайм, обращаясь к Левше, выплакивающему ремнант. — Зальешь меня слезами? Прожжешь «лазером» из глаз? Ой, прости, совсем забыл, что у тебя нет лазеров! И ты одноглазый. Поэтому за тобой нужен глаз да глаз! — Фредди сам похихикал над своей шуткой, скрутил Шарлотту холодными змеями и без особых усилий вырвал девочку из живота Левши. Девочка испуганно взглянула на своего мишку, и тот начал усерднее вырываться из металлических лоз, смотря на Чарли так виновато-скорбяще, что у Шарлотты сердце стыдливо сжалось, а слезы пошли из её глаз ручьями, скапливаясь на жгутах Фредди.
— Нет! Прошу! Не надо! — взмолился Генри. Его тело было покромсано, словно бы бензопилой изъезжено, но мужчина не замечал этого, испуганным взглядом смотря на свою дочь и прорываясь к ней из коварных острых щупалец. — Не забирай её у меня!
— Кое-кто лоханулся! — с издевкой хохотал Фредди. — Мой хозяин будет так счастлив увидеть тебя!
— Ты не понимаешь, какую ошибку ты совершаешь! — в гневе прокричал Левша.
— Упс, кажется, я её уронил! — невинно сказал ФанТайм, выронив Шарлотту из щупалец.
— Нет! — услышала крик отца Чарли прежде, чем провалилась в разлом между душами.
Холодный ветер обдирал тело девочки, так и норовя вырвать одну-две конечности. У Шарлотты не было сил сгруппироваться, они покинули её в тот же момент, как у неё отняли возможность видеть своих родных.
Она не знала, как там Марионетка и остальные. Живы ли они, а, может, их уж давно завалили камнями… Чарли не догадывалась, что происходило с бедными душами, решившимися дать бой мерзкому демону, сбежавшему из ада: полегли ли они бездыханно и вновь стали безвольными куклами; одержали ли победу хоть в чем-то, даровав себе возможность уйти в мир иной… Девочка не подозревала о том, что сделает ФанТайм Фредди с её папой, встречу с которым она ждала так долго, которого наконец увидела и обещала не бросать, но лишилась в одночасье; Боялась того, как поведет себя Левша, не выполнивший свой долг перед Шарлоттой и позволивший забрать её у него… Эти мысли сковали Чарли.
— Почему?.. Почему ты такая? — раздавался голос отца над ухом. — Я же просил тебя вести себя тише! Посмотри, что ты наделала!
— И эта наша надежда на упокоение? Да проще вообще сдаться и ничего не делать, чем следовать за таким «лидером», — угрюмо звучал Фритц.
— И вот ради этого я должна была отказаться от своего рая?! — возмущалась Лиззи. — Чтобы лицезреть это… ничтожество?!
— Я… Я так надеялся на тебя!.. — плакал Кэсседи. — А ты ничего не смогла! Ты… Ты сломала мне жизнь! Ненавижу тебя! Не хочу тебя видеть!..
— Вот поэтому Габриэль и был главным, — апатично отозвалась Сьюзи. — Без обид, но это жалкое зрелище…
— Мой брат сейчас где-то там!.. Он подставляет себя под удары Сгустка, думая, что ты поможешь нам! А ты! — визжал в слезном припадке Джереми. — А ты предала его! Габриэль не был достоин такой участи!
— Я пережил столько всего, чтобы в итоге наблюдать за тем, как ты проебываешь буквально всё, чего мы успели достичь?! Ты снова хочешь скатить нас к началу?! Снова довести до того, чтобы отец ушел ненаказанным?! — орал Майкл. — Да лучше бы на твоем месте был безмозглый пес! Проку было бы куда больше!
— Как я и говорил, неусидчивая и любопытная, — отчитывали Габриэль и Фредди. — У тебя был шанс побороть свои недостатки, но ты им не воспользовалась… Это протест или просто твоя тупость? Хотел бы я знать ранее, тогда бы я не согласился на твою авантюру…
Агония охватила разум девочки. Она схватилась за голову, за корни волос, и закричала от стыда и нескрываемой обиды на саму себя и на ситуацию, в которой оказалась. Чувства жгли сильнее раскаленного металла, вина разъедала внутренности Шарлоты, опустошала её и покрывала ненавистью к собственному существованию.
— Простите меня! Я не хотела, чтобы так вышло! — задыхаясь в слезах, визжала Шарлотта.
— Ты только и можешь, что бесконечно просить прощение! — обрушились на неё голоса друзей и родных. — Когда ты начнешь что-то делать?!
— Я пыталась! У меня не вышло!
— Потому что ты никогда ничего не могла! Ты просто позорище! Приставучая, бесхарактерная дрянь!
— Н-нет! Пожалуйста! Прекратите! — молила девочка, прикрывая свои уши. — Я исправлюсь! Я не подведу вас!
— Сколько раз мы слышали подобное? И сколько раз твои обещания сгорали и превращались в пепел?
— Клянусь, это последний раз! Я не позволю себе больше вас разочаровать! Вы будете свободны! Вы останетесь довольны! — вопила Шарлотта, бессильно развалившись на полу.
— Ты никогда не могла постоять за себя! Вечно строила из себя ангела, оставляя нам всю грязную работу! И когда мы нуждались в твоей помощи, где ты была? В коробке, в подсобном помещении, в отключке! Но никогда рядом с нами! С чего нам доверять тебе теперь?!
— Я… Я….
— Чарли.
Девочка замолкла. Гул, наполнявший её разум, стих, и агония медленно покинула её тело. Напротив её лица горели окна заведения «Фредбер и друзья», по крыше барабанил холодный дождь, а окружающий мир покрывала тьма гремевших с неба грозовых туч. Чарли окутал шквал ледяной воды, она продрогла в миг и съежилась, обняв себя за плечи. Она знала, кто стоит за её спиной.
— Не самая лучшая погодка для того, чтобы стоять на улице, Чарли.
— Уходите, — потребовала Шарлотта. — Пойдите прочь! Вы думаете, я не знаю, зачем вы тут? Вы собираетесь сначала поиздеваться надо мной, а после превратить в марионетку, как и тогда! Вам не кажется, что вы достаточно причинили мне боли, дядя?
— Тебе некуда пойти, Чарли. Ты и сама знаешь, что ты не попадешь вовнутрь, как бы сильно ты не просилась и не старалась привлечь к себе внимание.
— Марионетка рано или поздно сможет выбраться, — твердила себе девочка. — Тогда я буду спасена. Хотя бы в этой «мини-игре» я буду спасена.
— Ты действительно думаешь, что тряпичная кукла без интеллекта смогла сама открыть дверь?
Чарли рвано вздохнула и всё-таки повернулась к дяде. Её ослепил свет фар, и в их огнях девочка разглядела фиолетовый костюм и несуразную улыбку, которую она когда-то находила весьма привлекательной, но теперь же считала характерной чертой демона по имени Уильям Афтон.
— Что… Что вы имеете ввиду?.. — Афтон усмехнулся. — Не молчите!
— Садись, Чарли. Прокатимся.
— Вы думаете, что я поведусь на это вновь? — нахмурилась Шарлотта, прижавшись спиной к окнам пиццерии.
— У тебя нет выбора, Чарли. К тому же ты уже мертва, чего тебе бояться?
Шарлотта взглянула в окно, но ни одного посетителя она не увидела. Пиццерия походила больше на декорацию к старым воспоминаниям, одолевавшим её временами, чем на настоящее заведение, в которое Генри вложил всю свою любовь и душу. «Мне неоткуда ждать помощи, некуда бежать… Если он хочет что-то рассказать мне перед тем, как поработить, то пусть будет так. Это будет расплатой за мой эгоизм и глупость», — девочка вздохнула и медленно зашагала к машине, постоянно оглядываясь за спину в надежде увидеть в стеклах кафе высокий силуэт куклы.
Уильям открыл дверь своей фиолетовой машины и аккуратно усадил в неё Шарлотту, уложив на ноги махровый персиковый плед. Чарли удивленно похлопала глазами, но отказываться не стала: в конце концов никакая гордость не имела сейчас значение, особенно в форме отказа от теплой вещи. Девочка обмотала себя пледом и с недоверием взглянула на дядю, усевшегося на водительское сидение. Он молча развернул машину и поехал в противоположном от пиццерии направлении, на шоссе, пролегавшее меж глухих лесных боров. Шарлотта взглянула напоследок на дверь пиццерии, но та так и осталась закрытой.
Девочка ожидала, когда Афтон начнет разговор, но, похоже, он ждал этого от самой Чарли. Шарлотта долго не находила сил завязать диалог: в голове то и дело всплывали мысли о своих товарищах, сражавшихся сейчас против Сгустка. Девочке было ужасно стыдно перед всеми ими. «Почему ты не могла даже попытаться отказаться? Господи, Чарли, у тебя есть хоть какое-то самоуважение или нет?!» — корила себя Шарлотта. По её лицу можно было спокойно прочитать каждую мысль, приходящую ей в голову, и Уильям, хорошо разбиравший её почерк, тихо посмеивался себе под нос.
В один момент девочка не смогла выдержать груз её мыслей и стоявшую тишину, поэтому она глухо прошептала:
— Спасибо за плед.
— Всегда пожалуйста, — снисходительно отвечал Афтон, внимательно следя за дорогой.
— Вы серьезно? Это всё, что вы хотите мне сказать? — раздраженно спросила Шарлотта. — Вы ради молчаливой поездки посадили меня в эту машину?
— Я ответил на то, что ты мне сказала, Чарли, — пожал плечами Уильям. — Советую выбирать верные фразы, если хочешь услышать от меня что-то важное.
Девочка раздраженно выдохнула. Глядя на него, Шарлотта могла точно сказать, что внешне её дядя ни капельки не изменился. Его острые черты лица, передавшиеся детям, бледноватый оттенок кожи, почти мертвые голубо-серые глаза и кривая улыбка — всё это было первым, что приходило на ум Чарли при упоминании имени Уильям Афтон. Ни желтый кролик, ни ходячий труп в костюме СпрингБонни, а обычный человек с ординарной внешностью, которую она считала уникальной и даже красивой. В то время, когда люди считали Афтона чересчур прилизанным и ухоженным до безумия, Шарлотта видела в нем просто мужчину, умеющего следить за собой и обладающего своим стилем под названием «Фиолетовая строгость»: обязательно деловые костюмы и обязательно фиолетового цвета. Чарли знала, что этот цвет приписывали всем психически нездоровым людям, но в детстве она не придавала этому особого значения: она и сама любила этот цвет, но себя ненормальной она не считала. Строгий стиль Уильям поддерживал даже в повседневной жизни, но от других соблюдение эстетического кодекса он не требовал, хоть неоднократно намекал на это Генри и Майклу, даря им дорогие пиджаки и рубашки.
«Как же сильно вы поменялись внутри, дядя. Или же вы всегда желали только убийств и чужих смертей? Думаю, самое время узнать это», — Чарли прокашлялась и обратилась к Афтону, стараясь сохранять твердость голоса как можно дольше:
— Зачем? — Уильям вопросительно хмыкнул. — Зачем вы это сделали? Зачем вы убили меня?.. Я вам что-то сделала? А те дети? А Майкл, Лиззи и Кэсседи? Что вам сделал мой папа?.. О чем вы вообще думали, когда убивали нас?..
— Тебе это интересно? — удивился Афтон.
— Это настолько поражает вас? — изумилась Шарлотта. — Кто бы не хотел знать, за что его убили?
— Я просто не ожидал, что это будет твоим первым вопросом, — спокойным голосом ответил дядя. — Вроде как наш с тобой разговор начался с Марионетки и открытой двери. Хотя это в любом случае связано.
— Вы расскажете?
— Почему нет? Это не какая-то «таинственная тайна», которую я стал бы скрывать от тебя, Чарли, — усмехнулся Уильям.
— Вы ведете себя так… странно… — заметила Шарлотта. — Вы говорите со мной так, словно бы ничего не было: не было ни убийств, ни пыток, ни попыток захватить мой разум! Что тут происходит?!
— Я говорил с тобой когда-то иначе, Чарли? Не припомню такого, — отвечал Афтон, повернувшись к Шарлотте. Он желал лицезреть задумчивость на детском лице, сменившуюся раздражением и немым согласием девочки с тем, что Уильям прав, и, узрев её эмоции во всей красе, жизнерадостно улыбнулся и отвернулся к лобовому стеклу, продолжив следив за дорогой.
— Этому есть какая-то причина, не так ли? Вы чего-то добиваетесь этим! — рассуждала Чарли. — Вы думаете, если будете говорить со мной вежливо и умиротворенно, сможете добиться моего полного подчинения? Вы ошибаетесь! Я ни за что не стану помогать вам и питать ваше тело своим ремнантом! Вы не добьетесь этого от меня!
— Ты много голосишь, не находишь? — прервал её Афтон. — У каждого человека есть манера общения, которую он использует только в определенных ситуациях и с определенными людьми. Я же не буду сюсюкаться с Майклом, верно?
— А лучше бы подумали о нем хоть немного, — пробормотала Шарлотта. Краем глаза она заметила, как уголки губ Уильяма дрогнули и опустились, но он тут же встрепенулся и развеселил себя самого, расплывшись в широкой улыбке.
— Я думаю о Майки. Каждый день думаю о нем! — недопонимал Афтон. — Почему ты говоришь такие вещи? По-твоему, я — плохой отец?
— Меня пугает такая постановка вопроса, дядя Уильям, — уложив свою руку на ручке двери, настороженно протянула Шарлотта. Девочке было трудно рассмотреть лицо Афтона, но просыпавшиеся огоньки безумия, сверкавшие в его глазах, были бы видны из далекого космоса. Уильям на секунду повернулся к Чарли и встрепенулся, сжав в руках кожаный руль так сильно, что кисти рук хрустнули и побелели от напряжения.
— Прости, не хотел тебя пугать, — уняв огонь внутри себя, нервно усмехнулся Афтон. — Иногда на меня находит психоз, но это бывает недолго и кратковременными вспышками. Не бойся, я тебя не трону.
— Психоз — та причина, по которой вы меня убили? — допрашивала его Шарлотта.
— Не совсем, — пожал плечами Уильям. Создавалось ощущение, будто он и сам не знал, зачем это сделал, либо же скрывал это от Чарли, что делало ситуацию ещё более странной.
— Тогда почему? — Афтон отвел взгляд в сторону и нервно затопал ногой. — Вы же сказали, что ответите на все вопросы! Почему теперь вы молчите?
— Я собираюсь с мыслями, Чарли, — оправдывался Уильям. — Знаешь, там столько причин, что у меня у самого голова взрывается.
— Начните с основных, — предложила девочка. Афтон что-то прикинул у себя в голове и согласно кивнул.
— Что ж, ладно, с основных, так с основных, — решился наконец мужчина. — Первое: ты стояла одна на улице, где никого не было. Второе: кровь легко смылась бы каплями дождя. Третье: я был немного нервный, мне нужно было выпустить пар…
— Серьезно?! Вы убили меня от нечего делать?! — возмутилась Шарлотта. Сонное состояние не оставляло её ни на секунду, а капли дождя усыпляли её ещё сильнее, но эта фраза смогла снять с неё одурманивающие оковы дремоты, взбурлив вулкан эмоций. — Этих причин хватило вам для того, чтобы пойти на убийство?!
— Ну, не совсем, там ещё около десятка, — спрятав глаза в полу, произнес Афтон. Он выглядел, как нашкодивший школьник, и, если бы речь не велась об убийствах, Чарли смогла бы назвать его даже миловидным.
— И эти вы посчитали основными? Правда? — не веря своим ушам, вопрошала девочка.
— Ты спросила про причины, а не про предпосылки к твоей смерти, — пожал плечами Уильям. — Что ты хочешь от меня услышать?
— Я. Хочу. Знать, — требовала девочка. — Почему. Вы. Убили. Меня!
— Ладно, ладно, тише! — согласился Уильям. — Ты хочешь услышать это? Я расскажу тебе.
— Только серьезно на этот раз!
— Хорошо. Ты же знаешь, что мы основали с твоим отцом «Обед у Фредбера» вместе? — начал рассказ Афтон. — В то время он только учился жить один, без своей возлюбленной, вместе с годовалой дочерью. Я ему часто помогал в воспитании, приносил книги, старые вещи Бет. Да и Сара давала ему советы в уходе за ребенком. Однако, после её помощи он вспоминал об уходе его жены и некоторое время плакал, но он быстро абстрагировался от этой мысли и посвятил себя полностью тебе… Мы были не против нянчиться с тобой днями напролет, да и помощь наша была бескорыстна.
— Вы делали для него всё, что могли, не так ли? — несколько виновато спросила девочка. Она и сама не знала, откуда взялось это навязчивое чувство вины, но оно не пропало даже после того, как Чарли вспомнила, что этот человек убил её.
— Для этого и нужны друзья, Чарли, — смущенно улыбнулся Афтон, устало почесав затылок. — Выручать в трудную минуту — их обязанность. Я всегда думал так и считал это правильным. Когда у нас появился Кэсседи, я ожидал от твоего отца той же поддержки, что мы дали ему, но… Этого не произошло. Генри был настолько одержим идеей обезопасить тебя от всего, уделить каждую минуту своего внимания только тебе, что на мои просьбы о помощи он практически не отзывался. Только тогда, когда Майкл стал достаточно взрослым, чтобы приглядывать за младшими, твой отец решил проявить заботу по отношению к нам. Он баловал вас сладким, возил на всякие аттракционы и выставки. Я ценил это, правда ценил, но неприятный осадок всё равно остался.
— Но ведь мой отец был совершенно один! Как он мог помочь вам, если ему самому нужна была помощь? — вступилась за него Шарлотта. — Вы же воспитывали уже двоих детей, вы должны были понимать, насколько вам будет трудно с третьим!
— Я тоже был один, Чарли, — грубо отрезал Афтон. — После рождения Кэсседи Сара загремела в больницу с подозрением на рак, ты думаешь, она могла помогать мне в воспитании сразу троих? Ты думаешь, мы могли предположить, что её организм не выдержит и начнет самоуничтожаться, когда решились на третьего ребенка?
— Я не знаю, я просто ребенок, дядя! — стыдливо крикнула Чарли. — Извините, я не подумала об этом.
— Ты вообще мало думаешь прежде, чем что-то сделать, Чарли, — добавил Уильям.
— Эй! Я же не знала всех этих подробностей! Ваши дети рассказывали мне про болезнь тети Сары, но я никогда не думала о том, каково было вам, — призналась девочка.
Афтон тяжело вздохнул и продолжил:
— Я проводил больше времени в стенах больниц, чем за их пределами. Я надеялся на то, что моя жена поборет рак, что она сможет вернуться со мной к нашим детям, и мы вновь заживем счастливой жизнью. Я каждый день старался убедить её в том, что ещё не всё потеряно, что я накоплю денег на операцию, и её излечат… Но она постоянно смиренно вздыхала в ожидании своей смерти. Она сдалась. Смирилась со своей ситуацией. А я не мог. Я не мог представить свою жизнь без неё… 28 июня 1982 года мне сообщили, что она умерла, — голос Уильяма окончательно потерял всякую жизнерадостность. Шарлотта мрачно нахмурилась и скомкала подол юбки, не находя, что сказать.
— Вы сильно любили её?
— До гроба, — кратко ответил Афтон. Он прокашлялся и пробубнил: — Я был… сам не свой. Я не мог найти в себе сил принять тот факт, что моей Сары больше нет со мной. Я не терпел всех этих лиц, приходивших ко мне с сожалениями и пожеланиями побыстрее оправиться, ведь никто из них по-настоящему не понимал, каково это — потерять свою единственную. Мне нужно было время, я оставил детей у Генри в надежде, что тот присмотрит за ними, но что в итоге я получил? Нравоучения от человека, который не понимает ничего! Он не чувствовал боль утраты, он не растил троих детей в одиночку, и он не старался понять меня! Как будто, кроме его любимой Чарли, для него не существовало ничего в этой жизни!.. — Уильям остановил себя и косо взглянул на девочку, с сочувствием глядящую на него. Шарлотта не знала, что ему ответить: она не могла найти оправдание действиям её отца. Афтон отдышался и продолжил: — Мне пришлось выйти из депрессии раньше, чем я планировал. «Дети же нуждаются в родительской опеке!» — твердил мне одно и то же Генри. А я этого не понимал?! У меня было два ребенка до того, как этот баран решил завести со своей женой, сбежавшей от него в шоу-бизнес, малыша! Ему было около 25 лет, а мне — почти под 40! Не зря люди придумали: «Яйца курицу не учат», так в чем была его проблема просто помолчать и позволить мне самому разобраться в своей ситуации?!
— Дядя Уильям, выбирайте слова, пожалуйста, — вырвалось из груди Шарлотты. Она понимала, что ситуация Афтона была на самом деле трагичной и ужасающей, но девочка не могла стерпеть, когда её отца поливали грязью. — Папа просто хотел, чтобы вы побыстрее начали жить настоящим, а не воспоминаниями об ушедшей жене.
— Он мог дать мне хотя бы две недели на размышления, на принятие факта, что её больше нет со мной, но — нет! Нужно с утра до вечера говорить мне о «бедных детях, оставленных без присмотра»! А я не был бедным человеком? Меня нельзя было хоть немного пожалеть?! — возмущался Афтон. Он снова отдышался и резко затормозил. — Выходи.
— Куда мы… Мы вернулись обратно?! — испугалась Чарли.
— Выходи, я сказал, — приказал Уильям, захлопнув за собой дверь.
Шарлотта замешкалась. «Если я запру двери и останусь в машине, у меня есть шанс от него спастись!.. Хотя, кого я обманываю, этот мир ненастоящий. Он сможет добраться до меня, просто щелкнув пальцами», — Чарли открыла дверцу и спрыгнула на асфальт, прямо в центр огромной лужи. Девочка недовольно рыкнула и, прикрыв голову от дождя, большими шагами дошла до Афтона, стоявшего возле пиццерии и смотрящего на неё, не моргая.
— Какая интереснейшая ситуация! Вроде бы мы основали это место вместе, а называется оно почему-то в честь персонажа, созданного твоим отцом! — рассмеялся Афтон. — И ни слова про то, что я тоже участвовал в постройке этой пиццерии!
— Ну, про вас с папой писали в газетах, а называется заведение так просто потому, что Фредбер — солист и лидер группы. Вы же тоже назвали свою пиццерию в честь Цирковой Бэйби, — попыталась разъяснить ему Чарли.
— Я читал все эти газеты, я слышал это оправдание миллионы раз, но почему-то я всё равно чувствовал себя лишним. Будто бы всю мою работу просто взяли и вычеркнули, оставив только твоего ненаглядного папашу! — бешено скалился Афтон, посмеиваясь. — Да и вообще! Про твоего отца столько писали! Какой он хороший, прям божий дар! А меня поливали такой отборнейшей грязью, будто я лично что-то сделал этим журналюгам! «С причудой! Больной! Выглядит, как маньяк!» Да! — вскрикнул Уильям. — Я выгляжу так! Да! Я страдаю психическим заболеванием! Но это не значит, что я ужасен! Это не значит, что я плохой! Не значит, что им можно так безнаказанно очернять моё имя!
— Вы били Майкла, — шептала Шарлотта. — Вы изводили Кэсседи и ни во что не ставили Лиззи… Вас можно назвать хорошим человеком?
— Они… Они вынуждали меня! — безумным голосом говорил Афтон. — У меня был огромный стресс, я работал не покладая рук, а они вместо того, чтобы войти в мое положение и немного помолчать, начинали закатывать истерики, драться, ссориться! И когда я просил хоть немного уважения к самому себе, когда я им показывал, как мне важен мой проект, что они делали? «Давайте пойдем к дяде Генри», — вот, что они говорили мне. Они постоянно убегали от меня к Генри! Как будто это он ухаживал за ними с самого их рождения, словно бы это он горбатился ради их достатка и того, чтобы у каждого была отдельная комната, новая одежда и разнообразное питание! А я оставался один, никому не нужный и никем не любимый.
— Майкл, Лиззи и Кэсседи любили вас, дядя, — оправдывалась за них Чарли. — Но они ожидали от вас хоть какой-то заботы и ласки. Вам следовало хоть немного проявлять к ним своё внимание. Быть может, тогда бы они и не ссорились, и не винили друг друга во всех смертных грехах. Вы же не думали, что они полюбят вас просто так?
— Скажи, если бы твой отец приходил уставший после работы и ему нужно было бы работать ещё по ночам, чтобы достичь своей цели: построить собственную пиццерию, ты бы стала кричать, дергать его? Может, материть?
— Нет, — понимая к чему ведет Уильям, ответила Шарлотта. — Я бы, наверное, молча составила ему компанию в гараже…
— Вот. А они… Они никогда не были рядом со мной, — проскрипел он. — Я пытался им показать, сказать, донести свою просьбу: быть более благодарными за то, что я делаю для них! Но они… Они воспринимали мои слова так, будто я принижаю их, отчего они только сильнее начинали злить меня и раздражать! Я видел, насколько просто живется Генри, насколько ему проще с тобой, насколько мои дети отличаются от тебя!.. Я не выдержал… Мои нервы не выдержали… Я открыл свою собственную пиццерию. Мои высокоинтеллектуальные роботы были ещё в процессе, и люди отказывались ходить ко мне, предпочитая «Обед у Фредбера», ту пиццерию, оставшуюся во владении Генри. Я понимал, что если я оставлю всё, как есть, я разорюсь и лишусь всего на свете… Я принял решение. Я сказал, что я испорчу репутацию этого заведения во что бы то ни стало. Ну, а потом… Первое: ты стояла одна на улице, где никого не было. Второе: кровь легко смылась бы каплями дождя. Третье: я был немного нервный, мне нужно было выпустить пар. Четвертое: я хотел отомстить Генри за всё…
— Как же вам повезло, что всё совпало именно так, как вам было нужно, — скрестив руки на груди и тяжело ворочая языком, сказала Шарлотта. — Я просто стала той, на ком вы решили выплеснуть свою обиду и кем вы решили очернить моего отца… Вы просто отыгрались на мне, как на какой-то вещи…
— Я никогда не воспринимал тебя, как вещь, — возразил ей Уильям. — Я вправду любил тебя как свою единственную племянницу.
— И вы всё равно сделали это, даже любя меня?
— Порой нужно переступать через свои принципы, чтобы достичь желаемого результата.
— Вот, как вы это называете… — обиженно буркнула Чарли. Афтон аккуратно уложил свою руку на плечо девочки, и Шарлотта рефлекторно скинула её, вспомнив о том дне.
— Прости, не хотел тебя снова напугать, — извинился Уильям, убрав руку. — Я же сказал, что не собираюсь тебе вредить.
— Кто вас знает? Вы мне говорили то же самое, когда желали «спасти от дождя», — нахмурилась Шарлотта, сделав шаг в сторону от дяди.
Мужчина вздохнул и продолжил:
— Я не хотел тебя оставлять так, возле мусорного бака, но я не знал, куда деть твоё тело. Я уже шел к машине, когда заметил твоего робота, долбящегося в дверь. Я позволил ему выйти наружу и скрылся в своем автомобиле, проводя взглядом твоего «любимого Марионетку».
— Он вам не нравится, не так ли? Это потому, что он напоминает вам ваш подарок?
— У Генри редко появлялись оригинальные идеи, поэтому я не был удивлен, когда узнал в этой кукле того черно-белого клоуна.
— Иначе говоря, вы ревновали подарок моего отца к вашему? — истолковала его слова Шарлотта.
— Я не ревновал! — бодро отозвался Афтон, сверкнув убийственным взглядом.
— Поняла, поняла, я извиняюсь! — криво улыбнулась Чарли. Шарлотта не была зла на дядю: сил не было злиться. Уже прошло столько лет с момента её смерти, за такой огромный срок она успела выплакать все свои слезы и смириться с тем, что она мертва. На этот факт пускай и хочется, но очень трудно обижаться длительное время: никто и никогда не сможет вернуть ей то, что однажды отобрал дядя, так смысл горевать понапрасну.
Уильям недовольно дернулся и вещал дальше:
— После твоего убийства у нас в доме всё стало ещё хуже: Кэсседи бесконечно ревел, Майкл доводил его, Бэт… Элизабет просто была опустошена. Я не мог выдержать этой атмосферы, потому я решил ненадолго съехать в свою пиццерию, где я продолжил работу над маскотами. Между тем меня донимали звонки из полицейского участка: твой отец никак не мог успокоиться.
— А вы бы успокоились, если… Ладно, не актуальный вопрос.
Уильям хмыкнул:
— Меня раздражали их попытки доказать мою вину, потому я решил, что одним трупом нельзя ограничиваться, — продолжал Афтон, как ни в чем не бывало. — Нужно было добиться полного закрытия этого заведения и, если повезет, засадить твоего отца в тюрягу на долгие годы, — Шарлотта гневно рыкнула, но Уильям продолжил, словно ничего не услышал: — Я пробрался в заведение и сломал костюм Фредбера, надеясь, что один из рабочих застрянет в нем и умрет.
— Какой вы добрый, — саркастично сказала девочка.
— Здесь дело было не в доброте, а в деньгах и в тюремном заключении, — объяснял Уильям. — Я и так слишком долго работал над тем, чтобы психиатр не заподозрил во мне психопата-убийцу, я не был готов садиться на длительный срок и всего лишиться только из-за Генри!.. Я добился своего, но жертвой моей ловушки стал не кто иной, как мой собственный сын.
— На смерть которого вам было плевать с высокой колокольни! — добавила Шарлотта.
— Вовсе нет. Не напомнишь ли ты дату того дня, когда ты меня почти придушила? — с намеком спросил Афтон.
— Это было ночью, спустя два три-четыре после моего убийства, — предположила Чарли. — И что?
— Тогда я и узнал про одержимость и про ремнант, — объяснил Уильям. — Ты выплакала немало слез, пока торчала в теле куклы, не так ли?
— Зачем вы вообще тогда пришли в закрытую пиццерию? Забрать образцы моих слез?
— Я хотел забрать то, что принадлежало мне — костюм СпрингБонни, но ты мне помешала, — ответил Афтон. — Но, пожалуй, это было лучшим моим подарком с твоей стороны за всю мою жизнь. Я узнал, что можно жить даже после своей смерти. Просто не своем теле.
— И когда Кэсседи умер, вы уже знали, что он окажется заперт в костюме Фредбера? — вопросила Шарлотта. — А что, если бы его душа упокоилась в тот же миг?
— Не упокоилась бы, я знал это. Не зря я работал над этим, — самодовольно ответил Уильям.
— Работал над этим?!
— Ты думаешь, что после того, как я узнал, как обмануть смерть, я бы не захотел попробовать сделать это снова?
— И вы решили выбрать своего же сына в качестве подопытного?!
— Нет! Совсем нет! Я хотел помочь ему! — оправдывался Афтон.
— И как же?! Превратив его голову в кровавое пюре? — недопонимала Чарли. — Неужели вам не было нисколечко жалко Кэсседи!
— Именно потому, что мне было его жалко, я и сделал это. Я надоумил на это Майкла, а он выполнил. Пойми, Чарли, я не мог позволить им и дальше ругаться! Кэсседи бы в итоге просто сошел с ума, его забрали бы в психбольницу, откуда он бы никогда не вышел! А тут он оказался рядом со своей лучшей подругой, вдалеке от ненавистного брата и сестры, да и к тому же бессмертный! Разве в этом есть что-то плохое?
— Вы… Вы… Как вы вообще додумались до этой идеи?! Вы специально рассорили братьев, чтобы у Кэсседи появилось желание отомстить Майклу за всё, что тот сделал ему?! — злобно вопрошала девочка. — Как вам не стыдно?! Как вы можете говорить об этом с улыбкой!
— На самом деле, я думал, что он закрепится за телом просто так, — признался Афтон. — Я тогда ещё не знал, что душе нужен повод, чтобы отказаться от упокоения. Зато Кэсседи оказался рядом с тобой, в своем любимом заведении…
— Которое вскоре закрыли из-за наших смертей, — добавила Чарли.
— Вот именно! Мою пиццерию сделали главным достоянием города! — вспоминал Уильям с любовным придыханием.
— Как бы сдержать себя от того, чтобы выцарапать вам глаза…
— Тише, я рассказываю историю! — приказал ей Афтон, продолжив: — Я долго изучал твой ремнант и рассуждал над тем, зачем он вообще нужен. Опробовав его на мертвом цветке, я заметил уже спустя неделю в нем небывалую силу и прочность, которой он никогда не обладал. Я понял, что «ремнант» — это источник жизни, другими словами, лекарство от смерти! Я прозрел в тот же момент: пускай мои дети и не любили меня так, как я их, я не мог допустить того, чтобы они покинули меня навсегда. Сара бы точно не простила меня. Я принял решение: я наполню их ремнантом, и тогда они никогда не покинут своего отца! Они полюбят меня за то, что я сделал для них, они начнут уважать меня! Забудут про Генри и про все смерти, произошедшие в прошлом! Именно тогда я и улучшил Бэйби и оставшуюся тройку.
— Вы хотели использовать ремнант невинных детей, чтобы сделать себя и своих детей бессмертными? Учитывая, что Кэсседи вы уже убили… — с недоверием к этой идее спросила Чарли.
— Даже учитывая то, что Кэсседи был внутри Фредбера, он оставался на земле. Мою логику это никак не опровергает, — отмахнулся Уильям, развернувшись спиной к пиццерии. Шарлотта обернулась.
На противоположной стороне от них возвышалось здание с красочной вывеской «Пиццерия Цирковой Бэйби». Чарли удивленно раскрыла рот.
— Подождите, но это здание стояло за несколько десятков километров от «Обед у Фредбера»! — воскликнула девочка.
— Следуй за мной, — поманил её за собой Уильям. Шарлотту передернуло от этой фразы, но она смиренно зашагала вовнутрь закрытого заведения, полного роботов-убийц и мертвых тел.
Она никогда не была в этом месте, и оно показалось ей красочным и интересным. В интерьере преобладали нотки модернизма, никаких пустых украшений и бессмысленных цветов: как говорят, простенько, но со вкусом. У Чарли не сложилось какого-то четкого мнения об этом месте, она не могла разглядеть больше половины зрительного зала, но у неё почему-то создавалось ощущение, что он не сильно отличался от кафе из души Лиззи.
Главным же элементом был вовсе не интерьер, а маскоты этого заведения, выстроившиеся в ряд на сцене и приготовившиеся к выступлению. Шарлотта плавно переводила взгляд от одного аниматроника к другому, пока её глаза не встретились с голубыми очами медведя. ФанТайм Фредди был выключен, но всё равно наводил на девочку жути, будто он просто притуплял внимание Шарлотты прежде, чем накинуться на неё и захлопнуть внутри себя навечно.
Но несмотря на страх и плохую ориентацию в пространстве, Чарли чувствовала небывалую легкость, словно из её тела вытащили все кости и мясо, оставив только внешнюю оболочку. Шарлотта оглядела себя и заместо своих рук увидела тряпичные пальцы Марионетки. Девочка от неожиданности взвизгнула и вспорхнула над полом, повернувшись к улыбающемуся Уильяму.
— Это вы сделали?
— Нет, это твоя душа изменилась, — объяснял ей Афтон. — К тому моменту, как эта пиццерия полноценно заработала, ты уже несколько месяцев торчала в теле твоей любимой куклы.
— Но вы ни капельки не изменились, — облетела его Шарлотта, заглядывая в глаза.
— В моей жизни произошло не так много, чтобы я мог кардинально поменяться, — пожал плечами Уильям. Он отошел к сцене и взглянул на Бэйби, ласково улыбающуюся ему пустыми, роботизированными глазами. — Ты знаешь, что здесь произошло. Мне не нужно тебе объяснять, что я чувствовал в тот момент, когда Лиззи оказалась внутри моего творения.
— Я надеюсь, что вы сильно горевали и корили себя за то, что сделали, но что-то подсказывает мне, что это совершенно не так, — с укором отвечала Чарли.
— Ты знаешь, я не думал, что так выйдет. Я и вправду горевал первое время, пока я не узнал, что Бэт привязалась к Бэйби, — рассказывал Афтон. — Я думал, что ей понравится такая жизнь: всегда на публике, вокруг люди, которые тебя обожают. Всё, что нужно для счастья такой девочки, как Элизабет. Но она почему-то только плакала и просилась домой. Я не понимал, что я сделал не так…
— Может, не стоило заключать маленького ребенка в робота-убийцу, высасывать у него весь ремнант, а после складировать в бункере под землей, как какую-то вещь? — Шарлотта недовольно сложила руки на груди, и Уильям неуверенно пожал плечами.
— Кто знает. В любом случае с каждым днем она всё меньше могла контролировать себя, что делало мой план несколько… провальным. Я не мог допустить того, чтобы Элизабет сошла с ума, но и спуститься к ней я не мог: я не был готов к этому, поэтому я…
— …заставил Майкла сделать за меня всю грязную работенку, потому что он ужасно похож на меня и, в случае чего, эти тупые роботы подумают, что они убили меня, а не моего сына. Так ведь? — пересказала его мысль Чарли.
— Ты дашь мне говорить? — девочка демонстративно закрыла рот на замок, и Уильям смущенно продолжил: — Ну, в общем-то, ты сказала всё за меня. Я надеялся, что в случае смерти Майкла он останется вместе со своей сестрой, составит ей компанию, и тогда они станут счастливы, но всё пошло ещё хуже. Я не знал, что мои творения захотят не просто выбраться наружу, но и сделать это с помощью тела Майкла. Я видел, что случилось, по видеокамерам и понимал: если Майки придет домой и обнаружит меня, то, скорее всего, прикончит. Я успел опробовать ремнант на себе, но я не был готов проверять свою «живучесть» на практике. Мне пришлось оставить дом и переселиться на некоторое время в съемное жилище. Я не успел забрать ничего из моих записей, да и о новых подопытных едва успел расписать…
— Когда вы умудрились отправить Майкла на верную смерть и убить ещё четверых детей? — поражалась девочка.
— У меня был очень плотный график, Чарли. В конце концов мои наблюдения за вами, мои походы в пиццерии и все эти смерти привели к тому, что Кэсседи и остальная четверка взбунтовались против меня. Я понимал, что эти души ничего мне не сделают, но я не мог упустить свой шанс на перерождение.
— Вы имеете ввиду вашу смерть в костюме СпрингБонни? Нутром чуяла, что вы сделали это нарочно!
— Ещё бы! Ты думаешь, что я настолько глуп, что решил от страха залезть в прогнивший, влажный костюм, который создал собственноручно и работу которого я знаю на все сто процентов? — Шарлотта неуверенно пожала плечами, и Уильям продолжил: — Это было больно всего на мгновение. Дальше лишь болевой шок и тихая смерть. Неокончательная, но всё же смерть.
В глазах Марионетки вспыхнули ошибки. Шарлотта потрясла головой в воздухе, будто пытаясь выбросить их из своего чипа, и после успешного избавления от красных надписей осмотрелась: «пиццерия Цирковой Бэйби» пропала, на её месте оказались старые зеленые стены и потрескавшиеся лампы, мигавшие с такой огромной частотой, что глаза девочки заболели через секунду. Она отвернулась от лампочек, и перед своим лицом Чарли лицезрела искаженную морду СпрингБонни, скрывающую под собой изуродованного Уильяма Афтона. Девочка отлетела от него со скоростью света и вжалась в стену, отходя от испуга.
— Зачем же так резко!
— Просто веселюсь, — хрипел голос Афтона. — Ты знаешь, Чарли, я могу долго тебе описывать причины моих действий и их предпосылки, но тебе незачем слушать это. В конце концов всё, что тебе стоило знать, ты узнала! А дальше мы повторяли одно и то же!.. И то же!.. И то же! — проговорил Уильям, меняя свою оболочку с одного СпрингБонни на другого. Шарлотта также чувствовала изменения в своем теле: сначала она стала фантомом, затем Левшой и в конце концов пришла к своей последней версии — ГлэмРок Фредди. — Это надоедает…
Уильям окончательно лишился своего тела, представ перед девочкой в образе растекавшейся тени черного кролика с обезображенным лицом и когтистыми руками.
— Так может пора было бы уже сдаться, дядя? — предложила ему Чарли. — Неужели вечная жизнь в этом дряхлом куске металла стоила того, чтобы всё это начинать? Все эти убийства? Почему вы не могли закончить на мне?..
— Сдаться? Нет, нет, нет! События только начали принимать тот ход, который мне нужен! Сама посуди: мои дети сплотились, ты снова можешь помогать людям чувствовать себя лучше! Да даже твой отец может делать то, что он умеет лучше всего: поддерживать дисциплину!
— По-вашему, это та жизнь, о которой мечтали ваши дети и остальные? — фыркнула девочка. — Теперь мне очень понятны слова Старика Последствия!
— Кого?
— Вы сделали нас с папой виноватыми во всех ваших несчастиях, хотя мы просто пытались жить счастливо друг с другом! Вы завидовали успеху моего отца, вы злились на то, что ваши дети не слушаются вас, из-за вашей оскорблённой гордыни вы пошли на ужасные преступления, просто чтобы люди заметили вас, погладили по голове и сказали: «Вау! Вы самый лучший!» Вы не могли даже представить того, что ваши дети могли нуждаться в любви и заботе так же, как и вы! И да, это ваша родительская обязанность — обеспечивать и содержать ваше чадо! Они не обязаны за это повиноваться вам, как собаки! — кричала на него Шарлотта. — Естественно, они считали моего папу лучшим! Потому что он хоть пытался их любить! А где были вы?! Строили планы по превращению своих детей в монстров?!
— Я работал ради них!..
— Но для чего нужна эта работа, если вы даже не интересовались, хотят ли ваши дети жить так! Хотят ли они страдать и исправлять ваши оплошности!
— Чарли, послушай меня, — вполголоса говорил Афтон. — Я понимаю, как это может выглядеть со стороны. Могу ли я тебя спросить об одной вещи?
Шарлотта с недопонимаем покосилась на Уильяма, вздохнула, выдыхая свой гнев, и неуверенно кивнула.
— Скажи, если мои дети, твои друзья и твой отец такие хорошие, почему те мысли лезли в твою голову? Почему твоя агония заключалась лишь в том, что твои родные и близкие разочаровываются в тебе, кричат и возмущаются? — вопрошал Уильям. Чарли, не найдя, что ответить, отвернула голову, и Афтон, усмехнувшись в руку, продолжил: — Ты боишься осуждения с их стороны, не так ли? Но откуда взялся этот страх? Неужели кто-то из них когда-то тебя за что-то осуждал?
— Почему вас интересует это? — понурым голосом спрашивала Шарлотта.
— Я просто хочу понять тебя. Люди же стремятся разобраться в проблемах, которые тяготят душу своего родственника или близкого друга, правда ведь? Тебя же все спрашивали о том, что тебя беспокоит, не так ли? — этот вопрос раной отразился на душе Чарли. Она отвернула голову и сохранила мертвое молчание, которое прервал смешок Уильяма: — Неужели? Никому не было дело до твоих переживаний?
— Не было времени на разговоры, — оправдывалась Чарли. — Мне нужно было спасать души своих друзей, а не болтать о своих переживаниях. Да и они несильно отличаются от их собственных.
— Или же ты просто знала, что тебе не к кому обратиться? — ехидно спросил Афтон, обойдя душу девочки по кругу. — Мои дети все страдали одинаково из-за их «плохого папки», но каждый из них нашел, что тебе рассказать. Но хоть один из них поблагодарил тебя за то, что ты их привела в чувство? «Спасла» от меня? Хотя бы жалкое «спасибо» произнес? Признай хотя бы тот факт, что твой собственный отец в первые же секунды после вашей встречи нагрузил тебя своими проблемами, а не спросил тебя о том, как твои дела.
— Папа хотел объясниться передо мной. Он винил себя в моей смерти, потому он искал прощения…
— Именно! Он искал прощение для себя! — продолжал Уильям. — Но что насчет тебя? Хоть кто-то из этих «драгоценных» душ спросил тебя, каково тебе было всё это время существовать в одиночку? Хоть один человек расспросил тебя про ежедневную слежку и возможность быть пойманной мной? Сделал ли кто-то из них что-то для тебя?
— Габриэль, он…
— Он спасает своего брата, не более того, — отрезал Афтон. — У каждого есть свои причины, по которым он делает сейчас то, что считает правильным, но ни один из них не желает помочь тебе, человеку, что буквально даровал им второй шанс! Возможность поквитаться со мной! Мои дети хотят уничтожить меня, твои друзья хотят отмщения, твой отец — прощения, а чего желаешь ты? Помочь им? Людям, которые предпочли жить одной лишь ненавистью ко всему живому?
— Только к вам…
— Нет! Нет, нет, нет! — возразил Уильям. — Ты забываешь о тех невинных людях, что стали жертвами той четверки! Кто-то из них — калеки, а кто-то — на том свете! И ты хочешь сказать, что им стоит помогать? В чем же тогда наше с ними принципиальное отличие? То, что они группа, а я — один?
— Чего вы пытаетесь добиться? Хотите, чтобы я отказалась им помогать? Чтобы кинула на произвол судьбы и сдалась вам? — не выдержала Шарлотта. — Говорите прямо, прекратите этот разговор.
— Он делает тебе больно, не так ли? Такова твоя судьба, Чарли, — быть психологом для тех людей, которым никогда не будет дела до твоих переживаний, — мужчина потрепал девочку по голове и уложил свои руки ей на плечи, продолжив более мягким и теплым голосом: — Я хочу сказать тебе спасибо за то, что выслушала мою историю. Я понимаю, что она ничего не изменит для тебя, ты будешь меня ненавидеть до конца жизни, но я хочу поблагодарить тебя за то, что ты стала единственной, кто готова была слушать и слышать мои слова.
— Вас никто до этого не слушал?..
— Не думаю, что кто-то вообще находил мою болтовню интересной.
— Бросьте! Ванесса вас слушала и очень внимательно! — вкрадчиво произнесла Шарлотта. Она и сама не поняла, с чего у неё появилось желание успокоить своего убийцу, но избавиться от него у девочки не было сил.
— Она слушала не меня, а часть моей души. Он никогда не рассказывал ей мою подлинную биографию.
— В любом случае, я понимаю, что вы хотите вывести меня на слезы, раздобыть мой ремнант, но я не позволю вам сделать это. Ваша история и вправду ужасна, но это не дает вам право бить, унижать, использовать и убивать людей, в особенности маленьких детей! — глухо отвечала девочка, отворачиваясь от Афтона. — Только я не понимаю одного: почему вы решили действовать со мной мягко, а не силой, как с моим отцом?
— Я не хочу причинять тебе боль, Чарли, — ответил Уильям, пожав плечами. — Ты — мой трофей, а люди свои награды берегут как зеницу ока.
— С чего я удостоена такой чести? — недопонимала девочка.
— Ты та, кто может мне помочь в осуществлении моего плана! Майкл тебе говорил о воскрешении, не так ли?
— Я не собираюсь воровать детей, чтобы пересаживать в их тела наши души! — запротестовала Шарлотта, вырвавшись из хватки когтистых лап. — Я слышала о ваших экспериментах! Эти несчастные дети чуть не забыли свой характер и индивидуальность!
— Это потому, что переселение требует постоянной ремнантной подпитки, которую можешь дать только ты, — объяснил ей Афтон, взяв Чарли за руки. Её пальцы мгновенно обожгло слоем токсинанта, и пластик начал медленно тлеть, выпуская облака ремнанта. Девочка прижала к себе руки, и Уильям довольно вдохнул в себя пар, мгновенно закашлявшись.
— Ух! Ядрёная вещь! — радостно воскликнул Афтон.
— Так и знала!..
— Прежде, — перебил её Уильям, — чем делать какие-либо выводы, позволь мне объяснить мой план. Ты говоришь, что эти дети не могут упокоиться из-за меня, не так ли? А я не смогу упокоиться, пока этого не захочу! Иначе говоря, ты и твои друзья так и останутся на Земле до скончания времен. Скажи, зачем вам торчать в бестелесных оболочках, если у вас может быть ещё шанс на повторную смерть?
— Вы предлагаете нам дожить жизнь в другом теле, второй раз умереть, но при этом не закрепляться за каким-либо роботом? Я вас правильно понимаю? — уточнила Шарлотта. — А если мы вас сожжем? Сожжем до основания?
— Ты думаешь, наши с тобой чипы просто так оставят люди из «Фазбер Интертеймент»? Даже если они сгорят, то моя душа просто не согласиться покинуть Землю. Я смогу найти ближайшего целого робота, благо в комплексе их полно, и сбежать отсюда, — сказал обыденно Афтон. — Но твоя идея — именно то, что вам нужно.
— Я не хочу отбирать у других людей возможность жить.
— Сама подумай, многие подростки кончают со своими жизнями от нечего делать, а вам эти тела могли бы помочь. Кто-то бы из вас наверняка сразу бы покончил с собой — какая разница? Владелец этого тела изначально не хотел жить! Кто-то бы решил прожить чужую жизнь — да пожалуйста! Тот человек отказался от всех земных благ, но почему бы вам не принести радость в родительское сердце и не дать им возможность видеть своего сына или дочь дальше просто немного с другим характером? — Чарли не могла отрицать, что Уильям говорил весьма заманчиво. Она никогда не смотрела на самоубийства с такой точки зрения.
— Думаю, кто-то из ребят и вправду нашел вашу идею привлекательной… Даже если я соглашусь, как мы будем находить будущих самоубийц, чтобы вовремя менять в них душу? Да и вы целую ночь гонялись за Грегори в надежде на высасывание из него ремнанта, как я могу быть уверенной, что вы не захотите в мое отсутствие убить ещё нескольких детей? — Шарлотта сопротивлялась этим мыслям, она не хотела идти на подобное, но её разум твердил ей одно и то же: «В этом есть смысл».
— Грегори же не желал жить, я прав? Он пришел в «Пицца-Плекс» явно не для того, чтобы после вернуться к своей прежней детдомовской жизни.
— Откуда вы…
— Его друзья говорили о нем. Я знал изначально, что он тут делает и хотел лишь помочь — соединить их в ином мире, но ты опять влезла со своей «помощью».
— Вы говорите так, будто уберегать человека от смерти — это что-то незаконное.
— Просто бессмысленное в контексте ребенка, которому некуда идти и нечего терять, — Уильям вздохнул и продолжил свою тему дальше: — Дети мне нужны были для моих «экспериментов». Я узнал всё, что мне было нужно, так что я не вижу смысла в дальнейших убийствах. А самоубийц не так уж трудно найти: выбираешь любого подростка в возрасте от 14 до 18 лет из неблагоприятной семьи — вуаля! — будущий труп.
— Вы так говорите, будто каждый подросток желает лишь быстрее оказаться на том свете, — бурчала девочка.
— Статистика удручает… — кратко ответил Афтон.
— А что вы скажите про амальгаму? Вы чуть не превратили моих друзей в однородную массу! — напомнила ему Чарли. — А что вы сделали со своими детьми?! Что с моим папой!
— Это тоже были эксперименты. Я вижу по твоему недовольному лицу, что они тебе не нравились, но я просто хотел узнать побольше о свойствах душ и ремнанта, — объяснялся Уильям. Шарлотта с недоверием покосилась на него, и Афтон тяжело вздохнул: — Хорошо, ты мне можешь не верить, но я хочу, чтобы ты хоть немного подумала о себе. Неужели ты и дальше хочешь тащить за собой все эти неблагодарные души?
— Они не…
— Они неблагодарные, Чарли! Ты столько работала ради них, одна, без чьей-либо помощи со стороны, чтобы даже здесь, в их душах, снова спасать их от них же самих?
— На моей стороне был Марионетка, Фредди…
— Заметь, они — просто роботы, выполняющие команды. Это не люди, они не стали бы помогать тебе по доброте душевной. Они просто чувствовали твой ремнант и подчинялись его влиянию.
— Это ложь! — воскликнула Шарлотта. — Их чипы помогали мне! Они сами! Я никем из них не управляла!
— Так же, как ты «не управляла» эндоскелетами, что чуть не разорвали на части Луну?
Перед глазами вспыхнули картинки того дня: Энтони — мальчик, увидевший призрака-Шарлотту; агрессивно настроенный Луна, обиженный поведением мальца; закулисья театра; эндоскелеты, появившиеся из ниоткуда и напавшие на детского воспитателя. Чарли отвела глаза в сторону и мрачно сомкнула брови от осознания того, что она едва не прикончила своего друга просто одним лишь желанием защитить маленького мальчика.
— Мы с тобой не такие разные, Чарли, — подал голос Афтон, вновь уложив свои руки на плечи девочки. — Мы оба стараемся сделать что-то для других, но наши способы их не устраивают. Они считают тебя слишком мягкой, меня же — слишком жестоким. В одиночку никто из нас не сможет помочь этим несчастным детям. Да, я признаю, что я совершил ужасные поступки, но я готов помочь им найти свой путь к упокоению. Просто нужен тот, кто будет морально помогать им. Мне нужна душа компании. Тот человек, вокруг которого всегда будет приятная атмосфера, кто поможет справиться со страхом перед неизвестностью. Иначе говоря, мне нужна ты.
Девочка нахмурилась и приобняла саму себя. В голове мелькали мысли: одни из них кричали о том, что это ловушка, а другие говорили, что в словах дяди есть смысл. Шарлотта боялась принять его предложение, но и отказываться не спешила. «Это же поможет другим, верно?.. Все эти души хотят же упокоения любыми способами, не так ли?.. У дяди есть знания, он понимает работу ремнанта и переселения душ… У меня же есть силы, которыми я не знаю, как пользоваться… Но… Скольких людей он лишит будущего ради собственного бессмертия?.. — размышляла Чарли. — Хотя, если эти люди и сами не хотят жить, то почему бы не отпустить их, заняв их место?.. Однако, простят ли меня за то, что я вступлю в сделку с дьяволом?.. Ни отец, ни остальные не смогут принять мой выбор…»
— Я понимаю, ты боишься разочаровать их, — вклинился в раздумья Чарли Уильям, — но не пора ли думать не только о их мнении?
Афтон протянул свою руку Шарлотте.
Девочка тяжело вздохнула, собралась с силами и приняла решение…
Примечания:
ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
(крик души автора, чьи руки трясутся от бесконечного клацанья по клавишам)
Во-первых, здравствуйте, я со старым оформлением приветствую вас. Во-вторых, если вы нашли ошибки в этой главе, прошу не бить меня тапками, потому что я пыталась максимально проверить каждое слово, но могла за чем-то не уследить. (мои глаза похожи по цвету на алое вино, но это ладно)
Большое спасибо всем тем, кто остается со мной и ждет новую главу. Надеюсь, мотивация моего Уильяма никому не показалась кринге :`)
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.